Сокровища любви

Глава 10

Айрин прекрасно чувствовала себя в доме Габриэль, которая раньше полудня не покидала своей спальни. По утрам девушка шла в отель и забирала почту с указаниями от Грегори, которые он оставлял для нее вплоть до отъезда из Парижа. Он не догадывался, что она уже переехала в другое место. Айрин старалась избежать встреч с ним до Лондона. Выполнив его поручения, она писала отчеты на бланках отеля и оставляла их на его имя. Каждый раз, запечатывая для него письмо, она слегка усмехалась про себя.

Иначе обстояло с письмами, которые Айрин писала Софии. Особенно трудно далось ей первое письмо, в котором она сообщала, что будет работать с Грегори по заданию Фаберже. София не догадывалась, что падчерица узнала о ее романе с Грегори Барнеттом в Ницце, поэтому девушка упоминала его имя нейтрально. София тепло поздравила Айрин с назначением. В ее письме не было и намека на чувства, которые она, вероятно, испытывала, узнав эту новость.

Не теряя зря времени, Айрин сразу принялась за эскиз будущей броши из изумрудов, которые ей подарила Габриэль. Рисунок, выполненный во всех деталях, она решила показать Артуру Лукасу, договорившись о встрече. У него дома была собственная небольшая мастерская, и он пообещал сделать брошь в минимальные сроки.

— Дайте мне две недели, мисс Айрин, — попросил он.

— Я как раз в это время собираюсь вернуться домой, в Лондон.

— Не беспокойтесь, к этому времени брошь будет готова, — заверил ее Артур.

В этот же день Габриэль потащила ее по магазинам, не обращая внимания на ее бурный протест.

— У меня и так достаточно разных вещей, — возражала Айрин.

— Ерунда! — ответила бабушка. — У женщины не может быть слишком много платьев и шляп. Так думают только мужья. Они пытаются убедить женщин, что тряпки — это пустяки и не стоит тратить на них деньги. Я больше не желаю видеть тебя в траурном платье. При мне больше не надевай ничего черного. Носи все яркое, красное или светлое. Этим ты только подчеркнешь светлую память об ушедших от нас близких людях. Я лично всегда так поступаю. Если уж носишь черное, то это должен быть верх элегантности. На черном особенно красиво смотрятся золото и бриллианты. Однажды я надела на скачки в Лонгшане черное платье, а над головой держала светло-желтый зонтик. Знаешь, какой был фурор? С тex пор сочетание черного и желтого вошло в моду.

Габриэль всегда с юмором рассказывала о своих приключениях. Она знала кучу историй из мира полусвета, порожденного декадансом в период падения Французской империи, на обломках которой расцвел этот мир, где царили блеск, роскошь и чувственность, привлекавшие в Париж со всех концов света самых богатых и самых знатных мужчин. Габриэль с гордостью подчеркивала свою принадлежность к этому сомнительному кругу. Скандалы и интриги, роскошь, чувственность, алчность ну и, конечно, радость жизни — вот та атмосфера, которой была пронизана ее жизнь. Одного из своих любовников, французского аристократа, она настолько измотала своей неукротимой страстью, оказавшейся опасной для его здоровья, что его жена попросила прекратить эти встречи. Габриэль на этом не остановилась. Видя, как он задыхается и краснеет на любовном ложе, она — по согласию с его женой — нашла ему менее пылкую девицу, чтобы пощадить его слабое сердце. Однажды ей пришла в голову безумная идея: одному страстно домогавшемуся ее поклоннику она сказала, что он может заниматься с ней любовью лишь до того момента, пока не прогорит двенадцатитысячная пачка банкнот. Он согласился, явившись к Габриэль с указанной суммой, и, не задумываясь, бросил в камин толстенную пачку денег. Габриэль также рассказала внучке об одной из своих соперниц, которая, опоздав на прием с участием принца Уэльского, сорвала с себя одежду: так она извинилась перед публикой, снискав этим не только прощение, но и всеобщее одобрение. Другая куртизанка, очень гордившаяся своей фигурой, находясь в России, во время банкета в честь казачьих офицеров преподнесла себя на блюде совершенно обнаженной. Однако эта история имела менее счастливый конец: царь выслал ее из страны.

Габриэль ни в грош не ставила современных куртизанок, считая, что раньше все было по-другому: другие масштабы, другие личности. Увы, Габриэль старела. Она даже не осознавала, что ее время безвозвратно ушло. Только двух куртизанок она считала равными себе: дочь испанского цыгана, известную под именем Красавица Отеро, и не менее экзотическую Диану де Шандель. Хотя она и ненавидела их за молодость и красоту, но все же приглашала в свой дом, когда те приезжали в Париж. Такие дамы могли украсить любое общество, но пригласить их вместе было немыслимо: они враждовали не на жизнь, а на смерть.

Айрин нравилось в доме Габриэль, которая регулярно устраивала в большом салоне вечеринки, обеды и разнообразные приемы. Кого здесь только не принимали: музыкантов и писателей, артистов, скульпторов, политиков, титулованных господ и даже особ королевских кровей. Все приглашенные женщины были необыкновенно красивы и привлекательны. Своим присутствием они оживляли общество, преимущественно мужское.

На этих вечерах всегда царила веселая непринужденная атмосфера. Тон задавала Габриэль. Она умела тактично, с улыбкой отказать человеку, не раздражая гостя. Ее забавляло, что некоторые из присутствующих мужчин не понимали ее свободолюбия. Габриэль делала все, что хотела и с кем хотела. Она не сердилась, когда кто-то пытался ее скомпрометировать, принимая Айрин за одну из куртизанок. Некоторые даже считали, что Айрин может занять место, которое в полусвете долгое время занимала сама Габриэль. Часто подобные замечания она просто пропускала мимо ушей и, будучи хозяйкой дома и пользуясь большим вниманием, снова ощущала себя молодой и блистательной. Она знала, что остальные куртизанки мечтали, чтобы о Габриэль все забыли, особенно ее заклятые противницы — Отеро и де Шандель. Именно они претендовали на ее «трон», и Габриэль не вынесла бы та кого позора. В собственных глазах она осталась все той же обнаженной прекрасной моделью, которая была изображена на ее картине в спальне.

Точно в назначенный день Артур Лукас вручил Айрин готовую брошь, выполненную по ее дизайну. В этот момент Айрин читала на веранде книгу, но, услышав о приходе Артура, отложила книгу и бросилась ко входу, чтобы самой открыть дверь. Одного взгляда на Артура было достаточно, чтобы убедиться, что мастер доволен своей работой.

— Скорее показывайте, — нетерпеливо воскликнула Айрин, всплеснув руками.

Он положил коробочку на стол и благоговейно развернул бумагу, в которую упаковал брошь.

— Вот! — проговорил он. — Что скажете, мисс Айрин?

У Айрин перехватило дыхание: это оказалось истинное произведение искусства. В Школе Эшби она пыталась работать по своим эскизам, но до такого мастерства ей было еще далеко. Когда она вынужденно прервала учебу, то решила сосредоточиться на дизайне, не помышляя о работе ювелира. То, что она увидела, потрясло ее. Кончиками пальцев она осторожно взяла в руки увесистую брошь. На фоне причудливой листвы из полупрозрачной эмали была изображена стрекоза с телом, усеянным великолепными изумрудами. Крылья из золотой нити, приводимые в движение с помощью задуманного дизайнером механизма, представляли собой шедевр ювелирного мастерства. Создавалось впечатление, будто это живая стрекоза, которая слегка помахивает крыльями. Затаив дыхание. Айрин приколола брошь к платью и бросилась к ближайшему зеркалу в вестибюле. Артур стоял рядом, любуясь своим произведением.

— Когда вы откроете собственное дело и вам понадобится ювелир, можете рассчитывать на меня, — сказал Артур.

— Когда-нибудь настанет такой день, мистер Лукас, — улыбнулась Айрин.

— Не затягивайте с этим. Я уже немолод, и зрение не то, что было, когда я работал у вашего отца.

— Не преувеличивайте, мистер Лукас. Вам еще далеко до пенсии.

— Я бы советовал вам, мисс Айрин, открыть свое дело по эту сторону Ла-Манша. Только здесь есть серьезные перспективы в нашей профессии. Да и жена не хочет возвращаться Англию, — добавил он.

По всему дому зазвучал бой часов. Наступил полдень — время, когда начинался день Габриель. Айрин моментально бросилась к лестнице, чтобы поделиться с ней радостью.

— Бабушка! Смотри, какую брошь сотворил мистер Лукас!

Габриэль остановилась в дверях: брошь ее поразила. Она почувствовала, что ее лицо запылало от зависти. С ней это случалось, когда она чего-то сильно хотела, но не могла получить. Ей вдруг захотелось забрать свой подарок, но она вовремя сдержалась.

— Да, это настоящий шедевр, — сказала она, с трудом преодолев свою слабость и показав себя достойной бабушкой. — Не помню, когда я в последний раз видела такую красоту. Поздравляю тебя, Айрин, и благодарю вас, мистер Лукас, за ваше мастерство. Вы подготовили счет за работу?

Она никогда не оставалась в долгу перед работниками, щедро расплачиваясь с ними. Этому научило ее нищенское детство, когда в карманах всегда было пусто. И совершенно иначе она относилась к богатым мужчинам, от которых получала все, что хотела.

В этот вечер Габриэль устраивала прием. Дом освещался десятками канделябров. Габриэль сознательно не проводила в дом электричества, считая, что электрический свет не украшает женщину. Гости были в вечерних нарядах. На верхней галерее над гостиной расположился оркестр. Звучала музыка. По этому случаю Айрин надела новое платье, сшитое по последней моде, из шелка кремового цвета с кружевами. Единственным украшением была новая брошь, которая мгновенно приковала к себе все взоры, как только Айрин появилась в зале.

Вдруг она почувствовала чей-то взгляд сзади. Оглянувшись, она заметила среди гостей Грегори Барнетта, который смотрел на нее мрачным и недовольным взглядом. Казалось, он только что появился в доме. В его глазах она прочла неприкрытую неприязнь. Кто-то обратился к ней с вопросом, но она его не расслышала, ощущая на своем затылке тяжелый взгляд Грегори и почувствовав, что сейчас он подойдет к ней.

— А что вы, черт побери, здесь делаете? — прошипел он ей прямо в ухо, стоя за ее спиной и почти скрежеща зубами.

— Меня пригласили, — быстро повернувшись, сухо ответила Айрин.

— Пригласили? Кто вас пригласил? — гневно спросил он, будто застал на месте преступника. — Неужели вы не понимаете, что вам здесь не место!

— Почему же? — невинным голосом спросила она.

— Вы находитесь в одном из самых одиозных домов Парижа. Все эти женщины не что иное, как продажные шлюхи. Их единственное различие в цене, за которую они себя продают. Ни один приличный мужчина не пригласил бы вас сюда. Сегодня я вернулся в Париж и позвонил в отель, где мне сообщили, что вы несколько дней назад выехали оттуда. Естественно, я предположил, что вы вернулись в Лондон. Если бы я знал, что вы откажетесь ехать со мной в Лондон ради кого-то, посмевшего пригласить вас сюда, я бы не допустил этого безобразия.

Айрин чуть не задохнулась от ярости. Как он смеет диктовать ей, с кем и где ей проводить время?

— Я не считаю нужным отвечать на ваши вопросы.

— Вам придется ответить, если вы собираетесь работать со мной и мистером Фаберже. Сомневаюсь, что кто-то из этих джентльменов пожелает встретиться с вами в салоне Фаберже, придя со своей супругой, и купить дорогую вещь из ваших рук.

— Вы собираетесь меня уволить, еще не начав со мной работать? — спросила она с вызовом.

— Пока нет. Даю вам еще один шанс. Одевайтесь, и я немедленно уведу вас отсюда.

Айрин не шелохнулась.

— Куда вы собираетесь меня уводить? — сердито спросила она.

— До ужина здесь пока далеко. Поэтому приглашаю вас в ресторан, а потом устрою вас в гостинице.

Айрин решила, что пора раскрыть карты.

— Мне не нужна гостиница. Я останусь в этом доме до отъезда из Парижа, то есть до послезавтра. Я должна сообщить вам одну важную вещь: Габриэль Роже — моя бабушка.

Грегори вытаращил глаза, потом прищурился. Он не поверил своим ушам. Не успел он опомниться от этого известия, как к ним пристала молоденькая блондинка с кукольным лицом и в платье со стеклярусом.

— Позвольте спросить вас, — без лишних предисловий выпалила она. — Я сгораю от зависти. Это Лалик, что надето на вас?

Айрин, оторопев, не поняла, чего от нее хотят.

— Что вы имеете в виду? — равнодушно спросила она.

— Ваша брошь? Это ведь Рене Лалик, я не ошиблась?

— Нет, это не Лалик.

Подскочившая к ним другая дама высказала свое мнение:

— Тогда это наверняка Фуке. Чудная вещь! Любая женщина здесь готова сорвать ее с вас.

— Вы обе ошибаетесь. Это Анри Вевер. Я узнаю его среди тысячи ювелиров, — раздался еще один женский голос.

Айрин имела все основания чувствовать себя польщенной: ее дизайн перепутали с работами таких именитых художников. Но ситуация все больше становилась неуправляемой. Дебют состоялся. Сбежались возбужденные дамы, облепив ее со всех сторон. Айрин почти задыхалась в густом аромате духов, пудры, помады. Женщины словно обезумели. Кто-то цеплялся за брошь, другие злились, что она не раскрывала имени дизайнера, обещая его не разглашать. Неизвестно, чем бы закончился весь этот переполох, если бы не подоспела Габриэль.

— Разойдитесь, милые дамы. Я вам скажу имя дизайнера, дайте ей только вздохнуть.

Расчистив дорогу, она провела Айрин сквозь толпу гостей, с любопытством рассматривающих ее. Грегори терпеливо ждал. Когда она поравнялась с ним, он обнял ее за талию и быстро вывел из зала. Габриэль горой встала в дверях, преграждая дорогу обезумевшим гостям, чтобы никто не увязался за ними. Выйдя в вестибюль, Айрин схватила накидку, которую служанка принесла из ее спальни. Они стремглав выбежали из дома и сели в первый попавшийся кеб.

— К «Максиму», — скомандовал Грегори и, сев рядом с Айрин, добавил: — А брошь советую вам снять, пока вас не разорвали на куски.

Откинувшись на спинку сиденья, Айрин взорвалась от смеха. Грегори тоже не удержался, и оба дружно расхохотались, вспоминая весь этот абсурд.

— Ну не безумие ли? — задала она риторический вопрос Грегори.

— Нет, обыкновенная алчность! — вздохнув, ответил Грегори, и вдруг выражение его лицо стало серьезным.

— Если так, зачем вы пришли в этот дом? — спросила она.

— Я давно знаком с Габриэль. Нас связывают, как вы понимаете, не интимные отношения. Друг моего отца, Луи Тиффани, когда-то взял меня под свою опеку. Я был тогда мальчиком и жил в Париже. Он-то и познакомил меня с Габриэль. С тех пор я стал бывать в ее доме вместе с Тиффани, когда позволяло время. По богатству, которым обладают Габриэль и Тиффани, они не уступают крупнейшим парижским богачам, посещающим салон графини де Лион. Эта дама, между прочим, оказывает большое влияние на французскую политику. Кстати, я собирался к ней сегодня заглянуть. После ужина можем пойти туда вместе, если пожелаете.

— Почему бы нет, ненадолго можно, — ответила Айрин. решив прояснить ситуацию. — Послушайте, я собираюсь сегодня вернуться к бабушке, у которой проживу до отъезда из Парижа, и ни в какой отель поселяться не собираюсь. Вы меня выманили из ее дома. Хорошо, я поужинаю с вами, но потом вернусь туда, когда закончится вечеринка.

— Я не собираюсь похищать ребенка, — насмешливо заметил Грегори. Короткая вспышка хохота сняла напряжение, которое было между ними раньше, в доме Габриэль, и он говорил более спокойным тоном. — Незадолго до этой свары с куртизанками я поговорил с Габриэль. Она мне сказала, когда вы уезжаете. На этот раз в Лондон мы вернемся вместе.

Айрин сжала кулаки. Этот человек диктовал ей свои условия, считая мо само собой разумеющимся. Ладно, только ради Софии она потерпит такое отношение к себе. К тому же ей предстояло работать с ним у Фаберже.

Кеб завернул на рю Руайяль.

— Приехали, — объявил возница.

Это здание Айрин уже видела снаружи, прогуливаясь по Парижу. Серый каменный дом с темно-красным навесом над входом, у которого стоял лакей в ливрее с золотыми пуговицами, был построен в восемнадцатом веке. Она слышала, что дом был недавно перестроен и заново отделан в стиле ар-нуво. Оживленная атмосфера эксклюзивного ресторана окружила их, как только они переступили его порог. Интерьер поражал роскошью и великолепием. В зале летели пробки от шампанского, звучала музыка. Больше всего Айрин удивила стеклянная крыша с растительным орнаментом — лимонами и апельсинами на фоне причудливой листвы, — выдержанным в изысканных приглушенных тонах. Их провели к столику в глубине зала. Публика была самой разнообразной: молодые аристократы и просто повесы в обществе известных куртизанок. Дамы блистали драгоценностями, на их головах покачивались плюмажи, сверкали диадемы. Слышались смех и радостные голоса.

Сделав заказ, Грегори возвратил меню официанту и впервые обратил внимание на брошь, красовавшуюся на груди Айрин.

— Хочу сделать вам комплимент по поводу вашей броши: прекрасный дизайн. Очень удачная композиция из изумрудов в современном стиле. Это ваша работа?

— Только на бумаге. Да, дизайн мой, а сделал брошь знакомый ювелир, который когда-то работал у моего отца.

— Значит, ваш талант дизайнера совпал с его мастерством ювелира?

— Увы, нет, — честно ответила Айрин. — Он ювелир с многолетним опытом. Я задумала очень сложную вещь, и мне потребовался ювелир высокого класса, который смог бы воплотить мой замысел. В свое время я училась в Школе ремесел мистера Эшби, а недавно вступила в Гильдию ювелиров.

Айрин решила не рассказывать, почему она не закончила школу и почему вынуждена была прервать учебу, сказав только, что отец пригласил ее работать в свой магазин в качестве личного помощника. Она описала, как работала в офисе за прилавком. Потом они обсудили планы их будущей совместной работы. Грегори довольно рассеянно слушал ее рассказ, но был явно восхищен ее внешностью, в особенности ее роскошными огненно-рыжими волосами. Он внимательно рассматривал ее экстравагантную брошь, задерживая взгляд на вырезе ее платья. Впрочем, мимо их столика не могла пройти ни одна дама, которая не обратила бы внимания на эту необыкновенную брошь.

Грегори заказал самые изысканные блюда, которые были в меню, и Айрин поглощала все с аппетитом, свойственным молодому растущему организму. Впервые в Париже она наелась до отвала. Габриэль, широкая и щедрая в одном, была довольно скаредной в другом, что объяснялось, по-видимому, ее голодным детством. Она была хлебосольной по отношению к гостям, но Айрин, ставшую теперь членом ее семьи, она ограничивала в еде, как, впрочем, и себя. Она не скрывала, что продукты, оставшиеся от банкета, отдает слугам, и этого хватает им на целую неделю. Только в шоколаде Габриэль себе не отказывала, что, к сожалению, портило ее фигуру. Айрин часто выходила из-за бабушкиного стола совершенно голодной.

Грегори был покорен ее искренностью и естественностью, а в особенности ее аппетитом. Он чувствовал, что между ними пробегают флюиды взаимного притяжения, но оба старались не придавать им значения.

— Вы не думали серьезно заняться ювелирным дизайном? — спросил он.

Они только что полакомились имбирным шербетом с шампанским, и Айрин с новым энтузиазмом принялась за филе из ягненка с гарниром, поданное на серебряном блюде.

— Я только об этом и мечтаю, — ответила она. — Конечно, можно было бы работать у Картье или другого ювелира его уровня, но это означало бы, что я должна полностью подчинить себя чужой воле, другим правилам, а мне этого очень не хочется. Я впервые на короткий миг ощутила свободу и не хочу ее потерять. Мечтаю открыть собственное дело, а пока… — задумчиво добавила она, — пока буду набираться опыта и продавать работы Фаберже. Безусловно, это престижная работа. Благодаря ей я в скором времени смогу получить кредит в банке и открыть свой бизнес.

— Вы столкнетесь с большими трудностями на этом пути.

— С какими именно?

— Вы женщина.

Зеленые глаза Айрин вспыхнули гневом.

— Какое это имеет значение — мужчина вы или женщина?

— В вашем случае, возможно, никакого.

— Почему только в моем случае? Любая женщина должна иметь равные шансы с мужчиной.

— К сожалению, мир так устроен, что в бизнесе женщина всегда уступает мужчине.

— Только потому, что у женщины меньше возможностей получить равное образование с мужчиной, но это скоро изменится в нашу пользу.

— И вы думаете, что в этом счастье? — спросил он, подчеркивая каждое слово.

— У вас, как у всех мужчин, пристрастное отношение к женщинам. Вы хотите подчинить себе женщину.

Грегори поднял бежал с вином и задумчиво посмотрел на него, словно в магический кристалл, потом поставил его на стол.

— Позвольте вам возразить. Когда моя жена решила вернуться на сцену, она этого добилась. Это было ее собственное решение. Мы оба знали, что это означает конец нашего брака, и эту цену она заплатила за свой выбор. Я не собирался ее удерживать, потому что мне отвратительна сама идея подавления одного человека другим.

Айрин стало неловко.

— Извините меня. Я совсем забыла, что вы были женаты.

Он бросил на нее саркастический взгляд.

— Почему был? Я и сейчас женат, Я еще не разрубил этот узел. Просто мы цивилизованно разошлись, и каждый живет своей жизнью. Меня вполне устраивает такое положение, и впредь я тоже не намерен связывать себя узами брака.

— Это полностью совпадает с моим отношением к браку, — сообщила Айрин.

— Я достаточно зрелый и здравомыслящий мужчина. Любовь для меня существует, но вне зависимости от брака. Я допускаю легкую степень безумия. Каждый из нас переживает состояние влюбленности, но это временное состояние. Когда дурман рассеивается, ты оказываешься один на один с суровой реальностью.

— Вы циник. Я совершенно не согласна с вашей точкой зрения.

— Вы очень разочаровали бы меня, если бы согласились со мной. Могу только пожелать, чтобы вы как можно дольше сохраняли свои романтические взгляды.

— Я говорю не об эфемерных увлечениях. Лично я уверена, что можно всю жизнь любить друг друга. Конечно, немногим выпадает такое счастье. Но я верю, что это возможно.

Грегори улыбнулся.

— Предоставляю вам возможность убедить меня в вечной любви, хотя бы на сегодняшний вечер. Давайте выпьем за любовь. За то, чтобы вы испытали такую любовь.

Айрин не сразу подняла бокал, решив, что он снова издевается над ней, но в его взгляде не было и тени насмешки. Напротив, в нем было нескрываемое восхищение ее персоной.

— За любовь, — сказала она наконец в ответ на его тост.

Они выпили вина, улыбаясь друг другу, а когда официант наполнил бокалы, снова улыбнулись. Кажется, царящая в «Максиме» атмосфера веселья полностью их захватила.

Сейчас они непринужденно болтали о разных пустяках, а когда подали сыр, посыпанную сахарной пудрой землянику и кофе с ликером, десерт показался Айрин слаще нектара.

Выходя из ресторана, они лицом к лицу столкнулись с одной из тех дам полусвета, которые были сегодня в салоне Габриэль. Она бросилась за ними.

— Я зайду к вам завтра утром, — быстро проговорила она на ходу. — Никого не принимайте, пока мы не поговорим.

Айрин в недоумении посмотрела ей вслед. Грегори объяснил, в чем дело.

— Кажется, это одна из ваших потенциальных заказчиц, которые осаждали вас в салоне Габриэль. Вероятно, она уверена, что вы готовы сделать для нее эскиз будущего шедевра. Думаю, этот ажиотаж закончится только тогда, когда вы покинете Париж. Завтра утренним поездом мы вместе уезжаем в Лондон.

Грегори сказал это, когда Айрин садилась в кеб. Услышав его безапелляционное заявление, она плюхнулась на сиденье.

— Послушайте, я не намерена ехать с вами завтра. Я собиралась уезжать только через два дня, — возмутилась она. — Если мои работы пользуются таким спросом, было бы глупо отказываться от заказов.

— Глупо оставаться здесь, — сухо заметил он, — когда у вас нет ни мастерской, ни своего ювелира, ни места, где можно показать свои работы.

— У меня есть свой ювелир — мистер Лукас, который сделал эту брошь. Он всегда рад со мной сотрудничать.

— Не думаю, что он легко расстанется с хорошим и насиженным местом у Бинга ради сомнительной перспективы сделать несколько дорогих безделушек для горстки куртизанок. Как гласит пословица: «Сначала научись ходить, а потом бегай». Наберитесь терпения, Айрин, ваше время придет.

Она понимала, что он прав, но ее бесил его тон, не терпящий возражений. В нем снова сквозила уверенность в превосходстве мужчины над женщиной, чего она совершенно не выносила.

Короткое перемирие закончилось.

— После таких ваших слов мне лучше вернуться к Габриэль, холодно произнесла она. — Поезжайте без меня к своим друзьям, а я зайду с черного хода, если гости еще не разошлись.

— Как хотите, — рассеянно бросил он, погрузившись в собственные мысли. — Выспитесь перед дальней дорогой, а в половине восьмого утра я за вами заеду.

— Но я еще не решила, что поеду с вами, — отрезала Айрин.

Грегори выглядывал из окна экипажа, будто не слыша ее слов, а потом вскользь заметил:

— Не думайте, что Габриэль будет удерживать вас у себя. Вряд ли она будет в восторге от вашей затеи выполнять заказы для куртизанок. В этом смысле мы с ней полностью солидарны, хотя и по разным соображениям.

Айрин прикусила губу.

— У меня другое мнение на этот счет, — твердо заявила она.

Грегори ничего не ответил, и до конца пути оба молчали.

Подъехав к дому, Айрин увидела, что во всех окнах еще горит свет, но у подъезда нет ни одной кареты. Все гости разъехались. Грегори проводил ее до двери.

— Только не будем притворяться и говорить, что провели прекрасный вечер. Просто пожелаем друг другу доброй ночи.

— А я искрение считаю, что это был незабываемый вечер, — возразила Айрин.

— Ну что же, могу только подтвердить ваши слова, — ответил он.

В этот момент открылась дверь, и он вдруг по-новому увидел ее освещенное лицо, такое милое, женственное и притягательное, и вспомнил тот первый миг, когда познакомился с ней. Уже тогда его словно током ударило, когда он поймал на себе взгляд ее изумрудных глаз. Нет, теперь он не оставит ее в Париже одну.

— Доброй ночи, Айрин. Я буду завтра в половине восьмого утра.

В полном смятении Айрин вернулась в дом, видя, как слуги снуют между гостиной и кухней, вынося подносы с грязной посудой.

— Где бабушка? — спросила она одного из них.

— Мадам Роже у себя в спальне. Она просила передать, чтобы вы зашли к ней.

Айрин быстро поднялась по лестнице и увидела Габриэль, готовящуюся ко сну, лежащую в постели с черными атласными простынями и подушками, без грима, без корсета, в шелковой ночной сорочке, под которой угадывались ее обвисшие груди. Она видела пожилую грузную женщину с распущенными крашеными, свисавшими на плечи волосами. Сняв очки, она отложила книгу, которую читала в этот момент, и недовольно посмотрела на Айрин.

— Я поздно пришла, да? — робко спросила Айрин. — Наверное, я тебя разбудила?

— Поздно? — насмешливо фыркнула Габриэль. — В Париже до рассвета не бывает поздно. Ты мне сейчас напомнила твоего отца, этого невыносимого ханжу, это самый смехотворный вопрос, который можно задать парижской куртизанке.

Взяв себя в руки, Айрин села на край кровати и пристально посмотрела на Габриэль.

— Ты сердишься на меня? Чем я тебя разозлила?

— Этой брошью ты испортила мне весь вечер. В моем салоне еще никогда не было такого скандала. Все дамы просто взбесились, когда я дала тебе ускользнуть. После твоего ухода вечер был скомкан. Многие ушли раньше времени. Такого унижения я еще никогда не испытывала.

— Кстати, я встретила одну них, когда мы выходили от «Максима». Она сказала, что зайдет сюда завтра.

— Что?! Она так сказала? — Габриэль побелела от ярости. — Кажется, не она одна будет завтра осаждать мой дом. Надо сказать слугам, чтобы никого не пускали. Я не собираюсь превращать свой дом в рекламное агентство, — сказала она, погрозив Айрин пальцем — Здесь ты не сделаешь ни одного эскиза, ни для кого. Понятно?

Айрин искренне сожалела, что невольно доставила Габриэль неприятности, но решила выстоять до конца, как ей уже не раз случалось в доме отца.

— Тебе не придется держать дом на замке, — ровным голосом произнесла Айрин, пытаясь сохранять самообладание. Я уезжаю. Грегори хочет, чтобы завтра я ехала с ним в Лондон. Я покидаю тебя раньше, чем собиралась.

Габриэль не на шутку расстроилась:

— Но ты еще вернешься? Ты же не бросишь меня навсегда?

— Конечно, вернусь. И обещаю, что буду тебе писать.

Взяв дрожащую руку Габриэль, Айрин прижалась к ней щекой. Они расцеловались.

— Ты славная девочка, — сказала Габриэль, вытирая слезы. — Я буду скучать по тебе.

— Я тоже. Давай попрощаемся сейчас. Завтра не хочу тебя рано будить.

— До свидания, моя дорогая. — Габриэль снова вытерла слезы. Когда Айрин уже дошла до двери, она снова окликнула девушку. В голосе Габриэль послышались заискивающие нотки: — Задержись на минутку, Айрин. Знаешь, если тебе придет в голову сделать для меня эскиз красивой броши, ты доставишь мне большое удовольствие, — хитро сказала она.

Айрин, не задумываясь, кивнула:

— Я обязательно сделаю эскиз и вышлю по почте, а мистер Лукас сделает брошь.

— Да-да, дорогая! Буду с нетерпением ждать!

Направляясь к себе в комнату, Айрин думала о просьбе бабушки. Ей очень захотелось выполнить эту просьбу в знак благодарности за гостеприимство и щедрость Габриэль. Айрин поняла, что Грегори хорошо разбирается в женщинах, в частности, в представительницах полусвета. Он оказался прав и в отношении Габриэль, которая даже не пыталась удерживать Айрин в своем доме и, уж конечно, не потерпела бы никаких заказов со стороны ее молодых соперниц. Причина этого заключалась в элементарной женской зависти. В глубине души Габриэль завидовала своим молодым коллегам по древней профессии. Они испортили ей вечер, притом с типичной для этого круга жестокостью и бесцеремонностью. Вот почему Габриэль решила им отомстить, преградив дорогу к Айрин. Только этого ей не хватало, чтобы Айрин делала для них украшения! Она уже предвкушала, как будет торжествовать, когда появится перед ними с уникальной брошью. Да они просто лопнут от зависти!

Когда точно в половине восьмого появился экипаж, в котором сидел Грегори, Айрин уже стояла на лестнице с упакованным багажом. Он вышел из кеба и подошел к ней.

— Очень рад, что вы решили ехать со мной, — проговорил он.

Айрин поджала губы, как бы желая сказать, что обстоятельства вынудили ее принять это решение.

— У меня не было другого выхода, — честно призналась она.

— Не отчаивайтесь. Я же предупредил, что у вас все впереди. Иначе и не может быть.

Втайне Айрин была благодарна ему за эти слова, но даже теперь в нем чувствовалось мужское превосходство, чего она не выносила. Интересно, как бы он заговорил, если бы она и сейчас отказалась с ним ехать?

Их путешествие оказалось для нее весьма необычным и по-своему незабываемым. Грегори заказал билеты в вагоне первого класса. Они ехали в полном комфорте. На Северном вокзале Парижа он купил кучу журналов и несколько английских газет, тем самым проявив к ней особое внимание. Это показалось ей немного странным. Каждый раз, глядя в газетные строчки, она чувствовала на себе его взгляд. Когда она поднимала глаза, он, наоборот, погружался в чтение. Таким образом, они ни разу не встретились взглядами. Айрин казалось, что он внимательно ее изучает, словно впервые видит, но старается не смущать ее своим внимание. Он сообщил, что продажа подготовленной для Парижа коллекции изделий Фаберже будет производиться по тому же принципу, что и в Лондоне. Пока было неясно, собирается ли знаменитый российский ювелир открывать свой магазин в Париже. Когда они обсуждали будущие торги, на которых им предстояло вместе работать, Айрин чувствовала себя легко и свободно, а во время прогулок или сидя на палубе, когда они пересекали Ла-Манш, она постоянно ощущала в его присутствии волнение и напряжение. Она чувствовала каждое его движение, когда они, будто невзначай, слегка прикасались друг к другу. Айрин казалось, что между ними в любой момент вспыхнет искра наподобие вольтовой дуги. Она не могла избавиться от этого ощущения, как ни пыталась отделаться от него. Она старалась избежать любого, даже случайного прикосновения. По прибытии в Лондон на вокзал Виктория-стейшен Айрин, надев перчатки, вцепилась в свою дамскую сумочку, чтобы не касаться его руки, которую он протянул, чтобы помочь ей выйти из вагона.

Когда они в сопровождении носильщиков, которые несли их багаж, вышли из здания вокзала, Грегори предложил проводить Айрин до дома, но она категорически отказалась.

— В этом нет никакой необходимости, — заявила она. — Возьмем два кеба, и каждый поедет отдельно. Я просила передать нашей экономке на Милтон-сквер, что приезжаю сегодня. Не беспокойтесь, мне не придется скучать в одиночестве в пустом доме.

Она тактично не упомянула о мачехе. Для нее было невыносимо говорить с ним о Софии. Пройдя через турникет на выходе из вокзала, они увидели Софию. Она уже поджидала их, радостно улыбаясь, и при виде Грегори засияла. Айрин не обманулась: она увидела в глазах мачехи любовь к этому человеку.

— Как мило с твоей стороны, что ты пришла меня встретить, дорогая София! — с трудом выговорила Айрин.

— Я была так счастлива, получив известие о твоем возвращении, что мне не терпелось тебя увидеть. Как же я могла усидеть дома? — сказала София, когда они обнялись, и, обращаясь к Грегори, добавила: — Как поживаете, мистер Барнетт? Айрин уже сообщила мне приятную новость, что получила предложение работать у мсье Фаберже вместе с вами.

— Очень рад видеть вас, миссис Линдсей, — ответил он. — Позвольте, милые дамы, я провожу вас до кареты.

— Я сегодня на «даймлере», — сообщила София. В последнее время я езжу на автомобиле. Разрешите вас подвезти?

— Благодарю вас, но не смею отнимать у вас время.

Они втроем дошли до стоянки, где их ожидала машина с шофером. На водителе была новая форма — водительская куртка песочного цвета и фуражка с черным околышем. Айрин вспомнила, что Софии никогда не нравилась прежняя форма водителя цвета серого булыжника, во вкусе Эдмунда. Это свидетельствовало о том, что София решила внести изменения в свою жизнь уже в роли вдовы. Когда дамы сели в автомобиль, а шофер занял место за рулем, София пригласила Грегори отобедать у них в доме в один из ближайших дней.

— Вы очень добры. Спасибо за приглашение, — учтиво поблагодарил Грегори. — До свидания, миссис Линдсей. А с вами, Айрин, прощаемся до завтра.

Когда машина тронулась, София вопросительно посмотрела на падчерицу.

— До завтра? — переспросила она.

— Мы встречаемся с мистером Барнеттом в отеле «Бернер». Нам надо выбрать подходящее место для торгов.

— Ах вот как! — София, казалось, была удовлетворена ответом, слегка похлопав ее по колену. — А теперь расскажи, как там Париж, как бабушка, я просто умираю от любопытства. В общем, обо всем и в подробностях.

«И, разумеется, о Грегори», — подумала про себя Айрин. У нее было тяжело на душе. Совершенно очевидно, что София пришла на вокзал в надежде увидеть его. Она так и думала, что Грегори прибудет в Лондон тем же поездом, что и Айрин. Как же тяжело было Айрин причинять боль Софии, которая всегда была очень добра к ней, но еще больше боялась за себя. Это возращение было самым тягостным в ее жизни.