Судьба плетется нитями любви

VIII

Копыта вороного жеребца высекали искры из мостовой, а сердце Рудольфа билось в груди с такой силой, словно хотело вырваться наружу. Тайна, которую ему открыл старый граф фон Розенберг, жгла его изнутри, требуя немедленного разрешения. Он должен был увидеть Элизу, взглянуть в ее небесные глаза и рассказать правду, какой бы невероятной она ни казалась.

Однако, подъезжая к замку, Рудольф сделал глубокий вдох и с трудом справился с порывом броситься на поиски Элизы. Долг звал его к отцу. Политическая ситуация в княжестве накалялась с каждым днем, и угроза восстания нависла над Айзенбергом словно дамоклов меч. Он знал, что герцог ждет его с докладом, и не мог позволить себе откладывать этот разговор ни на минуту.

Спрыгнув с коня, он бросил поводья конюху и быстрым шагом направился к входу в замок. Каменные стены казались ему сегодня особенно мрачными и холодными, а тишина, царившая в коридорах, давила на него своей тяжестью. Каждый шаг отдавался в его висках тупой болью, а мысли путались, словно клубки шерсти. Он представлял себе удивленное лицо Элизы, когда она услышит его рассказ, ее вопросы, ее слезы… Но он должен был быть терпелив. Сначала долг, потом — личное.

Войдя в кабинет отца, Рудольф обнаружил его сидящим за массивным дубовым столом, заваленным бумагами. Герцог выглядел усталым и озабоченным, его лицо было испещрено морщинами, а взгляд казался тяжелым и непроницаемым.

— Ты вернулся, Рудольф, — произнес он, не поднимая глаз.

— Что ты узнал?

Рудольф подошел к столу и начал свой доклад. Он рассказал отцу о своей встрече с графом фон Розенбергом, о его предупреждении о готовящемся восстании, о названных именах заговорщиков и их планах. С каждым словом лицо герцога становилось все мрачнее, а в его глазах появлялся холодный блеск. Когда Рудольф закончил, герцог долго молчал, барабаня пальцами по столу.

— Это серьезно, Рудольф, — наконец произнес он глухим голосом.

— Очень серьезно. Мы должны действовать быстро и решительно, чтобы предотвратить эту катастрофу.

Он поднялся из-за стола и подошел к окну, вглядываясь в свинцовое небо над Айзенбергом.

— На кону стоит судьба нашего герцогства, сын. И мы не можем допустить, чтобы горстка мятежников разрушила все, что мы создавали веками.

Рудольф молча кивнул, чувствуя тяжесть ответственности, которая легла на его плечи. Он знал, что предстоящие дни будут полны опасностей и испытаний. Но он был готов к ним. Он должен был защитить свой дом, свою семью, свое герцогство. А потом… потом он найдет Элизу и расскажет ей все.

Тень сомнения, словно ядовитый плющ, оплетала сердце Рудольфа, с каждым часом сжимая его все сильнее. Несмотря на внешнее спокойствие, он не мог избавиться от тревожного предчувствия, словно невидимая угроза нависла над Айзенбергом, над ним самим и, что еще хуже, над Элизой. Он чувствовал, что должен ее защитить, оберегать от интриг и опасностей, скрывающихся за толстыми стенами замка.

День прошел в бесконечных встречах и распоряжениях. Рудольф лично проверил все посты охраны, усилил патрули вокруг замка и отдал приказ двойной проверки всех, кто въезжал и выезжал из Айзенберга. Он действовал быстро и решительно, стараясь не вызывать подозрений и не показывать своего беспокойства. Тайна, которую он хранил, становилась все тяжелее, но он знал, что не имеет права на ошибку.

Ближе к вечеру, закончив с делами, Рудольф направился к комнате Элизы. Он надеялся случайно встретить ее в коридоре, обменяться хотя бы парой слов, убедиться, что с ней все в порядке. Но судьба распорядилась иначе.

Из-за поворота на него словно вихрь налетела баронесса фон Келлер, ее лицо было искажено гневом.

— Ты так защищал эту девку! — вскрикнула она, ее голос дрожал от негодования.

— А она, неблагодарная, бросила бедных детей одних на произвол судьбы!

Рудольф нахмурился.

— Что случилось? — спросил он, стараясь говорить спокойно, хотя сердце его сжалось от дурного предчувствия.

— Что случилось?! — баронесса вскинула руки.

— Эта некомпетентная гувернантка просто исчезла! Дети в слезах, а ее и след простыл! Я же говорила, что нельзя доверять этим… выскочкам!

Поток слов баронессы превратился в неразборчивое бормотание, полное обвинений и проклятий в адрес Элизы. Она говорила о ее неблагодарности, безответственности, невоспитанности. Но Рудольф уже ее не слушал.

В его голове вспыхнули обрывки происшествия в магазине. Тревога нарастала с каждой секундой, превращаясь в панику. Не дожидаясь конца тирады баронессы, он резко повернулся и бросился бежать по коридору, направляясь к комнате Элизы. Он должен был найти ее. Он должен был убедиться, что с ней все в порядке. И он чувствовал, что время работает против него.

Сердце Рудольфа колотилось о ребра, как пойманная птица. Элиза исчезла. Комната, которую она занимала, пустовала, словно выпитая до дна чаша, а в воздухе висел лишь слабый аромат ее духов, словно призрачное напоминание о ее присутствии.

Он ворвался в комнату, ожидая увидеть хоть какую-то записку, объяснение, но на столике лежала лишь недочитанная книга, открытая на странице, помеченной засушенным цветком. Этот маленький, хрупкий цветок, казалось, вобрал в себя всю нежность и уязвимость Элизы, и сердце Рудольфа сжалось от боли. Неужели он упустил ее, оттолкнул своей холодностью и нерешительностью? Случай в магазине вновь вспыхнул в его памяти, каждое слово, каждый взгляд. Он вспомнил, как она смотрела на него, как в ее глазах плескалась надежда, которая теперь, казалось, погасла навсегда.

— Где она? — прозвучал его голос, хриплый от волнения. Он обратился к горничной, которая тихо стояла у двери, сжав руки в складках фартука.

— Вы видели фройляйн Шмидт?

Девушка вздрогнула, словно вырванная из глубокого сна.

— Нет, Ваша Светлость, я… я не видела ее с утра, — пролепетала она, опустив глаза. — Но… Анна, та, что служит на кухне, говорила, что видела фройляйн Шмидт вчера вечером. Она шла в сторону… северного крыла.

Северное крыло… Заброшенная, часть замка, которую обходили стороной все служанки, шепчась о призраках и проклятиях. Что Элизе могло понадобиться там? Неужели она сама… нет, это невозможно. Он отказался верить, что она могла узнать правду, которую от нее так тщательно скрывали.

Рудольф опросил всех слуг, кого смог найти. Ответы были сбивчивыми, неясными, словно каждый из них что-то скрывал. Страх, который он почувствовал при входе в комнату Элизы, теперь разрастался, охватывая его всего ледяными щупальцами. Он чувствовал, что замок словно издевается над ним, храня молчание, скрывая от него правду.

— Анна! — окликнул он полную кухарку, которая суетилась у огромного камина, помешивая что-то в котле.

— Ты говорила, что видела фройляйн Шмидт вчера вечером. Куда она шла?

Анна обернулась, ее круглое лицо выражало испуг.

— Ох, Ваша Светлость… Я… я видела ее краем глаза. Она шла в сторону северного крыла. Но я не знаю, что ей там понадобилось. Это… нехорошее место.

— Нехорошее место… — повторил Рудольф, чувствуя, как ледяной ком подкатывает к горлу. Он повернулся и быстрым шагом направился к выходу, не обращая внимания на удивленные взгляды слуг. Он должен найти ее. Он должен узнать, что произошло. И он готов на все, чтобы защитить ее.

Тайна, окутывающая северное крыло замка Айзенберг, была плотной и непроницаемой, как старинный гобелен, скрывающий за своими выцветшими узорами давно забытые истории. Рудольф чувствовал это с каждым шагом, пробираясь по пустым коридорам, где воздух казался тяжелым и неподвижным, словно время здесь остановилось много лет назад. Именно сюда, в это забытое место, вели его мысли, путающиеся в клубок сомнений и предчувствий.

Северное крыло всегда было закрыто для него. В детстве он пытался проникнуть сюда, заинтригованный запретом и шепотом слуг, но все двери оказывались заперты, а на его вопросы он получал лишь уклончивые ответы. Теперь, став взрослым, он наконец решился нарушить этот запрет, движимый необъяснимым влечением, которое он испытывал к Элизе с момента их первой встречи. Он чувствовал, что где-то здесь, в этих заброшенных комнатах, скрываются ответы на вопросы, которые мучили его.

Пол под его ногами тихо скрипел, нарушая гробовую тишину. Солнечные лучи, проникающие сквозь пыльные окна, рисовали на полу причудливые узоры, словно пытаясь оживить это мертвое пространство. Рудольф прошел через анфиладу пустых комнат, где мебель была укрыта под белыми простынями, а воздух был наполнен запахом забвения. Он остановился перед массивной дубовой дверью, ведущей в главный зал северного крыла. Его сердце забилось чаще, предчувствуя что-то важное. Он потянул за ручку, и дверь со скрипом отворилась.

Зал был огромным и пустым, с высоким потолком, украшенным выцветшей фреской, и большими окнами, выходящими в заброшенный парк. В центре зала стоял камин, в котором давно не горел огонь, а по стенам висели портреты его предков, их строгие лица словно наблюдали за ним из прошлого. И тут его взгляд упал на портрет, висевший над камином. Портрет молодой женщины с длинными каштановыми волосами и большими голубыми глазами, полными грусти и какой-то скрытой тайны.

Рудольф замер на месте, словно пораженный громом. Женщина на портрете была как две капли воды похожа на Элизу. Он подошел ближе, не веря своим глазам. Это было невероятно, но факт оставался фактом — перед ним был портрет Элизы, только в старинном платье. Он никогда раньше не видел этого портрета, и не понимал, как он мог оказаться здесь, в заброшенном крыле замка. Вопросов было больше, чем ответов.

— Карл! — резко позвал он, обращаясь к своему старому камердинеру, который следовал за ним по пятам.

— Кто эта женщина? — спросил Рудольф, указывая на портрет. Карл, низенький сутулый старик с морщинистым лицом и проницательными глазами, подошел ближе и внимательно всмотрелся в портрет. На его лице отразился неожиданный испуг.

— Это… это фрау Августа фон Штольберг, Ваша Светлость, — прошептал он дрожащим голосом.

— Бывшая… возлюбленная Вашего дяди.

Мир рассыпался на тысячи осколков, каждый из которых вонзался в ее сознание острой иглой боли. Голос, доносившийся откуда-то издалека, превращался в неразборчивый шепот, словно кто-то настойчиво пытался пробиться сквозь плотную ватную завесу. А темнота, густая и вязкая, обнимала ее со всех сторон, не выпуская из своих ледяных объятий.

— Ты уверен, что письма при ней не было? — голос, пропитанный тревогой и едва сдерживаемой яростью, словно прорезал темноту тонким лезвием.

— Нет, не было. Я лично проверял сумку… — второй голос, более низкий и уверенный, оборвался на полуслове.

— Когда очнётся, допроси её. Нельзя допустить, чтобы письмо попало в руки герцога! Какой болван, этот твой посыльный! Как он мог перепутать меня с ней?!

Элиза слышала эти обрывки фраз, словно сквозь толщу воды. Они пульсировали в ее висках, перемешиваясь с собственным сердцебиением, которое отдавалось глухим стуком в голове. Она пыталась открыть глаза, но веки были словно налитые свинцом. Сознание медленно возвращалось, принося с собой волны тошноты и головокружения. Где она? Что произошло? Голос герцогини… ей это не приснилось?

Наконец, сквозь туман боли пробился слабый луч света. Элиза с трудом приоткрыла веки и увидела над собой мужское лицо. Резкие черты, холодные серые глаза, жестко сжатые губы. Он наблюдал за ней с нескрываемым нетерпением, словно ждал, когда она заговорит.

— Вы очнулись, — констатировал он, и его голос, лишенный каких-либо интонаций, прозвучал как приговор. Не дождавшись ответа, он резко наклонился к ней и схватил за плечи.

— Где письмо? Вы прочли его? Что вам известно? — Его пальцы впивались в ее кожу, вызывая новую волну боли.

— Говорите! Не молчите! Ваша жизнь зависит от того, что вы скажете!

Элиза с трудом сфокусировала взгляд. Она оказалась в каком-то темном, сыром подвале. Стены были из грубого камня, а единственным источником света была небольшая зарешеченная амбразура под потолком, сквозь которую пробивался тусклый луч дневного света. Запах плесени и затхлости щипал ноздри. Руки были связаны за спиной, а ноги затекли так, что она едва чувствовала их.

Она попыталась вспомнить, что произошло, но в голове была пустота. Последнее, что она помнила, — это удар… и темнота. Какое письмо? О чем он говорит? Она ничего не понимала.

— Я… я не знаю… ничего не помню, — прошептала она, и ее голос дрожал от страха.

Мужчина резко отпустил ее плечи и выпрямился. На его лице отразилось недоверие, смешанное с раздражением.

— Не притворяйтесь! Вы знаете, о чем я говорю! — процедил он сквозь зубы.

— Где письмо, которое адресовано герцогине?

Имя герцогини словно молния пронзило сознание Элизы. Теперь она начала постепенно вспоминать… баронесса… замок… тайна… и письмо, которое она случайно взяла на лавочке… А как она оказалась здесь? Вопросы вихрем проносились в ее голове, но ответы все еще были скрыты за плотной завесой амнезии. И она понимала, что от этих ответов зависит не только ее жизнь, но и судьба других людей, запутанных в этой сложной и опасной игре.

Тайна, окутывавшая замок Айзенберг, сгущалась с каждым часом, словно грозовая туча перед бурей. С каждым новым открытием Рудольф чувствовал, как земля уходит у него из-под ног, а мир вокруг превращается в калейдоскоп лжи и предательства. И в центре этого вихря оказалась Элиза, девушка, к которой он испытывал необъяснимое влечение, девушка, которая, казалось, сама была опутана невидимыми нитями интриг.

Рудольф, завороженный загадочным портретом незнакомки, снял его со стены. Тяжелая, потемневшая от времени рама скрывала в себе не только изображение прекрасной женщины, но и, казалось, какую-то тайну, ключ к разгадке мрачных событий, происходящих в замке. Он повертел портрет в руках, вглядываясь в тонкие черты лица, в большие, грустные глаза, словно пытался прочесть в них ответ на свои вопросы. Именно в этот момент он заметил сложенный листок бумаги, выпавший из-за портрета.

Сердце Рудольфа забилось чаще. Он развернул бумагу дрожащими пальцами. Перед ним было письмо, исписанное странными символами, похожими на какой-то шифр. Для кого оно предназначалось? Как оно оказалось здесь, за портретом? Волна тревоги нахлынула на него, словно предчувствуя недоброе. Он пытался расшифровать загадочные знаки, но без ключа это было невозможно. В голове проносились различные варианты, но ни один не подходил. Вдруг, словно озарение, он вспомнил о герцогине Иоганне. Одно слово в тексте повторялось несколько раз, и оно совпадало по количеству букв с именем герцогини.

— Иоганна…, — прошептал он, словно пробуя это слово на вкус.

— Вот он, возможный ключ!

С лихорадочной поспешностью Рудольф начал сопоставлять символы с буквами имени герцогини. Постепенно принцип шифрования стал ему понятен. С каждым расшифрованным словом его кровь стыла в жилах.

«Дорогая Иоганна! У меня все готово. Завтра я получу последнюю партию оружия, и его станет достаточно, чтобы начать восстание. Мы проникнем в замок через тайные ходы, которые ты нам указала. Тебе нужно покинуть замок и укрыться в безопасном месте. Милая моя Иоганна, уже в ближайшие дни я брошу к твоим ногам это герцогство. С любовью, Гражданин».

Удар был словно гром среди ясного неба. Так вот кто тайный пособник мятежника! Герцогиня Иоганна! Рудольф не мог поверить своим глазам. Предательство, да еще такого масштаба, казалось немыслимым. Но факты говорили сами за себя. Но как это письмо оказалось здесь? И как с этим связана Элиза? В его голове роились вопросы, на которые он не мог найти ответов. Одно было ясно: он должен немедленно рассказать обо всем отцу. С зажатым в руке письмом он стремительно направился к покоям герцога, чувствуя, что над Айзенбергом нависла смертельная опасность.

Тень заговора сгустилась над Айзенбергом, словно грозовая туча, готовая разразиться огненным ливнем. В тайном подземелье, куда не проникал ни один луч света, собрались те, чьи сердца пылали жаждой мести и алчностью. Близился час расплаты, час, когда тайны Айзенберга будут раскрыты, а власть перейдет в руки тех, кто так долго ждал этого момента.

Свод низкого помещения поддерживали толстые, обветшалые колонны, на которых плясали тени от факелов, создавая жуткую, мистическую атмосферу. Воздух был спертым и тяжелым, пропитанным запахом сырой земли, плесени и… страха. Каждый из присутствующих знал, что игра идет ва-банк, и цена проигрыша — собственная жизнь.

Посреди помещения стоял грубо сколоченный стол, на котором лежали кинжалы, пистолеты и мушкеты. Заговорщики, одетые в темные плащи, подходили к столу и брали оружие, их лица были скрыты под масками, но в глазах, блестевших в полумраке, читались решимость и предвкушение скорой победы. Они были разных сословий — от обедневших дворян до простых горожан, объединенных одной целью — свергнуть герцога и установить свой порядок.

Перед ними выступил Гражданин, человек невысокого роста, но с мощным голосом и горящим взглядом. Он поднял руку, призывая к тишине, и в помещении воцарилась гробовая тишина.

— Братья! — начал он, и его голос прокатился по подземелью, словно гром.

— Сегодня мы стоим на пороге новой эпохи! Долго мы терпели тиранию герцога, его несправедливость и жестокость! Наши семьи голодают, наши дети плачут, а он устраивает пиры и балы, не замечая наших страданий! Довольно!

Его слова встретили одобрительный гул. Заговорщики сжимали в руках оружие, их глаза горели негодованием.

— Мы больше не рабы! — продолжал Гражданин, его голос набирал силу.

— Мы — свободные люди Айзенберга! Мы имеем право на достойную жизнь, на справедливость и свободу! И мы возьмем то, что нам принадлежит по праву!

— Герцог обещал нам процветание, но принес только нищету и горе! Он обещал нам защиту, но оставил нас на произвол судьбы! Он обещал нам справедливость, но сеет вокруг себя только ложь и интриги! Довольно с нас лживых обещаний! — гремел Гражданин, и каждое его слово отдавалось эхом в сердцах заговорщиков.

— Сегодня мы начинаем новую жизнь! Жизнь без тирании и угнетения! Жизнь в свободном и справедливом Айзенберге!—

— За Айзенберг! За свободу! За будущее! — закричал он, подняв над головой кинжал, и толпа ответила ему единым грозным рыком.

Заговорщики бросились к выходу, их лица, освещенные факелами, казались искаженными фанатизмом и жаждой мести. Они были готовы на все, чтобы добиться своей цели. Надвигалась буря, и Айзенберг дрожал в предчувствии кровавой расправы. Воздух накалился до предела, наполнившись предчувствием неизбежного. Час расплаты настал.

Слова герцогини обрушились на Элизу ледяным водопадом, каждое слово — острая льдинка, вонзающаяся в сердце. Мир вокруг рухнул, превратившись в хаос из предательства, интриг и смертельной опасности. Спасти Рудольфа, предотвратить катастрофу — эти мысли пульсировали в голове, вытесняя ужас собственной обреченности.

— Эх, девочка, не в то время ты приехала в замок. Все уже началось, — голос герцогини, наполненный странным возбуждением, отражался от каменных стен, словно зловещее эхо. Она сидела в кресле, похожая на хищную птицу, готовую к броску, ее глаза горели фанатичным блеском.

— Наконец-то, — добавила она, словно говоря сама с собой, и резко повернулась к Элизе:

— Одно мне так и неясно, что связывает тебя с баронессой?

Элиза молчала, не в силах вымолвить ни слова. Мысли вихрем носились в голове, пытаясь ухватить хоть какую-то нить, связывающую ее с этой женщиной, с этим кошмаром, развернувшимся перед ней. Она смотрела на герцогиню широко раскрытыми глазами, в которых отражались ужас и недоумение. Что ей не хватало? Зачем она связалась с мятежниками?

Словно прочитав немой вопрос в глазах Элизы, герцогиня рассмеялась, резким, пронзительным смехом, от которого у девушки мороз по коже пошел.

— Всю свою молодость я растратила на этого старого герцога! Знаешь, каково это — ложиться с ним в кровать? Чувствовать его шершавые, морщинистые руки на своем теле? Его старческое дыхание? Это отвратительно! — Ее голос дрожал от едва сдерживаемой ярости.

— Я хотела соблазнить Рудольфа, хоть как-то скрасить свою участь. Но Рудольф… он оказался слишком благороден. Не поддался. Однажды, в поездке по Европе, я встретила… его. Гражданина. Он был молод, горяч. И он был революционером. Но его речи не особо увлекали толпу. Ему не хватало… денег. Только за деньгами пойдет толпа. И тогда у меня возник план.

Герцогиня встала с кресла и заходила по комнате, словно загнанный зверь.

— Я решила свергнуть герцога и захватить власть! — Она вновь рассмеялась, но на этот раз в ее смехе было больше безумия, чем торжества.

— Идиоты! Они думают, что-то изменится! На смену герцогу приду я, а они как были нищебродами, так ими и останутся!

— А знаешь, почему я тебе это рассказываю? — герцогиня остановилась перед Элизой, ее глаза блестели зловещим огоньком.

Элиза покачала головой, не в силах произнести ни звука.

— Ты умрешь. Сегодня или завтра… но это случится. И унесешь мою тайну с собой в могилу. Прямо сейчас происходит революция. Мы, несомненно, победим. Я продолжу править. Назову себя… королевой? Нет, королевы сейчас не в моде среди нищих. Назову себя… фрау Президент! И объявлю о создании Республики! — она вновь захохотала, ее смех отражался от стен, словно издевательский крик победителя.

— Да, твой милый Рудольф тоже умрет. Либо сегодня, в сражении… либо завтра, мы его казним. Так что не переживай, скоро вы с ним встретитесь… только в другом мире.

Герцогиня хищно посмотрела на Элизу и вышла, оставив ее одну наедине с мыслями, полными ужаса и отчаяния. Но где-то в глубине души тлел огонек надежды. Надежда на спасение, на чудо. Надежда на то, что она сможет изменить ход истории и спасти своего возлюбленного.

Тайна, словно ядовитая лиана, опутала стены Айзенберга, проникая в каждую щель, в каждое сердце. Слова, произнесенные шепотом, отражались в зеркалах замка искаженными тенями, а правда, скрытая за слоями лжи и предательства, грозила разрушить хрупкий мир, который так тщательно выстраивался веками. И в центре этого вихря стоял Рудольф, пытаясь удержать в руках нити судьбы, которые грозили выскользнуть и запутаться в непроходимый клубок.

Герцог, бледный и сломленный, сидел в своем кабинете, бессильно сжимая в руках зашифрованное письмо. Предательство жены, которую он любил больше жизни, стало для него сокрушительным ударом. Он смотрел на Рудольфа, своего сына, и видел в его глазах не только боль и гнев, но и решимость бороться до конца. Рудольф уже отдал все необходимые распоряжения, и теперь оставалось только ждать.

— Отец, — начал Рудольф, его голос звучал твердо и спокойно, — скажи, почему у дяди Генриха портрет матери Элизы висит над камином?

Герцог вздохнул, словно эта история была для него тяжелым бременем.

— Это старая история, сын, — проговорил он тихо. — Твой дядя был безумно влюблен в графиню Августу. Но она предпочла мезальянс с любимым… рыбаком, браку с нелюбимым герцогом.

— Рыбаком? — удивился Рудольф.

— Да, — кивнул герцог. — Старый граф Михаэль, отец Августы, был в ярости. Он лишил ее всех прав и наследства. Но в конце жизни, видимо, раскаялся и дал распоряжение восстановить детей Августы в правах. Граф Розенберг занимался этим вопросом. Он нашел Элизу, выяснил, что ее родители умерли, и позаботился о ее образовании и воспитании. Попросил приютить ее в Айзенберге до совершеннолетия. А чтобы не вызывать подозрений, устроил ее гувернанткой.

— Но почему ты мне ничего не рассказал? — спросил Рудольф.

— Когда я узнал, что Элиза — дочь Августы, я тоже навел справки, — продолжал герцог, не отвечая на вопрос сына.

— Дело в том, что твой дядя оставил завещание. Всё свое имущество он завещал… Августе. Поэтому мы не пользуемся его частью замка. Я поручил барону разобраться с этим делом. Он сообщил мне, что Августа умерла, но умолчал о наследнице. Тогда я распорядился передать все имущество Генриха его родной сестре… баронессе.

— Вот почему они так нервничали из-за приезда Элизы! — воскликнул Рудольф.

— Барон уже получил от меня распоряжение подготовить все необходимые документы для передачи имущества Элизе, — сказал герцог.

— Но, как выяснилось, барон уже растратил большую часть денег. Осталась только недвижимость.

Рудольф молчал, обдумывая услышанное. Слишком много лжи, слишком много секретов скрывалось в стенах Айзенберга. И он был полон решимости раскрыть их все, чего бы ему это ни стоило.

Ловушка захлопнулась. Холодный камень туннеля превратился в стены темницы. Гражданин, стиснув зубы, ударил кулаком по железной решетке, преграждающей выход, — звон металла раздался зловещим эхом в тишине подземного хода.

— Проклятье! — выругался он, оборачиваясь к своему отряду. — Мы в ловушке!

Десяток мужчин, вооруженных мушкетами и саблями, нервно переминались с ноги на ногу, их лица были бледны в мерцающем свете факелов. Они ожидали боя, штурма, а не этой тихой, давящей безысходности.

— Что теперь, Гражданин? — спросил один из них, крепкий мужчина с густой рыжей бородой. — Выход заперт.

— Я вижу, Жан, — процедил Гражданин сквозь зубы. — Герцогиня нас подставила. Вот стерва!

— Но она же говорила, что выход никогда не запирают, — растерянно пробормотал другой боец, молодой парень с испуганными глазами.

— Говорила, — с язвительной усмешкой подтвердил Гражданин. — Она много чего говорила. Думала, я не вижу ее игры? Наивная дурочка. Возомнила себя правительницей. После революции первой ее и казним.

— Но как нам теперь выбраться? — снова спросил Жан, его голос дрожал от нетерпения.

— Есть еще один выход, — ответил Гражданин, вспомнив слова герцогини о запасном пути. — Должен быть…

Он повернулся и быстрым шагом направился в глубину туннеля, его отряд поспешил следом. Через несколько минут они достигли другой железной решетки. Надежда мелькнула в глазах Гражданина, но тут же погасла — и этот выход был заперт.

— Дьявол! — взревел Гражданин, его терпение лопнуло. — Нас заперли, как крыс в капкане!

— Что же нам делать? — в голосах бойцов звучала паника.

— Хватит женских уловок, — рявкнул Гражданин. — Изначально мне не нравился план этой герцогини. Ворвемся в замок через главные ворота! Устроим настоящую бойню! Пусть покажут, на что способны!

— Но… нас же там ждут, — робко возразил Жан. — Стража…

— Тем лучше! — глаза Гражданина горели яростным огоньком. — Я давно мечтал о настоящем бое! Хватит прятаться в тени! Вперед!

И он решительно зашагал обратно, к главному выходу из туннеля, который, как он теперь понимал, вел прямо в пасть льва. Его отряд, воодушевленный решимостью своего лидера, последовал за ним, готовый сражаться до последнего вздоха. Воздух в туннеле накалился от напряжения и предчувствия неизбежной схватки.

Она восседала в кресле, словно на троне, выпрямив спину и гордо вздернув подбородок. Мысленно Иоганна уже примеряла корону Айзенберга, представляя, как блестит золото в ее темных волосах. Шум шагов за дверью вырвал ее из грёз власти. «Неужели все? Так быстро?» — мелькнуло в ее голове. Улыбка, сладкая и фальшивая, расцвела на ее лице. Она встала, готовясь встретить своего посланника, Гражданина, который должен был принести ей долгожданную весть об успехе их плана.

Но в комнату вошел не Гражданин. На пороге стоял Рудольф, его лицо было бледным, а в глазах читалось недоумение. Сердце Иоганны дрогнуло. Она не ожидала увидеть его здесь, не сейчас. План рушился на глазах, и ей нужно было действовать быстро.

— О, Рудольф! Как я рада тебя видеть! — воскликнула она, в голосе звучала фальшивая радость. Внутри же все сжималось от страха. Ее ум лихорадочно работал, ища выход из этой ловушки.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Рудольф, входя в комнату.

Иоганна поспешно спрятала руки за спину. «Нужно выкрутиться, придумать что-нибудь убедительное», — думала она, отчаянно цепляясь за ускользающую надежду.

— Эти… мерзавцы… похитили меня! Пытали! — выпалила она, стараясь придать своему голосу нотки ужаса и отчаяния. — Я чудом смогла сбежать!

Рудольф с неверием смотрел на нее. Он слишком хорошо знал свою мачеху, чтобы повестись на эту жалкую ложь.

— Прекрати свой цирк, Иоганна, — холодно произнес он. — Я знаю, что ты задумала.

Иоганна поняла, что блефовать дальше бессмысленно. «Нужно увести его отсюда, пока он не нашел Элизу», — мелькнуло у нее в голове. — «Иначе ей точно не отвертеться».

— Я требую разговора с герцогом! — твердо сказала она, хватая Рудольфа за руку и увлекая к выходу. — Это касается безопасности всего Айзенберга!

Ее голос звучал уверенно и властно. Она надежно скрыла свою панику за маской негодования, и Рудольф, замешкавшись на мгновение, позволил ей увести себя из комнаты. Каждый шаг отдавался в ее груди глухим стуком. Ставки были слишком высоки, и Иоганна знала, что это ее последний шанс выиграть.

Заговор раскрыт! Трон Айзенберга качнулся под Иоганной, а сладкий вкус почти обретенной власти превратился в горечь поражения. Но герцогиня не сдавалась — в ее арсенале всегда была пара тузов в рукаве, и она готовилась разыграть их с блеском заправской актрисы.

Луч света, пробившийся сквозь щель в ставнях, упал на стол, выхватив из полумрака изящный серебряный кулон. Сердце Рудольфа сжалось в предчувствии беды. Он узнал кулон — тот самый, что всегда носила на шее Элиза, говоря, что он достался ей от матери.

В голове пронеслась мысль: она здесь, в этом проклятом месте, полном тайных ходов и забытых подземелий. Не могла же она просто исчезнуть! Тревога, острая и жгучая, охватила его всего. Рудольф бросился к двери, в голове билась только одна мысль — найти ее, во что бы то ни стало.

Он прочесывал комнату за комнатой, с каждым мгновением все больше убеждаясь, что случилось непоправимое. Его зов эхом отдавался в пустых коридорах, усиливая чувство безысходности. Наконец, в самом далеком крыле, он обнаружил тяжелую дубовую дверь, ведущую в подвал. Оттуда веяло холодом и затхлым воздухом.

Спустившись по скрипучим ступеням, Рудольф зажег факел. Мерцающий огонь выхватывал из темноты облупившиеся стены, покрытые плесенью, и груды сломанной мебели. В самом далеком углу он увидел ее. Элиза лежала на холодном каменном полу, бледная и неподвижная.

— Элиза! — вскрикнул Рудольф, бросаясь к ней. Он осторожно поднял ее на руки, боясь даже дышать. Ее тело было ледяным, но он чувствовал слабое биение пульса. Жива!

Он поспешил к выходу, стараясь не споткнуться в темноте. Внезапно Элиза пошевелилась и открыла глаза. Ее взгляд был затуманенным, но в нем читалась тревога.

— Рудольф? — прошептала она слабым голосом. — Это правда, вы?

— Тише, тише, дорогая, — проговорил Рудольф, нежно прижимая ее к себе. — Все уже закончилось. Ты в безопасности.

— Я… я должна вам сказать… — начала была Элиза, но ее голос прервался судорожным вздохом. — Айзенберг… в опасности…

Рудольф с такой нежностью посмотрел на нее, что в других обстоятельствах Элиза бы покраснела. В его глазах были и любовь, и беспокойство, и невыразимое облегчение от того, что она жива.

— Все хорошо, — повторил он, гладя ее по волосам. — Тебе нужно отдохнуть.

Но Элиза была слишком измучена. Ее веки дрогнули, и она вновь потеряла сознание. Рудольф, прижимая ее к себе, поспешил выйти из темного подвала, оставляя позади мрак подземелья. Он знал, что им предстоит еще многое пережить, но сейчас главное было одно — Элиза жива, и он никогда больше ее не отпустит.