Судьба плетется нитями любви

XI

Полдень. Солнце, словно золотой диск, висело в лазурном небе, щедро осыпая своими лучами старинный замок Айзенберг. У северной башни, где раскинул свои могучие ветви древний дуб, стояла Элиза. Легкий ветерок играл с локонами ее волос, шелестел листьями, словно нашептывая слова любви. Сердце девушки трепетало в ожидании. Встреча с Рудольфом была подобна глотку свежего воздуха в душной атмосфере замковых интриг.

Вдали показалась фигура Рудольфа. Он шел быстро, почти бежал, и Элиза заметила, что он взволнован. Когда он подошел ближе, она увидела, как блестят его глаза, и почувствовала, как учащается ее собственное сердцебиение.

— Элиза, — начал он, чуть запыхавшись, — я должен вам кое-что сказать. Я… я люблю вас.

Слова Рудольфа повисли в воздухе, словно заклинание. Элиза смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Ее щеки пылали, а в груди бушевал вихрь эмоций. Радость, смущение, страх — все смешалось в одно неразрывное чувство.

— Я знаю, что это безрассудно, — продолжил Рудольф, — наш путь будет тернист. Но я не могу молчать. С той самой первой встречи в саду я не могу думать ни о ком другом.

Элиза нашла в себе силы ответить.

— Рудольф… — прошептала она, — я тоже… я тоже люблю вас.

Рудольф сделал шаг вперед и взял ее руки в свои. Его ладони были теплыми и крепкими.

— Вы не представляете, как долго я ждал этих слов, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Я готов на все, чтобы быть с вами.

— Я знаю, что нас ждут испытания, — сказала Элиза, ее голос дрожал от волнения. — Но я готова преодолеть их вместе с вами.

— Клянетесь? — спросил Рудольф, его голос звучал глубоко и серьезно.

— Клянусь, — ответила Элиза, сжимая его руки.

Рудольф наклонился и поцеловал ее. Это был долгий, нежный поцелуй, полный любви и надежды. Под сенью старого дуба, свидетеля стольких историй, родилась новая любовь, которая должна была пройти через огонь и воду, чтобы доказать свою силу. Они стояли, обнявшись, под ласковым солнцем, и в этот миг казалось, что весь мир принадлежит только им. Они были вместе, и это было главное. Впереди их ждали трудности, интриги и опасности, но сейчас, в этих объятиях, они были счастливы и готовы бороться за свою любовь до конца.

Замок Айзенберг, казалось, выдыхал холод в каждый уголок своих бесчисленных комнат. Дни, следовавшие за балом, тянулись медленно, вязко, словно мед в осеннюю стужу. Элиза старательно продолжала выполнять свои обязанности, обучая Фридриха арифметике и читая с Гретхен сказки. Дети, поначалу настороженные, привязались к ней с неожиданной силой и отказывались заниматься с кем-то другим. Фридрих, вечный егоза, стал послушнее и внимательнее, а застенчивая Гретхен теперь не отходила от Элизы ни на шаг, держась за ее руку маленькой, холодной ладошкой.

— Расскажите еще раз про принцессу и дракона! — просил Фридрих каждый вечер, забираясь к Элизе на колени.

— А дракон был страшный? — шептала Гретхен, широко распахивая свои голубые глаза.

Элиза с улыбкой обнимала детей, читая им знакомые строки, и на какое-то время забывала о холодных взглядах баронессы и тяжелой атмосфере, царившей в замке. Но лишь до тех пор, пока в поле ее зрения не появлялась высокая фигура Рудольфа.

Их встречи стали тайным ритуалом, лучом света в свинцовой серости будней. Они не искали уединения специально, но судьба, казалось, сама сталкивала их в самых неожиданных местах. То они случайно встречались в замковой библиотеке, среди пыльных фолиантов и запаха старой бумаги, то их пути пересекались в заброшенной оранжерее, где воздух был наполнен горьковатым ароматом увядших роз и грустью прошедших лет.

— Кажется, я становлюсь завсегдатаем этого забытого места, — сказал Рудольф однажды, встретив Элизу среди высохших лиан и разбитых горшков. Его губы тронула легкая улыбка.

— Цветы здесь давно увяли, но красота осталась, — ответила Элиза, вдыхая прохладный воздух. — Только ее нужно уметь разглядеть.

— Как и красоту в сердце, — взгляд Рудольфа потемнел, стал серьезным.

Они не говорили о любви, но каждое слово, каждый взгляд был наполнен нежностью и тревогой. Они оба понимали, что их чувства — запретный плод, который может принести им горе в этом мире интриг и тайных заговоров. Но они не могли противостоять притяжению, которое с каждым днем становилось все сильнее.

— Мне кажется, за нами наблюдают, — прошептала Элиза во время одной из их встреч в библиотеке. Она нервно оглянулась по сторонам, словно ожидая увидеть чьи-то чужие глаза в полумраке между книжных стеллажей.

— В этом замке стены имеют уши, — ответил Рудольф, прикоснувшись к ее руке. — Мы должны быть осторожны.

Его прикосновение обжигало ее кожу, вызывая волну трепета и страха.

— Не желаете ли присоединиться ко мне на верховой прогулке, фройляйн Шмидт? — вдруг спросил Рудольф.

— Я… я никогда не ездила верхом, Ваша Светлость, — пролепетала она, чувствуя, как щеки покрываются румянцем.

Рудольф мягко улыбнулся, его глаза засияли теплым светом.

— Это не помеха. Я буду рядом и помогу вам. Уверяю вас, нет ничего приятнее верховой прогулки в такое прекрасное утро.

Отказать ему было невозможно. Элиза кивнула, и в ее душе вспыхнула искра предвкушения, смешанного с легким трепетом.

Рудольф проводил ее в конюшню, где в просторном стойле ее уже ждал вороной жеребец поразительной красоты. Его глянцевая шерсть блестела на солнце, мощные ноги нетерпеливо переступали, а из ноздрей вырывались клубы пара. Взгляд его темных, глубоких глаз казался Элизе гипнотизирующим.

— Это Кайзер, — представил жеребца Рудольф. — Он немного горяч, но с вами будет послушен.

Глядя на огромное животное, Элиза почувствовала, как смелость покидает ее. Она сделала шаг назад, не в силах спрятать свой страх.

— Он… он такой большой, — прошептала она, с тревогой глядя на Рудольфа. — Я боюсь.

Рудольф подошел ближе и взял ее за руку. Его прикосновение было теплым и успокаивающим.

— Не бойтесь, фройляйн Шмидт, — сказал он мягко, глядя ей в глаза. — Я не дам вам упасть.

Он подвел ее к жеребцу и помог ей сесть в седло. Его рука на ее талии обжигала сквозь тонкий материал платья. Элиза затаила дыхание, чувствуя, как ее сердце забилось чаще.

— Просто держитесь крепче и доверьтесь Кайзеру, — сказал Рудольф, вскочив в седло своего гнедого коня. — Иначе он почувствует ваш страх.

Когда они выехали из конюшни, Элиза с трудом подавляла желание вскрикнуть. Мир вокруг нее качался и плыл, а высота казалась головокружительной. Но рядом был Рудольф, его спокойствие и уверенность передавались ей, постепенно рассеивая ее страх.

Они ехали по узкой тропинке, вьющейся среди вековых деревьев, солнечные лучи пробивались сквозь листву, создавая причудливую игру света и тени. Воздух был наполнен ароматом сосновой смолы и цветов. Элиза постепенно начала привыкать к движениям жеребца и даже стала получать удовольствие от прогулки. Она чувствовала себя свободной и счастливой, словно птица, парящая в небе.

Красота окружающей природы и близость Рудольфа опьяняли ее. Она украдкой поглядывала на него, любуясь его статной фигурой и благородным профилем. Его присутствие рядом заставляло ее сердце биться чаще, а в душе появилась уверенность, что эта прогулка — только начало чего-то большего, чего-то волшебного и незабываемого.

Они выехали за ворота замка, оставив позади мрачные стены и тяжелую атмосферу интриг. Перед ними раскинулся бескрайний осенний луг, усыпанный золотыми листьями. Ветер играл в волосах Элизы, солнце слепило глаза, а свежий воздух наполнял легкие живительной силой.

— Я так редко выезжаю за пределы замка, — с грустью в голосе произнес Рудольф. — Отец считает, что принц должен постоянно заниматься государственными делами. Но иногда я мечтаю просто уехать отсюда, куда глаза глядят.

— Я вас понимаю, — тихо сказала Элиза. — Я тоже всегда мечтала о свободе.

— Свобода… — Рудольф повторил это слово, словно пробуя его на вкус. — Для меня это скорее мечта, чем реальность. Я — пленник Айзенберга, запертый в золотой клетке.

Элиза сочувственно сжала его руку.

— Все когда-нибудь меняется, — сказала она, стараясь поддержать его. — Возможно, и ваша мечта однажды сбудется.

Рудольф улыбнулся и резко повернул коня.

— А знаете что? Давайте хотя бы на пару часов забудем обо всем! — воскликнул он. — Давайте просто насладимся этим прекрасным днем!

И, подстегнув коня, он помчался вперед. Элиза последовала за ним, чувствуя, как ее сердце бьется в груди от восторга.

Солнце, словно нехотя, опускалось за горизонт, окрашивая небо в нежные оттенки розового и золотого. Воздух, еще недавно наполненный теплом осеннего дня, постепенно остывал, принося с собой ароматы ночной фиалки и влажной земли. Лошади, уставшие после долгой прогулки, шли шагом, лениво переставляя копыта по мягкой пыльной дороге. Элиза и Рудольф молчали, каждый погруженный в свои мысли, но между ними витала невидимая нить, сотканная из взаимной нежности и понимания. Они не хотели, чтобы этот день закончился, день, который изменил их жизни навсегда.

Рудольф несколько раз поворачивался к Элизе, словно хотел что-то сказать, но каждый раз останавливался, боясь разрушить хрупкую гармонию этого момента. Элиза чувствовала его взгляд на себе, и ее сердце билось чаще, наполняясь теплом и счастьем. Она знала, что слова сейчас лишни, и просто улыбалась ему в ответ, улыбкой, в которой было больше нежности, чем в любых словах.

Когда показались знакомые очертания замка Айзенберг, на Элизу вновь нахлынуло неприятное предчувствие. Тень, которую отбрасывали высокие стены на окружающий лес, казалась ей зловещей, а зарешеченные окна — пустыми глазницами гигантского черепа. Она невольно поежилась, и Рудольф, заметив это, мягко сжал ее руку.

— Всё хорошо? — спросил он с беспокойством в голосе.

Элиза попыталась улыбнуться.

— Да, просто немного прохладно стало.

Подъехав к воротам, Рудольф остановил лошадь. Он наклонился к Элизе и легко, словно бабочка крылом, коснулся губами ее щеки. От этого нежного прикосновения по телу Элизы пробежала волна тепла.

В этот момент из сторожки вышел привратник, низко кланяясь.

— Ваша Светлость, герцог желает видеть вас.

Рудольф слегка нахмурился.

— Сейчас?

— Да, Ваша Светлость. И… — привратник замялся, — он сказал… обоих.

Взгляд Рудольфа встретился со взглядом Элизы. В его глазах она увидела тревогу и недоумение. Предчувствие чего-то неприятного охватило их обоих. Что могло понадобиться герцогу от них в такой поздний час? Этот вопрос оставался без ответа, и от этой неизвестности становилось еще страшнее.

Сырой каменный пол холодил босые ноги, но Иоганна не обращала на это внимания. Она сидела на жесткой деревянной скамье, закутавшись в грубое шерстяное одеяние, и смотрела в пустоту. Келья, её новое жилище, была маленькой и убогой: голые стены, узкая кровать, деревянный стол и табурет — вот и вся обстановка. Единственным украшением служило маленькое распятие над кроватью, да узкое окошко под самым потолком, выходящее в сторону моря.

Иногда, подтянувшись на цыпочках, Иоганна вглядывалась в бескрайнюю синеву, слушая ритмичный плеск волн о прибрежные скалы. Этот вид напоминал ей о прежней жизни, о роскошных балах во дворце, о шелесте дорогих платьев, о льстивых речах придворных. Она вспоминала блеск драгоценностей, вкус выдержанных вин, звуки музыки, наполнявшие залы Айзенберга. Но в этих воспоминаниях не было ни капли ностальгии, ни тени сожаления.

Однажды, когда настоятельница зашла в келью, чтобы дать очередное наставление о смирении и покаянии, Иоганна прямо взглянула ей в глаза.

— Сестра Агата, — сказала она спокойным, ровным голосом, — вы уверены, что мне есть в чем каяться?

Настоятельница, строгая женщина с суровым лицом, нахмурилась.

— Гордыня — тяжкий грех, сестра Иоганна, — ответила она. — И вам следует искоренить его из своего сердца.

— Гордыня? Или просто нежелание преклоняться перед ложью и лицемерием? — парировала Иоганна. — Я не жалею о том, что сделала. Я защищала себя, свою жизнь, свою свободу.

— Ваши поступки причинили много боли и страданий, — возращила настоятельница. — И теперь вам предстоит искупить свою вину перед Богом.

— Бог видит мое сердце, — сказала Иоганна, поднявшись со скамьи. — И он знает, что я не злодейка.

Она подошла к окну и вновь взглянула на море. Ветер трепал ее волосы, а крики чаек казались ей голосами свободы.

— Эта келья — моя тюрьма, — прошептала она, — но мой дух остается несломленным.

Служанка Эрика, молчаливая женщина средних лет, которая приносила ей еду и воду, осторожно коснулась ее руки.

— Госпожа… — начала она, но Иоганна перебила ее.

— Не называй меня так, Эрика, — сказала она, не отрывая взгляда от моря. — Я больше не госпожа. Я — никто. И в этом моя сила.

Настоятельница, тяжело вздохнув, покинула келью. Иоганна же продолжала стоять у окна, чувствуя, как соленый морской ветер обдувает ее лицо, словно обещая скорое освобождение. Она не знала, что ждет ее в будущем, но была готова ко всему. Она потеряла все, но обрела нечто гораздо более ценное — внутреннюю свободу.

Дверь кабинета герцога, массивная и темная, как сама история Айзенберга, приоткрылась с тихим скрипом, словно нехотя впуская Элизу и Рудольфа в святая святых герцогской власти. Сердце Элизы колотилось в груди с такой силой, что, казалось, вот-вот выпрыгнет. Ноги подкашивались, а ладони покрылись холодным потом. Предчувствие чего-то неизбежного, рокового, висело в воздухе, словно дамоклов меч.

Герцог Альберт, сидящий за огромным письменным столом, словно хищный орел в гнезде, резко поднял голову и пронзил Элизу ледяным взглядом. Ей показалось, что земля уходит из-под ног. Она готовилась к худшему: к обвинениям, к гневу, к неизбежному разрыву с Рудольфом. Но то, что произошло дальше, превзошло все ее самые смелые предположения.

— Нам нужно решить несколько дел, фройляйн Шмидт, — начал герцог, его голос звучал ровно и спокойно, но в этом спокойствии скрывалась какая-то тревожная сила. — Вернее, простите, графиня фон Штольберг.

Имя, произнесенное герцогом, ударило Элизу словно гром среди ясного неба. Она чуть не упала в обморок. История о ее происхождении, рассказанная Рудольфом, казалась ей сказкой, небылицей, чем-то нереальным. И вот теперь…

Герцог протянул ей папку с бумагами.

— Это касательно вашего имущества по завещанию Михаэля Айзенберга. Северное крыло замка, имения, драгоценности, антиквариат… и денежная сумма, вернее, то, что от нее осталось после барона фон Келлера. В качестве возмещения растраченного, барон передает вам свое имение в Тюрингии. Это имущество уже ваше, требуется только ваша подпись.

Элиза листала бумаги с недоумением. Там был длинный список имущества, которое ей передавалось. Замки, земли, леса, драгоценности… Голова шла кругом.

— А вот, — герцог передал ей другую, еще более толстую папку, — это список имущества, которое вам досталось от вашего деда, графа фон Штольберга.

Эта папка была еще толще первой. Элиза просто была шокирована.

— И для вступления во все эти имущественные права, — продолжал герцог, — вам нужно отправиться в Саксонию, в свой родовой замок.

— У меня… есть замок? — удивленно вымолвила Элиза.

Герцог рассмеялся.

— Да, дорогая графиня! И не один.

— Отец, — вмешался Рудольф, — не пристало молодой фройляйн совершать такое длительное путешествие одной.

Элиза ухмыльнулась. Она хотела возразить, что в Айзенберг она ехала почти две недели одна, но герцог вновь рассмеялся.

— И сопровождать фройляйн необходимо именно тебе, да? — с хитринкой в глазах спросил герцог.

Рудольф смутился, а герцог продолжил:

— Думаю, что все перипетии в Айзенберге уже закончились, и несколько недель твоего отсутствия мы переживем.

В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием огня в камине. Элиза все еще не могла поверить в происходящее.

Неожиданная метаморфоза произошла с герцогом Альбертом. Словно ледяная корка, сковывавшая его годами, вдруг растаяла, обнажив теплоту и даже некую отеческую нежность. Взгляд, которым он окинул Элизу, был лишен привычной суровости, в нем читалось искреннее расположение, а в глазах, обращенных к сыну, светилась незаметная до сего момента гордость.

— Я, конечно, был бы рад породниться с самим королем, — начал он, голос его звучал мягко, почти ласково, — но раз уж мой сын встретил свою любовь… Думаю, настаивать на браке с принцессой было бы крайне неуместно.

Он сделал небольшую паузу, словно взвешивая свои слова, и добавил с легкой улыбкой:

— Тем более, что в сложившихся обстоятельствах… я не вижу никаких препятствий для вашего счастья.

Рудольф и Элиза покраснели одновременно. Кровь прихлынула к лицам, заставляя их гореть багровым пламенем. Они переглянулись, в их глазах читалось и смущение, и радость, и легкий испуг. До этого момента их отношения были тайной, которую они бережно хранили от посторонних глаз, и вот вдруг все выплыло наружу, выставленное на всеобщее обозрение.

— Мы… мы не… — начала было Элиза, заикаясь от смущения, но герцог прервал ее, подняв руку в примирительном жесте.

— Полно, полно, — сказал он с добродушной улыбкой. — Хватит прятаться по закоулкам. Объявите наконец о помолвке, и назначим дату свадьбы.

Слова герцога прозвучали как гром среди ясного неба. Элиза буквально умирала со стыда. Так далеко она даже в мыслях не заходила в своих размышлениях о Рудольфе. Да, он ей нравился, очень нравился, но до свадьбы… до мысли о том, чтобы стать его женой… она еще не дошла. Ее сердце билось где-то в горле, а в голове крутился вихрь противоречивых чувств. Радость, смущение, страх, недоверие… все смешалось в один неразрывный клубок.

Рудольф, на лице которого до этого момента читалось недоумение, вдруг расцвел в улыбке. Он взял Элизу за руку и крепко сжал ее пальцы. В его глазах светилась любовь и благодарность. Он глядел на нее с таким обожанием, что Элиза, несмотря на все свое смущение, не смогла сдержать ответной улыбки. В этот момент она поняла, что ее жизнь делает крутой поворот, и что впереди ее ждет нечто неизвестное, но, безусловно волнующее и прекрасное.