Кажется, где-то хлопнула дверь. Но это было или очень далеко, или вообще только почудилось, поэтому лодочка сна, чуть покачиваясь, продолжила нести Яну дальше вдоль освещенных солнцем изумрудных берегов. Раздавшийся скрип и звук шагов еще больше закачал эту лодочку, и девушка неосознанно улыбнулась, балансируя на приятной грани сна и пробуждения. Но через какое-то время шаги послышались совсем близко, дверь медленно, с противным, разрывающим в клочья остатки утреннего сна, скрипом, распахнулась, и Яна открыла глаза, чуть приподнимая голову с подушки. Она тут же снова их закрыла, потом открыла, потрясла головой, но это не помогло изменить увиденное: через порог спальни, немного нелепо, ползком, перелезал огромный медведь с низко опущенной мордой.
Взвизгнув, Яна мгновенно выхватила из-под головы подушку и запустила ею в нежданного гостя. Послышалось странное рычание, но, после секундной задержки, неуклюжее наступление продолжилось. Девушка, не в силах оторвать взгляда от опущенной головы с приглаженными ушами, не глядя потянулась к столику и судорожно сжала первый попавший в руку твердый предмет. «Бутылка… жаль, что пустая», – успела подумать Яна, с максимальным усилием посылая ее в морду вновь зарычавшего зверя.
Ее действие привело к неожиданному эффекту: рычание перешло в тонкое поскуливание, затем медведь очень отчетливо сказал «Ай!» и завалился на бок, при этом теряя шкуру.
– Какого дьявола ты вытворяешь?! – воскликнула Яна, заметив, к своему негодованию, под свалявшейся шкурой знакомый полосатый свитер и рыжие вихры.
– А ты что вытворяешь? У меня эта шишка теперь месяц не заживет, – Панин держался за голову, все еще лежа на боку и болезненно закатывая глаза.
– Так тебе и надо! После встречи с настоящим медведем… после грозы и всех этих ужасов… еще и ты… – девушка осуждающе качала головой, не испытывая ни капли сочувствия к шутнику. – Я думала, ты мне друг, но, видимо, ошибалась, – сухо закончила она.
Сергей поднял голову и испуганно посмотрел на нее.
– Ян, не сердись, я думал, вы сразу поймете, что медведь ненастоящий… Смотри, да у него прямо на морде огромные стежки красными нитками, видишь?
Девушка чуть вздрогнула, услышав близко – почти у своего уха – голос Евгении.
– Сереж, а ты где этого мишку взял?
Она спросила это ласково, но хорошо знавший ее Панин отчего-то совсем сник и еле слышно ответил:
– В соседней спальне… у камина.
– А теперь представь, у скольких пар был романтик на этой медвежьей шкуре… хм… у камина.
Сергей пару секунд потрясенно смотрел на нее, а потом с омерзением отбросил подальше от себя шкуру и неуверенно привстал с пола на коленках, вытирая ладони о джинсы.
– Нет-нет, будь добр, верни ее на место, – приказала Яна, заметив, что Панин, так и не поднимаясь с коленок, озирается в поисках пути к отступлению, и потом с нескрываемым злорадством наблюдала за его унылой физиономией, когда Сергей, не поднимая глаз, выходил вместе со шкурой из комнаты.
– Как ты?
Услышав вопрос, девушка впервые за утро повернулась к Евгении. Та пристально рассматривала трещину на потолке, заложив одну руку за голову. Яна прислушалась к себе и неуверенно ответила:
– А знаешь, хорошо. Голова, как ни странно, не болит. И вообще ничего не болит… Только… кажется, я плоховато помню вчерашний вечер… например, как разделась и легла спать. – Яна помолчала, пытаясь сосредоточиться, но изрядный кусок вечера словно был стерт из памяти огромным зеленым ластиком. – Надеюсь, я не буянила? И не орала матросских песен?
– Нет, – Евгения загадочно усмехнулась и стала выбираться из постели.
Девушка, сильно озадаченная своей алкогольной амнезией, машинально наблюдала за тем, как ее босс расчесывает растрепанные волосы, как выбирает из груды сваленных в угол вещей свою одежду, и чувствовала, что могла забыть что-то важное.
Евгения, тем временем, оделась, подобрала с пола брошенную бутылку и подошла, чтобы поставить ее на стол.
– Что это? – спросила Яна, когда поверхности стола и бутылки почти соприкоснулись.
– Где? – Евгения повернулась к ней, замерев с бутылкой в руках.
– Поставь и повернись, – сказала помощник, приподнимаясь в кровати. – Вот здесь.
Евгения, наконец, рассталась с бутылкой и странно вздохнула, когда пальцы девушки коснулись ее кожи чуть ниже ключицы. Она подошла к зеркалу, потом, ни слова не говоря, снова вернулась к груде одежды и начала что-то сосредоточенно в ней искать. Яна с возрастающим недоумением наблюдала, как она стягивает в себя свитер и меняет его на водолазку, а потом снова возвращается в угол комнаты и продолжает копаться в куче вещей.
– Держи. Тебе должно подойти.
Девушка растерянно смотрела на синюю мужскую рубашку, которую протягивала ей Евгения, и ничего не понимала.
– Она, конечно, красивее вчерашней клетчатой, но, может, оставим хозяину пару чистых вещей? – робко возразила Яна.
– У клетчатой нет двух верхних пуговиц. Или трех. Поэтому придется еще немного злоупотребить гостеприимством. Не волнуйся, я оплачу хозяину весь ущерб.
Яна хлопала ресницами, но Евгения, видимо, не была намерена ничего пояснять.
– Подожди… У меня там что, тоже… м-м… красные пятна?
Евгения молчала, отведя взгляд в сторону, поэтому девушка выпрыгнула из постели и подбежала к зеркалу.
– Ничего себе, – выдохнула она. – А что случилось? Комары? И почему мы не закрыли окно? Зачем мы его вообще открыли?
– Одевайся. Я пойду вниз, – сказала Евгения и вышла из комнаты.
Яна снова присела на диван и зажмурилась, прижав пальцы к вискам. Но все ее попытки восстановить события вчерашнего вечера вызвали только колыхание зеленого тумана, в котором девушка рассмотрела еще чьи-то сияющие глаза и услышала, как кто-то несколько раз подряд назвал ее имя.
Когда она спустилась по скрипящей винтовой лестнице на первый этаж, за круглым столом уже расположились Карпов, Евгения, Панин и еще какой-то неизвестный, заросший бородой тип в болотных сапогах. Алекс застрял у холодильника, видимо, силой мысли пытаясь материализовать в нем что-то более существенное, кроме печенья и яблок.
Яна быстро умылась и успела разделить скудный завтрак с коллегами. Мужик в болотных сапогах к тому времени уже вышел на улицу. Им оказался не хозяин дома, как подумала сначала девушка, а вчерашний спасатель дядя Федя, кроме лодки, обладающий к тому же поистине бесценным для лесных дорог уазиком-«буханкой» – на нем они с Паниным и приехали из деревни за отбившимися «световцами».
– Ну что, будем собираться? – предложил голодный Алекс.
– Еще пять минут, – пробормотал Карпов, допивая чай и с сожалением посматривая на стоящую рядом пустую банку из-под варенья.
Панин промолчал, опасливо косясь на девушек. Здоровенная шишка уже проступала на его лбу, и он то и дело касался ее, безуспешно пытаясь прикрыть короткими волосами.
Евгения поднялась из-за стола, и помощник поспешила ее догнать. Яне было не по себе от подозрения, что она могла наговорить накануне лишнего и к тому же напрочь забыть об этом. Они вышли на крыльцо. Дядя Федя возился в машине, расположенной за забором, похоже, чистил и готовил салон для своих пассажиров. На травинках, окаймлявших дорожку, еще блестела роса, а воздух источал неповторимую утреннюю свежесть и аромат хвои. Яна с наслаждением сделала несколько глубоких вдохов, украдкой посматривая на своего босса. Все-таки Евгения казалась ей сегодня немного странной, непривычно тихой. Вот и сейчас она помалкивала, рассматривая красиво уложенную поленницу.
– Я точно вчера не буянила? Может, ругалась как сапожник? – осторожно спросила Яна. – Обычно я не пью в таких количествах, поэтому даже не представляю, как это могло повлиять на меня.
Евгения отрицательно покачала головой, все с той же загадочной усмешкой.
– Тогда скажи, что я сделала, что ты и смотреть на меня не хочешь? – напрямую спросила ее помощник.
– Я смотрю, – возразила Евгения и действительно пару секунд смотрела ей в глаза.
Яна почти задохнулась от необычности своего ощущения после этого взгляда. В нем скользила неосознаваемая ею до сих пор глубина, и промелькнуло что-то еще, пока не очень понятное, но взволновавшее ее.
– Так ты вообще ничего не помнишь? – поинтересовалась Евгения, снова отворачиваясь.
– Помню, что пили абсент… Я рассказала тебе о своем… о… «правде». Да, кстати, а ты мне – нет! Или я забыла? – спохватилась девушка.
– Пока нет, но расскажу, – кивнула Евгения. – Помнишь что-нибудь еще?
– Последнее, что я помню – ты мне хотела предложить… не помню, что именно, или ты не сказала, – нахмурясь, старательно вспоминала Яна и удивленно посмотрела на Евгению, услышав ее короткий смешок.
– Ну… в общем, да, – сказала та, усмехаясь.
– Так что ты мне хотела предложить?
– Я думаю, нам стоит отложить этот разговор… еще на какое-то время. После того, что у нас было этой ночью, ты можешь неправильно воспринять мое предложение.
Яна смотрела на усмехающуюся Евгению, и удивление в ее глазах на короткое время сменилось осознанием, а оно – еще большим удивлением.
– А что у нас было? Подожди… Это что, я тебя… ну, так, что следы? – она почувствовала что краснеет. – Ах вот почему губы так болят… Но постой, тогда получается, что это ты меня… – девушка замолчала, еще не в силах поверить, что ее догадка верна и, самое главное, что она ничегошеньки не помнит о случившемся.
– Ага, – весело ответила Евгения.
– Но я же абсолютно ничего не помню… – с досадой сказала Яна. – Ну, и как я? О, лучше не отвечай… Вот черт…
Евгения уже открыто смеялась над окончательно смутившимся помощником. «Эту женщину забавляют очень странные вещи… Знай я об этом раньше, анекдоты как способ ее рассмешить отпали бы еще в полуфинале», – подумала девушка, продолжая испытывать досаду и на Евгению, которая все еще слегка улыбалась, и на себя.
– Ян, только не надо делать из всего трагедию. Был длинный изматывающий день… Мы выпили, расчувствовались… наверное, обе чувствовали себя одиноко, – Евгения больше не смеялась и, видимо, тщательно подбирала слова, внимательно глядя на помощника. – Это ведь не помешает нам быть друзьями?
– Конечно, – не раздумывая, ответила Яна.
И лишь сказав это, она осознала, что нечаянно добилась поставленной Егором задачи, что Ольховская, то ли из-за ее пьяных откровений, то ли из-за этой ночи или предшествующему ей дню, на самом деле считает ее своим другом. «Мы стали ближе, и неважно, каким способом. Главное, что теперь она доверяет мне», – подумала девушка и, наконец, тоже улыбнулась.