Сороковник. Книга 2

ГЛАВА 5

Да будь оно неладно! Кручу-кручу это кольцо, тяну, дёргаю, а оно не слезает. Как его вообще на меня нацепили? А ведь нечто похожее было и с паладиновским, но то отказывалось сниматься лишь при бывшем владельце, обозначив, что остаётся со мной; так ведь больше никто меня в ученицы не вербовал. Да если бы и так — для чего неизвестному гостю напускать столько таинственности? Тоже мне, Артур Грей нашёлся…

На ум внезапно приходят некоторые интимные подробности недавнишнего сна, и становится неловко перед самой собой. Нет, Ваня, с такими-то фантазиями из тебя даже современная раскованная Ассоль не выйдет.

А не связаны ли меж собой нескромное сновидение и преобразившееся колечко? Я трусливо прогоняю эту догадку. Допустить такое — значит, признать, что совсем недавно здесь побывал некто…

… я даже не знаю, кто. Очень могущественный. Тот, кто умеет влезать в чужие сны и навевать свои собственные, менять молекулярные структуры твёрдых тел, влетать в окно и исчезать затем бесследно и бесшумно. Впрочем, не бесследно, нет. Подоконник вспахан шестью глубокими параллельными бороздами, и очень похоже, будто какая-то громадная птица, усевшись, притормозила здесь лапами. В конце борозд ещё и углубления, будто в этом месте птица зафиксировалась, вонзив когти. А что потом? Потом это… скажем, существо спрыгнуло в комнату. Не знаю, что оно ещё здесь делало, но карманы в моей куртке проверило, иначе, откуда тогда кольцо? И… мамочки мои… могло запросто придушить, или таким вот коготком тюкнуть в темечко вместо того, чтобы показательно укутать от сквозняка вытащенным из-под меня же одеялом. Ваня-а, куда ты опять влипла? Скажи спасибо, что живой проснулась…

Трясущимися руками закрываю обе створки.

И надо же было оставить окно открытым! Дождалась. Меня ткнули носом в собственную беспечность. Я-то расслабилась, решила, что, если мой новоиспечённый рыцарь с треском и шорохом разогнал гадюк, то неприятности на сегодня закончились… как ребёнок, честное слово, который в полной уверенности, что стоит накрыться с головой одеялом — и никакой волчок не страшен. Так и я — даже в квесте цеплялась за иллюзию, что в собственной комнате могу спать спокойно; как будто и не влезал ко мне однажды вот так же в окошко Некромант: "Поговорим, Обережница?" Нет, я упрямо наступаю на одни и те же грабли.

И что теперь? Меня предупредили… о чём? Что держат под наблюдением? Что я должна — или, наоборот, чего-то не должна делать? В чём смысл визита и насланного — не побоюсь этого слова — искушения? Мне страшно. Хочется и ноги унести поскорее, и затаиться, как мышка, ибо кажется, что за порогом уже поджидают слуги этого неведомого гостя или он сам… Кто? Ох, как бы мне сейчас пригодился мой новый друг с его необыкновенными способностями… Но ящерок, осоловев от выпитого молока, пребывает в спячке, и добудиться его невозможно.

Нервно прислушиваюсь. Почему так тихо? Ни звяканья посуды с кухни, ни голосов из зала, словно вымерло всё. Подозрительно.

Так, Ваня, возьми себя в руки. Хотели бы тебя прибить или какое непотребство учинить — сто раз успели бы. Не тронули ведь! Значит, ты им живой нужна. Или, может, вовсе не нужна, так, залетел из чистого любопытства местный продвинутый маг-оборотник, поглядел на спящую дурочку…

Ага. И кольцо ради забавы отыскал и так хитро пристроил, что до сих пор снять не могу.

Может, сразу бежать? Только не через дверь, чтобы не отследили, в окно. Оно выходит на торцевую сторону дома, и со двора меня не увидят, а до леса рукой подать. Поднявшись на цыпочки, смотрю, что внизу. Там просматривается красная черепица навеса — похоже, над крылечком чёрного хода, как раз c подоконника выберусь на карниз, с него — на землю, не так уж и высоко, повишу на руках — и спрыгну…

А если я опять надумываю себе лишние страсти, и отметины оставлены кем-то из прошлых жильцов? Михель недвусмысленно дал понять, что среди гостей есть и оборотники, так, может, он эту комнату для них и держит, чтобы тем не тратить зря время на вход-выход: захотел побегать зверем — вот он лес, рукой подать, захотел полетать — порхай с подоконника. А следы… я же не следопыт, не определю, свежие это отметины или прошлогодние. И утверждать, что их раньше не было — тоже не могу, не приглядывалась. Логично?

Ну да. Вот только кольцо, Ваня перетягивает всю твою логику. Однако прыгать в окно и удирать прямиком в чащу, не зная, от чего, собственно, бегу — глупо. Знаю я за собой такую привычку — малейшее опасение возвести в такую степень, что потом самой стыдно становится. В общем, как ни крути, а нужно идти на разведку, добывать хоть какую-то информацию, и в первую очередь — привлечь почтенного паладина, расспросить его о возможной природе странных происшествий. Бросив последний взгляд на злосчастное кольцо и кое-что припомнив из читаемых в детстве романов, с нажимом провожу выступающей гранью по оконному стеклу. Слышу душераздирающий скрежет. Так и есть. Бриллиант. Стекло режет с лёгкостью. Надеюсь, не влетит от Михеля за порчу имущества.

И что это мне даёт? Я ничего не знаю о чёрных бриллиантах, лишь когда-то краем уха слышала, что котируются они иначе, чем прозрачные чистой воды. Одни объясняют их необычный цвет примесью графита, другие — любители мистики — что изначально бесцветный бриллиант может внезапно потемнеть от концентрации в нём магии. Да, есть и такое мнение. Но хватит с меня пустых догадок. Пойду, разыщу, наконец, сэра Джона и…

Миновав гостиничный коридор, я уже собираюсь выйти на открытую лестничную площадку, чтобы спуститься в зал, когда донёсшийся снизу обрывок разговора заставляет меня притормозить в нескольких шагах от дверной арки. Замерев, балансирую на одной ноге, прислушиваюсь и напоминаю себе пресловутую пуганую ворону, которая и куста боится.

— Я продолжаю настаивать, Тимур. — Голос благожелателен, но достаточно твёрд. Узнаю сэра Джона. — Чего мы добьёмся своим вмешательством? Если мы будем постоянно их корректировать, они так и не научатся работать самостоятельно. Пусть молодёжь действует сама. Конечно, без разбитых лбов не обойдётся, как и без психологических травм, но это будут их личные уроки, и чем больнее, тем верней останутся в памяти.

— Самостоятельность… Невмешательство… — раздражённо отзывается голос, от которого у меня кровь стынет в жилах и одновременно сладко сжимается в животе, а к шее поднимается приятная теплота. И почему-то страстно хочется, чтобы именно его обладатель шептал мне во сне: Ива-а… — Я пытался. И в результате этого твоего невмешательства уже потерял сына, ты помнишь. Они не справились, Джон! А упускать внучек я не собираюсь. И если сейчас ситуация выйдет из-под контроля, Мага со своим необузданным характером испортит все. Всё!

Я осторожно отступаю на шаг. Но уйти не могу, так меня завораживает низкий, с бархатистыми тонами голос, с интонациями, до чрезвычайности знакомыми, с лёгким налётом сексуальности, заложенной, должно быть, на подсознательном уровне… Или это фишка такая у всех некромантов? Если бы не новый приступ страха, мгновенно перебивший во мне желание мчаться на чарующий зов, сломя голову, я бы сейчас повелась, как девушки из салона, что преданно заглядывали Маге в глаза. Только это не Мага. Это… Кажется, я догадываюсь.

— Тебе ли не знать, отчего он такой? — со сдержанным упрёком отвечает сэр Джон. — Если бы ты не глодал его за тот промах, не напоминал бы ежечасно… Тимур, он и без того до сих пор себя казнит, а ты всё не подпускаешь его к своим исследованиям. Дай ему хотя бы шанс исправить ошибку!

— Ты называешь это ошибкой, я — безответственностью. Он расслабился, утратил контакт с Ником и в нужный момент не успел пробить ему выход. Джон, я никогда ему этого не прощу.

— Ты себе этого не можешь простить, друг мой, — мягко отвечает сэр. — А пытаешься переложить вину на Маркоса. Ты и тогда не подпускал его к лаборатории. Как знать, будь у него хоть часть твоего опыта — и всё сложилось бы иначе? Мы же до сих пор не знаем, что произошло, мог ведь и Николас не справиться там, на своей стороне, а Мага — сделал всё, от него зависящее. Я хорошо помню, как он был истощён, когда вернулся из той злополучной экспедиции, и сразу же ты обвинил его во всём — потому что тебе нужно было кого-то наказать, тебе, с твоим необузданным характером… Вспомни, что именно Николас был инициатором всех их совместных компаний!

Николас. Второй раз я слышу это имя. И неожиданно вспоминаю: а ведь Мага сказал как-то, что у них в роду появляются на свет в основном близнецы, но я даже не подумала спросить: значит, у тебя есть брат? Нам тогда было не до этого.

Доносится звук отодвигаемого стула, и вслед за ним — лёгкие шаги, словно кто-то расхаживает в задумчивости — или в раздражении. Слишком мягкая поступь для мужчины, даже половицы не скрипят, лёгкая, как у танцора, который никогда не впечатывает пятку в пол, а словно скользит над ним. Незримый собеседник паладина продолжает:

— Избавь меня от этих психологических экзерсисов, Джон. У меня и так последняя неделя — сплошная головная боль. Мага как с цепи сорвался; он был мне нужен дома, а вместо этого засел в Тардисбурге без объяснения причин. Не от него — от посторонних людей мне пришлось узнавать, что, оказывается, одна старая знакомая — кто уж она ему, приятельница или кто — умирала; а, схоронив её, он внезапно встретил ещё одну. Эту свою… бывшую пассию. Эта интрижка, имей в виду, тоже плод его самостоятельности. И главное — я об этом ничего не знал! О том, что у него была связь с женщиной, в то время, когда ему нужно было как-то поддерживать контакт с братом, думать своей головой, искать возможные варианты отхода в наш мир… Если бы они у него были, эти варианты — вполне вероятно, что вернулись бы оба.

— И ты удивляешься, что он тебе ничего не рассказывал? — Я представляю, как сэр Джон укоризненно приподнимает брови. — Мальчик пятнадцать лет хранил воспоминания о своей любви, потому что считал её неуместной и безответственной, приведшей к катастрофе. Да ты своими попрёками сжил бы его со свету!

Шаги замирают.

— Как знать, — задумчиво говорит собеседник. — Понимаешь, Джон, упущенное время, конечно, не вернёшь, но если бы он хоть словом обмолвился, что у него была женщина… У меня появился бы отличный мотиватор и, возможно, я научился бы открывать порталы гораздо раньше. Чтобы самому всё проверить на месте. А теперь мне приходится исправлять всё разом, в то время когда можно было не запутывать этот клубок, а решать проблемы по отдельности. Что теперь прикажешь делать с этой его объявившейся подружкой? И ведь тоже… самостоятельная. По её милости Мирабель устроила мне такой скандал, по сравнению с которым вчерашний ураган — невинный летний бриз. Пришлось брать её с собой, дабы убедилась лично, что сыночек цел и невредим. Ох уж эти женщины…

Кажется, я и здесь успела напортачить. Кто меня за язык тянул и заставлял инструктировать Карыча? Могу лишь надеяться, что мамочки моего ненаглядного здесь нет, иначе она бы уж не стерпела и подала бы голос.

Этот искуситель явился по мою душу, ясно как день. Можно, конечно, собрать вещички и удрать в окно, как и собиралась, но далеко ли я убегу? Я же не знаю, вдруг у этого типа на каждом дубу — по шпиону, вроде Карыча. К тому же, нужно быть не в своём уме, чтобы, очертя голову, сунуться в ночной незнакомый лес, через который до ближайшего города — день пёхом, или в открытую степь, по которой неизвестно кто рыщет. Так вот и наживают себе неприятности на пятую точку… Нет уж, лучше я с человеком разберусь, чем с лесным зверьём или со степняками. Да и не одна я тут. Сделаю ставку на сэра Джона. Он ничуть не пасует перед своим опасным собеседником, более того — позволяет себе высказывания достаточно откровенные, и его оппонент, хоть и раздражён, но не срывается. И беседуют они, как давнишние приятели, у которых за плечами много общего. Что-то мне подсказывает, что на нынешнего Индиану можно столь же положиться, как на его прототипа.

А больше-то — не на кого…

Глубоко вздохнув для храбрости, покидаю своё укрытие обычным неспешным шагом, будто я и не торчала несколько минут под дверной аркой, а только что вышла из комнаты и деловито иду по своим делам, и, спускаясь по лестнице, как бы невзначай повернув голову, вижу их, двоих собеседников, зорко отслеживающих каждый мой шаг. Паладина успеваю заметить лишь мельком, потому что напарываюсь на тяжёлый взгляд незнакомца, неподвижностью своей и почти ощутимой тяжестью вдруг напомнивший взгляд степной гадюки. И хоть смотрит он на меня снизу вверх — казалось бы, из проигрышной позиции — мне хочется пригнуться. Должно быть, лестницу вымыли какой-то липкой дрянью, а иначе, почему ноги словно приклеиваются к каждой ступеньке? Я с трудом преодолеваю оцепенение, весьма схожее с тем состоянием, что пережила утром — когда воображаемый яд сочился по венам. Спокойно, Ваня. Считай, что это всего лишь смотрины.

Поглядываю искоса — в упор рассматривать невежливо, но и этого мне хватает, чтобы понять, чью именно манеру одеваться и преподносить себя, исключительного, копирует Мага. Того же покроя чёрный бархатный камзол, только без вычурных вензелей, та же манера закладывать руки за спину и холодно улыбаться. Этот новоиспечённый друг сэра Джона едва ли будет намного выше меня, — а здесь такие нечасто встречаются — но что-то говорит мне: рядом с ним многие склоняют головы.

Пока я спускаюсь, глаза столь знакомого мне восточного разреза внимательно изучают меня как подопытного жучка или амёбу на предметном стёклышке. И я уже сомневаюсь, хватит ли у меня выдержки, не пора ли, в самом деле, развернуться и удрать — и тут на помощь приходит паладин. Он выдвигается вперёд, и на челе его прописано крупными буквами: своих в обиду не дам! От ободряющего и тёплого взгляда становится легче.

Я встряхиваю память — и выуживаю воспоминание о Каэр Кэрроле, о себе — уверенной и ослепительно красивой, пробуждаю в душе ощущение полёта и свободы. Вспоминаю Магин изумлённый взгляд и то, как сэр Майкл, опередив друга, с улыбкой протягивает мне руку. Я и сейчас — такая же. И неважно, что на мне надето, главное — кем я себя чувствую. Победительницей.

Паладин почтительно целует мне руку и, как истинный джентльмен, помогает сойти с последней ступеньки. Я чувствую, как отступает его тревога.

— А вы, наконец, дождались своего друга, сэр Джон? — говорю я непринуждённо. — Познакомьте же нас!

Классная фраза получается. Стильно и к месту. И голос у меня не хуже некромантовского, такой же хорошо поставленный и притягательный. Если уж я выхожу на тропу войны, то использую весь арсенал.

— Вы обворожительны, дорогая, — негромко замечает сэр, и я, несмотря на походный костюм и побитые в дороге сапожки, ощущаю на себе струящийся шёлк изысканного вечернего туалета. — Я в вас не ошибся. Так и продолжайте.

Он церемонно подводит меня к новому действующему лицу. Лицо это словно нехотя делает шаг навстречу — видимо, в рамках этикета этого достаточно. А он и в самом деле только чуть выше меня… Это позволяет мне посмотреть ему в глаза на равных, спокойно и выжидающе. В рамках этикета.

— Позвольте вам представить, леди: дон Теймур дель Торрес да Гама, мой друг и родственник по супруге. А также Архимаг ордена Некромантов иГЛАВА Клана Некромантов.

"А также мой свёкор. Теоретически", — добавляю мысленно.

— Дон Теймур, — продолжает сэр, — леди Ванесса-Иоанна. Моя спутница.

— А также Обережница, — добавляет дон Глава, Архимаг и кто-то-там-ещё, по-прежнему глядя на меня в упор. — А также последняя ученица Майкла Джонатана Кэррола младшего. А также несостоявшаяся супруга моего сына Маркоса и, помимо этого, мать моих внучек.

Должно быть, он рассчитывает, что после такого потока информации я тотчас спекусь и начну признаваться во всех винах, известных и неизвестных. Но я лишь со всевозможным почтением склоняю голову. Интересуюсь невинно:

— Вы совершенно правы, дон Теймур. Можно считать официальную часть законченной?

Дон почти требовательно протягивает руку, и я, поколебавшись, подаю свою. Он, не торопясь, прикладывается к ней, как бы мимоходом коснувшись навязанного мне кольца большим пальцем, и я успеваю заметить, как внутри камня загорается тусклый огонёк. Похоже, основной целью приветствия являлась активация этого самого кристалла.

Ну, дон!

— Официальная часть? — Он сощуривается, и я вдруг замечаю, какие у него густые и длинные ресницы, непозволительно красивые для мужчины. — Теперь, пожалуй, закончена. А вы, — красиво очерченная бровь приподнимается в знакомом изгибе, — уже собираетесь покинуть нас, донна? Не рано ли?

— О, это было бы невежливо, — отвечаю любезно. — Мы ведь только познакомились? Да и хотелось бы поближе поглядеть на… родственника. Как-никак, мы впервые встретились.

— Не по моей вине, донна, не по моей, позвольте вас заверить… Михель, мы бы выпили чаю, — бросает он в пространство и гостеприимно указывает на ближайший столик. Лично отодвигает для меня стул, с таким выражением лица, что кажется: стоит мне помедлить — и получу я сидением этого стула по соответствующей части тела, да как следует… Сам он занимает широкое массивное деревянное кресло напротив; сэр Джон легко вклинивается между нами третьим, как независимый арбитр. И у меня, несмотря на внутреннее напряжение, появляется интересная мысль, а не в этом ли качестве он здесь и присутствует? И устраивается он, кстати, на лёгком табурете, с которого, случись разнимать игроков, можно вскочить гораздо быстрее, чем с громоздкого тяжёлого стула. В глазах моего новоиспечённого родственника явственно читается мыслительный процесс: меня обмеряют, прощупывают, сканируют, делают спектральный анализ и в соответствии с обновлёнными данными на ходу меняют тактику поведения.

Тем временем Красная Шапочка с братцем быстро, но без суеты раскидывают на столе тонюсенькие бамбуковые салфетки-циновочки, там же появляется и вазочка тонкого цветного стекла с одинокой веткой рябины. Два чайника из простой неглазированной керамики, что до этой минуты, похоже, держались в кухне наготове, теперь перекочёвывают к нам на стол в сопровождении таких же керамических пиал с тиснёным по ободкам орнаментом. Расставляются вазочки с жёлтым колотым сахаром, воздушной пастилой и какими-то восточными сладостями.

Михель, однако… Легче угадать, чего у вас в закромах не имеется. Это что же, всё по скромному и нетребовательному вкусу постоянного клиента? Судя по быстроте исполнения — да. И с клиентом этим считаются весьма и весьма, освободив заранее зал от лишних глаз и ушей, уж каким образом — для меня это так и останется загадкой.

— Донна Ванесса, — ГЛАВА так и лучится гостеприимством, — … или лучше, быть может — Ива? Не откажитесь быть нашей хозяйкой. Представьте, я немного наслышан о ваших способностях, в частности — о непревзойдённом умении составлять травяные сборы, и жажду увидеть ваше умение.

Не собьёте вы меня с толку вашим сексуально настроенным голосом, дон. И, кстати, вы эту чайную церемонию устроили просто так — или хотите позабавиться, не хуже утренних мальчиков? На меня внезапно нападает упрямство: а вот не буду вам ничего демонстрировать! Нашли девочку для развлечений, клоуна бесплатного! Но здравый смысл ехидно напоминает: тут кое-кто недавно упрекал себя в поведении по-деццки? Так и будешь продолжать? Или поумнеешь?

Он тебя проверяет, Ваня. Прощупывает. Анализирует поведение. И играть с ним в "не хочу — и не буду" — повредить не только себе, но и тем, кто тебя поддерживает.

Михель бесшумно выставляет передо мной баночки с травами. Отобрав несколько, запрашиваю у него ещё и специи, и хозяин, кивнув, приносит целый ворох мешочков. Так и быть, затворю свой чай, особый, но не ради того, чтобы угодить враждебно настроенному дону, а ради того странствующего рыцаря, что не спускает с меня глаз, стараясь уберечь от возможного промаха.

Для образа юной девушки-подростка выбираю мелиссу и немного вербены; чтобы обозначить поклонника и верного рыцаря, оттеняю чай зёрнышком имбиря. А вместе с Кэрролом-младшим невольно вспоминаю и его белого жеребца, стало быть, лепесткам василька в этом сборе самое место. Для чайной основы, как таковой, белый чай из пушистых почек и нетронутых обработкой листьев смешаю с чёрным крупнолистовым, кручёным, обожженным солнцем и высушенным ветрами, и возмужалым, собравшим в себе терпкость и мудрость зрелости. Я знаю, что вскоре увидит сэр Джон. Ему, и именно ему мне хочется показать эту замечательную пару, идеального мужчину и идеальную будущую женщину, своего Наставника и Гелю.

Увлёкшись, я почти теряю из вида дона и Архимага в одном лице, и спохватываюсь, только когда приходит пора разливать чай. Кому из мужчин подавать первому? Вроде бы сперва полагается почётному гостю, то есть дону. Но у нас в офисе секретарь при раздаче чая-кофе, независимо от важности переговоров, вначале оделяла чашкой генерального, согласно офисному этикету: первому вырази почтение своему боссу, а потом уже по ранжиру — всем присутствующим. Сэр Джон официально представил меня как свою спутницу, ему и уходит первая чашка. Вроде бы как куратору.

Он с благодарной улыбкой принимает пиалу, привычным жестом обхватывает за самый ободок, дабы не обжечься — знает науку чаепитий. Делает первый глоток и задумывается.

Наблюдаю с интересом. Я-то сама не вижу, что им там открывается, могу лишь догадываться. Сэр, прикрыв глаза, вдыхает аромат… и уходит в себя. Полное погружение, я бы сказала. Сейчас он меня не видит и не слышит. Сейчас он…

Дома.

Заглядевшись на него, я упускаю из вида почетного гостя, и он сам напоминает о себе, перегнувшись через стол и осторожно потянув у меня из рук вторую пиалу. Благосклонно кивает в ответ на моё извинение. Пьют они в полном молчании, оценивая каждый глоток. И меня не замечают, ушедшие в свои думы. Становится тихо, даже тиканья часов не слышно, только, скрипнув дверью, робко выглядывает из кухни Мила и тотчас прячется, когда отец, что дежурит у стойки, прикладывает палец к губам. А я, воспользовавшись затишьем, бросаю исподтишка взгляды на того, кто сидит напротив.

У него такие же чёрные как смоль кудри, тронутые сединой лишь на висках, но не до плеч, как у Маги, а стянутые в хвост. Только пара завитков брутально спадает над бровью и на висок. Щёки и подбородок гладко выбриты, но отсвечивают синевой, как у всех брюнетов. Руки… скульптурной лепки, не иначе, тоже с накладными ногтями, как и у сыночка, только металл другой, матовый, не бликует. Видела я сегодня эти руки… На безымянном пальце правой — светится и рассыпает редкие искры чёрный бриллиант намного крупнее моего. Это его единственное кольцо. И не навешано на нём столько серебра и прочих металлических побрякушек, как на Маге: либо чужда ему эта атрибутика, либо он в ней не нуждается.

Хлопает от сквозняка форточка. Дон прерывает молчание.

— Ты слишком долго не был дома, Джонатан, — медленно говорит он.

Сэр нехотя отставляет пустую пиалу.

— В последний раз я почти доехал. Но встретил на дороге даму — и не смог отпустить одну.

— Даму…

Мелькнув атласной подкладкой камзола, дон извлекает из внутреннего кармана массивный портсигар, тускло отсвечивающий жёлтым. Предлагает сэру — тот отрицательно качает головой.

— Вы позволите, донна?

Конечно, донна позволяет. Тем более что по мановению властной руки на столе уже возникли коробок длинных фосфорных спичек и глубокая толстостенная квадратная пепельница чёрного стекла. Хозяин оставляет рядом невысокую свечу в массивном чугунном подсвечнике и испаряется.

Дон Теймур самолично зажигает свечу, затем долго и со вкусом раскуривает от неё сигару. Как Гала, вспоминаю невольно. Некоторые считают прикуривание от свечи плохой приметой, а этот на приметы плюет. И не смотрит на меня, как будто я ему не интересна, поглощён своим занятием, прикрыв веки, опустив пушистые ресницы… В этот момент он выглядит непозволительно молодо, и даже трудно представить, что его сыну уже… Только по нескольким сединкам в густых бровях можно догадаться о его возрасте. Дон не спеша поднимает на меня взгляд.

— Встретил даму, — повторяет задумчиво. Пыхает сигарой. — А с дамой этой… придётся… что-то решать… — Он, наконец, отставляет свечу и откидывается на спинку кресла. — Не волнуйся, Джон, всё будет совершенно корректно. И цивилизованно. Само твоё присутствие — уже гарант благопристойности.

Последние слова он произносит, в очередной раз заглядевшись на меня. И снова меня сканируют, применяя последние полученные данные, проводят какие-то аналогии, параллели… Не люблю, когда меня так разглядывают. Молча наливаю чай сэру Джону и себе. От этих бесконечных стрельбищ глазами почему-то очень хочется пить.

— Донна Ванесса, нам нужно серьёзно поговорить.

Давлюсь чаем. Вот оно. Началось.

Подождав, пока я откашляюсь, он вежливо напоминает о себе:

— Итак?

— Вот и Мага так говорил каждый раз, — говорю обречённо. — И насколько я помню, первый наш разговор закончился…

Как бы это выразиться поделикатнее?

— … вашим сердечным приступом, — любезно подсказывает дон.

Вот тут меня, наконец, пронимает. До печёнок, до пылающих ушей. Стало быть, и причина приступа ему известна!

— Да, с-спасибо, — продолжаю почти сквозь зубы. — Последний разговор оборвался на том, что…

— … мой сын умер. Не по вашей вине, донна, я это уже понял.

Так я и знала. Если уж Мага в своё время бесцеремонно копался в моей памяти, тоГЛАВА Клана тем более не мог упустить такую возможность. В разведке он меня опередил. А заодно оставил кое-какой довесок в виде соблазнительных снов для недалёкой цыпочки… Кажется, поначалу меня держали именно за таковую. Нахожу в себе силы продолжить.

— Учитывая, что вы довольно старше… э-э-э… рангом, даже боюсь себе представить последствия нынешнего серьёзного разговора. Что хотите со мной делайте, дон Теймур, только не нравятся мне беседы с представителями вашего клана. Для меня это ничем хорошим ещё не кончалось.

Он наблюдает за мной с явным интересом. Затягивается сигарой: вот прекрасная возможность не торопясь обдумать следующий ход! Да вы психолог, дон! Но хоть я по сравнению с вами — мелочь пузатая, всё же ещё побарахтаюсь, как та лягушка в крынке со сметаной.

— Что вы предлагаете? — спокойно спрашивает он.

Я развожу руками.

— Ну… давайте просто общаться. Сперва на отвлечённые темы, а потом посмотрим, куда нас выведет эта беседа.

— Давайте, — охотно подхватывает он. — И на какую же тему мы будем… общаться?

Пауза перед последним словом выдержана явно намеренно. Это в смысле — что у нас может быть общего? Какие могут быть точки соприкосновения у Архимага, Главы — и какой-то там пришлой дамы, хотя бы и потенциальной родственницы, "бывшей пассии", так он, кажется, меня назвал? Пусть будет довольна, что вообще к беседе допустили. Впрочем, Мага — тот бы наверняка подумал именно так, а за Главу не ручаюсь. Понятия не имею, что у него на уме.

— Как утверждают мудрые люди, дон Теймур, наиболее интересная тема для собеседника — это он сам. Может, расскажете немного о себе?

Немного нахально, да? Но пусть только попробует повернуть стрелки. Он уже фактически признался, что считал с меня часть информации, теперь очередь за ним. Открывайтесь, дон.

Он насмешливо приподнимает бровь. Вот как… У Обережницы есть зубки?

— Полагаете, я настолько предсказуем? Ну, хорошо, донна, с чего-то действительно надо начать. Сколь уж мы определились с темой, и совсем недавно здесь было упомянуто о моих рангах, поговорим вот о чём. Чем выше человек или маг занимает ступеньку на иерархической лестнице, тем больше степень его ответственности за своих подчинённых, вы со мной согласны? — Киваю. — А теперь представьте, каково приходится Главе клана. Нравится мне или нет, но приходится держать в поле зрения всех представителей своего магического профиля, независимо от происхождения.

— Всех? — недоверчиво спрашиваю и ловлю себя на том, что нестерпимо хочется курить, несмотря на многолетнюю отвычку. Всё-таки я нервничаю. И ароматный дым просто сводит меня с ума.

— К сожалению, нас не так уж много, донна. В этом мире — не более нескольких сотен. — Он откладывает сигару, мягкий пушистый столбик рушится в пепельницу. — Вы уже знаете, как трудно появиться на свет маленькому некроманту, и, буду с вами откровенен, редкая из наших женщина соглашается рожать более одного раза. При этом, несмотря на прочно устоявшееся мнение, мы отнюдь не бессмертны, просто продолжительность жизни у нас дольше, чем у обычных людей. Да, мы выглядим моложе своих лет, но это — одно из побочных свойств нашего специфического энергообмена.

Да, это верно. Не знай, что он — отец Маги, я приняла бы за старшего брата, внешне между ними разница лет десять, не больше. Однако… невольно скашиваю глаза на паладина, который, хоть и не скрывает свои почтенные седины, но носит их с простотой и изяществом, как молодой актёр, которому по произволу режиссёра досталась возрастная роль. Если и есть на этом светоносном челе морщинки, то лишь мимические, от частых улыбок.

— Да и вы сами, как Обережница, со временем это поймёте и оцените, — возвращает меня к теме дон Теймур. — У вас ведь, как я заметил, тоже есть свои особенности в развитии. Однако, донна, я отвлёкся, а мы договорились, что речь пойдёт обо мне. Да, представьте, я знаю всё и обо всех. Психологическая совместимость между отдельными личностями, моральный климат в семьях и сообществах, профилактика конфликтов и прочая и прочая — всё это под моим контролем. И ещё до недавнего времени мне казалось, что я полностью владею информацией о своих…

…подданных, думаю я.

— … многочисленных родных и близких, — словно поправляет он меня. — Для нас нет отдалённых родственников. Родство, пусть и не по крови, ценится весьма высоко, запомните это, вам пригодится. А теперь представьте мою реакцию, когда совершенно неожиданно на меня, как снег на голову, сваливается известие…

Я успеваю поразиться совпадению идиомы "снег на голову", а потом с опозданием сжимаюсь. Кажется, совершенно напрасно я пыталась перевести его мысли в другое русло, и продолжит он сейчас отнюдь не о себе.

— … что уже почти десять дней в нашем мире находится женщина с чрезвычайно интересными вкраплениями в ауре, также весьма занятной. Я узнаю, что эта женщина в своё время подарила, пусть и чужому миру, но всё же — двух замечательных представителей нашего рода, при этом лишь по счастливому стечению обстоятельств осталась жива. Я узнаю, что, несмотря на не слишком благоприятные условия ей, этой женщине, удалось вырастить и достойно воспитать своих детей и более того — не задушить их врожденные способности, а сохранить в целости и сохранности. И всё это — без нашей поддержки и защиты. Драгоценная донна, я был убит. Поэтому первое, с чего нужно было бы начать нашу встречу — это принести вам мои глубочайшие извинения от лица всего клана. Я делаю это сейчас.

Дон привстаёт и отвешивает мне лёгкий поклон.

— Мы постараемся загладить нашу вину любыми способами. Кроме того я хочу лично извиниться перед вами за недостойное и безответственное поведение своего сына как в прошлом, так и в настоящем времени. Прошу вас предоставить ему возможность хоть как-то сгладить последствия ваших конфликтов.

Я не в силах что-то сказать. Растерянно смотрю на Паладина — тот серьёзно кивает и ненавязчиво указывает мне взглядом на Главу, что, заняв выжидательную позицию, уже вроде бы как напрягся. Ему действительно настолько важно моё прощение? Ему и его клану?

Ему это нужно в первую очередь как деду, обречённо говорит мне внутренний голос. Ты хоть понимаешь, каково ему распинаться перед женщиной, которую впервые в жизни видит, на которую может и не глянул бы, приведи её Мага, как обещал когда-то, знакомиться с семьёй… Если у них жёсткая система — прямо-таки, как в мафии, все связи только внутри своего тесного мирка, только для своих и со своими — представляешь, какую партию они для него готовили? Он перед тобой не ради твоих прекрасных глаз сейчас стелется.

И если ты закочевряжишься — он тебя просто уничтожит. Не сейчас, не при сэре Джоне. Позже. Он найдёт способ. Как и отыщет к твоим детям собственный путь, пусть и более длинный и окольный. Для него невозможного мало.

Пауза затягивается.

Молчать больше нельзя.

— Я принимаю ваши извинения, дон Теймур. — Надеюсь, мой голос звучит достаточно ровно. Рассыпаться в благодарностях не собираюсь, но и войны не хочу. — И от лица клана, и от вас лично. Смею заверить, в свою очередь, что у меня нет ни к кому претензий.

И вздрагиваю от хлопка его ладони по столешнице.

— У вас… — он сдерживается и берёт тоном ниже. Глаза холодно сверкают — У вас не может не быть претензий к моему сыну! Его поведение по отношению к вам недопустимо. Даже личные счёты не оправдывают некоторых его поступков; а потому, донна, попрошу не вступаться за него.

Тут мне становится даже обидно. Наши с Магой отношения — это одно, а шпынять его как подростка я при себе не позволю. Я сама его нашпыняю, когда придёт время, но сделаю это лично!

— Дон Теймур, учитывайте, прошу вас, что в произошедшем конфликте есть и моя вина. Не нужно мне было говорить лишнего…

— Не нужно было моему сыну разбрасываться проклятьями в то время, когда спор можно решить другим путём. Простите, донна, я вас перебил. В результате чаще всего получается лишняя трата энергии плюс необратимые последствия. И его дальнейшая весьма странная забывчивость не отменяет того, что он не подумал о вашей возможной беременности. Независимо от ваших дальнейших отношений, мы бы не оставили вас с детьми наедине с судьбой и обстоятельствами, уверяю.

— Но…

— Не возражайте, донна!

Сэр Джон предупредительно приподнимает ладонь над столом. Смотрит красноречиво.

— Хорошо, — я уступаю. И вдруг завожусь. — А если бы я не забеременела?

— Не люблю сослагательного наклонения, — сухо обрывает дон и снова тянется за сигарой. — Что произошло, то произошло.

Понятно.

— А… только один вопрос, — не собираюсь уступать, несмотря на его раздражённый вид. — А родись они обычными детьми, не некромантами?

Он заметно оттаивает. Даже в зале становится теплее, и пламя свечи слегка просевшее, вновь устремляется ввысь. Дон подправляет спичкой фитиль.

— Драгоценная донна, — говорит…

"Алмазная донна, на сей раз советую вам быть благоразумнее…"

— …нам дорого каждое наше дитя, независимо от происхождения его родителей и наличия магических способностей. Каждый ребёнок, рождённый от некроманта, является носителем нашего гена, и тот, будучи даже спящим, рано или поздно проснётся, хоть в седьмом или в четырнадцатом колене. Поэтому-то мы и держим в поле зрения всех, понимаете, всех! И не надейтесь избежать нашего внимания.

— Собственно, это я поняла, — говорю уныло. — Дети вам нужны, это ясно. Дочки и внучки. Я вас интересую только как переходящее звено, дабы в глазах тех, кто вам дорог, рекомендовать вас как можно более выгодно…

Он, сощурившись, смотрит на меня внимательно, и неожиданно выдыхает колечко дыма. Оно, изящно изогнувшись в форме сердца, зависает между нами.

Отвлекающий трюк?

— Я, конечно, не могу сбрасывать со счетов то обстоятельство, что четырнадцать лет подряд эти дети смотрели на мир глазами своей матери, — голос дона переходит в иную тональность, успокаивающе и — немного вкрадчиво. — И уж, безусловно, если я хочу стать для них другом, то в первую очередь мне нужно завоевать именно ваше расположение. Но, донна Ива, мною движет не только это.

Сердечко оплывает, капая на стол дымными слезами. Они растекаются по столешнице причудливой вязью, сплетается в таинственные письмена.

— В нашем роду есть непреходящие семейные ценности, донна. Мы привыкли гордиться своими женщинами, особенно теми, кто дарит нам детей, несмотря на то, что подвергает себя при этом реальной опасности. Вы будете пользоваться почётом и уважением, как все наши женщины, несмотря на наличие или отсутствие брачных уз. Это вам понятно?

Непонятно мне только одно — почему вдруг начинает закладывать уши. Интересно, а деньги он будет мне предлагать в качестве материального эквивалента почёта и уважения? Подумав, тянусь за свежей порцией чая и, словно мимоходом, задеваю рукавом дымное кружево. Ушки-то после этого сразу отпускает, дорогой дон. Ох, что-то вы химичите…

Он поджимает губы

— И чего вам не хватает? — говорит в сердцах. — Социальный статус вас не интересует. Денежную компенсацию вы, как я полагаю, с негодованием отвергнете. Могу предложить вам безопасность. Я ведь не просто так сразу же послал вам кольцо, а для того, чтобы обеспечить вашу защиту, пока не прибуду лично. Это ваша энергия была в кольце? — внезапно спрашивает он.

— Это энергия чужого мира, — сухо отвечаю. — Подарок, можно сказать. Я просто сбросила излишек.

— Так вы ещё и проводник?

Они с сэром Джоном переглядываются, причём, весьма заинтересованно.

— Хорошо, мы вернёмся к этому позже. Представьте, что сегодня я вспомнил об этом кольце и решил проверить, пользуетесь ли вы им. Прошу меня извинить за несколько неординарный способ нанесения визита, но, дорогая донна, вы меня практически спровоцировали. Должен признаться, меня весьма позабавила ваша осторожность — ведь вы так и не решились надеть кольцо. В сочетании с беззаботно распахнутым окном это впечатляет.

— И как вы его нашли? — спрашиваю сердито. Лишнее напоминание о нахальстве тёмного Главы не радует.

— Я не шарил по карманам, — с достоинством отвечает он. — Я его просто достал. Не только кольца чувствуют хозяев, но и хозяева распознают свои творения на расстоянии. Я изъял его из кармана куртки, слегка переделал с учётом цветов вашей ауры и водворил туда, где ему полагается быть. — Выразительно смотрит на мою руку. — И не пытайтесь его снять, драгоценная моя, хотя бы из соображений собственной безопасности. Инцидентов подобных утреннему, не должно повториться.

Он встаёт, начинает неторопливо прохаживаться, заложив руки за спину. Останавливается сзади. Говорят, Сталин так любил застывать за спинами генералов, и те молча и долго умирали от страха.

— Это были всего лишь змеи. В степи их пропасть, — огрызаюсь я. Очень хочется повернуться, даже спина чешется.

— Четыре змеи одновременно, причём самки, причём вдалеке от своих кладок… — Дон Теймур говорит, склонившись над моим ухом, будто поверяет сердечные тайны. — Дорогая моя, да вам одной за глаза хватило бы…

"Ива-а…" — пробивается ко мне сквозь его шёпот.

— …Вы сидели не в траве, а на возвышении, совершенно неподвижно, а они, тем не менее, мало того, что обнаружили — окружили вас. Вы знаете, что рептилии распознают только движущиеся цели? И что они охотятся поодиночке? Знаете, Ива?

От звуков его низкого бархатистого голоса у меня замирает сердце. Меня будоражит запах, немного иной, чем во сне, но от этого не менее манящий: в остаточные ноты душистого табака вплетается изморозь осенних хризантем, палых листьев и драгоценного сандала. У меня начинает кружиться голова.

— Минуту, — неожиданно встревает сэр Джон, и невесть откуда взявшееся оцепенение проходит. — Ты хочешь сказать, что она кого-то задела?

Дон не поворачивает к нему головы. Обходит меня, придирчиво заглядывает в глаза. Я вжимаюсь в спинку стула.

— Хочу, — наконец, отзывается Глава. Недоволен. — Где-то там, наверху, сработал тревожный колокольчик. Не снимайте кольцо, дорогая донна. Пока оно с вами, я хотя бы узнаю, что у вас неприятности.

— Я не собираюсь…

— И поменьше болтайте. Простите, я снова вас прервал. Есть у вас такая дурная привычка — рассуждать вслух. Стоит, однако, помнить, что не только Ангелика может слышать вас в это время, и не только тот, кому вы эти слова предназначали.

Я постепенно закипаю.

— И насколько же вы влезли в мою память, дорогой дон? Очень дорогой дон! Мало того, что вы заявляете свои права на моих детей — вы, значит, при этом аккуратно задвигаете меня в угол, пытаясь откупиться почётом и уважением…

Сэр Джон обеспокоенно приподнимается со своего места.

— Леди Ванесса… — Пытается унять меня, неразумную.

— Подождите, — я стряхиваю с плеча его руку. — Вы бесцеремонно роетесь в моей памяти, распоряжаетесь, как мне себя вести, что думать и что говорить… Я не собираюсь тут у вас ходить по ниточке, слышите?

— Леди Ванесса, — снова трогает меня за плечо сэр, и вдруг быстро добавляет. — Тимур, тебе лучше прикрыться.

— Знаю, — отвечает тот хладнокровно. И глаза его загораются непонятным мне азартом. — Вижу.

Я не успеваю удивиться. Потому что вокруг меня прозрачной изумрудной сферой разворачивается аура, которую я так долго и старательно запихивала вовнутрь и удерживала от Главы всё это время, до тех пор, пока он случайно не вывел меня из себя. Случайно? В жизнь не поверю. Да он просто млеет в ответ на моё сияние, млеет, как Мага, перед которым его друг трижды прокручивал запись с моими девочками.

Должно быть, у меня достаточно взбешённый взгляд. До такой кондиции, помню, меня довёл в своё время воевода, и я чуть было не сказала ему пару ласково-страшных слов; вот уж не знаю, на сколько поколений я его зацепила бы. Но тогда я сдержалась, а сейчас… Сейчас у меня в ушах — постепенно нарастающий гул тысяч пчёл, и я боюсь, что не заглушу его, потому что уже несёт меня вперёд страшная неведомая сила…

За спиной дона вырастают призрачные крылья. Он, не торопясь, выпрастывает их, расправляет, стряхивает радужные брызги с загнутых прозрачных завитков. И я забываю свой гнев, потому что подсознательно чувствую: такую Ауру, Ауру Главы клана, простому смертному редко дано увидеть. Дон же — разворачивает её передо мной в полной красе, словно извиняясь за то, что вытянул на свет божий мою. Да, он заставил меня открыться и продемонстрировать, на что я способна, но и он — не жадный. Цени доверие, Обережница.

У меня перехватывает дыхание.

Это надо же — придать своей силе форму тёмных крыльев! И как её распирает — до самого потолка двухсветного зала! Невольно задираю голову, чтобы рассмотреть получше, и не успеваю отследить, когда это прекратился угрожающий гул в ушах. Но его больше нет, и напряжение моё унялось, оставив лёгкое чувство стыда. Как я не поняла, что меня элементарно развели… Да, Ваня, тебе с ним не тягаться. Это не Архимаг, бери выше… это, наверное, Бог местный. Тебе супротив него…

Стоп. Ты ведь где-то видела подобное, только в сильно ужатом виде. И в двойном экземпляре.

— Девочки, — невольно говорю вслух. — У них — точь в точь ваша аура. Ваша, не Магина, его я успела запомнить…

— Правильно, — кивает дон Теймур. — Скажу уж вам… по-родственному: есть в моём Даре нечто, передающееся не напрямую, а через поколение. Теперь понимаете, каким подарком для меня стали ваши дети?

О да! Понимаю вдруг и то, что всё это время он называл моих детей моими, в крайнем случае — своими внучками. Мага же ни разу не сказал: наши. Они были только его.

Рука сэра Джона возвращается на моё плечо.

— Поскорее взгляните на себя, леди, такой возможности долго ещё не будет. Дорогая, я понимаю, вам сейчас не до этого, но припомните наш ночной разговор. Да рассмотрите же себя как следует!

Растерянно всматриваюсь в инородные пятна в моей ауре. Словно большие чешуйки из тёмной слюды, они хаотично курсируют внутри моей сферы, как пластиковые фигурки в масляном ночнике: вверх, вниз, безо всякого порядка…

— Очень интересно, — говорит дон. — Обрати внимание, Джон… — И неожиданно встряхивает крыльями. "Мои" чешуйки внезапно упорядочиваются в стройные ряды, этакую кристаллическую решётку.

— Тимур, не надо, — пытается остановить его сэр. — Не время…

Но с крыльев уже срывается радужный шар и мчится в мою сторону. Судя по траектории, прямо в лоб. Кристаллическая решётка, на миг вздрогнув, раздваивается, растраивается, удесятеряется… и образует монолитную броню: изнутри через неё всё видно, а наружная поверхность, похоже, непрозрачная, зеркально отсвечивает. Радужный шар с ослепительной вспышкой разбивается о мою нежданную защиту, и вот уже целая россыпь его уменьшенных копий стремительно бомбардирует дона.

Универсальным движением брови он ликвидирует созданный беспорядок. Призрачные крылья, свернувшись, втягиваются под одеяние хозяина, а моя защита распадается до прежнего броуновского состояния. Я на вдохе стараюсь, по примеру дона, свернуть ауру, но получается как-то… не очень аккуратно.

— Прошу извинить в очередной раз, дорогая донна. Мне нужно было провести небольшой тест. Джонатан, ты это видел? И это только остаточная детская аура!

Он в восторге начинает кружить вокруг нашего стола. Походка у него лёгкая… я уже говорила это? Шаг скользящий, плавный, как у танцора. Или у дикого зверя.

— Да, это Зеркало, — отзывается сэр, помедлив. — Тимур, твои методы, знаешь ли… — И осторожно обнимает меня за талию, поддерживая, потому что мне нехорошо.

— Эффективны, вот что главное, — оборачивается Глава. — Грандиозное Зеркало. Вот почему Магино проклятье в первый раз ударило по нему ещё в момент наложения. Ударило рикошетом и заодно стёрло память о себе. Все эти годы он пребывал в полной уверенности, что вы с ним, донна, просто поссорились и расстались, и, конечно, не мог поверить, что при встрече вы его не узнали.

— Вы что-то путаете, дон. Это я его так жахнула…

Лучше бы я молчала. Почему-то у меня существенно подсел голос.

— Вы всего лишь, вспылив, наговорили ему неприятных слов, но Зеркалом они были усилены и сработали как заклятье. Вы уже поняли, что это такое? — И добавляет участливо. — Джон, помоги ей сесть, что-то она у тебя бледная.

— Нет, всё в порядке. — Однако ноги у меня и впрямь подкашиваются. Сидеть, склонив голову на руки, оказывается гораздо легче. Я не то, что в шоке — я заморожена. — Выходит, это девочки сделали? Мои дети?

— Грандиозно, — улыбаясь, повторяет дон. — Наконец-то вы догадались. Совершенно верно. Им и недели ещё не было, они только начали развиваться, а у вас с ними пошёл единый энергообмен, и когда они почувствовали внешнее проклятье, то просто защитили свою мать. Матрица некроманта не ждёт, когда он повзрослеет, она начинает действовать с момента зачатия. У вас сильнейшая магическая защита, поставленная детьми. За четырнадцать лет общения они усилили и подпитали то, что вам подарили, и неудивительно, что удар, настигший моего сына при снятии проклятья, оказался такой силы. Джонатан, кажется, ей всё-таки плохо.

Стараюсь дышать глубже. Ладонь сэра ложится мне на лоб, а другая — под левую лопатку, ближе к сердцу. Дон садится передо мной на корточки, заглядывает в лицо. Я невольно отдёргиваюсь от протянутой руки, но его пальцы, коснувшись моей сонной артерии, не обездвиживают, а всего лишь прощупывают пульс. Неожиданно в голове проясняется, как после хорошего энергетика.

— Ну? — спрашивает он с некоторым сочувствием, — как вы?

Традиционный ответ знаете?

— Не дождётесь, — говорю коротко. Он только усмехается. Руку с моей шеи не убирает.

— Тимур, с неё на сегодня хватит, — настойчиво говорит сэр Джон. — Слишком много на первый раз. А ты ещё ударил заклятьем… Защитная аура очень энергоёмка, леди, поэтому вам так нехорошо. Подождите, это скоро пройдёт.

— Я справлюсь, — огрызаюсь я. Вот только не надо меня жалеть! Я это и без вашей помощи умею. Помогли бы лучше встать.

Дон легко выпрямляется. Несколько интимным движением берёт меня за руку и что-то делает с кольцом. Пожимает мои пальцы.

— Через несколько минут всё нормализуется. Можешь меня поздравить, Джонатан, кажется, у меня будет отличная невестка. Уникальная в своём роде. — Чему это он так радуется? — Михель, проводи меня! Мы договорим завтра, драгоценная донна! Очень драгоценная донна!

Он уже поднимается по лестнице, нет, не поднимается — мчится, как мальчишка, перемахивая через ступеньку. С некоторым опозданием я осознаю смысл сказанного.

— Невестка? — подпрыгиваю на стуле, забыв о слабости. — Эй! Не рассчитывайте даже! Я не выйду за вашего сына, ни за какие пряники не выйду, слышите?

— Выйдете, — напористо говорит он, перегнувшись с верхней балюстрады. — Надо же нам официально узаконить права наших девочек! И должен же я расписать, наконец, наследство по всем правилам! А если нет — не расслабляйтесь, дорогая, я сам на вас женюсь!

…?

Он скрывается в галерее, ведущей в номера.

— А-а… он действительно может на мне жениться? — спрашиваю. — Сэр Джо-он?

— Может, — говорит тот, поколебавшись. — Он — может. У некромантов, знаете ли, полигамия…

— Что?

— Многожёнство и многомужество, официально узаконенное, именно из-за того, что их мало. Приветствуется приток свежей крови, новых генов со стороны. Если Мирабель, как старшая и пока ещё единственна жена, даст своё согласие…

Я закрываю лицо руками. Ужас какой-то.

— … то возможен вариант оформления временного брачного контракта сроком хотя бы до трёх месяцев. Это минимально необходимый срок для признания брака состоявшимся, а детей супругов — законными. Не волнуйтесь, леди, не думаю, чтобы, женившись, Тимур предъявил к вам какие-то супружеские права, Мирабель этого просто не допустит. Три месяца — и вы можете развестись; формальности будут в порядке, официальные права и порядок наследования утверждены местными административными органами…

Замуж за собственного свёкра! Пусть даже и не состоявшегося!

На три месяца!

Чтобы формальности были в порядке!

— Но, уверяю вас, это уже крайность, леди. Я бы советовал вам договориться с претендентом помоложе. В сущности, вы же не на всю жизнь себя с ним свяжете, всего лишь на те же три месяца, а там — кто знает, может, захотите продлить контракт. Подумайте, дорогая. Уже через год-другой созревшая энергетика в детях начнёт искать выход, им надо будет уметь себя контролировать, и без наставника из нашего мира не обойтись. У вас нет выхода.

Что мне сказать вам, сэр Джон? Вы-то сами не удерживаетесь слишком долго возле такой идеальной и добродетельной супруги, любящей и уважающей; а мне предлагаете…

Три месяца? Да мы с Магой поубиваем друг друга через неделю.

Снаружи доносится приближающийся цокот копыт. Прерывается у самого крыльца. Слышен сердитый голос, унимающий коня, и, кажется, впервые в жизни я этому голосу рада. Сейчас он войдёт, мой бывший, и со своим отвратительным отношением ко мне всех разгонит, просто в клочья порвёт любого, кто заикнётся о моём с ним замужес…

С треском, едва не слетев с петель, распахивается входная дверь. На ходу сдирая с себя плащ, заляпанный грязью, влетает злой как чёрт Мага, и целеустремлённо направляется прямо к нам.

Срывает шляпу, небрежно отшвыривает на стол. Та, скользнув юзом, падает, но он этого не замечает.

— Ива, — говорит решительно, уперев руки в бока. — Да, как кстати, добрый вечер, сэр Джонатан, и вы тоже здесь? Это хорошо. Михель, где ты? Спускайся, ты мне тоже пригодишься… Ива, в присутствии этих свидетелей делаю тебе официальное предложение. Ты выйдешь за меня замуж?

Как-то я иначе представляла себе начало семейной жизни. Может, всё-таки застонать и упасть в обморок? А они тут без меня разберутся…