Спиною к будущему

Глава 16. Чувства

И кто бы думал, что я снова буду добровольно идти по этому переулку, в прежнем направлении. Зайду в казенное помещение, вновь отыщу злосчастный кабинет Колмыкина… и стану требовать (не назначенной, без толкового объяснения причин) встречи со следователем.

— Да что тут за крик?! — не выдерживает и, резко распахнув дверь, рявкает на нас (на нас, с молодым человеком в форме). Обмер от внезапности полицейский, подбирая нужные слова.

А вот и на меня перевел взгляд мой (прежний) кат. Глаза округлились, тяжело сглотнул. И снова ужас распял его лицо, словно он увидел жуткое привидение. Немотствует. Не дышит.

(но и не крестится)

— Привет, можно… по частному вопросу? — несмело, робко улыбаюсь.

Неуверенно кивает, секунды — и наконец-то шаг назад, давая ход.

Поддаюсь. Провел взглядом.

Еще немного и, ожив, торопливо закрывает за нами дверь. Шаги по кабинету.

— Присаживайся, — махнул рукой в сторону свободного стула.

Улыбаюсь. Подчиняюсь.

— Может, чай, кофе? — задергался, замельтешился, не зная где себя деть.

— Да и ты присядь, — радушно ухмыляюсь, стучу ладонью по его крессу. — Не бойся. Я больше не кусаюсь.

Коротко рассмеялся. Выдох.

А на лице сразу проступила краска, залив его щеки румянцем от смущения из-за воспоминаний.

Несмелое, робкое, немного подергиваясь в сомнениях, движение и присел рядом.

Взгляд в лицо.

— Какими судьбами? Надолго? Или уже окончательно?

Улыбаюсь.

— Не знаю… жизнь покажет. А ты как? Что там… с делом, делами? Все решилось?

— А, — кивнул головой, в подтверждение, что понял, о чем я. — Да все там нормально, махнул рукой. Столько мучений, но более-менее что-то стало вырисовываться. В суде начали слушание. Вся сложность в том, что преступник-то — умер. А разбирать завалы надо. Восстанавливать справедливость. Хоть, конечно, часть его доходов бесследно пропала, так и не дожив до конфискации, по крайней мере, схемы махинаций… и выход на остальных злоумышленников мы получили.

Блин, — вдруг запнулся. — Опять я тебе лишнее рассказываю.

Ухмыляюсь.

— Странный у тебя дар, — неожиданно, вполне искренне проговорил, хоть и не сдержался от улыбки. — Затуманиваешь голову мужикам, как некая болячка, хмель. Творим, сами не знаем, что, — тяжелый выдох. — А ведь я тогда почти с девушкой начал встречаться. И вроде… получалось даже. И ее не коробило, кто я и чем занимаюсь. Как рискую. Хорошо все было. А потом ты — словно ураган. И по началу, ничего такого, нет. Не подумай, но затем… каждая наша встреча. Ты мне очень стала нравиться. До безумия… И я ее бросил. Нет, — снова кивнул в мою сторону рукой. — Знал, что ничего не светит. Просто, не хотел, а вернее устал… врать себе и ей. Куда я там… против… Клёмина?

Обмерла я (ужалил родным именем в сердце, невольно сжалась, но все еще терплю, внимаю откровению… сего, на первый взгляд, такого черствого и полного самообладания молодого человека). Глубокий вдох.

— А потом этот твой…. подобный буре, визит… и домогательства. Эт… это…

— Прости, — решаюсь на верное.

Виновато опускаю глаза.

Вдруг печально (слышно было) ухмыльнулся тот.

— Да ладно, в какой-то степени… ты все же исполнила мои мечты, грезы… на которые я никогда не смел надеяться. Пусть лживо, штрихами, однако…

— Поцелуй был искренним.

Глаза в глаза. Но уже он отступает — и уводит взор в пол.

— Я знаю, — прошептал едва слышно. — За что и благодарю.

Дрожь по телу…

Шумный вздох. Вновь сорвался на ноги. Прошелся по кабинету. Зашуршал, зазвенел чашками, чайником.

— Чай, кофе? — обернулся ко мне.

— Кофе.

Кивнул.

— Ну, а я… чай. А сахара сколько?

— Две.

Тяжело вздыхаю уже и я, отворачиваюсь, взгляд за окно… как тогда, когда я впервые… сюда попала.

— Так зачем пришла? — вдруг вновь раздался его голос. Обернулась — стоял рядом, протянул чашку.

Осторожно беру, чтоб не разлить, да и не обжечься.

Скривилась.

— Даже уже не знаю теперь, стоит ли тебя во все это впутывать.

— Да ладно, что уж там? — улыбнулся. — Перегорело уже… почти. Не зря же сознался. По началу было тяжело, особенно когда рядом была… а теперь, теперь — проще. Не моя. Да и вообще, уже — чужая… Без обид, — улыбнулся.

Киваю головой.

— Это правильно. Я рада. Честно, рада.

— Ну так, — подначивает, кивает головой, — что за дело? Проблемы какие?

Вновь киваю головой, виновато поджав губы. Болезненно смеюсь.

— Нет, не проблемы. Хотя…. вероятно, я как раз таки за тем, чтобы их… создать.

Удивленно вздернул бровями.

— В смысле?

Еще один вдох — и выстрел (рикошетом по обоим нашим сердцам):

— Клёмин.

Закивал головой, печально рассмеялся.

— Должен был догадаться.

И вновь поджимаю губы, стыдливо прячу взгляд.

— Что ты хотела?

Глаза в глаза.

Долгая, немая пауза, борясь с чередой сомнений.

— Я хочу снова с ним встретиться.

— А телефон?

Качаю отрицательно головой.

— Не вариант.

Скривился.

— Ну, ясно…. если что разузнаю, то сообщу. Номер прежний?

— Угу… только…

— Что?

— Не говори ему…. ничего: ни что приехала, ни что искала, ни что с тобой виделась. Хорошо?

Удивленно вскинул брови, но смолчал, не прокомментировал.

— Хорошо.

И снова родная больница. И снова под крылом у отца в нелюбимой (в каком-то смысле, как та поэзия) Терапии.

Неделя работы. Неделя ожидания.

И внезапно, вечером пятницы… долгожданный звонок от Колмыкина.

— Завтра, на Верхнем Озере в парке, Клёмин будет по каким-то делам. Ну, тачку ты его же уже знаешь, так что… не промахнешься, я думаю. Номер помнишь?

— Да, спасибо тебе большое.

— В обед, где-то, но раньше жди. Не знаю подробностей, да и, вообще, ну ты поняла…

Смеемся.

— Спасибо тебе за все.

— Пока.

— Прощай.

Было обидно осознавать полную картину последствий, а именно — как мы с Клёминым, из-за своих разногласий, испортили жизнь этому молодому парнишке. Хорошему… и доброму, как выяснилось.

Впредь, постараюсь все свои проблемы… и глупости решать без его участия. Чего терзать душу? Тем более того, кто так добр к тебе, даже не смотря на то, что ты… что я поступила с ним, как последняя сука.

Людно было, что, в принципе, как и всегда здесь. Безумно красивый парк. И насыщенный аттракционами для детей и подростков, и само дизайнерское оформление заслуживает отдельного внимания и похвалы, и домики, что на противоположной стороне вдоль берега — каждый норовил поразить своей уникальностью и вычурностью.

Приятное место, и веселое.

Пройтись от дальнего угла к площадке для скейтеров, стать на самом верху, облокотившись на перила. Отчетливо просматриваю рядом парковку, дальний фонтан, скамейки… и прочее. Идеальный, на все 360 градусов, угол обзора.

И снова пройтись туда-сюда, путая карты и не привлекая к себе лишнего внимания.

… и наконец-то припарковался на стоянке, как раз около круглой скамейки, черный "мерс" с знакомыми номерами.

Еще миг — и вышел. Родной силуэт, дорогое сердцу лицо…

Шумный, звонкий мой выдох, подавляя внутри себя боль и утихомиривая, успокаивая дрожащие струны души. Не сейчас. Нельзя… облажаться.

Живо броситься к лестнице — и на спуск. К авто.

Достать из сумки письмо (в чистом конверте) и засунуть, заткнуть за дворник.

Разворот — и украдкой помчала прочь, пока… не выкрыли.

Это была авантюра. Чистой воды глупая затея. НО… в сердце дрожала надежда — и я слепо шла, следовала за ней.

Взять у отца машину, и, не объяснив ничего толково, отправиться… в не менее пугающий путь, нежели нависшее надо мной неизвестное, сомнительное (после сегодняшних грядущих событий) будущее…

… и вновь Бальга.

И вновь отчаяние. И вновь… из точки рисуется запятая.

Поставишь авто сбоку от дома.

Пройтись внутрь помещения. Родного помещения…

Не знаю, порой начинает казаться, что этот дом — наша с Клёминым обитель, наша, а не чья-то чужая, кто жил здесь некогда, тогда еще, до полного опустошения и предательства человеком своего собственного творения. Причем, точно отражающая не только наши встречи, стычки, но и сами отношения в целом. Такие же подранные, замученные, старые и странные, невзрачные (стены), хранящие в себе нечто большее, нежели, как на первый взгляд может показаться, только кирпич, цемент и остатки отделки… В них история и потаенный смысл, в них печаль и радость, боль и счастье… В них суть — пока стоят руины, пока и история цела, пока на устах… пока и не забыта.

Сесть в угол, как тогда, в нашу последнюю встречу.

На доски, те же доски, только еще больше грязи налипло здесь.

Закрыть глаза и вспомнить его признания, слова… тот момент, когда всучил мне документы. Когда… вот так рядом… и, если бы не гордость, глупость и замешательство (желая не спешить, а переварить, все осознать, принять происходящее)…. схватила бы в свои объятия… и не отпустила. Никуда. И никогда…

А вдруг не приедет?

Или, что еще печальнее, не поймет от кого…

Черт, идиотка. И чего прямо не написать было?

Позвонить?

Черт, нет. Вот это уж точно нет.

И снова прокрутить в голове слова, застрявшие на бумаге в том конверте:

«И вновь я там, где всё начиналось. По-прежнему там. И я не могу поставить жирную точку… Просто, не могу… Пожалуйста, приезжай и спаси меня. Спаси опять.

Твой глупый… враг.»

Забиться в угол, поближе к балке, скрестить руки на груди, поджать под себя ноги — и прикрыть веки.

И вновь канул в небытие очередной битый, пустой час.

Никто не спешил ехать ко мне. Никто не торопился меня… спасать.

Взгляд на небо — солнце еще высоко, ни облачка… Доброе, старое лето…

Соскучилась я в Питере по этом буйстве красок дикой природы. Нежности тепла и ехидности знойного солнца. Аромата трав, пышности крон деревьев…

Встать, отряхнуться и выбраться, выйти из помещения на улицу. Оглядеться.

А впереди — лес, обступая, окутывая поляну заботливым пледом, пряча от всего мира, от цивилизации, что так охально бросила этот островок (некогда) людской жизни. Чей-то оплот, тыл, очаг… наверняка, великой, как раньше было повадно, семьи… Причем, не только русской. До сорок пятого — это был… дом совсем другого… общества, с другими традициями, говором, стилем жизни, однако… такими же ценностями (во многом) и надеждами… на светлое, доброе будущее.

И вдруг послышался странный шум. Обмерла я, пришпиленная страхом. И что делать? Уйти в дом? Или здесь ждать?

И что я ему скажу?

Черт.

А если это вовсе не он? А кто-то иной, мимо проезжающий или… еще какие ужасти. Это же Бальга. И, как показал мой… странный опыт, здесь можно повстречать кого угодно, и вляпаться во что угодно.

Но еще мгновения, и по протоптанной временем дороге прокатился черный автомобиль. Миг — и покорно замер.

На глаза наворачиваются слезы, а руки начинают лихорадочно дрожать, вторя коленкам.

Черт, и это я! Я, та, которая нагло врала бандитам, та, что не раз сражалась за свою и чужую жизнь, что стреляла в своего супостата (Кандыбу, пусть и зная, что не убью).

— Ну, привет.

Замер около меня. Боюсь даже сделать вдох. Жадно прикипела взглядом к глазам.

Внезапно ухмыльнулся, отчего тут же кольнуло в груди и испуганно сжались мышцы.

— Что? Так и будешь молчать? Или что?

Редко моргаю. Дрожу.

— Лин, — пошатнулся, отвернулся немного вбок. Взгляд куда-то вдаль. Кислая улыбка. — Ну, что опять за игра? Тебе самой не надоело? Или…, - вдруг последний момент среагировал на мой шаг ближе и обернулся.

Вместо тысячи глупых, пустых слов… тотчас кидаюсь ему на шею и нагло впиваюсь поцелуем в губы. Обмер в нерешимости и испуге.

А я сражаюсь, изо всех сил пробиваю брешь в этой холодной, непоколебимой глыбе.

— Лин, не надо, — внезапно неуверенно, но силой оттаскивает, отстраняет меня от себя.

Обмерла я, ошарашенная. Пристыжено опускаю взгляд. — Я приехал не за этим.

Долгая, немая пауза… и наконец-то нахожу в себе смелость… озвучить нужный вопрос:

— А зачем?

Прожевал эмоции. Шаг сторону, потер руками лицо и вдруг зарычал. Отчаянно, в негодовании закачал головой. Замер. Взгляд на меня.

— Тебе мало было, да? Или что?

Морщится от болезненных переживаний. Не отстаю и я…

— И всё равно ты мне нужен. Клёмин… Вов…

Злобный, гневный взмах ногой — и долбанул со всей дури, ударил носком обуви по покрышке.

Застыл, рассуждая. Тяжелые, глубокие вдохи, подавляя в себе дикого зверя.

И вдруг взгляд мне в лицо (покорно отвечаю тем же):

— Я же тебе потом душу вырву, если ты… снова попытаешься брыкаться.

Опускаю взгляд. На лице пытаюсь сдержать серьезность. А в душе уже кто-то больной и безрассудный… начинает торжествующе смеяться от просочившейся надежды. Ликующе, психопатически хохотать, хватая в руки челнок и принимаясь плести свои коварные, наглые, бесстыдные сети витиеватых измывательств над нашими сердцами. Демон. Я узнала тебя. Тот, что спит во мне всегда…. когда нет рядом Клёмина…. и дерзко восстает из пепла, давясь смехом, бурлит и взрывает весь мир, когда… едкое тепло, ядовитая ухмылка и убийственный аромат Вовы заполняют каждую клетку моего, на вид ангельского, тела.

Коварно ухмыляюсь.

Победа за ним. Полное возобладание демоном. И вновь по больным, сумасбродным венам разлилась жертвенная кровь.

Дрогнула я, руки подняла вверх, к воротнику рубашки и стала уверенно, мерно, обрекая нас на очередные кровавые баталии…. пуговицу за пуговицей расстегивать на груди.

Заметил, отреагировал (глаза расширились от изумления) — пристально следит за каждым моим движением. Не дышит.

И внезапно тихий, на грани… мольбы, шепот:

— Не смей…

Но еще миг — и разлетелись в стороны обе половины одежины, являя полунагую меня его взору.

И, пока он все еще, оторопевший, догорает в своем поражении… и полном моем порабощении — делаю разворот и медленно иду к дому. Шаги по веранде.

(слышу, шорох — движение вдогонку).

И едва уцепилась я руками за дверь, чтобы ее открыть, как тут же хватает, накрывает мою руку своей. Пальцы сцепились.

Еще шаг ближе — и застыл за спиной.

Неуверенный, робкий ход, наклон — и коснулся поцелуем моей шеи. Поддаюсь — запрокидываю голову набок, давая больше возможностей для безумия.

Скользнул свободной рукой по спине, по талии, по животу — добрался до груди, замер. Жадно, повелительно сжал ее, нарочно причиняя мне боль.

Дыхание надрывистое, отчаянное (мое), но еще сдерживаюсь, не даю стонам вырваться наружу.

Движение немного в сторону и нагло меня отрывает от двери — поддаюсь, плюхнулась ему на грудь. Но не отступает, едва я выровнялась, как шаги (его, мои) наощупь внутрь.

Напор — и прибил лицом к стене, к себе спиною…

Шаловливо забрался под юбку и вцепился пальцами за нижнее белье. Обмер, словно, выжидая моего отпора, но… в ответ ныряю своей рукой к его и помогаю свершить затеянное…

Ухмыльнулся (слышу). Жаркий, грубый поцелуй в плечо, в шею, а руками уже проник между бедер и пылко сжал за плоть. Невольно громко застонала я, не имея больше сил на какое-либо притворство.

Вдруг разворот, к себе лицом. Крохотное сомнение — и припал голодным, похотливым поцелуем к моим губам. Ворвался в рот языком и, нащупав мой, начал раззадоривать (а руками — блудить по телу). Ответила, ухватив его голову в свои ладони, поддалась на парное движение. Но едва решил улизнуть, как тут же уловила его язык губами и нежно стала посасывать. Застонал, вожделенно застонал теперь уже и мой истязатель.

Заведенная победой, делаю уже я на него напор, толкаю от себя — поддается. Немного отстранился, желая понять, что задумала.

Ныряю к его брюкам и бойко, уверенно расстегиваю ремень, реагирует — достает из-за пояса пистолет и, немного наклонившись вбок, бросает на пол. И вновь продолжаю: расстегнуть пуговицу, змейку и спускаю одежины долой… Но едва хотел ухватить меня за руки, как внезапно коварно смеюсь — и уже его принуждаю податься назад, на пол (как раз на какую-то скомканную, валяющуюся огромную клеенку, что так отчаянно пыталась прикрыть собой голую бетонную стяжку).

Подчиняется. А затем, схватив меня за кисть, силой тянет на себя. Следую — опускаюсь, залажу на него сверху. Короткие, точные действия — и наконец-то… ощутила его полностью. Звонко, победно-пораженчески вскрикнула.

Еще ход — и застонали уже оба…

А далее и вовсе… каждое такое движение было сродно сладостным пыткам, которые впору мешать лишь с пылкой, грубой, животной страстью.

Заметила прикипевший его взгляд к моей груди. То, что всегда было так близко, рядом, но и непременно недоступно… То, что манило всей своей тайной и тихим, бесстыдным откровением. И вдруг смело полез руками: не желая возиться с непокорными застежками, топорно оттащил кружева вниз, являя своему взору наконец-то запретный плод. Дерзко схватил грудь и сжал до легкой боли. Насладившись ощущением, тотчас пропустил одной из них между пальцами торчащий от возбуждения сосок, немного подался вперед, облокачивая меня себе на колени, и игриво, доводя до дрожи, лизнул его, втянул в себя и стал грубо, властно ласкать языком, покусывать зубами и посасывать губами, приводя меня в еще больший экстаз. Застонала, закричала… но снова вдохи — и зашевелилась, разливая невероятные ощущения внутри нас… ответил тем же запалом, взрывая в воздухе феерическое сплетение душ и тел, сплетение… двух умалишенных, диких и отчаянных демонов, рождая из греховной похоти нечто высокое и искреннее; лишая рассудка, но даруя один единый на двоих мир красок, надежд и незабываемых чувств.