Свет твоей улыбки

4

Бесит. Реально бесит! На общих встречах проявляла инициативу. Несколько раз подсовывала Зукаеву нужные документы. Он даже не смотрел в мою сторону. Пару раз мне сама Матренушка шепнула — закрой свой рот. И какие из этого могла выводы сделать? Вся верхушка в сговоре. Из-за частого отсутствия генерального творится полный беспредел.

Ну а теперь вопрос стал ребром. Матрена общалась с начальником охраны. И подозрительно в мою сторону посматривала. Да, рыльце мое в пушку. Еще при устройстве на работу сделала неверный шаг.

Сабуров оставил меня на своем месте до полного разбирательства этого мутного дела. Черт. Вляпалась называется. Если это так важно, почему раньше никто не разбирался?

Меня не отстранили. Хотя вопрос об этом уже поднимали. Так просто я могла быть услышана? Добиться аудиенции, и все? Ох, чует моя задняя часть ниже спины, не все так гладко.

Все руководящее окружение Сабурова его друзья. Или кто они? Однокурсники. Сослуживцы? Иногда жалею, что не слушаю сплетни. Поспрашивать некого. Не к Матрене же идти. Давно всех от себя разогнала. Даже кофе в одиночестве пить приходиться. Сабуров. Сабуров! Из головы теперь не выходит. Почему он такой уставший? Болен что ли. Этот его взгляд. Тени под глазами. Где я его видела?

А с другой стороны, даже мысли его читать не нужно. Он в шоке. И не особо рад происходящему. Естественно, ему проще всех оставить сухими, а меня утопить. Легко так и не принужденно.

Домой неслась в предчувствии новых открытий. Когда-то пришлось отрубить связь с прошлым, с домом, семьей. Просто уйти. Без оглядки. И из этой фирмы уйду так же. Без сожалений. Но правды добьюсь. Если Матрена причастна, то пусть она и отвечает.

Из маршрутки чуть в лужу не свалилась. Торопилась домой. Вчера приходила милая молодая девочка. И слезно просила помочь вернуть воспоминания. Фотографии. Сильно потертые временем. Ее прабабушка и прадедушка. В те времена много экземпляров фото не делали.

Трещины, заломы, и серьезные потери изображения. Вечер провела в своей любимой лаборатории. Недавно открыла ее для себя. Ребята, с кем учились на художественном факультете, открыли фотостудию. И при этом организовали лабораторию по реставрации. Конечно, для серьезных заказов возможностей мало. В музее реставрировали картины. Старинные полотна. Здесь же лишь мелкие изделия приходилось возвращать к жизни. Сейчас доступны современные цифровые технологии. И это очень интересное направление.

Кое-какие штрихи доделывала дома. Отвлеклась от происходящего на работе.

Сварила куриный супчик. Включила сериальчик. Жизнь продолжается. Но кто знает, как будет дальше. Я совсем одна в этом большом городе. Когда-то сбежала из деревни. От родителей. Не смогла жить в болоте прошлого кошмара. Боль, потеря. Одиночество. Там не на что было рассчитывать. Николай. Его лицо почти стерлось из памяти. Помню лишь смех. Когда кружил меня на руках и смеялся. Хорошо же помнить только светлое о тех, кого нет. Уже не грустно от воспоминаний. Лишь тоскливая нега греет душу. И тянет сердце.

Вздрагиваю от звонка в дверь. Телефон молчит. Никого не жду. Соседи? Есть тут буйная тетка, никому не дает покоя. Но она тарабанит сначала в потолок, а затем в дверь. А тут звонок. Я в коротких шортиках, маечке. Фартучек с мухоморами. И половник в руке. Собиралась супчик налить в тарелку.

Подхожу к двери. Домофон в подъезде есть. Скорее для общего фона. Дверь все равно всегда открыта или просто сломана. Глазка на моей двери нет. Вообще само полотно сплошная насмешка, тончайшая фанерка. Открываю. И блин замираю. Каменею даже правильнее сказать.

Половник выпадает из руки. Но его подхватывает мой неожиданный гость. Сабуров. Собственной персоной.

Подшофе. От него пахнуло ароматом алкоголя. Дикая смесь. Его собственный запах кожи, аромат мужского парфюма. Он входит в квартиру без разрешения. Вручает мне половник. И бутылку виски.

— Симпатичные мухоморчики. Где тут руки помыть? Чем угощать будешь?

— Не совсем те вопросы, которые меня волнуют. Вы заблудились, Иван. Сергеевич?точно. сбились с курса!

— Дерзишь начальнику. Вернее, начальнику твоего начальника! — приближает ко мне свое лицо, сердце ухает в район горла, а потом резко вниз, — Иван. — голос Сабурова превращается в мягкую патоку, — Или Ванечка. Как тебе нравится, Юленька. Мы же не на работе.

— Правильно! Не на работе. Это моя квартира. Не закусочная. И я не пью крепкие напитки. И в моей квартире лишь один начальник. Я.

Остается лишь догадываться, насколько сильно этот нежданный гость зол на мою персону. И злость его больше похожа на отчаяние. Явиться к подчиненной, которую он собирался засудить, не входило в его планы. И точно Сабуров не мечтал выкинуть из своей жизни всех тех, с кем прожил свои лучшие годы. Засудить? Брр! Суд для меня это хуже любой казни! Всеобщее оправдание и взгляды чужих людей. Ладошки аж вспотели. Постараться быть поласковей? Может, есть шанс все остановить или исправить?

— Квартира? Громко сказано! Это помещение сложно назвать квартирой. — ну и пусть моя квартира лишь студия. Зато моя. Каждый уголок, тараканы и звуки за стенами. Здесь все мое. Катился бы в свой роскошный особняк, или где он там проживает. Сюда его никто не приглашал! Но эти мысли слова проглатываю. Растягивая на лице улыбочку.

— Суп сварила. Будете? — еще с детства поняла, что спорить с пьяными пустое занятие.

— Будешь, — бубнит себе под нос. Исправляет меня. Но говорить с ним на «ты» язык не поворачивается.

Руки в карманах брюк, осматривается. Заглядывает в маленький отсек, где и расположена душевая кабина. Раковина только в кухонном углу. Там же рядом на плитке кипит мой супчик. Выключаю. Отхожу к окну. Окно в моей квартирке огромное. Низкий подоконник приспособила под очень удобное сиденье. По вечерам очень круто пить чай и смотреть на ночной город. Хотя дом напротив сложно городом назвать.

Нежданный гость мой молчит. Впитывает то, что видит. Считает? Могла ли такая нищебродка ободрать его крутую компанию.

А он гораздо худее, чем я думала. Высокий и худощавый. Но размах плеч и ладони широкие.

— Ваня. Так да? — его появление здесь это словно шутка. Сабуров вообще не вяжется с этой обстановкой. Но на мой тон беспечной девицы отзывается.

— Именно. — закатывает рукава своей темно- серой рубашки. А у меня сердце останавливается. Смуглая кожа. Слегка покрытые порослью. Рубашка уже без галстука и расстегнута сверху. А у меня появилось желание к нему прижаться. В принципе он кажется нереальным. Точно. Это сон. Сабуров на моей кухне? Это что за бред.

— Присаживайся, Юленька. Ты готовила, я поухаживаю.

— Вы… ты. Ванечка. — копирую его интонацию, — на меня страх нагоняешь? — нормального стола у меня нет. узкая небольшая стойка. Я ее разыскала на мусорке. Рассказать бы кому. Генеральный директор за помойным столом. Сейчас, конечно, это роскошная часть скудного интерьера. Покрытая лаком.

— Ну что ты, милая, — ставит передо мной тарелку с супом. Наливает себе. — есть проблемка. И решить, ее можешь только ты. — замечает резные ножки, — красивая вещица.

Он начинает есть. И с таким аппетитом. Достаю из холодильника сметану. Нарезаю хлеб со злаками. Руки слега трясутся. Понимаю. Что кушать сама не хочу. В горле суп застрянет.

— Вкусно то как. Сто лет не ел нормальной еды. Ешь скорее. — пришлось сделать, как говорит.

— А вы… ты не выглядишь сильно голодным.

Он усмехается. И смотрит так из-под бровей. Глаза зеленые сияют как молнии. Прошибают мое существо. Я стою. А хочется бежать.

— Голодовку не объявлял. Просто питаюсь по скудным ресторанчикам.

— А ну да. Помню наши пирушки на фирме. Сплошные фуа-гра и мраморная говядина.

— Юленька, не могу же я на сотрудниках экономить. — вытирает рот салфеткой. Встает. Смотрит на меня сверху вниз. А меня странно так подвыбешивать все начинает. Его обращение. Это ласковое «Юленька». Никто меня так никогда не называл! Ник постоянно звал меня Юка. Да. Я его Ник. Он меня Юка. Смешно. Но из его уст это звучало очень интимно и ласково. А «Юленька» для меня лично плохо воспринимается на слух. Как издевательтсво.

— Мое имя Юля. Юлия. Не Юленька, Иван Сергеевич! — грозно смотрю в его глаза. Улыбается. Откровенно так дергает верхней губой. И снова ко мне свое лицо приближает. Боже! Какие у него глаза. Словно нарисованные. И эти морщинки в синеве под глазами. Он словно прожил гораздо больше, чем свои годы. И снова его вопрос сбивает с толку.

— А компот будет? — отвлекает. И на мои претензии не отвечает. А в горле пересохло. И сказать нормально ничего не могу.

— Нет. Есть сок. Свежевыжатый. Апельсиновый. — сама подхожу к холодильнику.

— Отлично. Вискарик?

— Здесь вы его пить не будете. — наливаю в стакан сок и протягиваю ему.

— Кто мне запретит? — обхватывает длинными пальцами бокал. Вместе с моей рукой. Поднимает и пьет. Вижу, как движется его кадык. Капля сока стекает по подбородку. Сглатываю. Забирает бокал. Я медленно оседаю на стул. Он споласкивает бокал. И аккуратно ставит на мойку. Подходит. Встает очень близко. Мое лицо практически упирается ему в живот. И этот его мужской вкусный аромат теребит мои рецепторы. — Так кто мне запретит, Юленька?

— Я, например. — встаю. И получается так, что вдоль его тела поднимаюсь. Он очень близко. Снова руки в карманах. Не касается. Но весь его облик словно обволакивает. Подавляет. А спрятаться негде. И выгнать его не осилю.

— Вы протрезвели? Может, пойдете своей дорогой. С кем не бывает, по пьяни заблудился…

Договорить не дает. Шаг. Неотрывный обмен взглядами. Целенаправленно пришел. А пил потому, что хреново? Устал? Капец, как его колбасит.