Яна покосилась на спидометр: стрелка едва доходила до восьмидесяти километров.
– Мы можем ехать и быстрее, – заметила она.
Ольховская бросила на нее быстрый взгляд и снова сосредоточенно уставилась на дорогу.
Режим движения ничуть не изменился, и Яна, выждав минуту, снова подала голос:
– Я и правда в порядке, давай поедем хотя бы сто?
Евгения ответила с легким сожалением:
– Не могу, слишком темно, и тормозной путь обязывает ехать с такой скоростью. Да и осталось-то всего ничего.
Яна замолчала, вспомнив, что временами сумасшедшие способны рассуждать весьма логично. По сути, девушка уже обдумывала отчет, который напишет для Егора по результатам сегодняшней поездки. «И все-таки, как бы поинтересоваться осторожно, есть ли у нее водительские права?»
– Приехали, – Евгения остановила машину в кромешной тьме.
– Это не Валгалла? Что здесь? – девушка с опаской посмотрела сквозь стекло: место казалось глухим, и было легко представить, как партизаны приводили сюда на расстрел пойманных вражеских солдат.
Вместо ответа Ольховская вышла из автомобиля, обошла его кругом, распахнула дверь и протянула руку Яне.
– Так трудно просто верить мне?
Яна посмотрела на ее руку, перевела взгляд на лицо – в неярком салонном свете оно показалось ей бледным и очень серьезным, – потом вложила свою руку в ее и честно ответила:
– Труднее, чем час назад, – при этом девушка воспользовалась предложенной ей помощью, чтобы выбраться из машины.
Луна опять зашла за тучи, но можно было рассмотреть силуэт большого холма на фоне темного неба – к нему и направилась Евгения, не выпуская руку девушки из своей сухой горячей руки. Пройдя несколько шагов, Яна почувствовала что-то вроде куража, подрастающего на дрожжах любопытства. «С чего я вообще взяла, что надо бояться? Если бы она хотела меня убить, то могла бы давно это сделать. Потом, я ей нравлюсь… то есть, ей нравится, как я работаю, так зачем же убивать хорошего сотрудника?», – девушка уже с интересом следовала за Евгенией, поражаясь, как точно она передвигается в кромешной тьме среди кустарников и деревьев. Сначала под ногами у них была твердая тропинка, но потом она кончилась, и Яна вскоре поняла, что они огибают холм.
Внезапно Ольховская остановилась, и ее спутница пребольно ударилась подбородком о жесткое плечо.
– Извини, – одновременно произнесли они, расцепляя руки: Яна – чтобы потереть ушибленное место на своем лице, Евгения – чтобы… сделать то же самое.
– До свадьбы заживет, – бодро заметила она.
– Надеюсь.
Ольховская хмыкнула, но затем очень серьезно сказала:
– Яна, я сейчас схожу на минутку, предупредить, что мы пришли, а потом уже вернусь за тобой, хорошо?
– Что? Нет, чего же тут хорошего?
Весь кураж слетел с девушки, и она почувствовала себя беспомощной собачонкой, привезенной глухонемым дворником на середину реки и наблюдавшей, как его неумолимая ручища тянется к ней, чтобы бросить в черную быстрину. Но Евгения, к счастью, глухой не была, и Яна бросилась убеждать ее:
– Я пойду с тобой, могу на пороге постоять, за твоей спиной, пока ты договариваешься о приеме!
«На каком пороге, что я несу? Здесь могут обитать только леший и русалки, а у них на дереве точно нет порога», – одновременно думала она.
– Ян, это всего на минуту.
– Нет!
Девушка снова сцепила их руки и, словно закрепляя этот жест, снова уверенно повторила:
– Нет, ни за что.
В темноте было не понятно выражение лица Ольховской, зато явственно слышен ее разочарованный вздох.
– Ну ладно, трусишка, пошли… Надеюсь, ей ты тоже понравишься.
Обрадовавшаяся было Яна снова замерла при этой последней реплике, но рука властно тянула ее вперед, и было лучше подчиниться, чем остаться здесь, в этой сумрачной плотной тьме, так походящей на декорации ее кошмаров.
Они прошли шагов двадцать, и пейзаж значительно изменился: деревья стали еще гуще, а склон холма теперь оказался совсем близко – справа от них.
– Я войду первая, ты следом, и ничего не говори, если тебя не спросят, хорошо?
Яна выслушала этот торопливый шепот, и, хотя ничего не понимала, кивнула.
– Хорошо? – переспросила ее Евгения, больно сжимая ее ладонь.
– Да, хорошо, – отозвалась Яна, сообразив, что жесты в этой темноте бесполезны.
Она услышала, как Евгения перевела дыхание, и почувствовала, как рука тянет ее вправо. Они обогнули какой-то камень, прошли еще несколько шагов и остановились вплотную у тени холма. Здесь Евгения осторожно разжала пальцы, отпуская ладонь девушки, но та моментально, не отдавая отчета, уцепилась обеими руками в подол ее одежды и с трудом удерживалась, чтобы не прижаться к ней еще теснее. Холодная мутная жуть наползала в сердце Яны от этой наполненной приглушенным шуршанием, таинственными похрустываниями и свистящими шелестами ночи.
Евгения сделала несколько шагов прямо в холм, осторожно раздвигая не то какие-то ветки, не то веревки, которые слегка ударяли Яну по плечам, пока она кралась следом, стараясь попасть в ритм шагов впереди идущей девушки. Звуки леса постепенно исчезали, над головами – не разглядеть на какой высоте – сомкнулся свод. Сначала Яна ничего не видела за спиной Евгении, к тому же, она пыталась как можно ближе к ней держаться, но потом за ее силуэтом вдруг стал различим тусклый свет. Евгения остановилась, и наступила полная тишина, в которой Яна различала лишь гулкие частые удары своего сердца. «Кому именно я должна понравиться, какой такой ей? – запоздало подумала девушка. – Что, если это гигантская прожорливая паучиха? Кто еще может обитать в этой норе? И что будет, если я ей не понравлюсь?»
Яна испытала очередной за этот вечер приступ паники, но оставшийся позади нее темный враждебный лес казался еще более жутким, чем ожидающая впереди неизвестность, поэтому она замерла на месте, стараясь выровнять сбившееся дыхание. Ее безумно колотящееся сердце едва не пробило грудную клетку, когда она услышала низкий скрипучий голос:
– Я вас ждала. Проходите.
Евгения сделала шаг в сторону, и Яна тут же зажмурилась от хлынувшего в глаза света. Хотя он не был ярким, но после ночной тьмы, где они так долго блуждали, все же ослеплял. Девушка быстро открыла глаза, одновременно уже привычным жестом находя руку босса. Евгения молча стояла рядом и, когда Яна вцепилась в ладонь, успокоительно погладила ее пальцы.
Свет исходил от причудливой формы лампы, стоявшей прямо на полу перед ними. За лампой угадывалась какая-то темная фигура, но, даже напрягая зрение, кроме контура, рассмотреть Яне ничего не удалось. Силуэт тем временем пошевелился, и маленькая темная сморщенная кисть неуловимыми быстрыми манипуляциями заставила лампу светить сильнее. Усилился и запах сухих трав, которым было словно пропитано помещение. Девушка снова невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, то свет бил ярче и выше, и лампа чуть раскачивалась, обхваченная все той же высохшей рукой.
– Та-а-ак…Ну-ка… Чудно-о-о…
От этого скрипучего бормотания Яна вздрогнула и еще сильнее сжала пальцы Евгении, но та, не обращая на нее никакого внимания, вступила в диалог с загадочным существом:
– Скажешь что-нибудь?
Несколько секунд ослепительного света, направленного Яне прямо в лицо, потом огонь сместился ниже – на ее плечи, после чего лампа неожиданно вернулась в исходное положение – на земляной пол.
– Не так быстро… Пройдите, сядьте.
Евгения сделала шаг вперед, а Яна – вбок, после чего обе остановились, и потребовалось какое-то время, прежде чем они, держась за руки, прошли вглубь и уселись на покрытые серой мешковатой тканью возвышения.
Их было по-прежнему трое, и, рассевшись, они являли собой некий треугольник, на остром конце которого сидела Евгения, а по бокам от нее и напротив друг друга – Яна и незнакомка. Стоящий посередине этого треугольника фонарь разливал умеренный спокойный свет, как и в момент их появлении в этом странном помещении, но теперь Яна смогла рассмотреть хозяйку подземелья.
Это была пожилая невысокая женщина, с мелкими невыразительными чертами лица, с покрытой платком или шалью – в полумраке не разглядеть – головой. Ее темные сморщенные руки шевелились, будто перебирая невидимые четки, а поразительно молодые голубые глаза неторопливо обращали свой взор то на Евгению, то на Яну и, казалось, были перенесены на это некрасивое старушечье лицо в результате искусной операции.
Фонарь рассеивал тьму метра на два: было видно, что подземное помещение там не заканчивалось, но нельзя было определить, как далеко оно простиралось. Как ни странно, почему-то именно здесь ощущение пустоты, с прошлого утра застрявшее в груди Яны, совершенно покинуло ее. Она бездумно смотрела в яркие голубые глаза незнакомки, переводила взгляд на профиль Евгении и чувствовала, что больше ничего страшного с ней сегодня не произойдет. И воцарившееся молчание показалось ей необременительным и успокаивающим.
В подземелье пахло мятой, тмином и чем-то еще, тем неуловимым пряным разнотравием, от которого кружится голова в лугах у непривычного к деревенскому воздуху человека. Девушке померещилось какое-то движение на полу, она посмотрела вниз, и на какой-то миг на кромке ее взгляда возник вращающийся серебристый клубок, но стоило ей всмотреться внимательнее, и он тут же пропал, как исчез и любой намек на движение. Яна посмотрела на огонь, но понять его природу не смогла: за стеклом огонек казался живым, но ни запаха копоти, ни дрожания, свойственного живому пламени, она не приметила.
Долго еще продолжалось молчание, и долго ощущала на себе девушка пытливый взгляд голубых глаз, только не было ей от этого ни досадно, ни странно, словно свершалось то, что и должно было, и, значит, нужно было тихонько посидеть и чего-то подождать.
– Всё так, как ты увидела, – произнесла, наконец, незнакомка, переводя взгляд на Евгению.
– И что это значит? Что предпринять? – немедленно отозвалась та напряженным голосом.
Старуха чуть усмехнулась, и тихо ответила:
– Это уж тебе решать.
Яна слышала их диалог уж словно издалека, ее веки слипались, и на какое-то время она совсем выключилась, а когда, с усилием стряхивая с себя сон, попыталась уловить хотя бы тень смысла в этом странном разговоре, то слова показались ей и вовсе нереальными, точно перенесенными из страны сновидений:
– Нет, уже поздно. Теперь только так: и кровь прольется, и люди погибнут.
– Что же сделать?
– Правда. Только правдой можно остановить.
– О чем должна быть правда?
– Это только сам человек может знать. Правда о самом сокровенном.
Яна глубоко вдохнула успокоительный запах сухих трав, а потом почувствовала, что ее существо словно раздваивается: одна половина так и осталась сидеть под пристальным взглядом ясных голубых глаз, а другая покорно позволила чьей-то знакомой и уверенной руке вывести себя из глубины холма в темный лес, затем на тропку к обочине и усадить в машину.
– Что за черт? – эти слова Яна сказала с раздражением, хлопая заспанными глазами и потирая сведенные мышцы шеи.
Девушка осмотрелась, выпрямляясь в сидении и все больше раскрывая от удивления глаза. Они по-прежнему ехали с Евгенией в ее автомобиле, и прямо перед ними, за виднеющимися в небольшом отдалении крышами многоэтажек, всходило алое солнце.
– Проснулась? Как раз вовремя, через десять минут доставлю тебя к дому.
Голос босса звучал вполне обычно, точнее, обычно для той новой Евгении, с которой помощник познакомилась этой странной жуткой ночью: ласково-хулиганисто.
Яна крепко зажмурилась, прижала ладони к вискам и попыталась собрать воедино воспоминания о прошлой ночи, но это оказалось непросто, словно они были сотканы из той же непрочной материи, из которой шьют сновидения. Хорошенько подумав, она нерешительно спросила:
– Кто она?
– О ком ты?
– У кого мы были этой ночью?
Девушка настороженно посмотрела на своего босса, но лицо Евгении, немного бледное и утомленное, выражало только абсолютное спокойствие, и это выражение не изменилось, когда она начала говорить.
– Послушай, мы сегодня обе очень устали. Давай обсудим всё позже.
– Как ее хотя бы зовут?
Евгения бросила неодобрительный взгляд на девушку, но затем так же спокойно ответила:
– Ну, допустим, ее зовут Таисия.
– А почему она…
– А вот на все другие твои вопросы я, правда, отвечу позже. В том числе и потому, что мне самой надо о многом подумать, – с этими словами Евгения остановилась перед подъездом, выключила зажигание и внимательно посмотрела на своего помощника.
Девушка чувствовала себя непривычно растерянной, и Евгения, видимо, почувствовав это, мягко провела пальцами по ее руке, одновременно успокаивающе говоря:
– Яна, всему свой черед, и я обещаю, что мы поговорим об этом. И спасибо, что при всей необычности ситуации ты доверяла мне. Доверие – благодать неиспорченных душ.
– Так это было что-то вроде экзамена? – девушка пристально взглянула в глаза Ольховской, но в их изумрудной глубине, как всегда, было ничего не разобрать.
– И да, и нет. Мы поговорим обо всем потом.
Яна с неохотой кивнула и, выбравшись из машины, пошла к дому. В ее голове было много хаотичных мыслей, но одно она знала точно: никакого отчета о событиях этой ночи Егору читать не доведется. По крайней мере, сейчас. Пока Яна сама не разберется во всей этой чертовщине.