Сороковник. Книга 2

ГЛАВА 1

Утренний холод просачивается под куртку, заставляет ёжиться. Невольно запахиваюсь плотнее и прибавляю шаг. Знать бы только, куда я прибегу этакими темпами? Тейлору хорошо, его дело — пёсье, быть рядом и охранять, и неважно, куда спешит хозяйка, главное — не упускать её из вида. А мне каково? За всю свою жизнь я и представить не могла, что окажусь однажды в таком положении — практически одна, на неизвестной дороге средь каких-то безымянных полей и с полной беспросветностью впереди. Как бродяжка какая-то. Я, цивилизованная женщина, привыкшая к комфорту и уюту… Не так я собиралась уйти в квест, не так.

Однако двухлетняя привычка прогулок с Норой ни свет, ни заря делает своё дело. Помогает прочухаться — и, если не собраться с мыслями, то хотя бы сосредоточиться на ходьбе. Дома-то было немного иначе: Нора тащила меня за собой на поводке по изученному маршруту, я, полусонная, плелась следом… Сейчас я — ведущая. И моё счастье, что дорога — одна-разъединственная, выбирать не из чего, а то бы я умудрилась и в трёх соснах заблудиться.

Две небольших рощицы мы с Тейлором проскакиваем, не задерживаясь, а вот в очередной, пожалуй, пора устроить привал. До неё остался небольшой рывок — перевалить через холм, а там уже видны кудрявые маковки деревьев и подаёт голос одинокая кукушка. К стыду своему признаюсь — устала. Это для бывалых путешественников с пяток километров отмахать — раз плюнуть, а для меня очень даже чувствительно. И о чём я только думала? Надо было перед уходом заглянуть на конюшню, может, удалось бы Лютика вывести…

А ты, матушка, ни о чём не думала, скептически напоминает внутренний голос. Не до того тебе было. Скажи спасибо — кровью не истекла после того, как в разбитое окно протиснулась. Всё? Пожаловалась — и будет. Работаем с тем, что имеем, и нечего в пустой след плакаться.

К тому же, в том сумеречном состоянии, в коем я пребывала после хорошей мозготряски, нашла бы я эту конюшню вообще? Ах, божечка, как же меня перемыкало, это ж ни в одном кошмарном сне не привидится… А если бы и нашла — упёрлась бы в закрытые ворота. А было бы не заперто — попробуй, сыщи Лютика среди остальных, там лошадей полно, и для выезда, и для верховых прогулок, и для разных хозяйственных надобностей. Видала я вчера эту конюшню — с хороший ангар. В ней денник у каждой лошадки поболее моей спальни, вот и поблуди там в темноте, как в лабиринте… Только переполошила бы всех, и тогда — прощайте, мои намерения ускользнуть незамеченной.

К тому же… Мне хочется хлопнуть себя по лбу. Ну, нашла бы я Лютика, а что дальше? Никто меня не учил, как лошадку седлать, обихаживать. Мне её приводили "одетой", накормленной, напоенной, и всё это делал за меня кто-то другой. Вроде бы витало в воздухе, что теория, не пройденная до отъезда, будет изучаться и познаваться в дороге, но… сейчас это выглядит как-то несерьёзно. Непродуманно. Легкомысленно. Если только не предположить, что Наставник с самого начала рассчитывал отправить меня в квест не одну. Или вовсе не думал отправлять?

Или я опять чего-то не знаю? Сэр Майкл далеко не прост. Да, он изысканно вежлив, заботлив, предупредителен… но как ловко может ускользнуть от заданного в лоб вопроса, увести разговор в иную сторону — диву даёшься. Будь я заядлой детективщицей — смело предположила бы, что паладин ведёт какую-то свою игру, вне границ моего понимания, но… Одно-единственное "но": я в этом мире никто, пешка, и было бы чересчур нелепо — предполагать, что вокруг моей незаметной персоны, закрутится какая-нибудь крутая интрига.

Вот только — Васюта, его решение, его призрачный визит…

И Мага, невесть откуда свалившийся на мою бедную голову…

И каким-то образом повязанная со мной одним квестом девчушка из иного мира…

Не слишком ли это много для меня, заурядной?

Ваня, это грандиозно. На полном ходу, забыв про свой оборванный вид, усталость и саднящие ладони, ты ударяешься в размышления. Значит, как выражаются наши девочки, крыша вернулась окончательно; однако, не перемудри. Что-то тебя заносит…

В ком засомневалась? В паладине? Вот уж кто человек слова, так это воин господень. И раз обещал снарядить меня в дорогу — он бы это сделал. Ведь, что ни говори… Я растерянно чешу в затылке. А ведь он меня, почитай, из-под носа у воеводы увёл, сэр Майкл! Я же не знала, что нас с Гелей не просто на прогулку пригласят, а умыкнут в замок, да ещё и пригласят остаться. Нарушила ли я слово, данное Ипатию? Вроде бы и да, а с другой стороны — умысла-то сбежать не было. Не было!

Погрузившись в размышления, я и не замечаю, что дорога пошла под уклон. Чуть подальше она делает перед рощей петлю, огибая маленькие красочные деревянные домики на курьих ножках. Да это ульи! С тревогой поглядываю на Тейлора, а тот трусит себе рядом, не подозревая, какой опасности подвергается. Впрочем, бояться ещё рано: рассвет только занялся, и пока роса не высохнет — а это часа через три, не раньше — пчёлам вылетать рано. Беда в том, что не любят они собак. Сколько помню, дедова Жужа на пасеке вечно в лопухах пряталась, едва заслышав характерный злобный гудёж. Дед потому и не держал больших псин, а всё мелких, чтобы им легче хорониться было. Да и не сторож ему нужен был, а только чтобы звонок по двору бегал, голос подавал.

Конечно, пчелиные домики не на курьих ножках, а на высоких жердях-сваях, но в траве тонут по самые летки, ведь поле, что граничит с рощицей, до самого горизонта заросло… фацелией, вот я и вспомнила! Дед каждое лето вывозил ульи в поле с медоносами, так что эти синие цветочки я ни с чем не перепутаю. Здесь они гигантские, мне до пояса, наверное, местная разновидность, выше только редкие кочки подсолнухов проглядывают. Поставлены ульи грамотно, летками на восток, на освещённой стороне. Скоро солнце встанет, разбудит пчёл, согреет, а когда поднимется ещё выше — густая тень от деревьев ляжет на всю колонию. Вот тогда, не боясь перегрева, мохнатые трудяги включат рабочий режим, и весь последующий день сюда лучше не соваться. Кусаются-то они все, но вот есть виды нормальной кусучести, а есть — злобные, повышенной агрессивности. Но это я твержу себе, чтобы не потерять бдительности, а на самом деле — времени на отдых у нас хватит.

Пока роса не высохнет…

Здесь десятка три ульев, может, и больше. При такой большой пасеке обязательно бывает сторож или смотритель, ибо любителей полакомиться на дармовщину всегда хватает. Возможная встреча с незнакомым человеком тревожит меня больше, чем пчелиные жала; из-за прессинга следующего квеста мне за каждым кустом мерещится опасность. Но отыскать хоть кого-то необходимо, чтобы узнать, где я нахожусь, есть ли впереди деревня, город, куда мне вообще податься?

В роще тихо, лишь изредка подчирикивают какие-то одиночки-пустельги. Сквозь деревца проходят целые снопы алого рассветного сияния. Дорога суживается, виляет меж берёз и ёлок, кое-где проглядывают старые пеньки и поваленные ветром стволы, и я вдруг понимаю, что если не присяду — рухну. Ноги подкашиваются не сколько от усталости, сколько от нервного напряжения, не отпускающего всю ночь. Пристраиваюсь на кочку рядом с немолодой берёзой, и под лопатку немедленно впивается сучок. Кое-как поёрзав, нахожу удобное положение, с облегчением вытягиваю ноги и закрываю глаза, только на минуточку… Кажется, на этот раз я просто задремала, безо всяких временных и ментальных заморочек.

Выключаюсь совсем ненадолго — рассветные лучи лишь начинают светлеть. Но даже этого мне хватает, чтобы почувствовать себя легче. Где-то неподалёку шумно лакает Тейлор — по крайней мере, надеюсь, что кроме него здесь это делать некому. Вода? Дёрнувшись, я чуть не кувыркаюсь с кочки. Он нашёл воду? Только сейчас чувствую, как ссохлось горло. Торопливо иду на звук, уворачиваясь от мелких веток, так и норовящих ткнуть в лицо. Совсем рядом на небольшой полянке манит прозрачнейшей водой родник, края которого обложены плоскими камнями. От него вглубь рощи отведён ручей — должно быть, теми же заботливыми руками, что и сам ключ обиходили, и повесили на рябиновый сучок новёхонький ковшик из бересты. Нерешительно глянув на ладони, я сначала смываю в ручье засохшую кровь, и от ледяной воды тотчас адски щиплет порезы; а потом уже чистыми руками берусь на ковшик. И, наконец, напиваюсь до ломоты в зубах, до холода в животе. Жить сразу становится интереснее. Но голоднее.

Значит, всё нормально. Раз аппетит не отшибло — ещё побарахтаюсь. Лезу в карман за носовым платком — вытереть руки, и неожиданно натыкаюсь на очень знакомый предмет. Странно, почему я его раньше не заметила? Впрочем, ничего удивительного. Вот уже много лет я по привычке сую его в карман, игнорируя сумочки, в которых он вечно теряется или норовит прорвать подкладку и затаиться в самых укромных уголках. Даже дома я не оставляла его ни на полочке, ни в ключнице, а таскала с собой. И сейчас я отчётливо вспоминаю, как цапнула его с собой в тот злополучный последний вечер в родном мире, как потом машинально прихватывала, уходя даже из Васютиного дома. Ключ от дома.

Всё, что у меня осталось.

Солидный ключ-штырь сцеплен с магнитным язычком от подъездной двери небольшим металлическим брелком, что привёз мне однажды отец из французского города Мана. На аверсе пожелтевшего потёртого от времени кругляша — современный бизнес-центр, на реверсе — средневековые башенки. И надпись: "Le Mans". Я невольно усмехаюсь неожиданному совпадению. Так и есть, из современного города я попала в почти средневековый. Выходит, лет десять таскала с собой предсказание собственной судьбы…

Я улыбаюсь ключу как другу. И снова прячу. Ты мне ещё пригодишься, приятель.

И этот момент разом ставит точку в моей заторможенности. Хватит — ныть, рассуждать, рефлексировать… Делом надо заниматься. Если я хочу рано или поздно воспользоваться этим ключом по прямому назначению — немедленно беру себя в руки и привожу в порядок, потому что — вот они, воспалившиеся уже порезы, а рядом со мной — ни заботливого сэра, ни Васюты с его мазью. Зато есть я сама, с какими-никакими приобретёнными навыками, и самое время — заняться практикой.

— Тейлор, сторожи! — приказываю. Мало ли, вдруг действительно вынырнет из кустов здешний пасечник, ведь меня, если возьмусь за дело всерьёз, лучше из транса не выводить. Подсаживаюсь к дереву, как и раньше, только лицом к восходящему солнцу. Вот она, энергия, одно условие набора силы есть. А где взять позитив? Да сколько угодно. Я добилась, чего хотела — сбежала в квест, никому не отдала. Я не одна, со мной друг. Я жива. Я дала Маге шанс. И, в конце концов, худо-бедно, но восстановила дыру в памяти, и если уж мне придётся когда-нибудь рассказать девочкам об их отце… я ради них же постараюсь вспомнить лучшее о Маге. А оно было. Наверняка было.

Легко ныряю вглубь себя, войдя в состояние, которое однажды испытала, снимая Магину "заморозку". Видимо, тело запомнило тот настрой и сейчас смоделировало его само. Я вижу себя изнутри, но стараюсь не цеплять взглядом внутренние органы, сейчас меня больше интересуют руки. И, кстати, зачем это я залезла так сильно внутрь? Достаточно посмотреть, в порядке ли кровеносные сосуды и сухожилия, насколько глубоки порезы, не проникла ли инфекция… И, кажется, я вовремя заявилась с ревизией, потому что в левой ладони замечаю вокруг вспухшего рубца крупные тёмные пятна. Они пульсируют, отращивая псевдоподии, захватывая пространство вокруг, вгрызаются в плоть… Их ещё не видно под кожей, но через несколько часов они проявятся снаружи, а заодно начнут жрать мышцы, пока не доберутся до кости.

Делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие голубовато-зелёной энергией. Направляю мощный её поток в ладонь, изнутри, как будто промываю сама себя из шланга. И выношу вон всю заразу, напрочь. И чувствую, как срываются и улетают с пораненной конечности тысячи колючек, а сама она наполняется здоровым теплом.

Так же залечиваю и вторую ладонь. Затем мысленно прощупываю порез на коленке, но там всё чисто, нужно лишь помочь затянуться коже. Пробегаюсь по поверхности всего тела и заращиваю несколько ссадин и царапин. Прислушиваюсь к себе. Вроде бы всё.

Выходит, я ещё дешево отделалась! А могла бы и кровью истечь, задень случайно осколком кровеносный сосуд покрупнее. Но паниковать уже поздно.

Сквозь розовеющие веки пробивается сияние утра. Сколько длился техосмотр — полчаса, час? Наших жужжащих соседей пока не слышно, однако следует поторопиться и не искушать судьбу. И, конечно, поблагодарить Тейлора, моего сторожа. Умница.

Пёс, довольный, что угодил, подаёт лапу, и я торжественно её пожимаю. И мы возвращаемся на заветную дорогу, потому что время не терпит. Будь у нас его в избытке — я решилась бы и на повторное "погружение", чтобы проверить некий момент, замеченный при самообследовании. Готова поклясться, что ящерки — Галиного дара — я в этот раз в себе не обнаружила.

И Мага, когда провожал меня после закупочного тура, обмолвился, что больше её не чувствует. При первой же возможности нужно к этому вернуться. Может, эта ящерка угнездилась где-нибудь на спине, и я её просто не вижу? Хорошо бы. Всё спокойнее, чем носить в себе бомбу замедленного действия.

Роща, с виду небольшая, изнутри кажется и шире, и гуще. Словно дорога не простая, а заколдованная и влечёт нас с Тейлором всё дальше и дальше куда-то в зазеркалье, в виртуальное пространство, что с каждым шагом всё больше раскрывает границы. На самом-то деле, я отдаю себе отчёт, что заходили мы сюда с самой окраины березняка, где редкий подлесок, а здесь, в самой сердцевине, деревья и старше, и мощнее, и тень от них гуще, но всё равно мне не по себе. Мне уже слышатся и зловещие потрескивания под недоброй ногой, и хруст костей на чьих-то зубах, и ничего удивительного, что я вздрагиваю, заметив впереди громадную тёмную фигуру, неподвижную, как каменная глыба. Туземец? Пасечник? Бежать? Подойти, может, всё не так страшно?

Растерянно оглядываюсь на моего охранника, но тот даже не снижает темпа, трусит себе невозмутимо. Значит, угрозы не чувствует. А собакам я привыкла доверять, поэтому, хоть и настороженно, приближаюсь к незнакомцу, но затем перевожу дух, укоряя себя за трусость. Это действительно глыба: высокий узкий камень, небольшая одиночная скала, очертаниями фигуры похожая на человека, завёрнутого в плащ. Он поджидает меня на обочине, этакий своеобразный верстовой столб, за ним — выложен через дорогу ряд белых крупных булыжников. Светлая полоса известняка выныривает из-за ближайших деревьев, перерезает странникам путь и скрывается в соседних кустах. Ровная белая линия, жирный пунктир, хорошо заметный даже в темноте. А не увидишь — так навернёшься, но мимо не пройдёшь.

Вот он, Рубеж. У меня снова пересыхает горло. Вот куда я так долго и упорно рвалась. Граница локации, перешагнув за которую, я подам сигнал Миру: я готова! Выпускай своего монстра! И должна буду как-то справиться… или погибнуть.

Цель достигнута, но мне невесело. Столько сил и нервов потрачено — и всё ради того, чтобы нос к носу столкнуться с этим истуканом, глянуть — и пройти мимо? И перешагнуть символический барьерчик, за которым — точно такие же дорога, берёзы, поляны, заросшие папоротником — ничего нового… Смотрю на камень с ненавистью, как на виновника всех своих бед… и вдруг замечаю небольшое углубление, как раз на уровне глаз, в котором что-то отсвечивает. Вот почему я сперва напугалась: мне на подходе почудилось, что тёмная фигура сверкает глазами, я приняла её за живую…

Потянувшись было к выемке, отдёргиваю любопытную ручонку: сразу вспоминается "Форт Байярд" и ужастики со всяческими ловушками. Вот сунешься — а там или грызнет кто, или капкан захлопнется, и что тогда? Нахожу поблизости сухую ветку и шарю в отверстии. Вроде никто не выпрыгивает и не выползает… только звякает. Какой-то металлический предмет бултыхается там, в каменном дупле, и я никак не могу его подцепить сучком. Ладно, раз до сих пор никого в этой дыре не потревожила — значит, можно и рискнуть. Осторожно запускаю руку — и нащупываю холодный штырь с каким-то наростом на одном конце и большим кругляшом — на другом. Что-то мне это напоминает…

Это ключ. Массивный, бронзовый, намного крупнее того, что у меня в кармане. Я узнаю его почти сразу. Ключ от заветной калитки леди Аурелии. Ключ в Каэр Кэррол. Ключ в замок, где меня любят и ждут, где всегда примут с распростёртыми объятьями. Где можно будет спокойно дождаться, когда Васюта откроет для меня портал домой.

Значит, вот как ты развлекаешься, да?

В шуршании крон над головой мне слышится вкрадчивый шёпот, тихий, но отчётливый.

"Подумай, Ванесса-Иоанна. Ты же дала шанс Маге на новую жизнь и считаешь это правильным. Почему бы и тебе не получить шанс? Может, я хочу проявить великодушие?"

Тейлор, осев на задние лапы, нервно оглядывается и поскуливает.

" Не так уж Я и жесток. В сущности, Я — исполнитель желаний. Там, дома, ты ведь устала от рутины, от обыденности? Я перенёс тебя к яркой жизни, полной приключений. Ты хотела встретить любимого, чтоб без раздумий заслонил тебя собой? Я дал тебе Васюту. Хотела верных друзей? Получи. Хотела, чтобы за тебя решали, думали, рисковали — бескорыстно, любя, понимая? Всё, как заказывала, дорогая. Пользуйся. Только развлеки меня. Развей мою скуку".

Чудится мне или нет? Почему вдруг верный пёс затрясся мелкой дрожью? Глажу собачью голову, и Тейлор, эта махина, льнёт ко мне горячим боком, ищет защиты. Потому что мне — не страшно.

При полном безветрии шум листвы усиливается. Он источает флюиды снисходительности и скрытого раздражения.

"Прими решение, наконец. Выбери. Ты повеселишь меня в любом случае".

Я, наконец, покрываюсь холодным потом. Поглаживаю псину и твержу себе: Ваня, ты ничего не слышала. Ты сама знаешь, какое у тебя воображение, только недавно каменюку за живого человека приняла, вот и сейчас чудится чёрте что. Брось, не думай… Но тоска по стабильности, по спокойной, размеренной, ничем не омрачаемой жизни вдруг оживает — и поднимает голову.

…А что, если ты и впрямь вернёшься? Не убьют же тебя, в самом деле, напротив — ты ведь пострадавшая сторона, тебе положены сочувствие, покой и отдых. Что плохого — предоставить мужчинам решать твои дела, а самой — наслаждаться жизнью в старинном замке, бродить по саду любоваться из окна спальни озером, по вечерам сидеть вместе со всеми — с семьёй, Ваня! — в уютной гостиной, перед камином… Не будет у тебя больше такого шанса! А потом спокойно уйти в свой мир, когда настанет время. Ваня, это будут лучшие воспоминания в твоей жизни, поверь! Ты ведь хочешь туда, безумно хочешь, в Каэр Кэррол, сказочный замок, тихую гавань… Протяни только руку — и вот он, твой входной билет. Твой выбор. Индульгенция.

Я взвешиваю на руке тяжёлый ключ. Стряхиваю несуществующие соринки.

Иди сюда, Тейлор. Да всё уже, отговорил этот призрачный тип, не трясись. Я же с тобой! Правда, ненадолго.

Ошейник расстёгнуть — секундное дело. Приходится немного повозиться, чтобы продеть ремешок в ажурное ушко, но я справляюсь. Звякнув о позолоченную именную бляху, ключ покорно пристраивается у моего телохранителя на шее, слегка кривовато, но тут уж не до эстетики. Думаю, этот отважный парень справится.

Сажусь на корточки. Заглядываю в умные собачьи глаза.

— Тейлор, — говорю ласково. — Это нужно отнести хозяину. Понял? Этот ключ, — трогаю бронзовую штучку, — домой, хозяину. Сэру Майклу. Понял?

Он растерян. А как же… оставить пост? Меня оставить, с которой уже полдня глаз не спускает? Нарушить долг?

— Важно, Тейлор, очень важно. — Подчиняясь какому-то наитию, добавляю: — Передай: со мной всё в порядке. Я прошла границу. Понял?

Совершенно по-человечески вздохнув, он лижет мне руку, неохотно поднимается. Но приказ есть приказ. Ведь я его не гоню — я посылаю его с поручением, а это — серьёзно. Приказы не обсуждаются.

Он тычется носом мне в коленки и, как настоящий мужчина, больше не тратит времени на сантименты. Уходит, не оборачиваясь. Я долго смотрю ему вслед, пока глаза не начинает застилать странный туман. Вот теперь действительно всё. Я одна. И… бог с ним, с ключом, можно было его здесь так и оставить, но хотелось передать хоть какую весточку тем, кто за меня беспокоится. Ведь беспокоятся, правда?

Ну, где здесь Граница для свободных людей?

Дорога виляет влево, и я, задумавшись, едва не налетаю на знакомый камень. Что за?.. как говорят обычно в импортных фильмах… Я только отсюда ушла! Меня что, водит по кругу?

Оборачиваюсь. Нет, поворот за спиной так и остался, а я очень хорошо помню, что Тейлор убегал от меня практически по прямой. Снова кручусь к каменюке. А ведь не та, хоть и похожа: дупла не видно, да и по очертаниям немного другая, не такая угловатая. Такую в сумраке с человеком не перепутаешь. Что за мода — расставлять на каждом шагу каменья! Смеряю объект возмущения негодующим взглядом сверху донизу. Чтоб те…

И вижу у подножия что-то странное. Пора сюрпризов ещё не закончилась?

Под прошлогодней листвой хорошо проступают контуры большого продолговатого предмета. Присев на корточки, смахиваю мусор и извлекаю на свет нечто, похожее на футляр от охотничьего ружья. Знаю, о чём говорю: у деда видела… И, между прочим, штуковина эта не отсырела, не заплесневела, и лежала не на самой земле, а на подстилке из листьев, сверху припорошенная словно лишь для виду. Такое ощущение, будто её совсем недавно сюда положили и чуть присыпали, замаскировав, чтобы не особо долго искать первому же, кто пройдёт мимо.

Да?

Что ж, посмотрим.

Подавив искушение исследовать находку сразу же, прохожу дальше в поисках удобного места. В чужом краю не стоит торчать на дороге, неизвестно кому придёт в голову пройти-проехать, а тут я глаза мозолить буду да ещё с каким-то ценным предметом. А не ценные — в подобных чехлах из натуральной кожи с бронзовыми застёжками и посеребренными пряжками держать не будут. Наконец, нахожу светлую поляну, устраиваюсь на поваленном стволе. Разбираюсь в ременных застёжках.

Собственно, я уже догадываюсь, чего мне ожидать. Но что б такое…

На чёрном бархате — изогнутые рожки составного лука. Две свёрнутые тетивы — рабочая и запасная. Колчан, туго набитый стрелами. В отдельных гнёздах — браслет-нарукавник, вроде Васютиного, только пошире, тёмного металла. Из такого же металла — кольцо, широкое, массивное которое подходит только на указательный палец. Я сравниваю его с кольцом, полученным недавно от некроманта. "С каких это пор ты перешёл на платину, Мага?" — спросил тогда сэр. "Это же не твой металл".

Платина?

Из неё же — накладные пластины на рукоятке лука и на колчане, щедро украшенные гравировкой: среди растительного орнамента выделяется медальон с двойной монограммой: "V- J". Ещё одна монограмма — на рукоятке лука. Такая же — на браслете. Такая же — на печатке кольца.

"V-J". Это что же — "Ванесса — Иоанна"? Если второе моё имя писать как Johanna?

Это что же — именное оружие?

Более того, моих ещё незабытых сведений о бонусах достаточно, чтобы понять: у меня в руках — очень ценный именной набор. Не золото, не серебро пошли на украшения, а наиблагороднейшая платина. Само оружие — класса сложнейших, составных, да ещё с рожками, изогнутыми вперёд; с натяжением тетивы придётся повозиться, но убойной силы в нём намного больше, чем в моём бывшем учебном. Да и кольцо — под стрельбу заточено, дабы тетиву лучше оттягивать, вон небольшой специальный выступ на нём. И в довесок ко всему — в углу футляра притулился солидный мешочек, набитый монетами. Я даже догадываюсь, сколько там. Столько же, сколько оставлено мной в укладке, в Васютином доме.

Такой набор вкупе с денежкой просто так не выдаётся. И он здесь — не по ошибке, не первого встречного ждал. Инициалы-то — мои. Оружие — моего типа. Кольцо и браслет сели, как влитые.

Это что же — бонус? Я прошла квест?

Быть не может.

Сегодня лишь десятый мой день в этом мире, ещё рано! Когда бы я успела? Да нет, чушь. Или это — за то, что оставила Маге рубин? Нет, несерьёзно. Ломало меня тогда здорово, но камушек оставить — труд невелик, сняла с браслета и положила на грудь, делов-то…

Значит, мне не привиделось, не послышалось. Там, у первого камня, со мной говорил Мир. И нетерпеливо заявил: выбери, наконец!

Получается, ему просто было любопытно — останусь я или нет? Выберу спокойную тихую жизнь с полной кормушкой — или неизвестность, от которой заранее поджилки трясутся, но в которую упорно прусь всё это время? И… уж не он ли, скотина, спровоцировал Васюту на отъезд, на принятие моего Сороковника? Какую причину демиург ему подсунул, чем соблазнил или пригрозил? И ведь на этом дело не кончилось, сперва меня пытался удержать на месте воевода, не вышло, — сослался своё обещание и просил не провоцировать его и ребят на лишние действия, сыграл на моих тонких душевных струнах. Паладин применил иные методы воздействия, воззвав к моему чувству ответственности. А потом, когда я умудрилась сделать для Гели куколку и девочка стала стремительно приходить в себя — сэру просто некуда было деваться. И в ход пошла самая тяжёлая артиллерия.

Любовь и забота. Искушения, перед которыми я едва не сломалась. Особенно… особенно когда узрела ключ от заветной калитки.

Чёрт! Чёрт! Мне даже посоветоваться не с кем! Права я или нет? Даже Мага, этот изверг, по-своему пытался меня остановить, а я шла, упрямая дура, отчасти — из-за принятого решения, отчасти из-за упрямства, ибо женщине всегда нужно сделать поперёк. И это ослиное упрямство Ему было интересно. Он забавлялся, подсовывая мне одно препятствие за другим, прикидывая, сколько ещё продержится эта курица, возомнившая о себе неизвестно что…

Я уже размахиваюсь, чтобы зашвырнуть царский подарок подальше в кусты, но вдруг благоразумие берёт верх. Погрозив небу кулаком, злая, как пёс, натягиваю тетиву на рожки лука, и пока с ней вожусь — немного остываю. Так, да? Может, Ты и на это рассчитывал, что я твоей подачкой побрезгую да ещё попинаю? А через час после этого науськаешь на меня какого-нибудь орка или гризли и будешь хохотать, как сумасшедший? Не дождёшься.

Сердито дёргаю натянутую тетиву, и она отзывается мелодичным звуком, точь в точь басовая струна на гитаре. И я успокаиваюсь. И ловлю себя на том, что, кажется, хоть лук и более тугой, но справилась я с ним куда быстрее, чем с учебным. У меня прибавилось сил? И ловкости заодно? Даже хмыкаю. Нет, я, конечно, в душе ещё киплю, но в который раз вынуждена признать — Мир играет по правилам. Квест — бонус — новый уровень — прокачка игрока. С этой стороны придраться не к чему.

Пересчитываю стрелы в колчане. Сорок штук. Запомнить. Пристреливаю лук на ближайших сухих деревьях. Да-а… Не знаю, действительно ли мои навыки должны были пропасть вместе с Васютиным браслетом — но, похоже, дальность стрельбы у меня увеличилась, да и с меткостью всё в порядке. Правда, от десятка выстрелов ощутимо тянет плечи, но это от того, что и оружие мощнее, привыкну. Лук пристраиваю за плечо, колчан — к поясу. Деньги в карманы. Футляр?

Квестовыми предметами не разбрасываются, тем более что на нём тоже моя монограмма. Не просто так она там. Беру с собой.

Я, конечно, не амазонка, но с оружием чувствую себя как-то увереннее. Расправляю плечи, гордо поднимаю голову… Давай, Ваня! Вперёд!

И это даже хорошо, что я осталась одна, неожиданно думаю. Теперь, когда приходится всё делать самой, в полном объёме, я и рассуждать начинаю в полном объёме. Сэр Майкл, а не этого ли вы хотели? У меня и на ваш счёт завелись кое-какие мысли, мой дорогой, но маловато данных…

Иду по дороге к просвету между деревьями, и думаю: а ведь если сравнить меня — теперешнюю со мной же — десятидневной давности… большая разница обнаружится. И какая пропасть времени прошла, страшно подумать. Десять дней — как десять лет.

А на выходе из рощи меня подстерегает мерный гул: жужжанье тысяч прозрачных крылышек. Ульев здесь не меньше, чем там, "за границей", у меня за спиной осталось, только расставлены они немного иначе — прямо среди деревьев. Правильно, здесь запад, послеполуденное солнце жарит сильное, вот и ставят ульи сразу в тень, чтобы перегрева не было. А просыпаются пчёлы на этой стороне позже, просто я с моим нежданным-негаданным бонусом долго возилась. Я замедляю шаг.

Тейлора отослала вовремя. Здесь бы ему пришлось туго. Мне-то пчёлы не страшны. В своё время дед меня поднатаскал так, что ежели было нужно пройтись мимо ульев, то мы с ним делали это даже без намордников… простите, без защитных сеток и без дымаря. Пчёлы намного острее собак чувствуют эмоции и адреналин, вырабатывающийся при страхе, поэтому лучшая защита — искреннее спокойствие, доброжелательность и уважение.

Вот только не знаю я характера здешних летучек, ну да это ничего. Если даже они по натуре своей несколько агрессивны, я постараюсь их не раздражать. Парфюм на мне отсутствует, резких запахов нет. Бояться — не боюсь. Приготовимся…

Я делаю несколько вдохов-выдохов и вспоминаю дедову делянку с гречихой, а по соседству — полоски рапса, люцерны, фацелии… У деда последние несколько лет жизни не было сил вывозить пасеку на поля, поэтому он засевал свои тридцать пять огородных соток медоносами — и не для того, чтобы самому мёдом потом затариться, а чтобы его любимицы на зиму запаслись как следует. Если лето не удавалось — дождливое или засушливое, и взятка практически не было, он даже качку не затевал, вытаскивал рамку-другую — внуков побаловать сотами, а всё остальное в ульях так и оставлял.

Вот эту любовь и дедовское обожание я с собой и несу. И даже ударяющая с налёту в лоб пчела меня не смущает, впрочем, как и я её. Оглушённая, она на несколько секунд зависает в сторонке и, прочухавшись, улетает к своим заботам. Я только успеваю заметить лиловые обножки, под цвет нектара. В улей пошла, гружёная…

Я выхожу на луг — и даже замираю в восхищении. Тучи, тучи и тучи пчёл. Хорошо, что дорога прорезает и это разнотравье, потому что иначе пришлось бы мне идти прямо по ним, тогда уж неизвестно, чем бы дело закончилось… Я спокойно иду по дороге, не вызывая к себе интереса. Жужжание, наполняющее воздух, вдруг напоминает о том злосчастном дне, когда мы с Магой обменялись заклятьями. Отчего тогда я слышала почти такой же странный звук?

Скорее всего, он был только у меня в ушах. Я слышала магию, свою или некроманта — не знаю. Может, и его, инородную для моего мира и потому более заметную. Но теперь спросить не у кого.

Что заставляет меня обернуться, когда рои остаются далеко позади? Память о дедушке? Желание полюбоваться лугом в последний раз? У меня на глазах над макушками травы, стремительно разогнавшись за какой-то мошкой, пролетает глупый стриж. Тональность гудежа резко меняется, становится злобной, и странно задёргавшись, бедная птица рушится в фацелию.

Только тогда настигает меня холодок запоздалого страха. Хорошо, что не раньше.

Я понимаю, почему не встретила ни пасечника, ни сторожа. Они здесь не нужны. И становится ясно, почему, несмотря на бесконечные разговоры о прорывах степняков, я ни одного из них не встретила. Они сюда не сунутся. Да и я больше не сунусь. Меня спасло только незнание.

Но ведь ты прошла, говорит внутренний голос, хоть и не знаючи — но проскочила! С почином, Ванечка! Считай, первый самостоятельный подвиг…

На горизонте вырастает деревушка. Издалека белеет башенка церковной колокольни, уже видны единственная улочка, квадраты домов, лоскуты огородов. Ветер доносит собачий брёх. Неподалёку, на выпасе разбрелось стадо коров, и курсируют, между прочим, прямо поперёк дороги… Ничего, бурёнки не пчёлы, авось и здесь проскочу. Можно и не торопиться: там пастух крутится, вот его и расспрошу, что за местность, и куда отсюда можно податься. Мне надо где-то остановиться, и если не удастся это сделать в деревне — найти нечто вроде постоялого двора или гостиницы, снять номер, просканировать себя, разыскать следы ящерки, продумать, как жить дальше и как себя вести. Я не буду больше трястись. Я выбираю роль путешественницы ради своего удовольствия и искательницы приключений ради своего развлечения. Мир развлекается? Ну и я тоже. Посмотрим, кто кого.

И пусть теперь следующий квест сам за мной побегает.