Прошлое
Я с облегчением смотрю на розовеющую линию горизонта.
Еще одна бесконечная ночь закончилась.
Еще одна ночь, которую я провел в копании призраков прошлого и всех наделанных ошибок. В последнее время это моя единственная компания, «толпа», которая всегда готова меня высмеять, затолкать обратно в грязь и даже побить камнями.
Я почти перестал нормально спать, а когда удается — это всегда ненадолго и я вскидываюсь посреди ночи от адской боли в груди. Или — еще хуже — от ее полного отсутствия.
Пятый час. Я спускаю ноги с кровати, распрямляюсь, массируя затекшие конечности — крутился всю ночь, но как будто провел в колодках последние несколько часов. Встаю, но прежде чем сделать первые шаги, жду, пока уляжется головокружение. Наощупь беру с прикроватной тумбы пачку сигарет, вдыхаю легкими горький дым и закрываю глаза, ожидая, что слабость отступить. Конечно, ни хера это не так, просто идиотское плацебо, которое с каждой затяжкой делает только хуже. Но какая разница, если боль ненадолго отступает и в голове появляется ясность, а мой ум, притупленный очередной тяжелой бессонницей, обретает прежнюю остроту.
Босыми ступнями шлепаю из спальни, цепляюсь взглядом за лужицу кружевного женского белья на полу с биркой охуенно дорого бренда. Тяну носом воздух, пытаясь понять, чем это воняет, но когда желудок реагирует на вонь громким урчанием, доходит, что это самый обычный запах жареных яиц. Вероятно, немного подгоревших.
— Лори? — почему-то машинально называю ее имя, хотя это никак невозможно — она сейчас на другом материке.
А еще я слишком сильно ее люблю, чтобы раздевать и трахать.
Из кухни высовывается совершенно голая Юля, оценивает мой видок очень критическим взглядом.
— Три яйца ситуацию не спасут, но это все, что я нашла у тебя в холодильнике, Шутов.
— У меня только один вопрос. — Прохожу на кухню, сажусь за стойку и внимательно изучаю последствия ее пребывания на моей хирургически чистой кухне. Не потому что я пиздец какой чистюля и аккуратист — просто с самой покупки квартиры я ни разу не использовал ее по назначению. — Тебе делать больше нечего?
— С детства не могу пройти мимо голодной собаки, — не отвлекаясь от своего занятия, с насмешкой отвечает Юля.
— Всегда делаешь это голой? — Смазанным взглядом прохожусь по ее формам, ловя себя на мысли, что не понимаю, почему вчера мы снова оказались в одной постели. Сейчас мой член не поднимет даже строительный кран. Впрочем, я говорю это на протяжении уже нескольких месяцев.
— Шутов, тебе не удастся испортить мне настроение. — Она поворачивается и с видом хорошо выполненного долга, ставить передо мной сковороду прямо на столешницу из цельного куска мрамора. — Мне было хорошо, тебе, судя по всему, тоже. Я выспалась, отдохнула и морально заряжена на хорошие дела. Вот, — тычет лопаткой в яйцо, поджаренной до нужной консистенции, — начала день с чистки кармы, так что ешь, пока не остыло.
Я шарю взглядом в поисках вилки и Юля тут же вкладывает ее мне в ладонь.
Аппетита нет. В последнее время меня вообще все чаще тупо подташнивает от еды, особенно простой, домашней. Перед глазами то и дело появляется Алина в окружении хаоса из грязной посуды в тот единственный раз, когда она пыталась корчить хорошую «пригодную» женщину. Кончилось все тем, что я скормил ей половинку упаковки успокоительных, вызвал клининг и отвез в дорогой ресторан есть морских ежей.
— Ешь, Шутов. Или мне придется применить к твоей поганой заднице силовой прием.
Отламываю кусочек яйца, кладу его в рот и глотаю почти не жуя. Даже корчу типа смакование, но Юля со вздохом качает головой, забирает сковороду и без сожаления пихает ее в мусорное ведро вместе со всем содержимым. Уверен, подражает сцене из какого-то женского сериала — слишком уж демонстративный жест, чтобы быть похожим на импульс.
Если бы что-то такое выкинула Лори, это выглядело бы по-другому.
Но если Лори готовила обнаженной у меня на кухне, я съел бы абсолютно все, даже политый болотной жижей камень. И попросил добавки. Жаль, что такое не возможно даже в альтернативной реальности.
— Иногда ты ведешь себя просто как свинья, — без капли обиды говорит Юля. Просто констатирует факт.
— Юль, не надо, пожалуйста, задерживаться у меня так надолго, хорошо?
Она отправляет в мусорный пакет все, что есть на кухонной тумбе, в конце бросает туда же тарелку с двумя сильно пережаренными тостами и берется за кофемашину. Не произносит ни звука до тех пор, пока не заканчивает варить две чашки американо, одну из которых толкает к моему краю столешницы. Сама садится напротив. Следит за моей реакцией на ее роскошные сочные сиськи, не прикрытые даже волосами. А поняв, что с таким же «интересом» я могу на картину Моне или Рембранта, закатывает глаза в немом выражении глубокого раскаяния.
— Шутов, не знаю, что ты там себе фантазируешь на счет нас и всего вот этого, — кивает на образованную ею же гору мусора, — но я просто пытаюсь быть хорошей подругой. Не все женщины, в которых ты суешь свой королевский хер кушать не могут — так хотят тебя заарканить. Если хочешь знать мое мнение — я вообще не знаю, что надо иметь в башке, чтобы хотеть с тобой нормальных отношений.
— Вообще-то я не хотел знать, но спасибо, что что поделилась психанализом, доктор Фрейд
— В чем проблема просто позавтракать, поболтать и разойтись на позитивной ноте?
— Ни в чем. Просто мне не нужен завтрак и позитивная нота.
— Да-да, я помню, просто ебемся без смысла, — кажется, цитирует мои же слова в тот день, когда я набрал ее после того как Лори написала, что приземлилась в аэропорту Шарля-де-Голля.
С тех пор прошло три недели. Или уже четыре?
— Это не мое дело, но…
— Да, это действительно не твое дело, — перебиваю Юлину попытку изображать сестру милосердия.
— … но ты не наладишь свою жизнь, отгородившись от мира, Шутов, — упрямо заканчивает она. Чего-чего, а упрямства и размера сисек ей точно не занимать. До сих пор не могу поверить, что все это богатство — дар матушки-природы, а не работа гениального пластического хирурга. — И хватит таращиться на мою грудь, придурок.
Я встаю со стула, обхожу столешницу, на ходу роняя окурок прямо на пол и притаптывая его босой ногой. Боли почти не чувствую — это ничто по сравнению с моими ночными кошмарами на постоянке? Юля не сопротивляется, когда прижимаю ее бедрами к столешнице.
Развожу ее длинные идеально гладкие ноги, покрытые «корочкой» аппетитного загара.
Ловлю дежавю болезненно бледных ног Лори. У нее такая тонкая кожа, что синяки «расцветают» сами по себе, как абсолютно естественное природное явление.
«Убирайся из моей головы, — приказываю ей мысленно, пока трахаю Юлю двумя пальцами. — Убегай, моя маленькая обезьянка. Беги далеко-далеко, пока злой и страшный серый волк борется с желанием сожрать тебя целиком».
Юля кончает через несколько минут — извивается на моей руке, как грешница на очищающем пожарище и стонет почти так же громко. Раньше думал, что она делает это тупо по привычке корчить знойную девочку перед богатыми папиками, но потом оказалось, что у нее реально вот такой бурный оргазм.
Отодвигаюсь и спокойно мою руки с мылом. Юля награждает меня фигурой из среднего пальца, а потом растворяется в комнате, на ходу собирая разбросанное вчера белье. Пока она еще шастает по моей квартире от душа до комнаты и обратно, пишу своей помощнице, что мне нужен набор новой посуды. Просто чтобы она была и из моего упорядоченного хаоса исчезли оставленные Юлей «черные дыры».
— Учти, что на следующей неделе у меня много работы. — Юля бросает передо мной сумку и медленно, с толком, будто наносит масло на холст, красит губы. — Работы, от которой я не смогу отказаться даже ради перспективы провести с тобой несколько незабываемых часов.
— Ок. — Наверное, не стоит говорить ей, что как раз сейчас я решил, что наши с ней дружеские отношения и теплое прошлое — не повод для регулярных встреч. — Тогда созвонимся через неделю.
— Возможно, я даже отвечу.
— Возможно, я не очень расстроюсь, если нет.
Она произносит тройное сухое «ха-ха-ха», потом чмокает меня в лоб, почти как сестра и, наконец, покидает мой склеп.
Кофе, кстати, сварила хреновый, хотя до сегодняшнего дня я был уверен, что сварить плохой американо в полностью автоматической кофемашине просто невозможно. Но на фоне всех прочих ее достоинств, одна вылитая в раковину чашка утреннего кофе — не такой уж жирный «минус».
Пока завариваю новый, сгребаю в стиралку все постельное белье, запускаю робот-пылесос. Совершаю еще какие-то механические действия, помогающие вернуть мой быт к привычному распорядку. Делаю гимнастику, отжимаюсь, стою в ебучей планке так долго, как могу, пока боль не начинает искать выход под правой лопаткой.
Смотрю на себя в зеркало — делаю это чтобы тупо не забыть, как выгляжу, а не от большого удовольствия. Мяса на мне все меньше с каждым днем, под глазами круги, а волосы давно пора привести в порядок. В последнее время меня с трудом хватает только на то, чтобы пару минут в неделю поелозить по роже электробритвой.
К восьми приезжаю в офис и до обеда занимаюсь работой — единственным удовольствием в моей жизни, которое мне еще доступно. А около часа еду в пиццерию неподалеку, потому что, хоть аппетит у меня давным-давно отсутствует в принципе, в это тело нужно закинуть минимальную порцию топлива, чтобы оно продолжало функционировать.
И как раз, когда я просто закидываю в себя теплое есто с ветчиной и каперсами, звонит Лори.
Видеовызов.
Мой мозг, еще утром не помнивший, когда мы контактировали последний раз, сейчас абсолютно точно знает, сколько недель, дней и часов прошло с тех пор. Достаточно, чтобы пальцы заныли от желания просто погладить ее имя на экране телефона. Чего я, конечно, не делаю.
Ставлю телефон на расстоянии вытянутой руки, используя стакан с соком в качестве подставки. Ерошу отросший ёжик волос, чтобы придать им какой-то порядок и нажимаю на клавишу ответа.
Первые секунды мы просто смотрим друг на друга. Замечаю, что с нашей последнего зрительного контакта ее волосы еще немного отрасли и сейчас она закалывает рваную челку смешной заколкой с медвежонком. На ней большой клетчатый шарф, многослойно завязанный вокруг шеи, маленькие сережки-гвоздики в ушах, веснушки россыпью вокруг носа. На заднем фоне — залитое дождем окно, в котором как раз проезжает большой красный автобус.
— Ты уже в Лондоне? — не придумываю ничего лучше, чем начать разговор с этого.
— Ага. — Улыбается очень сдержанно. — Привет, Шутов. Ни от чего тебя не отвлекаю?
— Неа. — Немного наклоняю телефон, чтобы она видела мой обед, а Лори с готовностью показывает свою тарелку с овсянкой, яйцом и сосисками.
— Эти штуки выглядят как холестериновая бомба, Ван дер Виндт, — имею ввиду сосиски. — Я должен видеть, как ты это съешь.
— Выпишешь мне внушение за предательство ПП? — Она улыбается, не разжимая губ.
— Хочу увидеть оргазм на твоем лице, когда ты перейдешь на темную сторону удовольствий. — Я говорю это не задумываясь.
И, конечно, между нами снова повисает паузу.
Какая-то долбаная упрямая часть меня до сих пор не оставляет попыток вернуть все как раньше, когда мы были просто_друзьями и могли позволять себе подобные шуточки, не опасаясь заплыть за буйки.
— Я просто… — Лори пытается начать первой, но запинается.
— Как ты себя чувствуешь? Давно у тебя на голове вылезла эта штука? — имею ввиду заколку, пытаясь, как всегда, свести разговор к обмену шуточками. На этот раз — совершенно детскими, клянусь.
Валерия трогает кончиками пальцев смешную детскую заколку и даже через небольшой экране телефона я хорошо вижу вспыхнувший на ее щеках румянец. Она такая красивая именно сейчас, что мое долбаное сердце пропускает пару ударов, а потом резко бьется, вколачивая в мою грудную клетку хулиарды боли.
— Если я ее сниму, то стану похожа не сбежавшую пациентку психбольницы, — жалуется Лори, но все-таки снимает и расправляет на лбу рваную челку.
Вопросительно ждет моей реакции, но у меня язык в глотку провалился от того, какой трогательной и юной она кажется в этот момент с этой смешной прической и огромными глазищами на худом узком лице. И эти веснушки словно созданы специально для того, чтобы я мог среди них заблудиться.
«Отлично, старик, еще давай ляпни эту сахарную хуету — и все планы пойдут по пизде», — не дремлет мой внутренний скептик и я немного трезвею.
— В Лондоне кончились двурукие парикмахеры? — пытаюсь посмеяться. — Тут же работы на пару вжиков машинкой.
Лори рассеянно хмурится, а потом быстро возвращает заколку на место. Делает это наощупь и часть волос остается торчать около уха. Моя треклятая рука дергается, чтобы заправить их за медведя, но вместо этого хватаю ею салфетку и промокаю совершенно сухие и чистые губы.
— Я пока просто обживаюсь, — говорит Лори уже более сдержано, как будто получила достаточно оплеух, чтобы больше не пытаться быть милой со своим старым другом. — Знаешь, тут совсем другой ритм жизни.
— Англичане никуда не спешат, — цитирую сам не помню что.
— Ты похудел, Шутов, — резко переключается Лори и я машинально немного откидываюсь на стуле, чтобы часть моего лица оказалась в тени. — Не пытайся спрятаться, я все равно увидела. Когда ты был у Павлова? Когда операция?
Странно, почему она забыла многие вещи (в том числе трагедию Алины и до сих пор думает, что мы просто разбежались после очередной неудачной попытки сойтись), но помнит про мое долбанутое здоровье, фамилию моего лечащего врача и операцию, с которой я давным-давно слился. Все было бы гораздо проще, если бы моя маленькая обезьянка перестала думать, что пришла в наш мир с одной единственной целью — спасать это медленно подыхающее ничтожество.
— Юля просила передать тебе привет, — говорю как будто невпопад, но специально чтоы напомнить ей, что теперь обо мне есть кому позаботится. — Все уши мне прожужжала, когда ты приедешь — хочет поговорить с тобой о чем-то важном.
Я вижу стремительно загорающееся в ее взгляде разочарование, которое она тут же маскирует надуманной задумчивостью. Молодец, не идеально, но достаточно качественно, чтобы обвести вокруг пальца большинство двуногих баранов в этом мире.
— Мы всего раз виделись, — рассеянно бормочет Лори, выдавая свое огорчение за недоумение. Опять же — довольно недурно, но не для меня, читающего ее как открытую книгу. — Как ваши дела?
— Все хорошо, — отделываюсь типовой фразой. Никакие красивые выдумки не будут так убедительны, как ее собственное воображение.
Лори снова улыбается, но на такой вариант развития диалога, у нее явно не заготовлена пара дежурных фраз. Она начинает смотреть по сторонам, потом отодвигает в сторону тарелку и я становлюсь свидетелем того, как к ее столу почти мгновенно подбегает обеспокоенный официант. Наблюдаю за тем как она, почти на идеальном английском, говорит, что с едой все в порядке и у нее нет никаких претензий к заведению, отказывается от пудинга и просить счет.
Я бы хотел быть сейчас рядом.
Накормить ее, даже если для этого пришлось приложить некоторые усилия, чтобы моя Лори не выглядела такой измученной. Потом вместе пойти гулять под дождем, смотреть на Темзу, кататься на знаменитых автобусах, сделать фото в типовой лондонской телефонной будке. Я бы хотел все это до конца своей жизни. Если бы только я не успел натворить столько дел, что всех моих денег не хватит отмыть хотя бы половину.
— Ладно, я просто хотела убедиться, что у тебя все в порядке! — Лори напяливает широкую довольную улыбку и кивает на внезапно выглянувшее из-за туч солнце. — Пойду погуляю, пока на Туманном Альбионе появилась такая роскошь!
— Лори… — Я останавливаю ее ровно в тот момент, когда она тянется к телефону.
— Да? — В ее голосе вспыхивает надежда. — Слушай, Шутов, я знаю, что ты сейчас меня отчитаешь, но может мы можем… Тебе не кажется, что все как-то…
— Не звони мне больше по видео связи Ван дер Виндт, — говорю я, и каждое слово режет горло на ленты. — Это ведь не проблема?
Она приоткрывает свои идеальные, пусть и немного бледные губы в немом вопросе: «Почему»?
«Потому что ты мне дороже всего на свете!» — мысленно ору ей в лицо, протягиваю руки через тысячи разделяющих нас километров, хватаю и прижимаю к себе намертво, навсегда, до скончания веков.
— Не подумай, что я тут типа стал подкаблучником и тряпкой, но мы с Юлей… Я дорожу ею. Очень.
— Ясно, — бормочет Валерия. И снова ненадолго выпадает из нашего диалога, вкладывая несколько купюр в принесенный счет. А когда снова смотрит на меня через экран телефона, ее глаза уже совершенно стеклянные, хоть все еще потрясающе зеленые. — Не хочешь, чтобы чтобы твоя невеста застукала нас за виртуальными посиделками.
— Типа того. Не то, чтобы у нее ревность из задницы лезет, но…
— Я бы тоже не хотела, чтобы мой любимый человек зависал в телефоне с другими женщинами, даже если они просто старые скучные подружки. Блин. — Она несильно хлопает себя ладонью по лбу. — Прости, я такая бестолковая. Понятия не имею, почему сама не додумалась, это же так очевидно.
— Прости, не хотел быть грубым.
«Хотел быть намного грубее, чтобы ты бросила трубку, удалила мои контакты и не вспоминала меня даже в страшных снах».
И если бы в моей грязной пропащей душе осталась хоть капля совести, то именно так бы и поступил. Но я, как оказалось, тот еще ссыкун. Хочу держать ее на расстоянии, но не упускать из виду. Хочу чтобы из ее хорошенькой умной головы испарились даже ошметки где я выгляжу как герой ее романа, но мне тупо хочется сдохнуть на месте, стоит представить, что сейчас моя Лори выйдет на улицу, случайно столкнется с каким-то нормальным мужиком… и я действительно перестану быть ржавым гвоздем в ее сердце.
— Буду ждать от тебя приглашение на свадьбу, — говорит Лори, на этот раз уже не изображая щенячий восторг и бурную радость.
— Тебе первой, — делаю еще один ход и опускаю градус нашего разговора до официального. — До связи, Ван дер Виндт.
— Всего доброго, Шутов.
Но обое тормозим, не решаясь закончить вызов.
Потому что знаем — мы в последний раз видим друг друга вот так, почти_вживую.
Лори не выдерживает первой: машет рукой и последнее, что я вижу перед тем, как она навсегда исчезнет с экрана моего телефона — слезы, градом текущие по ее щекам.
— Прости, обезьянка, — говорю в давно погасший телефон, — так будет лучше. Так будет лучше…
И боль, от которой темнеет в глазах и мир внезапно переворачиваться вверх ногами, приносит долгожданное облегчение.