Спиною к будущему

Глава 6. Золотая рыбка

Чувствовала ли я теперь… себя в долгу перед… моей Золотой рыбкой?

Чего кривить душой? Такой уж я человек — чувствовала. И с каждым днем мне всё больше не давало это покоя.

Иногда доходило даже до нервического смеха. Теперь я в его шкуре — теперь мне бы отдать долг. Вот только, примет ли? И что это должна быть за плата?

И хоть волосы на голове рви, ничего умного так и не придумала.

Еще смущало то, что в тот день в участок сам он так и не приехал, и по телефону не звонил. Причем ни на следующий день, ни через неделю или две. И даже встреч не искал.

Мой знакомый, наверняка, считал, что долг выплачен (с его стороны), а потому можно поставить жирную точку. И, в какой-то степени, эта мысль меня грела, успокаивала, однако… тупое чувство обязанности перед ним было куда сильнее доводов, и оно пожирало меня изнутри, отметая все оправдания.

Чертовы больные тревоги, даже не помню, когда я была в последний раз такой взволнованной и удрученной чем-то происходящим со мной.

В общем, в этот раз решаюсь первой позвонить я.

— Да?

— Привет, Золотая рыбка.

(слышно, как рассмеялся)

— Привет, привет.

Невольно смеюсь и я (смущенно).

— Не поверишь, теперь меня раздирает чувство долга… за помощь.

Хохочет.

— Брось эти глупости. Это было несложно.

— Заставить полковника бегать кросс к участковому, и несложно?

— Даже так? — смеется.

— А то ты не знал?

— Да не особо как-то, в общих чертах только. Без подробностей.

— Не хочешь встретиться? — осмеливаюсь первая на главное.

Замер. Тишина в трубке.

Взволнованно вздыхаю я, чувствую, как потеют от волнения руки.

— Ну что? Че молчишь? — нервно закусила губу.

— Хочу, конечно. Хочу… однако, дел… выше крыши, — звонко вздыхает. — Но я как освобожусь, разгребу всё тут, наберу тебя. Идет?

Выдох (мой) облегчения.

— Буду ждать.

— Ну, тогда… пока?

— Стой, — отваживаюсь на невероятное. — Если это не опасно так, по телефону… можешь сказать… — проигран бой, не решаюсь договорить.

— Что?

Еще раз за и против — и:

— Имя. Как тебя зовут? — смущенно смеюсь. — А то я так и не знаю, как зовут мою Золотую рыбку.

Захохотал.

— Владимир. Володя… Ну, или просто… Вова.

Обмерла я, смакуя услышанным.

— До встречи, просто… Вова.

— До встречи, Ангелина…

Интернатура — это не так уж просто, как кажется на первый взгляд, пусть даже и под присмотром и опекой близкого человека (названного отца). Чувство страха не покидает ни на мгновение, когда пытаешься принять то или иное решение по поводу пациента. А что… если где накосячишь? Забудешь? Попутаешь?

И, тем не менее, производишь вдох (не делая ставку на то, что тебя обязательно перепроверят и подстрахуют) — ответственно принимаешь решение, как если бы ты был настоящий, полноценный врач, и пишешь нужные назначения, шлешь на конкретные обследования и анализы, делаешь выводы и, в конце концов, лечишь… и даже правильно. Жутко звучит? Жутко, не спорю.

Стараюсь не бегать за советами к отцу, да и он особо не давит, лишь втихую, думая, что не замечаю, перепроверяет, причем временами даже мелкие, промежуточные записи. Я рада, благодарна, за всю эту его дополнительную заботу, приплюсованную к обязанностям контроля, и отдельно за ненавязчивость, но вида не подаю.

Странно всё как-то. Там, в лесу, и не то, что совсем его ("Золотую рыбку") было не жалко. Нет, однако — было проще. Видимо, адреналин в крови моей глушил сопливые эмоции, и решения принимались четко и просто. Здесь же, когда можно тысячу раз все перепроверить, оглянуться, и даже (где-то в глубине души) все же понадеется на дюжий опыт Котова, всё идет туго и нервически.

А особенно бесят случаи, когда поступают "излишне умные" пациенты, которые сами начинают тебя поучать, тыкать мордой в интернет-страницы, которые намного мудрее, нежели ты — "тупой недоучка с шестилетним стажем ничегонеделанья".

При этом, это они еще не в курсе, что ты интерн. Ведь дальше вообще начинается, едва ли не скандал, что, мол, малолетку-убийцу к нему или к ней приставили.

И ты рычишь себе под нос, гневно бранясь лишь где-то в туалете или ординаторской, чтобы никто не видел твою слабость и фиаско.

Бесят. Боже, как же они бесят…

Но есть еще один вид — эдакой пассивной атаки. Зачастую, такие экземпляры поселяются именно в ВИП-палатах. Думая, что, если у них приличная мордашка (но и то не всегда) и много денег (что самое главное), то мы (врачи, медсестры, да и вообще, любой в этом здании) должны в ноги кланяться, боготворить их, а девушки — еще и непременно вожделеть. Да, именно. Пусть только клацнет пальцем — тут же должны кинуться на шею, а то и ниже… в животной жажде совокупиться с божеством.

Мерзко, гадко, и порой… хочется ему пулю в лоб пустить.

Ярухин. Яркий экземпляр этой прослойки общества.

Отвратительный жирдяй, который готов тебя по морде ляскать пачкой купюр в подтверждение своей власти и для заманивания в свои почитатели. И, кстати, со многими срабатывает. Быстро некоторые наши коллеги определили золотую жилу и стали ее доить. Не отставали и некоторые медсестры — причем, с надеждой не просто урвать кусок, а едва ли не подселиться к этому паскудному "Казанове".

Но нет же. Разве интересно то, что доступно? И как бы не вилась вокруг него Ленка, как бы не тыкала ему под нос свои… свою грудь, единственного (единственную), кого замечал (достойную для своей царской похоти), — это я.

Я, которая не только не удостаивала его добрым взглядом, но и даже словом.

Тяжело вздохнуть, завидев упертого быка на пороге ординаторской.

— Федор Константинович, ну, что опять? Осмотр проведен, анализы сданы, ждем результатов.

— Мне там так одиноко, Ангелочек. Ну… составь компанию.

— Телевизор посмотрите.

— И что там интересного?

— Фильм какой. Или еще что. Пусть диски привезут родные. Что вы, как первый раз.

— Какие фильмы, когда рядом такая красота?…и душа по ней так тоскует, — подходит, разводит руки в стороны, пытаясь меня обнять.

Резко отстраняюсь, вырываюсь, однако внезапно помешал стол — невольно уткнулась.

— Простите, — не без грубости рычу, — но мне надо работать! Вон сколько писанины еще!

Отталкиваю его руки от себя.

— Ну, а потом? — обижено (наиграно) дует губы.

— Что потом? — тяжело вздыхаю.

— Да… что-то покалывает у меня в груди до сих пор. Посмотрите?

Чувствую, что врет же, скотина.

— Хорошо, как разберусь со всем, приду. Но лучше сразу к заведующему подойдите. Сами понимаете, я — интерн, могу чего не заметить. Но сегодня я вас уже осматривала и ничего странного не нахожу. А результаты придут после обеда.

— Но я жду вас.

— Да, — отчаянно киваю головой, раздраженно прикрыв веки. — Загляну потом на минуту. Посмотрим еще раз, что там может колоть. Но лучше же, все-таки, к Котову.

— Да что этот… ваш Котов?

Злобно коротко (язвительно) рассмеялась.

— У него гораздо больше опыта.

— Та! — махнул в мою сторону рукой, разворот и наконец-то пошагал на выход.

Выдох.

Обреченно присела я на край стола. Закачала в негодовании головой.

Хоть отпуск за свой счет бери, пока этот урод не выпишется. Да только, будто он один такой? Сколько еще будет? А скажи Котову — только хуже. Да еще и проблем на семью навлеку. Знаю, что никогда в обиду не даст. Сразу разнос ублюдку устроит. Потому и молчу, делаю вид, что всё в норме.

Стук в дверь.

Черт.

И снова не дают покоя.

— Да, кто там?

Ленка.

— Что-то случилось? — продолжаю.

— Поступление.

— И? Нужна моя помощь?

— Требует тебя в свои врачи.

Невольно закатила я глаза под лоб. Какого с*ку еще приперло на мою голову? Неужто, еще какой… "кавалер" вернулся?

Резвые шаги на выход, на ходу уже забрасывая себе в карман стетофонендоскоп.

— Показывай, — тяжелый вздох.

Обмерла я от увиденного.

Улыбается. Шаги ближе.

— Вот, — тычет мне Вышегородцева карточку в руки. Взгляд то на меня, то на пациента. — Клёмин Владимир Анатольевич, 1980 года рождения. Больше пока ничего о себе не рассказал.

Скривилась девушка.

Невольно поддаюсь на его настроение — и тоже начинаю улыбаться (злость тает).

— По-моему, мы договаривались, что до звонка, а не до встречи у меня на работе.

Рассмеялся.

— А, так вы все же знакомы? — обомлела Елена.

— Да, спасибо, — забираю документы.

— Решил помочь с твоим чувством вины, и провериться заодно.

Закачала в негодовании я головой. Перекосилось лицо в знак недовольства.

— Дурак ты.

Тяжелый вздох.

— Где его палата? — взгляд на девушку.

— Ну, вип.

И вновь злобно кривлюсь.

Еще бы! Все идиоты в одном месте.

— О, Ангелочек! — радостно вскрикнул Ярухин, завидев меня на пороге.

Но игнорирую, пропускаю вперед Клёмина.

— Проходите, занимайте свою койку, готовьтесь к осмотру. Ну вот, Федор Константинович, — обратилась я к помрачневшему индюку. — Как вы и хотели. Будет с кем поговорить, скуку развеять. Поди, у вас много общего.

Удивленно вздернул тот бровями, перевел на мгновение взгляд на Володю, а затем снова на меня; смолчал.

Присесть рядом с Клёминым, прослушать легкие, невольно нет-нет, да пялясь друг другу в глаза.

— Спиной.

И снова привычные движения.

— Жить буду? — ухмыляется.

— Да таких как вы и бомбой с этого света не сживешь, — смеюсь.

— Что здесь происходит?

Резко оборачиваюсь.

— Папа? — невольно ляпнула, но тут же осеклась, поправила себя. — Александр Федорович, все хорошо. Я возьму себе этого пациента.

— Не много? — перекосились губы от недовольства.

(понимаю, что вопрос совсем в другом)

— Справлюсь, — благодарная улыбка.

Усмехнулся Котов в ответ, хотя и с опаской. Недоверчивый взгляд на Клёмина.

— Если что, обращайтесь непосредственно ко мне, я здесь — заведующий отделением.

Коротко кивнул головой Вова в знак согласия.

— Буду иметь в виду. Спасибо.

Немного помедлил отец, но, проиграв бой измышлениям, разворот — и вынужденно пошагал прочь.

…

Еще немного манипуляций, заполнить анамнез и встать с кровати.

— И что, всё? — удивился Владимир.

Смеюсь.

(невольно бросила косой взгляд на Ярухина, который изо всех сил изображал заинтересованность газетой, а сам чуть из штанов не выпрыгивал, желая проследить за всем происходящим)

И снова глаза в глаза с Клёминым.

— Можно еще клизму тебе, но, думаю, я еще потерплю.

Рассмеялся.

Закачал головой.

Шаги (мои) на выход.

Сижу, гружусь. Утопила лицо в ладонях. Нервы натянутой струной.

Не так я представляла нашу с ним встречу. Да и не поговорить толком. Зачем весь этот цирк?

Идиот. Только усложнил всё.

И отец еще про него узнал. О многом догадался: кто такой, и что я вляпываюсь в странные приключения. Однако…

Стук в дверь и тут же открылась.

Взгляд на вошедшего.

— Пап?

— А я тебя уже везде ищу. Ну, что там? — шаг ближе и присел рядом на край стола.

— Да нормально.

— Давно таких знакомых себе завела? — а вот и выстрел. — Не кривись мне тут. Или ты думаешь, у них за честные заслуги такие тачки, и деньги на дорогие препараты? Одно бесит, чего к нам в больницу прут? Словно, тут намазано.

Обижено опускаю взгляд.

— Ах, да, намазано, — поспешно добавляет. — Нашли мне аттракцион: молодых медсестер и интерна. Это всё — твоя вина.

— Что? — ошарашенная, уставилась на него.

— Всё усюпуськаешься с ними. Вот и лезут на голову. Поди, завтра еще в постель потянут — и ты согласишься.

Резко встаю, шаги по ординаторской.

— Не думала, что ты обо мне такого мнения.

— А какого? Если уже за спиной шепчутся, как Ярухин все за тобой бегает, а ты его за нос водишь.

— Я? — разворот и крик едва ли не в лицо.

— Ну, не я же! — встает, прошелся немного, руки в боки. Замер. — Ну, ладно, какой другой, я бы ему сам мозги вправил. Но этому… что я против пушки? Я — не твой отец, у меня нет нужных в таких случаях возможностей и связей.

Обмерла я, пришпиленная к полу, не дыша.

Никогда он доселе не напоминал про него, про них. Никогда у нас не было разговора, о том, что случилось. И кто я такая…

Скривился, опустил голову, поняв, что ляпнул лишнего, задел за живое…

— Прости.

Шаг ближе, притянул к себе, обнял — не сопротивляюсь.

— Я очень за тебя боюсь. Понимаешь?

Молча киваю головой.

— А еще этот… ладно, Ярухин. Я уже и так хотел его перевести в другое отделение, но… теперь этот Клёмин.

Отстраняюсь — выпускает из хватки. Поравнялись. Глаза в глаза.

— Откуда ты его знаешь?

— Всё хорошо, пап.

Закачал головой.

— Дай, Бог… Дай, Бог…

Молчим. Потер вдруг глаза, прогоняя напряжение.

— Дежуришь сегодня?

— Ну да.

— Хочешь, останусь? Или поменяешься с кем?

Благодарный (мой) взгляд ему в глаза.

Ласковая улыбка в сторону дорогого сердцу человека.

— Спасибо тебе за заботу, пап. За всё спасибо. Но не стоит вдаваться в панику. Всё хорошо, я справлюсь.

И вновь закачал головой, негодуя. Несмелый разворот — и наконец-то пошел на выход.