Стремнина

Глава 4. ЦАРСТВО ДУШЕВНОГО МИКРОКЛИМАТА

Ближе к вечеру вернулся из университета Костик, с ним завалилась в квартиру целая компания студентов. Это случалось часто. Ребята любили этот хлебосольный дом, который был всегда открыт для друзей. Всех здесь встречали тёплыми улыбками, угощали, чем бог послал, по принципу: «Что есть в печи — на стол мечи!», поили чаем, а потом вели неспешные разговоры о жизни. Кто-то приходил со своими проблемами, надеясь получить мудрый совет, зная, что всегда найдёт здесь понимание.

Весело поздоровавшись с Мариной Михайловной, ребята прошли в комнату Кости, включили музыку. У Кости была собрана большая фонотека классической музыки, которой он увлекался с девяти лет. Именно тогда Марина Михайловна, подарила ему на день рождения сороковую симфонию Моцарта, как говорится, на пробу, — и попала в точку. С этого дня Костик стал увлечённым слушателем произведений всемирно известных композиторов — Моцарта, Вивальди, Чайковского, Бетховена, Баха…

Марина Михайловна иногда любила, надев наушники, раствориться в чудесных звуках и унестись в мир раздумий, проникаясь прекрасным настроением. С Костей у неё были трогательные, доверительные отношения. Он иногда делился с матерью сокровенными мыслями и чувствами, а она была внимательным и благодарным слушателем. Но такое случалось нечасто. Костя рос своенравным мальчиком, с раннего детства имел на всё собственный взгляд, всегда стоял на своём, доказывая свою правоту.

Марина Михайловна часто вспоминала, как однажды по дороге из детского сада, (ему было три года) он чем-то рассердил её. Наказывать ребёнка на людях она тактично не стала, но дома отругала и поставила в угол. Сама тем временем пошла готовить ужин. За чисткой картошки она краем глаза наблюдала за малышом, делая вид, что не видит его. Костик немного постоял молча, а потом произнёс целую речь:

— Я ещё не видел на свете таких мам! У ребёнка плоскостопие, ребёнок в садике целый день на ногах — устал, ножки болят, а мама… сама-то сидит, отдыхает, а своего сыночка ей не жалко… Он ещё долго продолжал в том же духе — и бедная женщина уже была не рада, что поставила мальчишку в угол. Теперь она соображала, как бы, не теряя родительского авторитета, освободить его из заточения.

Больше Костя никогда не стоял в углу. Это, правда, не означало, что стал паинькой. Пока рос, всякое бывало, и слёзы вызывал у матери неоднократно, и с веником она гонялась за ним по квартире, и ремнём, бывало, ему доставалось от Марины, но выслушивать его нотации из угла матери больше не пришлось.

Надо отдать Косте должное: он обладал даром убеждения и всегда был эрудированным и начитанным. Помимо художественной читал много научно-популярной литературы, что было удивительно для ребёнка его возраста, но именно это радовало Марину Михайловну. Она видела в подрастающем сыне будущего крупного учёного, ибо в нём всегда был интерес к различным явлениям природы, насекомым или животным. В раннем детстве Костик мог часами просиживать во дворе, наблюдая за муравьями или солдатиками, или, забыв обо всём, стоять где-то в зарослях, глядя на паука, сидящего в ожидании добычи. Марина Михайловна подарила ему дорогую и редкую книгу о насекомых. Костя внимательно её перечитал несколько раз, после чего стал сыпать латинскими названиями обычных насекомых, чем иногда крайнее удивлял взрослых собеседников.

В десять лет Костя прочёл «Королеву Марго» Дюма, не говоря уже о давно прочитанных «Трёх мушкетёрах» и о многом другом. Его не интересовали ни футбол, ни хоккей. Единственно, чему он всегда был рад, это подаренной интересной книге.

В подростковом возрасте её отношения с Костей усложнились. Мать часто была недовольна поступками или поведением сына. Когда она делала ему замечания, он принимался доказывать ей свою правоту, и она спорила с ним до «потери пульса» в надежде, что какие-то добрые зёрна всё же упадут в благодатную почву. Костя с трудом поддавался воспитанию, и не всегда было ясно, кто из них кого воспитывает: мать — сына или Костя — Марину Михайловну. Наверное, процесс был обоюдным. Но мать всегда была готова уладить все размолвки и недоразумения, уступая там, где не могла переубедить. Несмотря на свой не слишком сгибаемый характер, Костя рос романтичным, как в своё время Марина Михайловна, мечтал о возвышенной любви. Девушки представлялись ему прекрасными созданиями, почти богинями. Но пока он ещё не встретил ту, единственную, в которой бы нашёл свой идеал, близкий ему по духу. Для юноши, выросшего на прекрасных романах, как когда-то и для его матери, была важна, прежде всего, духовная связь: «Если девушка не интересна мне душой и мне не о чем с ней поговорить, то меня не тянет ни обнимать её, ни целовать, не говоря уже о большем, — как-то признался он матери. И добавил: — Даже, если передо мной писаная красавица!» Что и говорить, Костя, хотя и был высоким видным парнем, но, с такими взглядами, не мог оправдать ожиданий юных красавиц.

Поэтому Марина Михайловна была очень рада, когда у них собирались Костины однокурсники, среди которых были девушки. Особенно нравилась ей одна из них: ладно скроенная фигурка, умные глаза, длинные волосы. Однажды Марина Михайловна сказала сыну о своей симпатии, а он улыбнулся в ответ и заметил, что и сам давно уже «положил глаз» на неё.

Далее события развивались стремительно. Если Костя чем-то увлекался, то всецело и всерьёз. В Маше он нашёл то, что не находил в других девушках. И, похоже, влюбился всерьёз.

Марина Михайловна радовалась за сына, могла исполнится её мечта о счастливой судьбе детей. Ей хотелось, чтобы избранница Кости оказалась девушкой из их круга, чтобы она комфортно чувствовала себя в их семье и в ответ на благожелательность свекрови открыла сердце навстречу добрым взаимоотношениям. А уж Марина Михайловна постарается быть хорошей свекровью. Она молила бога, чтобы всё произошло именно так.

Начало девяностых было нелёгким временем для всех на постсоветском пространстве. О чём можно говорить, если мужчины-кормильцы сталкивались с невыносимыми трудностями, когда требовалось элементарно накормить свою семью! Полки продуктовых магазинов были пустыми, люди давились в очередях за продуктами, которые привозили всегда в ограниченном количестве. В промтоварных «лабазах» было так же пусто, если не считать большого количества ситцевых халатов, отличавшихся друг от друга лишь размером. К тому же, у многих в то время и в кошельках было пусто: сколько людей осталось без заработной платы на многие месяцы и исполняли работу задаром, лишь бы не лишиться её. Ещё жила надежда, что положение со временем выровняется. Потом пошли массовые сокращения рабочих мест. Как выживать? Чем кормить семью? Будучи недавно выпестованными советской моралью и принципами типа: «Раньше думай о Родине, а потом о себе», люди оказались лишёнными всего того, чем раньше гордились. Обесценились не только деньги, но и все прежние идеалы. Да и той привычно огромной страны, которую каждый любовно называл Родиной, не стало, ибо она развалилась на мелкие государства. Не было больше ни ясных целей, куда двигаться дальше, ни каких бы то ни было идей, как «выплыть» в этой пучине. Люди ходили подавленные, готовые ко всему, даже к самому плохому. О будущем уже никто не думал, оно представлялось слишком туманным и непредсказуемым. Только бы выжить сейчас! Лишённые работы доктора и кандидаты наук, учителя, высококвалифицированные рабочие с приостановленных заводов и фабрик вынуждены были учиться торговать китайским барахлом на спешно организующихся вещевых рынках, чтобы хоть как-то кормить семью.

Все чаще так выходит — в никуда мы молчаливой движемся толпой, и отраженьем в зеркале вода — стоялая, а попросту застой!

И псевдодемократии лабаз — ассортимент пороков и зараз. Бессмысленной тоскою полон взгляд. Пустою шелухой ненужных фраз в лабазе грустно фенечки шуршат. Мы взяты в бездуховный ложный плен глобально-криминальных новостей, и только безобразный Гуинплен хохочет над бессилием властей…[2]

Марина Михайловна, проработав почти тридцать лет инженером, именно в эти годы лишилась работы, а найти новое место в её возрасте было весьма проблематично. Подросшие дети, правда, были приучены к скромным запросам и ничего не требовали, обходясь минимальным.

Марина Михайловна привыкла крутиться, как белка в колесе, чтобы все в её семье были достойно одеты. Она самостоятельно научилась кроить и шить и, благодаря этому, всегда одевалась и сама, и одевала дочь по последней моде, покупая кусочки (остатки) ткани по гораздо более низкой цене, а уж сшить из них что-то элегантное для неё не составляло труда. Яна тогда училась уже в старших классах, и матери вовсе не хотелось, чтобы дочь выглядела хуже других детей, у которых были более обеспеченные родители, только-только начавшие появляться на фоне почти всеобщей нищеты.

Голодными в их семье тоже было не принято быть. Марина Михайловна, прекрасная кулинарка, из любого, даже самого дешёвого, продукта умудрялась готовить вкуснятину. Она так же, как и раньше, принимала гостей, отмечала все праздники и дни рождения, и никто не уходил из её дома голодным. Большим подспорьем оказалась дача. Они с Евгением Ивановичем, как пчёлки, успевали всюду.

Сколько труда вкладывалось ими в семейное благополучие! Об этом нигде, никогда и никем не упоминалось, да и вообще этому факту она сама не придавала особого значения: лишь бы все в семье были довольны и счастливы, и всегда царила атмосфера душевного взаимопонимания. О себе Марина Михайловна привыкла думать в последнюю очередь, если было необходимо, она безоговорочно жертвовала собственными удобствами, обставляя всё так, что никто и не замечал никаких жертв.

Главным помощником и соратником во всём был всегда готовый понять и поддержать её Евгений Иванович. Он бессменно делил с женой любой труд, и она привыкла к его «подставленному плечу», но сама никогда не злоупотребляла его готовностью помочь. В семье было не принято сидеть и отдыхать, если кто-то из супругов трудится. Всю совместную жизнь, пока Марина Михайловна работала, у них с Евгением было негласно заведено, что тот, кто пришёл с работы первым, начинает готовить ужин, а второй — присоединяется позже. Возясь на кухне, им было о чём поговорить. Каждый был в курсе дел супруга, они делились новостями, и за долгие годы в таком общении выработалась взаимная потребность. Если Евгений Иванович уезжал в командировки, и в том случае, если ему удавалось закончить свои дела раньше, он срочно менял заранее купленный билет и стремглав летел к своей любимой жёнушке. В отпуск они всегда ездили только вместе, даже мысли не возникало отдохнуть друг от друга и семьи. Напротив, семья, основанная на ответственности друг за друга, на понимании цены тёплому комфорту и душевному уюту как главному фундаменту в их жизни, была возведена четой Петренко на пьедестал. И не только ею. Кто бы ни приходил к ним, все отмечали особый микроклимат в их доме, где царила вечная, как всем казалось, гармония и любовь.

Ссорились ли они? Конечно, как без этого? Но это происходило редко. Если поднапрячься, то их размолвки можно было пересчитать по пальцам. И не было в их жизни ни грубых слов, ни скандалов и криков, а если возникало недовольство чем-либо, они выбирали время для серьёзного разговора, такое, когда их не могли услышать дети. Однажды выяснив отношения, оба старались больше не повторять ошибок, приведших к размолвке. Конечно, во всём сказывалась мудрая тактика Марины Михайловны, которая успевала быть в курсе дел всех членов своей семьи.

Отношения Яны с Саидом становились всё более дружескими, хотя в офисе она по-прежнему держалась с ним, как и со всеми, официально. Но вне офиса, когда они ездили по делам в другие фирмы, молодые люди общались непринуждённо. Здесь, в чужой стране, Саид не имел никого, кроме сотрудников своей компании, с кем можно было бы перекинуться словом, а Яна оказалась очень интересным человеком. Саид как-то сказал, что будь она мужчиной, они бы стали друзьями «не разлей вода»! Для Яны же общение с Саидом всегда не было лёгким, так как она ещё не совсем свободно владела английским, напрягалась в разговоре. Пока не получалось непринуждённо болтать, ибо такое общение часто построено на нюансах.

Они теперь много общались вне работы, встречаясь по вечерам и бродя по городу. Он много шутил, с ним было весело. Когда Яна возвращалась домой, она пересказывала матери содержание их разговоров, даже интонировала, как Саид, и он вызывал у Марины Михайловны всё большее чувство симпатии. В основе её лежала не испорченность этого парня, его почти детская непосредственность и игривость. Она искренне восхищалась им, сравнивая его с молодыми людьми «отечественного разлива», и сравнение часто было в пользу Саида.

Успешно закрепившись на этой работе, Яна через некоторое время перетащила туда и свою единственную близкую подругу, с которой была тесно связана многие годы, замолвив за неё словечко перед директором. Лена стала его секретарём. Эта девушка, как нитка за иголкой, всегда тянулась за Яной, которая всегда была неоспоримым негласным лидером. Яна помогала Лене с учёбой в школе, а когда Яна поступила в университет, туда же на вечернее отделение пришла учиться и Лена. А теперь девушек свела вместе и новая работа.

Правда, Яна вскоре поняла, что, пожалуй, поторопилась, приведя в фирму подружку, так как та на работе вовсе не лезла «вон из кожи», была рада возможности посачковать. В ней не было привычной для Яны деловитости, самоотдачи.

В последнее время Яна почувствовала, что отношения её шефа с генеральным директором явно ухудшились, и это стало отражаться, хотя и мимолётно, на ней самой. Главный босс стал вмешиваться в её дела, давать поручения, минуя Саида, поручил большую работу по переводу каких-то текстов и документов, и Яна корпела над бумагами всё свободное от поездок со своим шефом по организациям время. Ей приходилось засиживаться на работе допоздна.

Редко выпадающие свободные вечера они теперь часто проводили вместе. С одной стороны, с Саидом было интересно, но с другой… он часто рассуждал о морали, о том, какой должна быть девушка, как она должна себя вести, рассказывал, что девушкам в его стране вообще не положено встречаться с мужчинами до свадьбы, что при посторонних мужчинах женщины должны прикрывать лицо. Всё это слышать Яне было странно и дико. Рассудок подсказывал ей, что отношения их бесперспективны, но…

Но Саид так смотрел на неё! Он, как загипнотизированный, не сводил с неё глаз! А глаза говорили девушке о многом. Ну как можно устоять в семнадцать лет перед искушением и не влюбиться в красивого и взрослого мужчину, который просто плавится от пожирающей его любовной муки? Яна, как могла, тормозила свои эмоции и внешне старалась не проявлять их.

Близилась зимняя сессия в университете, но в последнее время Яна была очень загружена работой, у неё почти не оставалось времени на подготовку к зачётам. Она пыталась объяснить Саиду, что её надо не на долго освободить от переводов, но тот ходил нервный из-за упомянутых неполадок с высшим начальством и ответил, что у него у самого проблемы, что он тоже устал и хочет взять отпуск и съездить домой отдохнуть, что даже уже заказал билет. Если босс завтра даст добро, то через пару дней он уедет. Поэтому он надеется, что Яна в его отсутствие сможет наладить контакт с главным шефом, поскольку она будет теперь подчиняться ему напрямую.

Через два дня Янин шеф действительно уехал.

Ездить по фирмам для заключения договоров надобность отпала, и директор загрузил Яну переводами, причём время ограничил, и она вынуждена была работать по 12 часов. А тут вплотную подступили зачёты.

В один из дней Яна пришла к боссу с заявлением на ученический отпуск на время сессии, но он отказался его подписывать, мотивируя это тем, что слишком много работы, а на возражения девушки, пытавшейся объяснить ему, что она не может бросить институт, директор ответил, что в таком случае он её не задерживает, и она может быть совершенно свободна. Так, совершенно нежданно-негаданно, закончилась вроде бы удачно начавшаяся работа, на которую Яна возлагала столько надежд.

Придя домой, девушка, рассказала матери о случившемся, едва сдерживая слёзы. Но Мария Михайловна неожиданно ответила: «Ну, и ладно! Им же хуже! Где они ещё найдут за сорок баксов такого старательного работника! Не переживай, доченька! Сдавай спокойно сессию, и разошли свои резюме в основные фирмы по найму. Теперь ты уже свободно говоришь по-английски, у тебя есть какой-никакой опыт, не сомневайся, долго без работы не останешься»!

И правда, сидя за учебниками и успешно сдавая экзамены, она в промежутках ходила на встречи и собеседования — и через месяц её взяли на работу в английскую транспортную компанию. Зарплата здесь была намного выше, и Яна, с присущим ей энтузиазмом, взялась за дело. Всё это время ей регулярно звонила Лена, подружки обменивались новостями. Лена рассказала, что Саид до сих пор не вышел из отпуска, пожаловалась на директора, который «достал» всех своими придирками, посплетничала немного о его любовнице, работавшей в их же фирме, и обещала звонить чаще, поскольку сессия успешно закончилась, и можно вздохнуть спокойно.

Потекла размеренная жизнь. Дни сменяли друг друга. На работе у Яны всё опять складывалось отлично, да и как могло быть иначе, если она вкладывала в работу всю душу, всё ей было интересно, каждый день приносил радость, и никто не знал, что Яна таким рвением пыталась заглушить тоску, которую она испытывала, вспоминая о Саиде, о том, как её незаслуженно уволили… В душе девушки как бы образовалась пустота, которую она старательно пыталась заполнить делами, но ей это почему-то не удавалось.

Девушка убеждала себя в том, что если Саида так долго нет, то он, видимо, уже не вернётся, и его необходимо выбросить из головы. Но на деле это оказалось не так-то просто. Может, если бы в это время встретился Яне новый паренёк, то он смог бы отвлечь её от воспоминаний, но ни на работе, ни в университете практически не было мужчин, а по улицам в то время все ходили с понурыми лицами, невзрачно одетые, взгляд просто не способен был задержаться на ком-то, да и знакомиться на улице считается плохим тоном. Вот и вспоминался Яне Саид и вся эта, начинавшаяся красиво, но так обидно быстро оборвавшаяся история.