Глава семнадцатая: Данте

Прошлое


В ночном клубе, где я провожу уже третью ночь подряд, сегодня особенно «жирный» день. Буквально куда ни посмотри — везде роскошные тёлки, словно на подбор. Уверен, что когда я только начинал здесь тусить, и близко не было такого выбора. Видимо, кто-то уже успел слить в закрытые каналы золотоискательниц, что в «Бризе» тусит богательнкий Буратино и завидный столичный холостяк.

Я почти впервые в жизни ощущаю себя не охотником, а жертвой, причем в самом паскудном смысле этого слова, потому что меня окружили и взяли в тиски. Даже симпатичная официантка, которая приносит напитки, приходит с распущенными волосами и заметно подкрашенным алым ртом, хотя я абсолютно точно знаю, что заказ она принимала с какой-то почти по-офисному гладкой прической и минимумом косметики на лице.

— Вам точно больше ничего не нужно? — старается девочка, наклоняясь к моему лицу достаточно глубоко, чтобы я мог увидеть ее обтянутую тугим топиком грудь в максимально выгодном ракурсе.

Как будто ей есть что предложить кроме стандартного набора коктейлей, дряных закусок и пожелания для диджея. Хотя сегодня здесь какой-то модный иностранец и вряд ли он принимает заказы. С другой стороны — кто в наше нелегкое время «крутись как можешь» откажется от сотни-другой зелени?

Но меня эта хрень в принципе не интересует.

Я просто пытаюсь забыться, и мне абсолютно по хуй, под какую музыку это делать.

— Да, кое-что мне нужно, — говорю девчонке, изображая крайнюю степень заинтересованности содержимым ее. Хотя мне абсолютно плевать, что у нее там, как было бы плевать даже если бы она принесла напитки абсолютно голой. — Можно, блять, оставить меня в покое?

Она сначала прищуривается, как будто не до конца верит, что я действительно мог такое сказать. Потом натягивает на лицо пластмассовую улыбку, как будто дает мне шанс быстренько забрать свои слова обратно и воспользоваться щедрым предложением. Но я медленно, растягивая какое-то извращенное удовольствие, оттопыриваю средний палец прям ей под нос.

Девица быстро растворяется, на прощанье стрельнув в меня убийственно презрительны взглядом. Как будто всего, что и как я сказал, и сделал еще недостаточно, чтобы понять. — мне плевать на нее и на все другие женские особи в этом сраном клубе.

Единственная причина, по которой я прихожу сюда который день подряд — громкая и совершенно отбитая музыка. Она хотя бы немного помогает заглушить голоса в моей голове.

Пробую на вкус свой коктейль, но даже он какой-то пресный.

По ходу, меня снова накрыло как тогда, после нашего с Алиной серьезного разрыва, после которого она ударилась во все тяжкие, а я еще какое-то время, на спущенных тормозах, ебал все, что шевелится, в надежде найти подходящую хотя бы на время замену. А потом меня уже не вставляли ни красивые телки, ни их кульбиты в койке, ни даже вкус любимой еды. А потом перестало парить даже то, что мне в общем вполне комфортно в таком сером безвкусном мире — по крайней мере, никто в нем не мог добраться до моих кишок.

И вот теперь — снова те же ощущения.

Но только, блять, теперь к голову Алины в моей башке добавился спокойный и непроницаемый взгляд Лори. И я даже не знаю, что из этого больше меня парит.

Я снова потерял Валерию. Не в прямом смысле, конечно, потому что она точно живет по старому адресу, и мне ничего не стоит раздобыть новый номер ее телефона, и даже дать задание парням снова подселить к ней ту чудо программу, которая сливает буквально все, что происходит в жизни моей маленькой обезьянки. И я даже пару раз порывался это сделать, но успел вовремя остановиться. Потому что чем я тогда буду отличаться от той испуганной девчонки, которую однажды отчитал за то, что она продолжает втихаря подслеживать за своим бывшим?

Когда музыка становится невыносимо раздражающей даже для меня, все-таки решаюсь свалить. Выхожу из клуба на прохладный сентябрьский воздух, машинально тянусь за сигаретой, закуриваю и наслаждаюсь горечью в легких. В последнее время все настолько странно, что меня почти ничего не беспокоит и даже начинаю забывать, каково это — просыпаться посреди ночи от неприятного жжения в груди, и горстями закидывать в себя пилюли. Даже вернулся в зал и потихоньку начал отъедать рожу. По крайней мере теперь на меня из зеркала не смотрит ходячая мумия.

Я сажусь за руль своей новой тачки и выруливаю в сторону центра. Хочу потеряться в потоке машин, но весь этот чертов мир как будто сговорился против меня, потому что в час ночи в столице просто невыносимо спокойно. Как будто не воскресенье, а всеобщий шаббат.

Немного поколесив по центральным улицам, сворачиваю в сторону своего временного дома. До сих пор не могу нормально жить в своей квартире, потому что даже за то небольшое время, которое мы провели с Алиной, она успела перетащить ко мне кучу вещей. Я пытался не обращать на это внимание, но они все время попадались на глаза. Нужно было просто выбросить весь этот мусор, но каждый раз, когда я собирался это сделать, у меня просто физически не получалось положить хоть что-то в мусорный пакет. Поэтому теперь я просто время от времени снимаю квартиры черте где, но нигде особо на долго не задерживаюсь. В этот раз у меня хорошая студия с высокими потолками и окнами, с кроватью на долбаном пьедестале, словно у какой-то диснеевской принцессы.

А еще здесь отличные вытяжки, так что можно спокойно курить внутри. Хотя девица из агентства предупреждала, что это запрещено условиями контракта и за такое они могут наложить «штраф» в виде дополнительной платы. Как будто я собирался здесь задерживаться дольше, чем на пару недель.

Я оставляю обувь в коридоре и босиком шлепаю до кухонной зоны. В холодильнике у меня почти ничего нет, только какой-то заплесневелый сыр (и это, увы, не благородная синяя плесень) и нарезка хамона. Беру все это, кое-как рублю ножом и складываю в пиалу. Наливаю в стакан немного коньяка, снова закуриваю и пишу ребятам из «ITco», что хочу пообщаться на тему бота, который они делают специально для меня. Исключительно для меня.

Кто-то из них всегда на связи и уже через пятнадцать минут мы налаживаем видеосвязь на троих. Очкарик вверху — мозг всей их связки, выглядит почти как один из гениев одного известного сериала, и даже разговаривает почти таким же гнусавым голосом. Почему все умные люди, которых мне довелось встретить — почти все «очкарики»?

Я надиктовываю свои замечания по прототипу, который получил на днях. Очкарик молча слушает, второй — долговязый и с нелепой прической, пытается делать за нами какие-то записи, хотя явно ничего не успевает потому что мы тут же включаемся в активное обсуждение.

— Это изменение лишит бот вариативности, — говорит Очкарик, когда я перехожу к более тонким настройкам. — Список вариантов взаимодействия будет крайне ограничен.

— Да. Потому что этот бот не для массового использования. Это лично для меня.

Оба на минуту замолкают, а потом мы снова переключаемся на активное обсуждение. Только в конце, когда заканчиваю со списком, прошу очкарика задержаться, потому что у меня к нему пара вопросов. Из них всех он реально выглядит самым разумным. И похож на человека, который понимает, почему некоторые вещи нужно делать в точности так, как просит клиент, а не гнуть свое видение, в попытке стать первооткрывателем новой эры развития искусственного интеллекта.

Тет-а-тет озвучиваю в лоб, что и зачем я хочу получить.

Он снова молча слушает без бумажки.

В конце на всякий случай предупреждаю, что все это — абсолютно конфиденциальная информация, и я обязательно узнаю, если она просочиться за пределы нашего с ним диалога. Хотя это лишнее — за почти три года сотрудничества, ребята не были замечены за сливами, да и вещи, которые они для меня делали (включая обвал мощностей Угорича) в плане ценности слива на порядок круче, чем индивидуальный проект для личного использования.

— Я хочу, чтобы вы занимались настройкой и обслуживанием бота до тех пор, пока это будет необходимо. Чтобы ни при каких обстоятельствах он не мог выйти из строя, зависнуть, сломаться или обнулиться.

Очкарик просто кивает.

— И еще. Мне нужен определенный алгоритм действий, который заставит его выключиться окончательно и самоудалиться.

За весь сегодняшний разговор я уже вылил на него ушат разной дичи, но только сейчас парень выглядит слегка озадаченным.

— Понимаю, что это звучит странно. — Более чем, особенно после того, как за минуту до последнего пожелания я озвучил почти противоположное. — Но такой алгоритм необходим.

— Дмитрий Викторович. — Очкарик снимает свои стекляшки, протирает их краем клетчатой рубашки. — Я примерно догадываюсь, как обстоят дела. И наверное, будет не очень корректно спрашивать вас об этом сейчас, но… что будет со всеми нами? Мы начали становиться на ноги, у нас есть несколько проектов в разработке, куда уже вложены силы и ресурсы. Не хотелось бы, чтобы все это потом просто вынесли в подвал в картонных коробках.

— Обожаю трезвомыслящих людей. — Я снова закуриваю, и на этот раз в груди немного саднит, хотя это все еще и близко не те неприятные ощущения, с которыми я жил последний год. — Я уже обо всем позаботился.

После второй затяжки, неприятное чувство зуда в груди становится сильнее. Пытаюсь его выкашлять, но становится только хуже.

Блять.

Наспех прощаюсь с очкариком, успев сказать, что жду первые правки в максимально короткие сроки, которые возможны для реализации этого задания.

Притаптываю окурок в пепельнице, как будто этого хватит, чтобы избавиться от мерзкого ощущения за ребрами, но оно как будто только сильнее нарастает с каждым вдохом. Задерживаю дыхание, пока кое-как передвигаюсь к окну. Приходится повозиться, чтобы его открыть, как будто тут не новомодная деревянная рама, а старье, миллион раз закрашенное и почти зацементированное от пыли. Но когда оно все-таки поддается — высовываюсь наружу, чтобы сделать глубокий вдох.

Ни хрена не становится лучше.

Медленно сползаю на пол, дрожащими руками расстегиваю толстовку, но высунуть руки наружу уже нет сил. Болит так, что хочется закричать и попросить бога перестать меня так мучить и добить окончательно. Хотя, возможно, мне стоит просить хозяина цокольного этажа? После всех моих «деяний» Бог может посмотреть в мою сторону разве что для плевка?

Теперь болит так сильно, что я даже не могу пошевелить руками. Хотя, приложив немного усилий, использую левую, чтобы достать из кармана телефон. Просто чудо, что я на автомате сунул его внутрь, а не как обычно забыл на соле или просто зашвырнул подальше. Позвонить в «неотложку»? Я отказываюсь от этой идеи почти сразу. Если уж и подыхать — то лучше вот так, а не под разрядами токами, пока усердные люди в белых халатах будут снова и снова пытаться завести мое уставшее сердце.

Странно, а где же мои воспоминания о прошлом? Почему перед глазами не проносится вся жизнь? Не встают, с осуждением, кровавые призраки прошлого?

— Ну и где ты, Алина? — спрашиваю тусклую пустоту перед собой, потому что зрение начинает медленно отказывать.

Но как бы я не старался из последних сил напрячь зрение и высмотреть ее издевающийся призрак — Алины нет. Вообще никого нет. Только тишина, в которой неожиданно появляется странный вибрирующий звук. Мне нужно немного усилий и концентрации, чтобы сообразить, что это звонит телефон. На экране незнакомый номер. Я знаю, что нужно ответить, но вместо этого палец просто елозит по экрану, как будто живет собственной жизнью.

А потом меня медленно кренит в сторону, как старое дерево.

Пытаюсь сохранить равновесие, но это все равно, что выбираться из-под бетонной плиты — чем больше сопротивляешься ее весу, тем тяжелее она становится.

Неужели я реально стал настолько слабым и ни на что не годным? Могу только барахтаться на полу и делать вид, что я еще могу посопротивляться?

Понятия не имею, сколько я вот так барахтаюсь на полу, как перевернутый на спину жук, но уже почти готов сдаться, когда слышу протяжный звонок в дверь. Это какая-то хрень, потому что меня здесь некому навещать — никто не знает, что я здесь живу. Да и ком меня навещать? Разве что внезапно начался зомби-апокалипсис и Алина пришла, чтобы утащить в ад мою грязную душонку? Почему-то этот сценарий вызывает у меня что-то типа улыбки, насколько это вообще возможно в ситуации, когда я не контролирую ни один нерв в своем теле.

Но звонок повторяется.

И еще и еще, а потом вдруг раздается громкий стук двери.

А вот это уже интересно, потому что ключи от этой берлоги есть только у меня — как у единственного владельца на ближайший месяц.

Раздаются шаги.

Странная возня.

Я чувствую вокруг себя пахнущую сливочной земляникой дымку.

В моей жизни осталась только одна женщина, чей запах я настолько хорошо помню.

Но откуда бы ей взяться? Она в другом городе, наслаждается звуками моря и дышит солью. Ей весь этот столичный смог и даром не нужен. А тем более — я.

— Дим, господи…

Но это ее голос.

И белобрысая дымка ее волос, которые щекочут мое лицо, пока она пытается подлезть мне под подмышку и помочь встать.

А может я уже испустил дух и вот так выглядит моя загробная жизнь? Не котел со смолой, в которой меня радостно варят черти, а четыре стены, в которых я буду навеки заперт со своим собственным ангелом?

«Шутов, если ты и правда скопытился, то знай — ты просто пиздец какой сопливый покойник».

— Обопрись на меня, пожалуйста, — дрожащим голосом шепчет Лори. — Помоги мне немножко, Дим. Я все сделаю, я тебя вытащу, только помоги, пожалуйста.

Я подтягиваю ноги.

Упираюсь пятками в пол, насколько это возможно — выталкиваю свои гребаные кости вверх, пока Лори, держа меня обеими руками, тащит на себя.

Кое-как встаю, хотя держусь вертикально только потому что есть ее плечи — надежные, блять, как у того Идеального мужика из бабских мемов. И мысль о том, что это она, а не я стал для нее опорой, добавляет плюс миллион к чувству собственной никчемности.

— Вот так, — Лори проводит меня до кровати, укладывает, аккуратно забрасывает туда же мои ватные ноги. — Где твои таблетки, Дим?

Значит, я все-таки не сдох — иначе стала бы она изображать сестру милосердия?

— Дим?

Не дождавшись ответа, уходит. Уже через пару секунд слышу характерный грохот пластиковых баночек, шум льющейся из-под крана воды. Потом диван рядом немного прогибается, Лори подкладывает мне под голову все подушки, какие только находит, чтобы заставить меня сидеть горизонтально.

— Вот, пей.

Заглатываю сразу горсть таблеток, делаю пару глотков.

— Я вызову «скорую», — говорит себе под нос.

— Нет, — еле слышно сопротивляюсь я.

— Тебя забыла спросить.

Самое паршивое, что я действительно ничего не могу сделать. Просто валяюсь на кровати, как овощ, и делаю вид, что от меня тут хоть что-то зависит. Когда Лори быстро диктует адрес и кратко, четко, как по написанному, диктует мой диагноз и симптоматику, я уже понимаю — она не просто знает про мои проблемы и Павлова, но еще и в курсе всех изменений, которые случились с этим «диагнозом» за последнее время.

Ощущение собственной немощности и ущербности становится просто максимальным.

Но через несколько минут, когда мне уже немного лучше, я все-таки задаю не дающий покоя вопрос:

— Ты, блять, откуда тут?

— Годовая отчетность. — пожимая плечами, отвечает Лори. Она как будто заранее знала, что я снова все проебу. — Я была в офисе вчера и позавчера.

— Почему не зашла?

— А должна была? Моя работа не предполагает прямого общения с собственником без его личного запроса.

Я даже почти забыл, что во время нашего с ней последнего разговора, я грубо указал Лори на ее место, и с тех пор мы больше ни разу не общались даже по официальным поводам. Только… когда это было? Сколько времени прошло? Я настолько выпал из жизни нормальных людей, отслеживающих календарь, что теперь могу ориентироваться только на какие-то знакомые события. А лучше — на сезон. Тогда была еще довольно прохладная весна, а сейчас — ноябрь.

— Надо же, — говорю себе под нос, стараясь не особо реагировать на неприятные покалывания в груди. Это вообще мелочи по сравнению с тем, что до появления Валерии я чувствовал себя как человек с Везувием в груди. — За последних два года мы виделись раз пять.

— Три, — поправляет она, прислушиваясь к звукам за окном. — Эти проклятые «неотложки» вечно ездят как черепахи.

— Не волнуйся, ты уже и так сделала больше всех людей на свете — не дала мне сдохнуть.

— Только потому что планирую убить тебя как только ты встанешь на ноги, — довольно прямолинейно, но почти не агрессивно признается Лори. — Как можно так наплевательски относится к своей жизни?

— Это говоришь мне ты? — Я делаю нажим на последнем слове, хотя моя умная маленькая обезьянка и так поймет, она никогда не нуждалась в особенном разжевывании, в отличие от остальных моих тёлок.

— Знаешь что, Шутов? — Лори сводит брови к переносице, вряд ли осознавая, какой охуенно красивой фурией она выглядит в этот момент. Как это вообще произошло? Когда случилось чудесное превращение из гусеницы в бабочку?

«Старик, ты загубишь ей жизнь», — напоминает все мои прошлые «подвиги» дотошный внутренний голос.

— Я по крайней мере пытаюсь жить заново, — уже немного мягче добавляет Лори. — А не курсирую из одной ямы говна в другую — еще более глубокую и вонючую.

— Никто в моем окружении не умеет так метко подбирать эпитеты, описывающие всю мою долбаную жизнь.

— Это была просто прелюдия к тому, что я думаю о твоей жизни, Шутов. Так что в твоих же интересах остаться живым и здоровым, иначе, клянусь, я не оставлю тебя в покое даже на том свете.

— Как ты меня нашла? — переключаю разговор на более безопасную тему.

— Твои часы, — она кивает на запястье, где у меня обычные «умные часы».

Дорогая модель, но по сравнению с обычной «механикой», которую я имею в коллекции, просто безделушка, которую я купил просто «чтобы было», и с момента покупки надевал от силы пару раз. Сегодня утром рука сама к ним потянулась, даже не понимаю, почему.

— У тебя настроен экстренный вызов на мой номер в случае, если что-то случится, — объясняет Валерия.

Я смутно припоминаю, что действительно, когда только купил часы и игрался с новой игрушкой, щупая и изучая все ее функции, добавил ее контакт в свою медицинскую карту. Потому что мне просто больше некого была туда добавить. Наверное, датчики пульса и сердечного ритма решили, что ситуация критическая, и сделали то единственное, ради чего их вообще запрограммировали.

— Эта хуйня, — верчу запястье перед глазами, — спасла мне жизнь. А ключи у тебя откуда?

— Боже, Шутов! Да у тебя тупо дверь была не заперта! — Лори смотрит на меня с разочарованием. — Я нашла адрес по GPS-координатам, которые пришли в экстренном сообщении, позвонила в пару соседних квартир и в одном мне сказали, что видели белобрысого парня в той, которую сдает агентство. Я пару раз позвонила, потом дернула ручку — и дверь просто открылась.

Ни хрена на помню, что было в тот короткий промежуток после того, как я доехал до квартиры и уже расхаживал внутри в поисках выпивки и курева.

— Знаешь, Лори… — Я пытаюсь улыбнуться, но за ребрами все еще ощутимо жжет, поэтому приходится довольствоваться кривой улыбкой. — Похоже, ты мой ангел-хранитель.

Она не успевает ничего ответить, потому что «скорая», наконец, приезжает.

Вокруг меня носятся люди в белых халатах, цепляют какие-то датчики, снимают кардиограмму. Тучная дама с отекшими руками приговаривает, как все плохо и меня нужно срочно транспортировать в кардиологию. Я пытаюсь отнекиваться, но в моем состоянии это все равно что полудохлому кузнечику бодаться со слоном.

— Не бросай меня, — успеваю поймать ладонь Лори, пока меня, словно бревно, укладывают на носилки. — Мне нужен надежный человек рядом, чтобы он под диктовку записал мое завещание.

— Я тебя точно убью, Шутов, — злиться Лори, но все равно лезет вслед за мной в машину «скорой».

Что происходит потом, я помню максимально плохо.

В какой-то момент суеты и белых огоньков вокруг стало настолько много, что моя психика просто не выдержала это светопредставление и отключилась. В те редкие моменты, когда я приходил в себя, картинка перед моими глазами почему-то все время менялась — другой потолок, другие окна, другое время суток за этими окнами, капельницы, торчащие то из левой, то из правой руки. Неизменным было только одно — Лори. Она всегда была рядом. Но у нее было такое измученное серое лицо, что в какой-то момент я возненавидел себя за то, что продолжаю коптить воздух. Но сразу после этой мысли, я снова выключился.

Когда я открываю глаза в следующий раз, то над головой, кажется, все тот же идеально белый и гладкий потолок, с комфортными тусклыми лампами холодного света где-то по сторонам. В правой руке торчит капельница, на пальце левой — какой-то датчик. Чувствую себя примерно как подопытный на корабле инопланетян.

Слева, в кресле, дремлет Лори. На ней джинсы и объемный свитер-мешок непонятного цвета.

Я даже толком не успеваю на нее насмотреться, потому что Валерия тут же открывает глаза и снова хмурится, когда замечает, что я за ней наблюдаю.

— Ты похожа на недовольную рыбу-фугу, — говорю одеревенелым от долгого неиспользования языком.

— Я не планировала задерживаться в столице дольше, чем на пару дней, а этот свитер купила в ближайшем супермаркете. Он чертовски теплый. — Лори показывает свои полностью утонувшие в рукавах руки, из которых видны только самые кончики пальцев. — Заберу его домой, это точно лучше пледа.

Она поднимается, подходит ближе и осторожно прощупав «обстановку», присаживается на край кровати.

— Я выгляжу так же херово, как себя чувствую? — пытаюсь шутить.

— Намного хуже, — с серьезным лицом, но чертиками в глазах, говорит Лори. — Я как раз думаю — добить тебя, может, чтобы не мучился?

— Добрая душа.

Она подается немного вперед, я как-то машинально, насколько это возможно, когда ты распятая на хер букашка, отодвигаю руку, чтобы Лори могла умоститься у меня под подмышкой. И вот так мы лежим какое-то время, в тишине, где еле слышны звуки капающей в мою вену дряни.

— Павлов согласился взять тебя обратно, — говорит Лори, и я мысленно лыблюсь, потому что как раз собирался пошутить на эту тему. — Если ты откажешься — я тебя точно придушу, Шутов. Клянусь. Ты не представляешь, чего мне стоило его уговорить.

— Очень хорошо представляю. — В наш с ним последний разговор, когда я снова пропустил время приема, а потом попытался назначить новое, этот абсолютно интеллигентный мужик выдал такое количество отборной ругани, которое я не слышал даже от гопников и сидельцев. — Я твой должник в бесконечной степени. Как теперь с тобой рас…

— Заткнись, — перебивает она, и еле ощутимо тычет меня локтем в бок. — Считай, что я это сделала из большой гордости за то, что оказалась Номером один в твоих экстренных контактах.

«Номером Единственным», — мысленно поправляю я, и трусливо, как последний задрот, зарываюсь носом в ее ее волосы на макушке.

Она реально пахнет свежей земляникой и сливками, и леденцами. Никакого тебе новомодной хуйни для «нетакусек» типа «запах дорогих ебеней на охуенном рассвете новой жизни».

— А когда ты поправишься, мы поедем отдыхать, — говорит Лори таким обыденным тоном, как будто это уже абсолютно решенный вопрос, не требующий ни моего участия, ни, тем более, согласия. — Ты должен мне отпуск, Шутов. В теплых краях.

— Ты же не любишь солнце? — Хотя на ее коже, если глаза не сыграли со мной злую шутку, появился легкий золотистый загар. Но это, скорее всего, «работа» солярия.

— Я не люблю, когда оно превращает меня в курицу-гриль, а все остальное меня вполне устраивает.

Однажды, мы вот так же планировали совместную поездку. Точнее, эта дурацкая идея пришла мне в мою голову, а Валерия до последнего от нее отбивалась, хотя тогда я была уверен, что ей хватит решительности сказать мне еще одно «нет» даже когда у меня на руках будет бронь на отель и билеты на самолет. Но мы этого так и не узнали, потому что пока я фантазировал об отношениях с другой женщиной и корчил из себя героя-соблазнителя, которому в руки попала новая интересная игрушка, Алина приняла самое роковое решение в своей жизни.

Каждый раз после того случая, когда в мою голову приходят мысли о Лори — перед глазами появляется совсем не ее лицо, а полуизгнивший череп, с ошметками серой кожи и редкими островками длинных темных волос. И когда он открывает рот, то оттуда всегда доносится один и тот же вопрос: «Она — следующая?»

— Но сначала Павлов, — строго напоминает Лори, и ее присутствие рядом становится некомфортным.

Я острожно двигаю рукой, потом начинаю ворочаться на кровати и Лори моментально поднимается, встает с кровати и пристально разглядывает датчики большого медицинского монитора у меня над головой. Интересно, она правда разбирается во всех этим кривых и цифрах или это просто самоуспокоение?

— Я в порядке, Лори. — Хотя звучит это как самая неубедительная вещь на свете, которую мне только доводилось говорить. — Просто, кажется, теперь меня можно прикончить даже мухобойкой.

— А разве раньше было по-другому?

Валерия стала настолько хорошей актрисой, что вот это удивление на ее красивом лице — один к одному с настоящим. Если бы ровно таким же тоном она сказала вещь, в правдивости которой я не был бы на сто процентов уверен, то Лори точно заставила бы меня сомневаться.

Она отлично выучила все мои уроки.

Хотя, кажется, сейчас уже пора признать, что ученик превзошел своего учителя.

Значит, она спокойно выдержит мой очередной отказ.

— Лори, слушай…

— Нет, — она улыбается и качает головой. — Нет, Шутов. Неа. У тебя не получится снова от меня избавиться.

Я смеюсь и с облегчением роняю на подушку ставшую неподъемно тяжелой голову.

— Это хреновая идея, Лори.

— Если ты это о себе, то я абсолютно согласна.

— Я о нас.

— Боже, Дим, да кто тебе сказал, что мне нужно какое-то «нас»?

Интонация раздражения в ее голосе абсолютно настоящая, но я уже знаю, какой великолепной лгуньей она стала. Раньше я читал ее как открытую книгу, по уровню сложности примерно равную букварю, а теперь это какие-то инопланетянские письмена, которые меняются каждую минуту, делая решение абсолютно нереально задачей.

— Ты же… моя семья, — добавляет Лори уже немного тише, и смущенно поджимает губы.

«Еще скажи про старшего братика», — мысленно корчусь, но вслух не произношу ни звука.

Вот еще одна причина, по которой нам нужно держаться подальше друг от друга.

Я знаю, что любые не_дружеские отношения между нами неизбежно закончатся еще одной трагедией, в которой, по закону Несправедливости, я ни капли не пострадаю, зато Лори примет на себя весь удар. Но даже когда я валялся в той квартире полуживой, я все равно думал о ней.

Мне нужно набраться решительности и отпустить ее, даже если она вбила себе в голову роль моей спасительницы. Но меня до сих пор подворачивает от воспоминаний о том, как рядом с ней был тот патлатый придурок, и что в тот вечер Лори была почти готова пригласить его «на чай». А с тех пор прошло еще полгода — и не факт, что она продолжает хранить целибат. Да с такой ебейшей фигурой и личиком, она просто не может быть одна, даже если живет на работе.

— Дим, это же просто отпуск, который нужен нам обоим. — Ее ясный зеленый взгляд поставил бы на колени даже титана. — Почему бы не про вести его вдвоем? Я не про один номер и общую кровать, а просто вдвоем.

Я легко могу поверить, что Лори действительно имеет ввиду только это.

Но вообще не представляю, чтобы рядом с ней в моей голове появилась мысль смотреть по-сторонам. И если к ней кто-то подкатит — я, типа, благословлю их и отвалю?

— В общем, Шутов, если вдруг ты до сих пор не понял — это не предложение, а решенный в одно мое лицо факт без варианта отказа с твоей стороны. Считай, что это жуткий акт абьюзерства с моей стороны. В качестве компенсации оплачу тебе пятьдесят сеансов у психолога.

— Деточка, откуда у тебя столько денег? — Улыбка на моей роже наверняка максимально безобразная.

Валерия достает телефон, открывает какое-то приложение для путешествий, и показывает мне презентацию какого-то тропического курорта. Там есть все, что нужно — пляж с идеальной береговой линией, пальмы, красивый закат, бунгало и даже долбаные коктейли в кокосах. На долю секунды я даже чувствую соленый вкус прибоя на губах.

— А еще можно взять яхту на прокат, есть места для рыбалки, дайвинг, водопады. И никаких других туристов в радиусе пяти километров от бунгало. Их там два, если что. — Валерия листает до той фотографии, где к причалу действительно прилегает два домика, на заметном отдалении друг от друга. — Я в общем даже знать не буду, если ты захочешь пригласить в гости какую-то женскую особь.

Если бы в тот вечер, когда подобную идею продвигал я, у меня в арсенале была хотя бы половина ее аргументов — она бы согласилась. Даже если бы в конечном итоге это ничего принципиально не изменило в том, что произошло потом.

— Про женскую особь говорить было не обязательно. — Во всей нарисованной ею картинке, это была как большая ложка дерьма в сладкую патоку.

— Но сначала Павлов, — в третий раз повторяет Лори.

— Договорились.

Эта девчонка, которую я вытащил из воды с абсолютно безжизненными глазами, сейчас буквально силой вдохнула в меня желание жить.

Ладно. Вдруг из этого и правда что-то получится?

Загрузка...