Настоящее
Через пару дней меня под руки, как важную персону (а скорее как арестантку) Андрей везет домой в наш с ним общий дом, где меня уже ждет «приятный сюрприз» — еще одна цветочная поляна, густо разбавленная воздушными шарами и мягкими игрушками. От одного вида этого радужно-ароматного разнообразия меня тянет блевать. Хорошо, что теперь для этого есть официальный повод. Так что Андрей даже не пытается меня остановить, когда я, вырывая руку, бегу в ванну и запираюсь изнутри.
Умываюсь холодной водой, пока не начинают покалывать щеки.
Тошнота постепенно стихает и я по крайней мере на какое-то время могу позволить себе просто спокойно дышать.
Я потратила несколько дней на то, чтобы заставить себя смириться с неизбежным.
Этот ребенок во мне — ошибка. Если бы меня слышали повернутые на голову мамаши, начитавшиеся розово-ванильных романов о любви и материнстве, наверное, трижды предали бы анафеме. Как будто женщина не имеет права на сомнения в том, готова ли она сохранить любой зацепившейся с ее яйцеклеткой сперматозоид, подходящее ли для этого время, стоит ли ради такого жертвовать карьерой и вообще — хочет ли она стать матерью. В мире хороших правильных женщин, беременность — это благо, его надо хотеть даже если его рождение будет стоить ей жизни. Беременность нужно нести перед собой, как знамя, чтобы все окружающие знали — эта женщина готова любой ценой выполнить свое физиологическое предназначения и достичь пика своего жизненного развития.
Господи, почему все это происходит именно со мной и именно тогда, когда мне нжна максимально ясная голова и трезвые мысли?
— Валерия, ты в порядке? — стучит в дверь Андрей и начинает нервно дергать ручку. — Эй?!
Я нарочно не отзываюсь — хочу заставить его нервничать.
Позавчера он просидел в больнице в общей сложности часов пять, я уже не знала, что сделать, чтобы Андрей перестал изображать из себя наседку. Вчера его конвой растянулся почти на весь день. А сегодня он приехал за два часа до выписки и ковырял мозги моему лечащему врачу идиотскими вопросами о моей болезненной бледности и сонливости.
Учитывая то, что раньше он не интересовался мной от слова совсем, я пришла к выводу, что старый боров не терял времени зря и порядочно промыл сыночку мозги. Наверное поручил глаз с меня не сводить, чтобы я не устроила еще один сеанс промышленного шпионажа.
По случаю моей беременности, Андрей подарил мне кольцо с огромным розовым бриллиантом, и как бы в довесок — новый чистенький телефон и ноутбук. Что было его молчаливым ответом на мой вопрос о том, куда делись мои личные вещи и телефон, в котором была вся моя жизнь.
— Валерия, открой! — Андрей так иступлено дергает ручку, что мне, вопреки голосу разума, хочется поиграть в молчанку еще немножко и проверить глубину промывки его мозгов.
Но все-таки подаю голос: говорю, что меня вырвало прямо на одежду и мне нужно принять душ. Андрей всегда был брезгливым, так что этого достаточно, чтобы отбить у него охоту ломиться внутрь.
Откручиваю вентиль до упора, чтобы подтвердить свои слова. Андрей, выждав несколько секунд, предупреждает, что все равно будет рядом, но, наконец, оставляет меня в покое.
— Из этого все равно ничего не получилось бы, — говорю шепотом себе под нос, потому что за последние дни количество внутреннего монолога перевалило за ту черту, после которой я перестала понимать, говорю я сама с собой или с голосами в своей голове. — Никогда. Не в этой жизни.
Мы с Вадимом невозможны, но почему-то только забеременев я окончательно поняла весь фатализм наших с ним «отношений».
Во всем, что произошло, винить некого.
Я достаточно взрослая и битая жизнью женщина, чтобы не обелять себя слепленными из дерьма и палок оправданиями. Сама накосячила — сама и буду разгребать.
После душа, когда выхожу из ванной спустя примерно полчаса, Андрей караулит меня в гостиной. Успеваю заметить сальную рожу, с которой он пялиться в телефон за секунду до того, как Андрей замечает мое появление и молниеносно откладывает его в сторону экраном вниз. Честно говоря, и сама так часто делаю, особенно если нахожусь на важной встрече и не хочу отвлекаться на всплывающие уведомления, но в случае с Андреем все гораздо прозаичнее.
— Тебе уже лучше? Вот, я тут сделал… — Он протягивает мне стакан с газированной водой, в которой плавает пара ломтиков лимона. — Твой врач сказал, что это поможет от изжоги и обезвоживания, если продолжится токсикоз.
Я делаю несколько освежающих глотков, благодарю Андрея за заботу и прошу его сделать что-то с цветами.
— А что с ними сделать? — как всегда очень инфантильно спрашивает он. — Это же просто цветы. Их прислали друзья отца.
Как будто один этот факт делает каждый букет буквально новым чудом света.
Со вздохом, плетусь на кухню, где в прилегающей к ней маленькой кладовой должен быть моток мешков для строительного мусора. Чтобы упаковать все эти вонючие «клумбы», приходится сильно постараться. И пока я корячусь, пытаясь затолкать очередного нелепого медведя в очередной траурно-черный мешок, Андрей только молча наблюдает.
— Если отец узнает… — предупреждает он, когда я недвусмысленно перетаскиваю их к входной двери.
«Да насрать!» — мысленно отвечаю я, но вслух только мычу что-то невразумительное, что Андрей может истолковать ровно так, как ему спокойнее. Пусть думает, что я проявлю чудеса конспирологии, избавляясь от этого хлама.
На улице уже так прохладно, что совсем не хочется возвращаться в дом. Остаюсь стоять на крыльце и наблюдать за роем мошкары, слетевшейся на тусклый желтый свет фонаря. Замечаю среди всего этого беснования ночного мотылька, который, сделав несколько «неудачных» попыток приблизиться к свету, все-таки подлетает достаточно близко, обжигает крылья и беспомощно падает в траву, где его уже поджидает ящерица. Наверняка бедолага даже не соображает, что произошло, и почему вместо яркого огонька, сулившего тепло и счастье, он вдруг оказался в пасти жадной рептилии, которая за секунду проглатывает его на половину и быстро прячется в густой траве.
Вся моя жизнь — в одной маленькой цене.
— Валерия Дмитриевна, вот, накиньте, — на крыльце появляется охранник с пледом в руках.
На улице и близко не настолько холодно, чтобы мне захотелось кутаться, но я делаю, как он хочет. Могу поспорить, что до нашего с Андреем возвращения, здесь уже побывал старый боров и раздал четкие указания всем, вплоть до строителей, который продолжают обустраивать внешний двор. Все должны строго следить за тем, чтобы с драгоценным инкубатором его наследия ничего не случилось, в противном случае спрос будет с каждого. Завольский-старший достаточно отбитый на голову тиран, чтобы за любой мой синяк приговорить весь обслуживающий персонал.
— Виктор, вы не могли бы…
— Все, что скажете, Валерия Дмитриевна, — тут же вытягивается по струнке он, намеренно. — или нет — подтверждая мою теорию.
— Вы не могли бы принести сюда плетенное кресло с веранды? И сделайте, ради бога, что-то с этими мошками — у меня вот-вот случится приступ эпилепсии от этого…
Вожу ладонью перед глазами, намекая на бесконечное мельтешение. Как будто кто-то заставляет меня задирать голову и смотреть на их групповое самоубийство.
Он мгновение озадаченно смотрит у меня над головой, а потом скрывается в доме, чтобы вернуться оттуда с креслом и какой-то маленькой лампадкой. Повозившись немного, пристраивает ее на крыльцо, поджигает фитиль и пространство вокруг меня мгновенно наполняется густым ароматом каких-то пряных трав. Шафран? Ладан? Я машинально прикрываю рот рукой, ожидая приступа рвоты, но его не случается. Наоборот, мое тело как будто даже расслабляется, в душе возникает непонятно откуда взявшееся чувство покоя.
Хотя, стоит сделать еще один вдох — и все становится на свои места.
Этот пряный запах. Отдаленно, какими-то размазанными нотами, это похоже на парфюм Вадима. Или я сама так нафантазировала?
— Все в порядке? — беспокоится охранник, когда я никак не реагирую на его «изобретение».
— Да, спасибо, Виктор. Можете идти, мне вы сегодня больше не нужны.
Я поудобнее усаживаюсь в кресло, поджимаю ноги и укутываюсь пледом до самого подбородка. Теперь, когда вокруг меня нет назойливых медсестер и недремлющего ока камеры наблюдения, самое время подумать о косяках, которые я успела совершить. Точнее, о том, что из этого могло попасть (или уже попало) в руки старого борова и как сильно эти вещи могут меня скомпрометировать.
Интересно, если бы Завольский выяснил, кто я на самом деле — он убрал бы меня сразу или дал пожить пока я не рожу его драгоценного наследника? Скорее, первый вариант. Он одержим собственным наследием, но вряд ли до такой степени, чтобы терпеть в нем кровь ненавистного Александра Гарина.
Воспоминания об отце неожиданно наталкиваются на тот наш с Вадимом разговор, когда выяснилось, что мой отец мог быть причастен к махинациям со кредитованием жилья. Я уверена, что это не может быть правдой, но как это доказать теперь, когда старый боров лишил меня доступа в «ТехноФинанс»?
Я должна что-то придумать, чтобы вернуть свое положение.
От попыток прокрутить разные вариант, начинает болеть голова.
Ладно, наверное, я еще слишком слаба для этого. Иногда, чтобы приехать быстрее, нужно вовремя притормаживать. Так, кажется, говорил Данте.
Данте, черт.
Я крепко жмурюсь, сглатываю и пытаюсь вспомнить, о чем был наш последний разговор, но в памяти почему-то совсем пусто.
На заднем фоне раздается сигнал телефона — стандартный рингтон, который я даже не стала менять, когда «торжественно» получила в дар новенький, стерильно чистый телефон. Учитывая то, что получила я его в распакованном виде, внутри он нашпигован всеми возможными средствами слежения. Поэтому в телефонную книгу вбила только то, что совершенно стерильно и никак не может меня скомпроментировать: номера «правильных» подруг, номер моей помощницы, пару номеров менеджеров, с которыми сотрудничала по разным вопросам, ремонтники, парикмахер. Всем сделала стандартную рассылку, чтобы не теряли и записали новый номер. Старому борову не за что будет зацепиться, даже если он очень постарается.
Ну или я просто пересмотрела шпионских боевиков.
— Он уже несколько минут разрывается, — с претензией сообщает Андрей, протягивает телефон и спускается с крыльца. — Ты точно в порядке?
Бросаю беглый взгляд на экране и на неизвестный номер входящего. Никогда не любила звонки от непонятного набора цифр, а теперь и подавно: кто, блин, может названивать на стерильный, нигде не засвеченный номер? Сбрасываю и ставлю на беззвучный.
— Езжай, куда собрался, — отпускаю Андрея, который от нетерпения буквально пританцовывает на месте. Мысленно благодарю Вселенную, что послала мне мужа-дебила. — Я не сдохну, нянечка.
Андрей кривится, обещает вернуться не с пустыми руками и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не пошутить насчет «букета болезней», на который у меня точно аллергия. Просто сижу и молча наблюдаю за тем, как он садится в свою безобразно-красную тачку и сваливает в закат, избавляя меня от необходимости носить маску притворного смирения.
Когда смотрю на телефон снова, там еще два пропущенных.
Вряд ли этот неизвестный абонент мог столько раз ошибиться номером, хотя кто го знает? Вдруг это чья-то бабушка, неправильно вбившая всего одну цифру и от того, что я не отвечаю, у старенькой поднимется давление?
Поэтому, когда через минуту снова светится входящий, я скрещиваю пальцы на удачу и прикладываю телефон к уху.
— Валерия? — взволнованный женский голос, который я не сразу, но все-таки узнаю.
Оксана, жена моего «обожаемого братца» Константина.
— Эмммм… — растерянно мычу в трубку, пытаясь понять, каким образом у Оксаны оказался этот номер. — Откуда у тебя этот номер?
— Нам нужно поговорить, — игнорируя мой вопрос, нервно требует она.
Еще не хватало, чтобы ко всем мои проблемам, всплыл тот наш разговор. Глобально, он не имеет никакого отношения к делам Завольского, но я так обожглась, что уже готова дуть даже на лед.
— Помнишь, ты обещала помочь? — продолжает истерить Оксана, и я торможу ее словесный понос резким предложением закрыть рот.
— Откуда у тебя мой номер? — повторяю вопрос.
— Спросила у твоего мужа, — заикается она.
Отлично, блин. Ну почему люди все поголовно такие бестолочи?
— Я сказала, что ты обещала порекомендовать мне тренера, — бормочет Оксана, видимо только теперь понимая, как сильно могла подставить нас обоих. — Константину снова не нравится, в какой я форме. Он все время всем недоволен. Ему…
— Я поняла, — перебиваю ее словесное недержание, пока она снова чего-нибудь не сболтнула. — Знаю одну толковую девочку, она из тебя за три месяца сделает сносный кусок мышечного мяса.
— Куда… ммм… мне подъехать? — Слава богу, Оксана понимает суть этих зашифрованных посланий и начинает мне подыгрывает.
— Это очень срочно? — Я бы предпочла сначала разобраться с насущными проблемами, прежде чем ввязываться в еще одно небезопасное дерьмо. Если бы мой инстинкт самосохранения работал как надо, я бы вообще послала ее куда подальше. Но между безопасностью и возможностью ужалить Угорича, совершенно очевидно, что я выберу второе.
— Да, это срочно, — нервно говорит Оксана. Интуиция подсказывает, что их с любовником вывели на чистую воду, и это точно не Константин, иначе она не смогла бы так бойко разговаривать по телефону по причине сломанной челюсти и выбитых зубов. Как минимум, хот лично я склонна думать, что за такое надругательство над его священной задницей, Угорич мог запросто избить ее до полусмерти.
— Давай увидимся завтра в «Лагуне» около трех? — предлагаю самое подходящее для меня место.
Это небольшая кондитерская, расположенная неподалеку от мой квартиры. Там у меня спрятан запасной телефон, с которого я обычно регистрировалась там, где не хотела светить свои реальные данные. К нему же привязан «серый» банковский счет, так что без денег, если Завольский решит обрезать мне все пути к отступлению, я не останусь. Две недели бомжацкой жизни на улице и долгая дрессировка Данте приучили всегда и при любых обстоятельствах держать запасной аэродром. И не маленький задрыпанный кукурузник, а хорошо замаскированный лайнер с собственной взлетно-посадочной полосой. Если старый боров думает, что так просто сможет прижать меня к ногтю и обездвижить, то хрен ему по всей морде.
— Хорошо, я там буду, — быстро соглашается Оксана, сбивчиво извиняется за беспокойство, потом, спохватившись, пытается поздравить с прибавлением в семействе.
— Увидимся там, — игнорирую ее слова и прячу телефон в карман.