Жизнь наполнилась ощущением бесконечного праздника, но стала еще суматошнее. Каждую свободную минуту Лина проводила с Энтони — зачастую их дежурства совпадали, и мимолетные свидания распаляли страсть, оставляя чувство ненасытного голода. Заведующий отделением хирургии ушел на три недели в отпуск, а больничное руководство, как всегда — из соображений экономии, — на замену никого приглашать не стало, и вся нагрузка свалилась на Энтони.
Когда ему сообщили «приятную» новость — эту миссию взял на себя Марк Стэнтон, — Энтони с трудом сдержался.
— Видела бы ты его довольную физиономию! — кипятился он, пересказывая неприятный разговор Лине. — Думаю, им руководили не столько производственные, сколько личные мотивы.
Они сидели за ужином в уютном итальянском ресторанчике, который считали теперь «своим», и пили кьянти.
— Ты серьезно?
Энтони пожал плечами.
— Абсолютно! Он наверняка знает, что мы с тобой встречаемся. Думаешь, он забыл тот вечер? Да он никогда нас не простит. Видела бы ты, как он смотрел на меня! — Он поморщился. — На редкость отвратный тип! И, кажется, мстительный… Знаешь, по-моему, у него крыша не в порядке.
— А по-моему, ты сам себя накручиваешь! — возразила Лина, но душа тревожно заныла при мысли, что в словах Энтони есть доля правды.
Между тем Лина ощущала враждебное отношение и к себе. Мэри Карбайд еще до появления Энтони ее не жаловала, а теперь стала откровенно агрессивной. Впрочем, в уме ей не откажешь! На людях старшая медсестра никогда не обнаруживала своих истинных чувств к Лине — напротив, была сама вежливость и предупредительность, но стоило им остаться наедине…
Лина не знала, как с этим справиться. Жаловаться начальству? А что, если ей не поверят? Ведь доказательств у нее нет. Только ее слово против слова Мэри. И вообще, это так унизительно — врачу-женщине жаловаться на медсестру, тем более что ни у одного из врачей-мужчин претензий к Мэри Карбайд нет. Но делать что-то надо: в конце концов это мешает нормальной работе! Вся больница — во всяком случае, женская часть персонала, — с упоением следила за развитием событий.
Лина поделилась своими тревогами с Энтони, но он отмахнулся — так же, как и она, когда он жаловался ей на Марка.
— Тебе осталось проработать тут всего четыре месяца, — резонно заметил Энтони. — Потерпи. Да и что она может тебе сделать? Ну разве что потреплет нервы.
Лина пока не решила, где будет отрабатывать очередную практику для сдачи экзамена на врача широкого профиля. Она собиралась обсудить это с Энтони… Он сумел-таки заронить в ее душу сомнение, и она подумывала, не взяться ли всерьез за хирургию.
Как-то раз Энтони задержался на вызове допоздна, вернее до утра — в ту ночь он вообще не ложился. Вернулся в пять часов, усталый, с темными полукружьями под глазами.
Лина сразу проснулась и распахнула объятия. Энтони, сев рядом, поцеловал ее и подавил зевок.
— Ну спасибо! — притворно возмутилась она. — Быстро же я тебе наскучила!
Вместо ответа Энтони поцеловал ее так, что больше сомнений относительно свежести его чувств у Лины не осталось.
— Иди ко мне! — жарким шепотом позвала она.
Энтони грустно покачал головой.
— Не могу. Через десять минут я должен снова быть в операционной.
— Черт!
Он многозначительно улыбнулся, но Лина видела, до какой степени он вымотан.
— Ничего! Сегодня пораньше поужинаем, вернемся сюда и придумаем, чем бы нам с тобой заняться, — скороговоркой закончил Энтони.
Лина состроила гримаску.
— Сегодня ничего не выйдет.
— Как это — не выйдет?
— Между прочим, я тоже работаю.
Энтони в сердцах выругался и тяжко вздохнул.
— Извини, забыл. — Помолчав, он добавил с хитрой улыбкой: — Я тут подумал, почему до сих пор никто не провел исследование уровня рождаемости в семьях, где оба супруга врачи. Полагаю, он значительно ниже, чем у всего прочего населения.
— Почему? — удивилась Лина.
— Какая ты все-таки у меня недогадливая! — поддразнил ее Энтони. — Да потому что у них не остается времени на занятия сексом. — Словно в подтверждение его словам зазвонил телефон. — Ну вот, пожалуйста! Вызывают в операционную. Пока, радость моя. Надеюсь, ты уделишь мне часок-другой?
Среди всей этой круговерти иной раз выпадали свободные дни. И Энтони взбрело в голову, что им следует познакомиться с родителями друг друга. Поначалу Лина встретила его затею в штыки.
— А это еще зачем?
— Как зачем? Не упрямься, Лина. Просто так делают, когда люди любят друг друга.
— Люди? Какие еще люди? — пыталась отшутиться она, но Энтони был неумолим.
Как-то вечером они приехали в поселок, где прошло ее детство, и, идя с Энтони под руку знакомой пыльной мостовой, Лина искоса бросала на него взгляды, пытаясь угадать его мнение и боясь услышать саркастические реплики.
Но все ее опасения оказались напрасными.
Энтони совершенно покорил миссис Нэвилл своими манерами. В честь визита Энтони в доме открыли лучшую комнату, которой обычно не пользовались. В ней царил музейный порядок и одуряюще пахло мебельной полиролью.
К превеликому удовольствию хозяйки, Энтони уплел целую тарелку сандвичей с яйцом и кресс-салатом, а потом воздал должное домашнему кексу с цукатами. Поначалу беседа не клеилась, но после прихода Молли, которая явилась поглазеть на знатного дружка своей сестры Лины, дело пошло на лад. Молли прихватила с собой двух сынишек-погодков — и все только и успевали утирать им носы и вызволять из их ручонок фарфоровые безделушки.
Как и следовало ожидать, Энтони очаровал всех, в том числе и малышей. Посадив их к себе на колени, он начал рассказывать им разные небылицы, и оба мальчугана заливались безудержным хохотом. Когда пришел отец Лины, Энтони выпил с хозяином за компанию стакан горького пива, даже миссис Нэвилл пропустила рюмочку хереса. Словом, визит прошел вполне успешно.
Если бы не одно обстоятельство.
Когда они вышли из дома, Лина заметила:
— Похоже, ты отлично поладил со всем моим семейством!
Энтони остановился и, повернув ее лицом к себе, ответил:
— А ты, похоже, этому не слишком рада!
Лина кляла себя за подозрительность и несдержанность, но неужели нельзя поделиться сомнениями с тем, кого любишь?
— Энтони, скажи мне, только откровенно. Ты вел себя так специально… чтобы их не унизить?
На миг его глаза потемнели от гнева, но он совладал с собой и спокойно ответил:
— Нет, Лина. Только, если откровенно, ты своим вопросом меня унизила. Надеюсь, не специально.
Это была их первая размолвка, и Лина сильно переживала. Она и так нервничала перед встречей с родителями Энтони, которые наконец-то нашли время принять их. Они только что вернулись из Штатов, куда ездили по делам фирмы, и вскоре собирались улетать на Мальдивы.
На фоне золота осени Элдридж-хаус показался Лине еще величественнее. Когда они подъехали к особняку, двое садовников убирали опавшие листья. День выдался ясный, в безоблачное небо поднимался дымок тлеющей листвы, распространяя горьковатый ностальгический аромат осени… Лине почудилось, будто ее занесло в прошлый век.
— Здесь совсем другой мир, — еле слышно произнесла она, но Энтони услышал и покрепче сжал ее ладонь.
— Согласен, радость моя. Другой. Но ведь у нас с тобой свой мир.
Рано или поздно Энтони придется стать частью этого мира, думала Лина, входя в парадную гостиную особняка, где их ждали Памела и Уильям Элдридж. В один прекрасный день Энтони унаследует и титул, и это поместье, и виллу на Лазурном берегу, и торговый комплекс в Бостоне.
Несмотря на преклонный возраст — на вид ей было под семьдесят — леди Памела оказалась миниатюрной красивой дамой. Ну прямо фарфоровая статуэтка! — пришло в голову Лине. Гордая осанка, тонкая кость, пышные седые волосы, ухоженная кожа — одним словом, породистая женщина, настоящая леди. Рядом с ней Лина внезапно почувствовала себя ломовой лошадью.
Оглядев Лину с головы до ног, леди Памела одарила ее равнодушно-любезной улыбкой и небрежно пригласила:
— Проходите, будем пить чай. — Помолчав, нахмурила бровки и спросила: — Вы умеете ездить верхом?
— Нет, — Лина смутилась, — к сожалению, не умею.
На миг родители Энтони растерялись — словно Лина призналась в чем-то неприличном.
— Какая жалость! — пробасил сэр Уильям, которому, судя по здоровому цвету лица и крепкому телосложению, годы не мешали вести активный образ жизни. — А наш Энтони сызмальства великолепно сидит в седле!
Леди Памела грациозно опустилась на диван и, хлопнув изящной сухонькой ладошкой возле себя, велела:
— Садитесь рядом со мной, Лина, и расскажите мне о себе. Все-все. — Она чуть заметно нахмурилась. — Энтони мне говорил что-то про ваших родных, но толком я так ничего и не знаю.
Это была сущая пытка! Лина диву давалась — и как только Энтони удалось при таких родителях стать на редкость уравновешенным человеком?!
Когда визит наконец подошел к концу, Лина и Энтони молча сели в машину и ехали до самой больницы в гробовом молчании. Поставив машину на стоянку, Энтони тихо спросил:
— Лина, может, скажешь что-нибудь?
— Ну, если ты настаиваешь… — Она отвела глаза.
— Лина, — терпеливо повторил он.
Она повернулась к нему лицом и смотрела не мигая — в полумраке глаза казались огромными и бездонными.
— В чем дело? — настаивал Энтони.
— А ты не знаешь? — с вызовом спросила Лина. — И даже не догадываешься?
— Дело в моих родителях?
— Да, в твоих родителях! Впрочем, нет. Дело во мне! Я им не понравилась.
— С чего ты взяла? Они тебя почти не знают. Просто…
— Просто что, Энтони? — перебила она его.
Он вздохнул.
— Просто ты оказалась не совсем такой, какой они тебя представляли.
— Скажи прямо — совсем не такой.
— Может, и так, — спокойно согласился Энтони. — Только какое это имеет значение? Ведь не они в тебя влюблены, а я. И замуж тебя выйти не они просят.
— Что?! — Лина не верила ушам.
— Я прошу, — подтвердил Энтони.
— Ты хочешь жениться? — переспросила она. — На мне?!
— Да, я хочу на тебе жениться! — Он начинал сердиться. — Нет, это черт знает что такое! Лина, может, хватит? До каких пор ты будешь приписывать мне все смертные грехи! Как, по-твоему, почему я провожу с тобой каждую свободную минуту? Не знаешь? Так я тебе скажу: потому что я тебя люблю. Если ты думаешь, что я сплю с тобой, а сам подыскиваю подходящую партию и, как только она найдется, тут же тебя брошу, то ты ошибаешься, Понятно?! — чуть ли не с угрозой спросил он. — Это в мои планы не входит. И никогда не входило. Чем быстрее ты вобьешь это себе в голову, тем лучше!
Лина еще ни разу не видела Энтони настолько взбешенным. Когда они пришли в его квартирку, Энтони почти грубо раздел ее и стал заниматься с ней любовью так, что Лина чуть не рыдала от исступления, а он доводил ее до края блаженства снова и снова, пока она, обессиленная, не затихла в его объятиях. Потом они долго лежали молча, и Лина задумчиво смотрела в потолок, а когда Энтони уснул, едва не расплакалась от угрызений совести: она знала, что каждое его слово — правда.
Открыв глаза, Энтони увидел, что Лина смотрит на него.
— Что случилось? — спросил он.
— Прости меня.
Энтони покачал головой и улыбнулся.
— Не извиняйся, глупышка! Мы любим друг друга, и это главное. — Он сел, поправил ей волосы и, хмурясь, заметил: — У тебя усталый вид.
— Работа такая! — Лина усмехнулась и провела пальцем под его глазом. — Кстати, об усталости. Ты тоже выглядишь далеко не блестяще.
— Это точно! — подтвердил Энтони, подавляя зевок. — Может, нам стоит немного поспать?
— Пожалуй.
Но его руки уже скользили по ее телу, и Лина, подрагивая от наслаждения, приникла к нему, а их губы слились в упоительном поцелуе. Спать расхотелось…
В течение следующих трех недель их пересменки почти не совпадали, и, хотя оба старались не ворчать по этому поводу, напряжение росло.
Как-то вечером за час до окончания дежурства Лине в отделение привезли на консультацию четырнадцатилетнего подростка с подозрением на менингит.
За исключением головной боли, никаких других классических симптомов менингита у мальчика не было, из чего Лина сделала вывод, что лечащий врач решил перестраховаться.
— Голова болит? — спросила она мальчика.
— Просто раскалывается.
— Ну-ка, подвигай шеей. Больно?
— Нет.
— Следов сыпи на теле нет. Светобоязнь, похоже, тоже отсутствует, — заметила Лина медбрату Бену. — Но я все равно вызову терапевта-диагноста. Может, он сочтет нужным взять пункцию спинномозговой жидкости, чтобы исключить…
Она не успела закончить фразу: внезапно мальчик потерял сознание. Пульс исчез прямо под рукой. Зрачки резко расширились. Остановка сердца!
Нажав на кнопку вызова экстренной бригады, Лина немедленно приступила к реанимации, вскоре подоспела экстренная бригада. После часа непрерывной работы им удалось вернуть маленького пациента к жизни, и мальчика перевели в отделение интенсивной терапии, но надежды на то, что он выкарабкается, было мало — организм крайне ослаб, вдобавок ко всему у мальчика оказалась септическая лихорадка.
Лина возвращалась с дежурства с тяжелым сердцем. Энтони еще не вернулся. Присев на край кровати, она сбросила туфли и сидела, тупо глядя в одну точку, — даже не было сил плакать.
Пришел Энтони и, сразу заметив ее понурый вид, спросил:
— В чем дело?
Лина пожала плечами.
— Просто сегодня тяжелый день. Сам знаешь, как это бывает…
Он присел рядом.
— Знаю, но тебе лучше выговориться. Расскажи мне, что случилось.
— Привезли на консультацию мальчика. Поначалу мне показалось, что его врач перестраховывается. Мальчик жаловался на сильную головную боль, больше никаких тревожных симптомов не было. А потом… — она тяжело вздохнула, — потом он вдруг отключился. Резко. Только что отвечал на мои вопросы, а в следующую секунду — раз, и остановка сердца. Провозились с ним битый час, отправили в интенсивную терапию.
— А что у него?
— Менингит. Терапевт-диагност считает, что шансов выжить у мальчика мало. Так и сказал его матери.
— Жаль, — сочувственно шепнул Энтони.
Она кивнула.
— Знаешь, чем мне не нравится работа в нашем отделении? Привозят больного, занимаешься им, выводишь из кризисной ситуации — и с концами, Что с ним потом, как он там — знать не знаешь.
— Ну так позвони и узнай, — посоветовал Энтони.
— Ты думаешь?
— А почему нет? Ведь он и твой пациент.
Лина помолчала.
— Завтра позвоню. Пока звонить рано. Будем надеяться, что лекарства начнут действовать.
На следующий день, когда она дозвонилась в отделение и поговорила с дежурной сестрой, Энтони сразу все понял по ее сияющему лицу.
Положив трубку, Лина порывисто обняла его.
— Как вижу, все в порядке? — спросил он.
— Пока состояние тяжелое, но угрозы жизни нет! У него хорошая реакция на лекарства.
Неожиданно внимание Лины привлекла большая картонная коробка на полу под окном.
— Что это? — с любопытством спросила она.
Энтони довольно ухмыльнулся.
— Ну наконец-то заметила! Я уже начал волноваться, что ты никогда не спросишь. — Подняв коробку, он вручил ее Лине. — Это тебе. Подарок.
— Мне?
— Кому же еще!
Лина смотрела на него во все глаза.
— А что там?
Энтони улыбнулся.
— Тебе не кажется, что мы разыгрываем сцену из кино? Отвечаю: дорогая, открой и посмотри!
Она сняла крышку. В коробке лежала пара добротных кожаных рыжих ботинок на толстой подошве.
— Спасибо. Очень… симпатичные. — Лина несколько растерялась.
Энтони рассмеялся.
— Симпатичными я бы их не назвал. Зато они очень удобные.
— Удобные для чего?
— Для прогулок пешком.
— Для прогулок пешком?!
— Именно так. Предлагаю на все выходные махнуть на природу. Побродим по горам. Скажем, в Котсуолд-Хиллз.
— Энтони! — Лина бросилась ему на шею.
— Надо понимать, ты не против?
Целых три дня вдвоем — и никаких больных! Да это просто рай земной!
— Боюсь, не доживу до субботы, — шепнула Лина.
— Я тоже, — согласился Энтони и не спеша начал расстегивать на ней платье.
На следующий день, когда они обсуждали предстоящую поездку, их разговор услышала Мэри Карбайд.
— Вы собрались в Котсуолд-Хиллз? — спросила она, прищурившись. — А куда именно, если не секрет?
Вечно эта особа сует нос не в свои дела! — возмутилась про себя Лина.
— В окрестности Челтнема, — неохотно ответил Энтони.
Сестра Карбайд тряхнула своими роскошными белокурыми волосами.
— Правда? Ну надо же! А у меня сестра работает в больнице неподалеку от Челтнема.
Энтони и Лина переглянулись.
— Сомневаюсь, что мы с ней встретимся, — сдержанно заметил Энтони. — Осмотр местной больницы в наши планы не входит.
Потом Лина не раз вспомнит эти слова, и они, словно наваждение, станут преследовать ее во сне и наяву…