Спустя годы

7

На следующее утро ровно в пять Лину разбудил пронзительный звон будильника, и она, с трудом оторвав голову от подушки, села и покосилась в зеркало на прикроватном столике.

Бледная, с темными кругами под глазами, спутанные волосы разметались по голым плечам… Окончательно стряхнув сон, Лина вспомнила события вчерашнего вечера — и краска стыда залила лицо. Перед глазами стояла картина: ночной сад, поцелуи Энтони, ее реакция на его ласки… А в довершение всего жуткая сцена с Марком — он набросился на нее словно маньяк!

Ничего не поделаешь… Что было, то было! Надо обо всем поскорее забыть, вернее вести себя так, будто ничего и не произошло. Ведь ей предстоит с ними обоими работать. Больше всех пострадало самолюбие Марка — неудивительно, что он сделался таким агрессивным!.. Лина постаралась не думать о том, что могло бы случиться, не подоспей Энтони вовремя.

Надев свежий белый халат, она положила в карман стетоскоп и отправилась завтракать в столовую.

Первым, кого она там увидела, был Энтони. Сидя за столиком у окна, он читал книгу, пристроив ее на солонке и перечнице, а прямо перед ним стояла тарелка с огромной порцией яичницы с беконом. Волосы растрепаны, под глазами залегли тени…

Подняв на Лину глаза, Энтони едва заметно кивнул и снова погрузился в чтение.

Кивнув в ответ, Лина, сама не своя, пошла к столику с подносами. Он смотрит на нее как на пустое место!.. Аппетит тут же пропал, но уходить она не собиралась. Уйти — означает признать поражение.

Душе было больно.

Нестерпимо больно.

Но ведь она сама этого хотела! Не раз просила оставить ее в покое — и вот пожалуйста! — именно так он и сделал. Лина вдруг вспомнила, как Энтони вчера набросился на нее с упреками, узнав о ее решении бросить хирургию.

— Доброе утро, лапонька! — приветствовала ее буфетчица. — Что вам приготовить? Омлет или глазунью?

— Спасибо, не надо. Будьте добры, кофе и два тоста.

— Ну разве так можно! — Буфетчица неодобрительно покосилась на поднос Лины, где на тарелочке сиротливо лежали порционные масло и джем. — Доктор Нэвилл, так от вас и вовсе ничего не останется!

— Я ем достаточно! — возразила Лина.

Взяв поднос, она с гордым видом демонстративно прошествовала в противоположный конец зала, но Энтони даже не поднял глаз от книги.

Когда он встал из-за стола, Лина не удержалась и проводила взглядом его спину. И тут же пожалела об этом. Ну почему он так хорош собой?! Ни у кого больше нет таких широких плеч и гордой осанки…

Нет, это уже похоже на одержимость! Лина бросила на тарелку недоеденный тост и отправилась к себе в отделение.

Она сменяла на дежурстве Билла Смита. Только что привезли мужчину средних лет с острой болью в груди. Бледный, в холодном поту, он заметно нервничал, а его жена плакала, чем лишь усугубляла страхи больного.

— Скажите, доктор, ведь он не умрет?! — истерично вскрикнула она, цепляясь за руку Лины.

Осторожно, но твердо Лина высвободила руку и, бросив взгляд на медсестру-практикантку, как можно спокойнее сказала:

— Мы делаем все возможное. Сестра проводит вас в комнату ожидания, нальет вам чашку чаю, а потом вы снова сможете увидеться с мужем.

Вернувшись в бокс к больному, Лина спросила:

— Боль сильная, мистер Браун?

Кивнув, тот указал на верхнюю часть груди и, ловя ртом воздух, с трудом произнес:

— Да, доктор. Давит, будто на грудь вывалили тонну кирпичей. И отдает в руку.

— Инъекция морфина и аспирин, — отдала Лина распоряжение медсестре. — Это для начала. И как можно скорее!

Выполнив указания, медсестра измерила пульс, частоту дыхания и давление, а Лина приступила к снятию электрокардиограммы.

— Посмотрим хорошенько, что там у вас с сердцем, — обратилась она к больному, но анальгетик уже начал действовать, и мистер Браун постепенно проваливался в блаженное небытие.

— Все хорошо… — сонно пробормотал он.

Сняв кардиограмму, Лина вызвала дежурного регистратора. Когда он вошел, она изучала ленту самописца.

— Привет. Ну как он?

— Получше. Ввели морфин. Судя по кардиограмме, явно повышено систолическое давление.

Тот кивнул.

— Похоже на небольшой инфаркт. Положим его в кардиологию. — Сняв трубку, он набрал номер отделения кардиологии. — Привезли больного с инфарктом. Готовьте место.

— Отлично! — Лина велела медсестре присмотреть за мистером Брауном, пока того не переведут в отделение кардиологии.

Потом ее вызвали осмотреть пожилого мужчину, который жаловался на воспаление глаза.

— По-моему, классический конъюнктивит, — шепнула медсестра.

— Посмотрим, — уклончиво ответила Лина, читая карту больного.

Глаз и в самом деле имел характерное для конъюнктивита покраснение, и при осмотре на офтальмоскопе Лина не выявила никакого инородного тела, однако не спешила с выводами.

— Мистер Стоун, у вас никогда не было травмы глаза? — спросила она.

— Нет, доктор, вроде не было.

— А может, вам что-нибудь попало в глаз, но вы не сразу обратили на это внимание?

— Не припомню такого.

Лина обратила внимание на пластырь у больного на пальце.

— А что у вас с пальцем?

— Да натер мозоль. Молотком.

— Молотком?

— Ну да. Мастерил пристройку к кухне.

— Я дам вам направление на рентген глаза, — сказала Лина. — Как получите результат, покажете мне.

Через полчаса мистер Стоун вернулся вместе с хирургом-офтальмологом.

— Видите точку в задней части глаза? — Хирург поднес снимок к лампе. — Похоже на микроскопическую крошку металла. Вы приняли верное решение, Лина! А инородное тело придется извлекать под общим наркозом.

Услышав похвалу, Лина зарделась от удовольствия, а офтальмолог улыбнулся и шепнул ей на ухо:

— Браво, Лина! Вы спасли ему глаз. В медицине нет ничего ценнее сомнения.

Вот ради чего стоит быть врачом! — подумала Лина. В такие минуты понимаешь, что нет профессии лучше.

В первой половине дня в отделении было относительно спокойно, и Лина выкроила время на чтение медицинского журнала, вернее, на изучение колонки вакансий. Чтобы получить диплом врача широкого профиля, помимо отделения «скорой помощи» и травматологии ей предстояло пройти практику в терапии, психиатрии, акушерстве и гинекологии — по полгода в каждой из четырех специализаций. До неожиданного появления на ее горизонте Энтони Лина намеревалась отработать практику в больнице святого Варфоломея, где ее все вполне устраивало, но теперь стало очевидно, что работать здесь она больше не сможет. Два с лишним года бок о бок с Энтони? Нет, это невыносимо!

Ее невеселые размышления прервала старшая медсестра Карбайд, только что заступившая на дежурство. Войдя в ординаторскую, она окинула Лину неприязненным взглядом и не слишком любезно буркнула:

— А, это вы!

— Добрый день! — приветливо откликнулась Лина и даже выдавила улыбку.

— В четвертом боксе пациентка, — сообщила Мэри Карбайд, теребя на запястье часики.

— С чем?

Медсестра Карбайд положила перед ней на стол карточку учета и неохотно, словно делая одолжение, ответила:

— Отсечена верхняя фаланга пальца. Привезла ее с собой. В носовом платке. Мы поместили ее в лед.

— Кровотечение сильное? — уточнила Лина.

— Уже остановили.

— Хорошо.

— Вызвать хирурга? — предложила медсестра Карбайд, прищурив глаза и многозначительно улыбаясь.

— Вызову сама, — отрезала Лина. — Но сначала мне нужно осмотреть пациентку. — Она встала из-за стола.

— А я так и подумала, что вы позвоните ему сами, — заметила скороговоркой медсестра Карбайд и скривила губы.

— Что вы сказали? — нахмурясь, переспросила Лина.

— Я о докторе Элдридже, хирурге.

— Да, я знаю, что доктор Элдридж хирург, — раздраженно отозвалась Лина. — Только не могу понять, на что вы намекаете.

Мэри Карбайд многозначительно улыбнулась.

— Да ни на что я не намекаю. Просто вас видели с ним вчера на вечеринке у доктора Николса.

— Ну и что?

— Видели, как вы с ним целовались, вот что.

Засунув руки в карманы халата, Лина взглянула Мэри Карбайд в глаза, отчаянно надеясь, что не покраснеет как застигнутая врасплох школьница.

— А что в этом предосудительного?

— Да ничего, но ведь вы приехали туда с мистером Стэнтоном…

— Послушайте, сестра Карбайд, — оборвала сплетницу Лина, — я здесь работаю, и вы, если не ошибаюсь, тоже. Наша с вами работа состоит в том, чтобы заботиться о пациентах, а не разносить по больнице слухи. Итак, если вы намерены мне помочь, идемте в четвертый бокс.

— Разумеется, доктор Нэвилл. Идемте, — с притворным смирением согласилась Мэри.

Лина пыталась убедить себя, что медсестра Карбайд, как и всегда, показывает характер, но мириться с подобным нарушением субординации ей было нелегко. Интересно, а как бы на ее месте поступил Энтони?

Раздвинув шторки четвертого бокса, Лина спросила у пациентки, молодой женщины с посеревшим от страха лицом, как все случилось, и осторожно взяла ее левую руку с забинтованным указательным пальцем в свою.

— Резала огурец… Я работаю поваром. И случайно отрубила кончик пальца. Доктор, а вы пришьете его?

— А сколько времени прошло?

— Да всего минут десять. Хозяин ресторана сразу же привез меня сюда.

Лина взглянула на отрубленный кусок пальца.

— Хорошо, что вы привезли его с собой и так быстро приехали. Сейчас вызовем хирурга, и он вам все скажет.

Лина вышла в коридор и с дежурного телефона позвонила Энтони.

— Элдридж слушает, — раздался в трубке бархатный баритон.

Лина перевела дыхание.

— Привет, Энтони. Это Лина.

Последовала пауза.

— Привет, — небрежно бросил Энтони. — Чем могу служить?

— У меня в отделении молодая женщина. Отрубила себе кухонным ножом ногтевую фалангу. Думаю, ты сумеешь пришить ее на место. Может, посмотришь прямо сейчас?

— Хорошо. Я зайду и посмотрю, что можно сделать.

— Спасибо.

— Не за что, — буркнул он и положил трубку.

Когда Энтони зашел в кабинет за картой, Лина занималась документами. Подняв на него глаза, вежливо улыбнулась и опешила при виде его равнодушной физиономии. Да, она просила оставить ее в покое, но неужели обязательно выказывать ей откровенное безразличие?!

Лина злилась на себя, и все валилось у нее из рук. Она обрадовалась, когда ее вызвали осмотреть пятилетнего мальчика с глубоким порезом на предплечье.

Ребенок заорал во все горло еще до того, как Лина успела к нему прикоснуться.

— Успокойся, малыш! Как тебя зовут?

— Уходи! — завопил тот и попытался ударить Лину ногой в живот.

— Не надо пинаться, Дерек! — строго сказала она, прочитав его имя на карте. — Сестра, обработайте рану, пожалуйста. А потом я им займусь. — Она повернулась к бледной худой женщине, сидящей рядом с мальчиком. — Вы — мама Дерека?

— Да. Сестра, я вас умоляю! Будьте с ним поласковее! — заверещала мамаша, вторя воплям Дерека. — Ведь он у меня такой чувствительный! С ним нужно обращаться как можно нежнее!

— Медсестры умеют обращаться с детьми, — заметила Лина, — но немножко больно будет. Скажите, Дереку делали прививку от столбняка?

— Как можно! — возмутилась мамаша. — Разумеется, нет! Мы с мужем противники вакцинации. Любая прививка — травма для ребенка, а наш Дерек такой ранимый!

— Тем не менее прививку сделать придется! — твердо заявила Лина, осмотрев руку Дерека. — В рану попала грязь.

Дерек испустил очередной вопль.

— И придется накладывать швы, — невозмутимо продолжила Лина. — Не волнуйтесь, он ничего не почувствует. Сделаем местное обезболивание.

Услышав такие речи, противница вакцинации лишилась чувств. Падая, она приложилась головой о каталку, после чего ей пришлось сделать снимок черепа и поместить в соседний бокс, где ее осмотрел невропатолог. Лишь потом незадачливую мамашу отправили домой.

— Верно говорят, нет худа без добра, — смеясь, обратилась Лина к медсестре уже у себя в кабинете. — Как только мамочка выбыла из игры, Дерек тут же прекратил вопить и я преспокойно наложила ему швы. И, как видишь, мои барабанные перепонки остались целы.

Разговор прервал телефонный звонок.

— Доктор Нэвилл слушает.

— Лина…

Узнав голос Марка, она чуть не выронила трубку.

— Что? — осторожно спросила Лина.

— Я хотел бы с тобой увидеться.

— Зачем?

— Поговорить… о вчерашнем вечере.

Лина похолодела.

— Я не хочу говорить об этом.

— А ты собираешься… — он явно нервничал, — принимать какие-то меры?

Лина проглотила ком в горле.

— Нет, я решила ничего не предпринимать.

— Спасибо…

— Не надо меня благодарить, Марк! — взорвалась от возмущения Лина. — Я не о тебе забочусь! Просто не хочу обсуждать это с посторонними людьми. Но, будь уверен, я не забуду, что ты сделал. И Энтони тоже…

— Вот как! — Марк хмыкнул. — Надеюсь, он тебя утешил. И получил то, что хотел.

Лина едва не задохнулась от ярости.

— Послушай, что я тебе скажу, — тихо, с расстановкой произнесла она. — Если ты еще хоть раз позволишь себе нечто подобное — со мной или с любой другой женщиной, — я заявлю на тебя в полицию. Обещаю.

— Не волнуйся, такое больше не повторится, — чужим голосом заверил ее Марк. — Ты преподала мне отличный урок. Можешь быть уверена: я его никогда не забуду.

Положив трубку, Лина не почувствовала облегчения. У нее задрожали руки, а душа заныла от дурного предчувствия.

В шесть часов, сдав дежурство, Лина возвращалась к себе дальней дорогой через больничный сад. Ей хотелось отвлечься и расслабиться, но события последней ночи оставили горький привкус. Подняв глаза на безоблачное летнее небо, Лина вдруг поняла, что ноги отказываются нести ее в безликую казенную квартиру. Нужно хоть ненадолго уехать, оторваться от больничной обстановки!

Лина вышла на улицу и, дойдя до автобусной остановки, решила сесть в первый же автобус и ехать до конечной. В автобусе было людно, но она не замечала толкотни, думая о своем. На остановке у вокзала Лина, повинуясь внезапному импульсу, выскочила и, купив билет на поезд, поехала к родителям.

Час спустя она брела по пыльному тротуару к родительскому дому. В поселке мало что изменилось. Все те же припорошенные пылью домики — стена к стене — стояли вдоль дороги. Затянутые сеткой окна, горшками с геранями на подоконниках…

— Лина! — обрадовалась мать, открыв дверь, но тут же нахмурилась и с тревогой спросила: — Что случилось?

Лина покачала головой.

— Все в порядке, мама. Просто захотелось вас увидеть.

— Но ты никогда не приезжаешь без звонка.

— Мне уехать обратно? — пошутила Лина.

— Еще чего! Входи. А я как раз поставила чайник. Я так рада тебя видеть!

Лина вошла в тесный полумрак коридора.

— А где папа?

— Догадайся!

— В пабе? — предположила Лина, идя за матерью в маленькую кухню.

Мать кивнула и, сняв фартук, повесила его на спинку стула.

— Сейчас он получше, не то что раньше. Пропустит за вечер стаканчик-другой — и домой на боковую. Нипочем не догадаешься, что он сделал! — Она положила в нагретый заварочный чайник три ложки чая.

— Что?

— Бросил курить!

— Не может быть!

— А вот и может! Ты же сама его надоумила. Уверяет, что теперь чувствует себя намного лучше. — Мать протянула Лине чашку крепкого чаю. — А вот ты не больно хорошо выглядишь! Худая, бледная… Хочешь сандвич с ветчиной?

— Хочу! — Лина внезапно почувствовала, как сильно проголодалась, и вспомнила, что после завтрака за весь день ни крошки не съела.

Через пару минут Лина с удовольствием уплетала огромный сандвич с ветчиной. Пшеничный хлеб да еще и толстый слой масла! Страшный сон диетолога!.. — с усмешкой подумала она. И — мечта диетика!

— Спасибо, мама! — Лина со вздохом отодвинула пустую тарелку.

— На здоровье. — Мать пристально смотрела на нее. — А теперь скажи мне, что с тобой стряслось.

— А с чего ты взяла, что со мной что-то стряслось? — удивилась Лина.

— Вижу. По глазам. У тебя все в них написано. И так было всегда, даже когда ты была совсем маленькой. Дай-ка я угадаю. На этот раз дело не в работе? Или ты опять решила поменять специализацию?

Лина вздохнула.

— Ты права. Дело не в работе. Хотя и в работе тоже. — Заметив недоуменный взгляд матери, она снова вздохнула и призналась: — Дело в мужчине.

— В мужчине?!

Лина поморщилась.

— Мам, ну что тут удивительного! У многих женщин бывают нелады с мужчинами.

— Только не у тебя. Раньше ты мужчинами не больно интересовалась. Кроме…

Она запнулась, и Лина переспросила:

— Кроме кого?

— Ну, того студента… С которым ты познакомилась в летней школе. Я уж теперь и не припомню, как его звать.

— Энтони.

— Точно, Энтони. Помню, ты тогда вернулась зареванная и по ночам все плакала в подушку…

— Он вернулся, — тихо сказала Лина. — Энтони вернулся.

— И тебя к нему все так же тянет?

Лина некоторое время молчала, прислушиваясь к себе, потом беспомощно шепнула:

— Да, мама. Меня к нему по-прежнему тянет. Энтони значит для меня больше, чем любой другой мужчина.

— А он что? Или ты ему не нравишься?

Лина задумчиво прикусила губу, потом медленно ответила:

— Да нет… По-моему, нравлюсь.

— Так в чем тогда дело?

— Понимаешь, мама, раньше, девять лет назад, мы с Энтони были влюблены друг в друга, но накануне моего отъезда он… — Лина запнулась, сомневаясь, стоит ли рассказывать матери, насколько близкими стали ее отношения с Энтони, и пришла к выводу, что еще не время. — Он уехал. Просто взял и исчез из моей жизни. И с тех пор не звонил, не пытался со мной увидеться… А на днях мы с ним встретились в больнице. — Она поставила на стол пустую чашку. — Знаешь, мама, он меня сильно обидел.

— Понимаю.

— А где гарантия, что он не бросит меня снова?

Мать покачала головой.

— Какие уж тут гарантии! Жизнь — штука сложная… А в сердечных делах, дочка, так просто ошибиться! Сама решай, как поступить. Только я так тебе скажу: сердце само подскажет. А всю жизнь с оглядкой не проживешь!

Лину удивила мудрость материнских слов, и ей пришло в голову, что она впервые в жизни доверилась матери. Как же она была несправедлива, думая, что мать не сумеет ее понять!

— Мама, я тебе не все сказала…

— А ты скажи, дочка.

— Дело в том, что Энтони… — Господи, ну просто язык не поворачивается! — Знаешь, кто он? Он… сын лорда Элдриджа.

На миг мать опешила, а лотом кивнула и спросила:

— Ну и что?

Лина даже растерялась. Нет, сегодня просто день сюрпризов! Отец бросил курить, мать не моргнув глазом восприняла аристократическое происхождение Энтони, будто ее дочь с рождения вращается в высшем свете!..

— Мама, а тебе это не напоминает сказку про Золушку? Кто он и кто я?

— Ты — врач, и он — тоже врач. Так что вы ровня. Я так поняла, что вы друг другу нравитесь, а это самое главное.

Лина рассмеялась.

— А я думала, ты скажешь…

— Сапожнику следует заниматься своим делом? Думай я так, дочка, разве мы с отцом одобрили бы твою затею стать врачом? Мне бы твои способности… — Вздохнув, она подлила в чашки чаю. — В наше время все было иначе.

— Так ты тоже не хотела бросать учебу, когда тебе исполнилось четырнадцать?

— Еще бы! — Мать усмехнулась. — Но отец не мог один всех нас прокормить. Я была старшей, вот и пошла работать. А про гранты и стипендии мы в то время и не слыхали…

— Как же мне повезло! — пробормотала Лина, тронутая рассказом матери. Удивительно, что в юности все представляется либо черным, либо белым. Разве могла она представить, что мать в ее годы тоже мечтала учиться? — Мама, спасибо тебе за все.

Мать засветилась от радости.

— Мы с отцом очень тобой гордимся, Лина. Так что знай себе цену! Как я поняла, Энтони не волнует разница в вашем происхождении. Выходит, и тебе нечего беспокоиться! — Она помолчала. — Говоришь, вот так просто взял и ушел?

Лина кивнула.

— А ты его не спрашивала почему?

— Нет. — Лина упрямо тряхнула рыжеволосой головой.

— Ну так спроси!

Лина удивленно вытаращила глаза.

— Не могу!

— Выходит, ты не права, — вынесла вердикт миссис Нэвилл.

— По отношению к нему?

— Да не к нему! К себе!

— Может, и не права, — пробормотала Лина, думая о том, какое простое решение подсказала ей мать, и сомневаясь, хватит ли у нее духу напрямую спросить Энтони, почему он девять лет назад исчез из ее жизни.

Тогда она его об этом не спросила — ведь он уехал, даже не попрощавшись… И за все эти годы не удосужился разыскать ее. А теперь свалился как снег на голову и делает вид, будто в их отношениях ничего не изменилось! Наверное, полагает, что она все такая же уступчивая, а раз так — почему бы не затеять с ней интрижку?

Нет! Интрижка не принесет ей ничего, кроме страданий.

А что еще может их связывать? Смогут ли они похоронить страсть и стать если не друзьями, то, по крайней мере, добрыми знакомыми?

Но разве можно поддерживать дружеские отношения с человеком, который ведет себя нарочито вежливо, всем своим видом давая понять, что в его жизни больше нет места некой Лине Нэвилл!