Домишки, о которых говорила Лучиана, оказались совсем неплохими. Построек было всего пять, и я решила поселить там семьи с детьми. Мужчины сразу же принялись за ремонт крыш, женщины выметали мусор, чистили очаги и белили стены. Мы с Лучианой помогали им, чем могли и даже мальчишки присоединились к общему труду, таская маленькие ведерки с водой в большую кадку.
После обеда я навестила Вихря и как всегда принесла ему гостинцы, которым он был несказанно рад. Конь фыркал, кивал головой, и я даже расчесала ему густую гриву, после чего заплела по бокам косички.
— Какой красавец… — приговаривала я, водя щеткой по его бокам, старательно обходя рану. — Скоро будем ездить с тобой на прогулки, пощипаешь травку, воздухом подышишь…
Вихрь слушал, прял ушами и его умные глаза почти с человеческим пониманием смотрели на меня. Нужно вывести его хотя бы в оливковую рощу, ведь постоянно находиться в конюшне, еще то испытание.
После общения с Вихрем, я нашла Густаво и попросила его провести меня в деревню, чтобы оценить масштабы бедствия. Проходя мимо виноградников, он грустно покачал головой и тяжело вздохнув, сказал:
— Стоит жара и виноград начинает вялиться прямо на кустах… Сколько урожая пропадет за это время… Вы уж извините нас, донна…
— Вам не за что извинятся, — твердо сказала я и спросила: — Есть же еще более поздние сорта, ведь так?
— Да, конечно, — кивнул он. — На них вся надежда.
— Но почему же… — я подошла к виноградному кусту и, сорвав гроздь уже подвявшего винограда, поднесла ее к носу. — Мммм… какой аромат.
А ведь из заизюмленного винограда тоже делают вино, например, мое любимое — Passito di Pantelleria, насыщенное ароматами фруктов, вяленого инжира, фиников, изюма и меда.
— Густаво, из этого винограда мы тоже сделаем вино, — я с удовольствием съела виноград, наслаждаясь его теплым, сладким вкусом. — И оно будет даже лучше, чем обычное.
— В смысле? — мужчина остановился и с интересом взглянул на меня.
— Мы оставим гроздья на лозе, чтобы ягоды усохли почти до состояния изюма. Потом, как обычно это делается, отправим его под пресс, приготовим сусло, — я воодушевилась этой идеей и Густаво тоже. Он снял шляпу, почесал голову и с уважением протянул:
— А в этом что-то есть… Давайте попробуем! А если вяленый и раздавленный виноград добавить в уже перебродившее вино и вызвать еще одно брожение?
— И чего мы добьемся? — я тоже остановилась и, задрав голову, смотрела на высокого Густаво, освещенного яркими лучами полуденного солнца.
— Вино приобретет дополнительную крепость, новый вкус и аромат, — ответил он и покачал головой. — Вы прирожденный винодел, донна! Видать гены вашего покойного батюшки дают о себе знать.
Ага, как же… Это дает о себе знать моя богатая жизнь, в которой я пила самые лучшие вина…
Когда мы завернули за холм, я охнула, увидев страшную картину — закопченные коробки домов, рухнувшие крыши, выгоревшие сады и почерневшая трава. Запах гари коснулся моих ноздрей, и у меня сжалось сердце — кто мог совершить столь чудовищное преступление? Зная, что в окутанных ночным сном домах есть женщины и дети, этот человек не пожалел и их.
Мы пошли по улице, внимательно рассматривая каменные остовы, и я вдруг заметила в кустах по ту сторону дороги, какое-то движение и до моих ушей донесся странный звук, похожий на тоненькое подвывание.
— Густаво, смотри!
Мужчина направился туда, а я пошла за ним следом и чем ближе мы подходили, тем отчетливее становилось тихое повизгивание.
Раздвинув ветви, Густаво присел, и я выглянула из-за его плеча — на траве, рядом с мертвой матерью плакали двое белых щенков.
Собака лежала, вытянув лапы, на ее морде застыла гримаса ужасных мук, а язык вывалился и посинел.
— Ее отравили, — сделал вывод Густаво, указав на клочья пены вокруг рта бедняги. — Похоже, что те, кто поджог деревню, сначала отравили собак каким-то очень сильным ядом. Это собака погибшего Арила… Она успела оттащить щенков в безопасное место и умерла, а тела остальных собак, сгорели при пожаре.
Ничего не оставалось делать, как забрать щенков с собой. Они притихли на моих руках, и казалось, уснули.
— Вот вам еще забота, — усмехнулся Густаво, а я с нежностью посмотрела на сопящих крох и сказала:
— Мальчишки будут в восторге. Пусть дают им имена и учатся быть ответственными.
— А что вы хотели увидеть в деревне? — вдруг спросил Густаво и я честно призналась:
— Мне хотелось посмотреть — можно ли отремонтировать дома. По-моему можно, да? Починить крыши, вставить рамы.
— Вы что, собираетесь отстраивать деревню?! — на лице мужчины отразилась вся гамма чувств, которые он испытывал. — Донна, это стоит огромных денег!
— Что же это за хозяйка, которая не заботится о своих людях? После работы человеку нужно возвращаться в теплый, уютный дом, тогда и трудиться он будет с душой. А это нужно нам всем, не так ли?
— Мне порой кажется, что вы не юная девушка, а умудренная опытом сеньора! — рассмеялся Густаво. — Удивительно, как это все в вас сочетается!
— Вы же сами сказали, что это наследственное, — тоже засмеялась я. — От отца!
Марко и Матео были на седьмом небе от счастья, увидев щенков. Они тут же утащили их на кухню, чтобы покормить, а когда вернулись, заявили, что щенков зовут Чикко и Пеппе.
У Чикко было темное пятнышко на лбу, а у Пеппе — темный кончик на пушистом хвостике.
Они, как привязанные бегали за близнецами, и сразу стало ясно, что эта дружба навсегда.
— О, моя дорогая! Как же я рада тебя видеть! — Франческу было не узнать. Ее надменное, высокомерное выражение лица сменилось на радостное и восхищенное. — Николетта, детка!
— Я тоже рада видеть вас, тетушка! — молодая, красивая девушка с большими миндалевидными глазами, опушенными длинными ресницами и ямочками на розовых щечках, бросилась в ее объятия. — Сколько мы не виделись? Год или больше?
— С позапрошлого Рождества, милая, — вздохнула Франческа, прижимая к себе племянницу. — Ты стала еще краше!
— Мне нетерпится узнать о предстоящем празднике! — Николетта окинула недовольным взглядом слуг, которые носили ее вещи от экипажа к дому. — Какие нерасторопные! Тетушка Франческа, вам стоит быть с ними построже!
— Шевелитесь недотепы! — рявкнула на них тетка и снова принялась улыбаться племяннице. — Бал в честь праздника «Сиреневой ночи» обещает быть грандиозным! Поговаривают, что маркграф присматривает себе жену и бал-маскарад именно для этого и организован! Ты думаешь, почему я так срочно вызвала тебя? Если мы породнимся с Массимо Ногаролла — для нас откроются все двери!
— Но с чего вы взяли, что он обратит на меня внимание? — Николетта кокетливо взмахнула ресницами. — Там наверняка будет полно девиц, желающих покорить сердце маркграфа.
— Ни одна из них не обладает и каплей твоей красоты Нико! — воскликнула Франческа и потащила девушку к дому. — Ты ведь, как ангел, спустившийся с небес! Маркграф не устоит перед твоим очарованием, уж поверь мне! Мы должны выбрать тебе самое красивое платье!
— Кузина! — Диего почти скатился со ступенек, когда они вошли в большой холл. — Нико!
— О, мой дорогой брат! — девушка протянула ему ухоженные ручки, и он расцеловал их. — Я так скучала!
— Ты удивительная красавица! — восхищенно протянул он, разглядывая сестру, и завидев отца, сказал: — Отец, посмотри в какой цветок превратилась наша Николетта!
— Детка… — Диего обнял племянницу и с умилением заглянул в ее глаза: — Я всегда знал, что ты расцветешь! Но эти полтора года изменили тебя до неузнаваемости! Ты похожа на свою мать, упокой Господь ее душу! Как там наш брат? Почему он не приехал с тобой?
— У отца много дел на фабрике, — ответила девушка и, заметив, что ее горничная уронила шляпную коробку, гневно прошипела: — Если ты испортишь мне шляпу, я с тебя три шкуры спущу! Мерзавка!
— Никогда не понимала хозяев, которые носятся со своими слугами, — фыркнула Франческа, поглаживая племянницу по плечу. — Их нужно пороть несколько раз на дню, чтобы они ответственнее относились к своим обязанностям! Пойдем дорогая, я покажу тебе твою комнату.
На следующий день мы с Густаво снова отправились в деревню, чтобы примерно прикинуть, сколько стройматериалов уйдет на восстановление домов. Причем нужно было еще внести в эту сумму зарплату плотников и кровельщиков.
Обойдя все дома, мы сошлись на мнении, что нам нужна черепица, стропила, рамы и двери. Полы во всех постройках были каменными, и после хорошей уборки на них не останется и следа от копоти. Стены обмажутся глиной и побелятся, а вот мебель тоже придется заказать плотникам, хотя бы элементарные столы, стулья и кровати.
Я заходила в каждый дом вместе с Густаво, осматривала повреждения и вскоре была вся черная от сажи, но довольная проделанной работой.
Вытерев кое-как о передник грязные руки, я вышла на улицу и сразу же увидела на дороге темного всадника, освещенного лучами утреннего солнца. Он стремительно приближался, и с непонятным волнением я узнала в нем Массимо Ногаролла. Что он делает здесь?
Выйдя за остатки сгоревшего забора, я смотрела, как он спрыгивает с коня и направляется ко мне.
— Донна Изабель, — он взял мою руку и поцеловал ее, не переставая улыбаться.
— Ваша светлость, — я присела, не понимая, какого черта он посмеивается, разглядывая меня.
— Что вы делаете здесь? — маркграф огляделся и протянул: — Это ужасно.
— Я подсчитываю, сколько мне примерно понадобится материала на восстановление деревни, — ответила я и тоже спросила: — А что вас привело сюда, ваша светлость?
— Мне хотелось лично сообщить вам, что Серджио Карерро наказан — он находится в тюрьме, где вместе со своими сообщниками ожидает суда, — сказал он и добавил: — Но вас не оказалось дома.
— Лучиана сказала, что я здесь? — догадалась я и он кивнул.
— Вы что, пришли сюда одна? — маркграф изящным движением достал из кармана белоснежный платок и принялся вытирать мне лицо. — Это не очень разумно с вашей стороны.
— Нет, я здесь не одна… — тихо ответила я, испытывая невероятные чувства от его прикосновений. — Со мной Густаво… Что вы делаете?
— Вытираю сажу, — ответил он и тихо рассмеялся. — Вы похожи на трубочиста.
Я вспыхнула, представив, как выгляжу и отобрала у него платок.
— Можно я сама?
— Конечно, — Массимо Ногаролла убрал руки за спину и вдруг поинтересовался: — Вы справитесь со всем этим? В смысле с восстановлением деревни?
— Я всегда довожу начатое до конца, — гордо произнесла я и посмотрела на платок — он был безнадежно испорчен. Что же в таком случае с моим лицом???
Из-за обгоревших руин показался Густаво и почтительно склонил голову, приветствуя маркграфа.
— Здравствуйте ваша светлость.
— Здравствуй Густаво, — он дружелюбно ответил на его приветствие и заговорил с ним: — Как урожай на виноградниках? Сейчас людям тяжело и, наверное, много винограда пришло в негодность?
— Донна Изабель предоставила нам жилье и уже завтра мы выйдем на работу, — Густаво чувствовал себя неловко перед ним и как всегда мял шляпу, переминаясь с ноги на ногу. — Нашей хозяюшке не нужно переживать, мы теперь за нее и в огонь и в воду.
Я понимала, что нужно пригласить маркграфа на обед и чтобы закончить этот разговор с дифирамбами в сторону моей персоны, сказала:
— Ваша светлость, вы останетесь на обед?
— С удовольствием, — сразу же согласился он, и мы пошли по дороге к вилле, обсуждая виноградники и сгоревшую деревню.
— Мне бы хотелось помочь вам в восстановлении деревни, — вдруг сказал он и посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом. — Вы разрешите, донна Изабель?
Интересно, что он имеет в виду? Мне, конечно, хотелось принять от него помощь, но позволить я себе этого не могла. С какой стати? За каждую помощь всегда нужно платить и кто знает, что он потребует от меня? Я девушка молодая, невинная и мне не хотелось быть кому-то обязанной, даже такому мужчине, как Массимо Ногаролла.
— Я благодарю вас, за внимание к моей семье, за помощь в возвращении драгоценностей, но остальное я сделаю сама, — как можно вежливее отказала я и заметила быстрый взгляд Густаво, брошенный на меня. Наверное, ему бы хотелось, чтобы я приняла помощь маркграфа, но нет — это мое решение.
— Я знал, что вы так ответите, — маркграф нисколько не обиделся и даже улыбнулся. — Но все же, нельзя быть такой несговорчивой, донна. Знайте, мое предложение без срока давности и если вы все-таки решитесь принять его — только скажите.
Мне было приятно слышать такие слова и чего греха таить — мне нравился Массимо, но я не была уверена в том, что он не хочет просто поразвлечься с симпатичной девицей, которую можно подкупить мужскими поступками. Если честно, в это я не очень верила, но зная, какими бывают порой мужчины, не спешила доверять даже самым распрекрасным из них.
Мы вошли во двор виллы, и мое сердце сделало кульбит — красивый экипаж стоял перед самыми ступенями и, имея опыт неприятных визитов, я напряглась. Кто на этот раз?
Но к моему удивлению, маркграф изумленно приподнял брови и протянул:
— Какого черта здесь делает мой экипаж?
— Ваш экипаж? — я только сейчас обратила внимание, что на дверце кареты тускло поблескивает герб — серебряный меч, золотая звезда над ним и парочка львов по бокам. Такой же герб был и на том экипаже, который привез нас с Лучианой из замка маркграфа, а может это был он самый.
Массимо Ногаролла передал поводья Густаво и, быстро поднявшись по ступеням, мы вошли в холл.
— Вербена… — тихо произнес он и прищурился.
— Что это значит? — я недоуменно взглянула на него.
— А это значит, что здесь моя тетушка, а с ней и графиня, — ответил макграф, и не успела я еще раз удивиться, в дверях, ведущих в гостиную, появились две дамы.
— О! Ваша светлость и вы здесь! — красивая, статная женщина с седыми волосами переводила любопытный взгляд с Массимо на меня.
— Дорогой, а кто эта чумазая донна рядом с тобой? — кругленькая сеньора в ярком, цвета весенней травки, платье, приложила к глазам золотой лорнет и посмотрела на меня.
— Эта чумазая донна — хозяйка этого дома, донна Изабель ди Кантини, — ответил маркграф и его брови сошлись на переносице. — Могу ли я задать встречный вопрос? Что вы здесь делаете?
— Когда-то мы были очень дружны с баронессой Аллегрой ди Кантини, матерью Изабель, — высокая дама в темном элегантном платье, подошла ко мне и протянула руки. — Дитя, позволь я посмотрю на тебя.
Сгорая от стыда, я подала ей свои черные от сажи руки, но она не обратила на это внимание и сжала их в теплом приветствии. Похоже, это и есть матушка маркграфа.
— Ты так похожа на Аллегру, милая. Мне очень жаль, что ее жизнь оборвалась в самом расцвете.
— Да, я тоже помню ее, — вставила свое слово тетушка и обошла нас несколько раз, пристально разглядывая меня. — Она была невероятно красивой девушкой.
— Меня зовут Доротея, — представилась мать Массимо и посмотрела на тетушку. — А это — моя сестра Марселла. Вдовствующая герцогиня Висконти.
— Я очень рада нашему знакомству ваши светлости, — я сделала книксен и подумала, что они нашли самое неподходящее время для визита. Мой внешний вид оставлял желать лучшего.
— Я услышала имя Изабель, когда мы были в бальном зале, — Доротея повернулась к сыну. — И вспомнила, что знала ее матушку. Это ужасная история с драгоценностями…
— Откуда вам это известно? — Массимо приподнял бровь, и я поняла, что он злится.
— Дорогой, пора перестать удивляться нашей осведомленности, — хмыкнула тетушка Марселла и тут же заявила: — Мы приехали, чтобы пригласить донну Изабель на бал в честь праздника «Сиреневой ночи». Девочке нужно развеяться и выйти в свет.
— Конечно! — поддержала ее графиня и, окинув мою фигуру быстрым взглядом, сказала: — Мне бы очень хотелось сделать хоть что-нибудь для дочери Аллегры!