Варвара аккуратно выводила строчку за строчкой, словно от этого зависела её жизнь. Почерк у неё был ровный, изящный — каждую букву будто вырезали на бумаге тонким лезвием. Она писала сочинение по литературе: «Мир души героя через призму конфликта». Всё в ней в этот момент было сосредоточено, тихо и собранно, как будто она сама была героиней — с конфликтом, с глубиной, с надеждой.
Рядом за партой Олег строчил свой вариант. Почерк у него был быстрый, мелкий, немного корявый, но вполне читаемый. Он не особо задумывался над красивыми формулировками — мысли ложились на бумагу так же, как у него выходили фразы: просто, точно, по делу.
Прошла уже неделя с тех пор, как они пришли в этот класс, и за это время в их сторону боялись даже взглянуть. Варвара это чувствовала. Она впервые за долгое время ходила по коридорам спокойно, не пряча глаза в пол, не вслушиваясь в перешёптывания за спиной. Ободряющее чувство — быть в безопасности. И она прекрасно понимала, кому обязана этим хрупким покоем.
Олег. Он был как скала — большой, сильный, спокойный. И при этом в его взгляде всегда читалось предупреждение. Не явное, но достаточно веское, чтобы никто не смел лишний раз подойти.
С Хазерами старались не разговаривать. Даже учителя, кажется, относились к ним с долей осторожности. Некоторые сверстники из младших классов сторонились, как будто они не брат с сестрой, а персонажи из фильма, где всегда всё заканчивается дракой или взрывом.
Но Олег замечал: страх постепенно отступает. Люди привыкают. А где привычка — там и старая наглость поднимает голову. Некоторые лица начали улыбаться фальшиво, кто-то нарочно громко смеялся рядом, будто проверяя границы дозволенного.
Особенно — Егор. Он всегда был в центре всего, что касалось травли. Варвара знала, что он был тем самым первым, кто пошутил про её «чокнутость», кто пустил в ход мерзкие слухи. Тогда, год назад, он был уверен в своей безнаказанности. И, кажется, с каждым днём сейчас он вновь начинал чувствовать ту самую уверенность.
Олег замечал, как тот за ней наблюдает. Не прямо, а боковым зрением. Иногда — слишком долго, с намёком. И однажды Олег поймал этот взгляд, задержал на нём глаза и медленно, молча повернул голову.
Егор отвёл взгляд. Упал лицом в тетрадь, будто срочно понадобилось перечитать тему. Но Олег знал — это только начало.
Егор был тем самым типичным бэдбоем из плохих подростковых сериалов: слишком хорош собой, слишком уверен в себе и слишком опасен, чтобы кто-то решился спорить с ним в открытую.
Высокий, с хищной статью, выразительными скулами и холодными, расчетливыми глазами. Его волосы, светло-пепельные и идеально уложенные, казались тщательно продуманной небрежностью — будто он случайно стал похож на звезду с обложки модного журнала. Кожа светлая, почти фарфоровая, а губы — всегда искривлены в лёгкой, снисходительной усмешке. В его взгляде читалась игра — он всегда играл, испытывал, проверял.
Рядом с ним люди чувствовали себя либо пешками, либо мишенями. Уж слишком сильно его поддерживал статус: сын богатеньких родителей, тех самых, которые могли купить любое молчание и уладить любой скандал. Но даже им однажды надоело платить за выходки своего сына, и тогда Егора спустили с небес на землю — отправили «в обычную школу». Мол, пусть закалится, станет человеком.
Но безнаказанность творит чудеса. Школа не изменила Егора, скорее, он изменил школу. Под его каток никто не хотел попадать — легче было присоединиться. У него была своя стая — ребята, которые смеялись громче всех, когда он шептал ядовитую шутку, и которые смотрели на него, как на альфу, даже когда он молчал.
Но теперь ситуация была новой. Теперь в школе был Олег. И Олег не смеялся. Олег не боялся.
Брат хмыкнул, заканчивал сочинение, и не отрываясь от бумаги, пробормотал:
— На следующей неделе он устроит трэш. Можешь не сомневаться.
Варвара подняла на него взгляд.
— Думаешь, не выдержит?
Олег откинулся на спинку стула и покачал головой:
— Это даже не про выдержку. Просто такие, как он, не умеют оставаться в тени. Он затаился... но это ненадолго. Ему нужно шоу. Всегда нужно шоу.
Варвара опустила глаза к своему аккуратному почерку. В душе снова холодком пробежал страх — тот старый, знакомый до дрожи. Но теперь, рядом с братом, этот страх был уже не всесильным.
Теперь у неё был шанс. И тот, кто однажды сломал ей жизнь, ещё не знал, что в этот раз всё будет иначе.
Звонок прозвенел резко, будто лопнула туго натянутая струна. Шумно, почти злорадно. А следом, словно по команде, взвизгнула Елена Вениаминовна:
— Сдаём! Сочинения сдаём! Дети… дети, ну пожалуйста, не затягиваем! — голос её звенел, срываясь на фальцет. Как всегда, обращение «дети» звучало слишком часто, слишком пафосно, чтобы быть искренним. Казалось, что, повторяя это, она пыталась убедить всех — и себя в первую очередь — в своей важности. Хотя ни для кого уже не было секретом: значимость её была иллюзорной, как дешёвый румянец на бледных щеках.
Варвара молча встала, аккуратно положила тетрадь с сочинением на стол преподавательницы. Лист не дрожал в её руке, и это уже было победой.
Следом подошёл Олег — быстро шлёпнул свою тетрадь рядом, даже не удостоив Елену Вениаминовну взглядом. Та, кажется, хотела что-то сказать, но осеклась. С Олегом она предпочитала не связываться.
Они вышли из класса, плечом к плечу. Осталась последняя пара — физкультура. Пожалуй, единственный урок, где Варвара чувствовала себя относительно спокойно: можно было бежать, прыгать, двигаться — будто сбрасывая с себя тяжесть мыслей. Всё шло как надо. Почти идеально.
Но не для Олега.
Он вошёл в мужскую раздевалку, и сразу почувствовал перемену в воздухе. Пространство будто сжалось. Парни, что минуту назад громко спорили о чём-то, резко заткнулись. Гул стих. И почти мгновенно — обступили.
Спереди, с ледяной ухмылкой, шагнул Егор. На нём была чёрная футболка, облегающая рельефное тело, и те же насмешливые глаза, которые Варвара так боялась раньше.
— Хана тебе, — сказал он коротко, словно констатацию, без истерики и грима на лице. Просто факт.
На секунду повисла тишина. Даже дыхание стало громким.
Олег медленно повёл плечами, будто проверяя, насколько удобно сидит его чёрная куртка. А потом — усмехнулся. Широко. Насмешливо. Почти по-дружески.
— Это ты мне или себе?
Егор прищурился.