Свет в ночи

3

Бриджет положила руку на телефонный аппарат. Сидя в кухне, она смотрела на медные кастрюли и тазы, подвешенные к балкам. Мраморные доски кухонных столов, выстеленные керамическими плитками, поблескивали, и их водянистая голубая глазурь напоминала об озере, шептавшем мелкими волнами неподалеку. Перед ней тянулась сосновая поверхность обеденного стола — пустого, если не считать телефона. Она отметила отсутствие пепельницы, которую прежде автоматически поставила бы рядом.

Она отбивала тихую дробь по старому черному аппарату. Часы показывали четверть первого. Она обещала Бену, что не станет звонить.

У них обоих с правдивостью не слишком хорошие отношения.

Страшно томясь по сигаретам, она прошла к негромко гудящему холодильнику и достала оттуда морковку. Когда она уходила, Бен беспокойно спал. Прижавшись щекой к прохладной дверце холодильника, она вспомнила остаток вечера.

Когда Бен закончил обрабатывать рану, он окликнул ее по имени. Она оторвала лоб от гладкой поверхности зеркала в ванной и вернулась в спальню. Там пахло спиртом и потом.

— Пациент все еще жив, — пошутил он.

— А вот медсестра показала себя не с лучшей стороны.

— По-моему, она прекрасно справляется.

Бриджет постаралась отнестись к его комплименту как можно спокойнее. Его стойкость уже произвела на нее глубочайшее впечатление. Он не только избавил ее от необходимости смотреть, как он терпит такое, что и наблюдать-то нестерпимо, но и от неловкости, которую она испытала бы, если бы ей самой пришлось снять с него шорты. Его смуглая рука с сильными пальцами сейчас напряженно сжимала простыню, которую он натянул себе на живот. Из-под нее высовывались голые ноги.

Бриджет нагнулась, чтобы собрать ворох мокрой одежды, которую он бросил на пол.

— Ты ничего не стирай. Пусть все просто высохнет.

— Я собиралась все просто выбросить.

— Но мне же надо что-нибудь носить!

— Я найду тебе что-нибудь подходящее.

— Где? — удивился Бен.

— В любой комнате. Этот охотничий домик практически забросили еще в двадцатые годы. Здесь в шкафах полно старой одежды. Костюмы, подтяжки, гамаши, подвязки для носков…

В это мгновение она поняла, что предмет, на который она сейчас смотрит, — это вовсе не подвязка для носка.

Его лицо застыло.

— Это ножная кобура, — обвиняющим тоном произнесла она.

— Знаю.

Теперь, сидя за столом спустя час, она снова почувствовала, что у нее пересохло во рту. Бриджет сжала телефонную трубку. Ей и раньше было ясно, что насчет охоты он солгал. Почему же от вида кобуры у нее мороз прошел по коже?

Он был совершенно неподвижен.

— Бриджет!

Она засуетилась, подняла ногой пыль, проверяя, не осталось ли на полу какого-нибудь мелкого предмета одежды или обрывка бинта.

— Бриджет!

— Очень важно опередить лося и первым вынуть оружие, правда?

— Пистолета нет.

— На что ты охотился?

Лицо его было гранитным, голос — стальным.

— На то, на что открыт охотничий сезон.

— И что же это за дичь?

— О том, кто ушел целым, мы поговорим завтра утром.

Если утро вообще будет. Она намерена как можно быстрее от него избавиться: она запрет его в комнате, тихонько спустится вниз и вызовет «Скорую помощь». А может, еще и полицию вдобавок.

Таков был план. Пока она грызла очередную морковку, ее решимость куда-то испарилась. Она подняла трубку. В Сан-Франциско сейчас девять тридцать. Вставив палец в отверстие под номером 1, она довела вращающийся диск до упора, а потом отпустила. Набирать телефонный номер на пульте было бы гораздо проще. Старомодный телефонный аппарат действовал так медленно, что она успевала задуматься, разбередить все ту же рану, которая начинала болеть всякий раз, как она звонила Ричи.

Она любит своего младшего брата. И сделала для него все, что могла. Ей нечего терзать себя из-за того, что его друзья знают и умеют больше: они уже много лет стоят лицом к лицу с этим несчастьем. Больно было то, что после десяти лет, которые Ричи провел там, они стали ему ближе, чем она.

Он поднял трубку после пятого гудка:

— Алло?

— Ты дома!

— А где мне еще быть? В опере?

— У тебя все в порядке?

В ответ раздался до боли знакомый смешок. Бриджет крепко зажмурилась. Что она будет делать, когда его не станет?

— Смотрю футбольный матч. А в чем дело? Сходишь с ума от скуки в своем лесном уединении?

— Ничуть. — Она вздохнула. — Ты же помнишь наш уговор.

— Ладно, ладно, слушай последнюю медицинскую сводку. Мои Т-лимфоциты на уровне, химиотерапия была просто адовой, Билл достал мне курева, чтобы было полегче, — я тебе, конечно, ничего об этом не говорил, — и я все тот же обворожительный негодяй, которого ты знаешь еще с пеленок.

— В пеленках ты не был обворожительным, малыш.

— Я слышу голос ревности. Ты так и не смирилась с тем, что перестала быть единственным ребенком и пупом земли.

— Скорее это надо назвать голосом заботливой старшей сестры. Я за тебя отвечаю, Ричи.

— Ты была хорошей старшей сестренкой, Бриди. Я просто не хотел, чтобы ты тут оставалась. Я ведь не слишком терпеливый больной.

Она подняла взгляд к потолку, вспомнив своего нового подопечного.

— Бывают и похуже.

— Ну вот, чувство вины смягчено, состояние пациента доложено. Говори, зачем звонишь.

— Мне нужен совет.

— Доктор на проводе.

— Именно он мне и нужен. Скажи, что ты знаешь об огнестрельных ранениях.

Она прислушалась к молчанию. Крики болельщиков, слышавшиеся в трубке, прекратились — чудеса дистанционного пульта управления.

— Играешь с огнестрельным оружием, сестренка?

— Играю с людьми, которые это делают. Один человек ранен. Пришел к моей двери.

— И ты его впустила?!

Голос у него был такой же возмущенный, как у Бена в тот момент, когда она положила бесполезное ружье.

— Это же не город. Со мной все в порядке.

Она пересказала ему все происшедшее, пропустив глупый фарс с антикварным ружьем.

— А я-то считал, что на севере тихо и скучно! — иронично прокомментировал Ричи. — Объясни-ка мне еще раз: почему нельзя было вызвать «скорую»?

Бриджет пожала плечами и поморщилась, осознав, насколько беспомощным будет ее ответ. Волоча за собой телефонный шнур, она перешла с аппаратом на другую сторону кухни.

— Потому что он попросил меня этого не делать.

— Вот и вся причина? — Ричи не скрывал своего сарказма.

— Не ты ли учил меня уважать просьбы других, особенно когда…

Он договорил за нее:

— Особенно когда они при смерти. Ему настолько плохо?

— Он истекал кровью и испуган. В нем было что-то такое…

— Это убедительная причина впустить в дом непонятно кого.

— Ричи!

— Он опасен?

— Э-э…

— Бриди!

— Только если его вынудят обстоятельства.

Непонятно, откуда к ней пришло озарение, но, произнеся эти слова, она почувствовала, что нашла правду.

Надо отдать Ричи должное — он не стал смеяться. Бриджет всегда трогало то, насколько брат уважает ее чутье. Ее бывший возлюбленный начал бы безбожно над ней насмехаться. Именно поэтому он, наверное, и стал бывшим.

— В нем есть что-то такое — словно он приготовил себя к опасной миссии. Он полон решимости. Он отказался говорить, что произошло на самом деле. Но он неопасен — для меня.

— Он тебе поклялся?

Вот оно, чуть заметное презрение, которое она готовилась услышать.

— Ричи, мне нужны не попреки, а информация.

— Я похож на медицинский справочник?

— У тебя знакомых врачей больше, чем у Мадонны поклонников.

— Попробую с кем-нибудь связаться и попрошу тебе позвонить.

— Спасибо.

— Тут не любовь ли с первого взгляда, а? — вкрадчиво спросил Ричи.

Как это похоже на ее брата — уловить скрытые чувства.

Оставалось только надеяться, что Бен не окажется столь же наблюдательным. Бриджет постаралась найти логическое выражение подсознательной уверенности:

— Скорее доверие с первого взгляда. Можешь такое понять?

Брат задумался над ее вопросом.

— Пожалуй.

Она вздохнула:

— Ну, спасибо, братик.

— Так какая у него внешность?

Бриджет ухмыльнулась:

— Просто роскошная.

— М-м?

— Черные волосы, сложен как греческий бог, привлекателен, как кинозвезда…

— И ты заперла его в спальне? Умница, девочка. Говоришь, ему нравится боль?

— Очень смешно! Он борется с ней изо всех сил.

— Которые, похоже, немаленькие.

— Откуда мне знать, — с досадой отозвалась она. — Мне только хотелось бы иметь возможность ему помочь.

— В этом вся ты. Кстати, мой массажист клянется, что на ступнях есть точки, с помощью которых можно снять боль.

— Запомню. — Она сжала зубы при мысли о том, что Ричи страдает. — У тебя все будет нормально?

— У меня все будет просто великолепно! А как насчет тебя?

— Как видишь — живу на полную катушку. Как ты мне велел. Попроси твоего врача мне позвонить.

— Обязательно. И держи меня в курсе твоих медицинских новостей.

— Когда будут.

Бриджет повесила трубку. Весь вечер она не вспоминала одну из главных причин, по которой здесь оказалась. Теперь она задумчиво разгладила ткань на плоском животе. Ожидание всегда дается труднее всего.

Где-то вдалеке зазвонил телефон. Бен стремительно проснулся и сел. Боль впилась ему в ребра, словно колючая проволока. Он прерывисто вздохнул, выдавил тихое проклятье и откинулся назад, опираясь на локоть. Он был обнажен. В ноге пульсировала боль. Он попытался сесть медленнее. Тем временем телефонный звонок замолчал.

Он провел рукой по лицу. Судя по наждаку щетины, должно быть, уже за полночь. Бен неприязненно осмотрел комнату. Двуспальная кровать, претенциозная лампа: золотистый абажур обклеен вырезанными из бумаги силуэтами скачущих оленей. Стены из березовых стволов, светлых и гладко обструганных. Бриджет исчезла.

Он снова чертыхнулся, попытался снять ногу с кровати и почувствовал нестерпимую боль. Пришлось ждать, пока в голове немного прояснится. Он попал в ловушку. И все потому, что поверил в нее — настолько, чтобы потерять бдительность и заснуть.

Когда она промывала его царапины, в ней ощущалось не только умение, но и подлинное сострадание. Невозможно было себе представить, чтобы Бриджет была заодно с контрабандистами. Бен готов был поклясться, что она его не выдаст.

Но неуместная честность может оказаться не менее смертоносной. Она может вызвать полицию, выполняя свой гражданский долг. А кто знает, сколько местных блюстителей порядка поддались на возможность легкого заработка? Здесь, на севере, жизнь суровая. Пока Бен не знает, кто связан с перевозками грузов, он не может доверять никому — ни местной полиции, ни персоналу больницы.

Тем не менее ему следовало сказать Бриджет, насколько ему важно, чтобы его никто не нашел. Но, с другой стороны, с чего бы ей ему доверять? Она одинокая, умная, опытная женщина, но сострадательная, и он умело сыграл на этом ее свойстве. Попав к ней в дом, он несколько раз ей солгал, и Бриджет это видела. Угрызения совести причиняли ему боль не меньшую, чем боль от раны. Крайне мучительно было думать, в каком свете он ей предстал.

«Ты лгал, как плохой парик, братец».

Работая в качестве тайного агента, он мог, глядя в лицо человеку, спокойно лгать, о чем бы ни шла речь, начиная с собственного имени и кончая мотивами своих поступков и своего фиктивного преступного прошлого. Общаясь с женщинами, Бен обычно придерживался принципов честности, достоинства и порядочности. Не то чтобы представительницы прекрасного пола высоко ценили эти качества. Карла определенно не ценила.

Он откинул простыню и осмотрел повязку на ноге. Она осталась чистой и сухой. Может, воспоминания о бывшей жене не случайно сейчас его преследуют.

«Вспоминаешь не всю свою жизнь, а только ошибки».

Он оказался отвратительным мужем: обеспечивал семью только материально, но не давал моральной поддержки и тепла. По крайней мере, так всегда говорила Карла. Бен разрешил ей забрать Молли. В этом году его дочке исполняется шесть, и он не видел ее уже четыре года. У него в бумажнике есть ее фотография. А где его бумажник?

У него не было сил его искать. Боль разливалась по телу с каждым ударом сердца. Бен попытался устроиться поудобнее, начал перебирать воспоминания, чтобы отвлечься, но это не помогло.

Бен не стал предаваться напрасным сожалениям. Он знал, что выбирает. Нелегко было убедиться, что он не создан для семейной жизни, но Бен усвоил и этот урок. Навсегда. А еще он научился выполнять свою трудную и опасную работу, полагаться на свою смекалку, делать то, что требуют обстоятельства. Доверие к людям не было ему свойственно. А вот заставить окружающих ему доверять было просто необходимо.

В замке задергался ключ. Бен услышал, как Бриджет что-то бормочет, возясь с замком. Она с досадой пнула дверь ногой. Что-то упало. После секундной тишины дверь распахнулась, и Бриджет, чуть не потеряв равновесие, влетела в комнату.

— О! Ты не спишь. — Она позвенела связкой ключей. — Эти отмычки совершенно никуда не годятся.

— Спасибо за предупреждение. — Чтобы завоевать доверие, надо самому его демонстрировать. Он сделал первый шаг. — Спасибо. За все. От души.

— Рада помочь. Правда, думаю, что тебе не следует регулярно подвергать себя подобным испытаниям.

Она держала в охапке вязаный плед. Выйдя обратно в коридор, Бриджет заволокла в комнату кресло-качалку и поставила ее справа от кровати. Закрыв дверь, она устроилась поудобнее, явно намереваясь остаться здесь надолго.

— А разве ты раньше не сидела рядом со мной?

— Мы же передвинули тебя на эту сторону. Забыл? Тебе не захотелось спать на мокром.

— Кому же захочется.

— У тебя вся одежда вымокла…

— Я понял, что ты имела в виду. Можешь не объяснять…

Она улыбнулась — искренне и прямо. Слишком открыто? Слишком невинно? Голова у нее была чуть наклонена. Может быть, она к чему-то прислушивается: ждет сирен или стука в дверь…

Бен пристально всмотрелся в нее.

— Что-нибудь надо сделать? Может, открыть окно?

— Нет. — Единственное, что она может для него сделать, — это сохранить ему жизнь. Но только если он сможет ей довериться. — Так где же мы?

— В Березовом охотничьем доме.

Он посмотрел на белые стволы, которыми были обложены стены.

— Тут все комнаты такие?

— Часть. В них гораздо светлее, чем в обычных бревенчатых помещениях. Здесь есть и традиционные комнаты — из местных сосен. Кое-какие внутренние перегородки оштукатурены. А внешний вид дома ты, конечно, видел.

— По правде говоря, скорее нет, — признался Бен.

— Ты хочешь сказать, что он не манил тебя, словно маяк?

Бен покачал головой.

— Он же светится! — недоумевала Бриджет.

— Что?

— В лунном свете. Или во время вспышек молний. Со стороны озера создается впечатление, что на скалу выбросило гигантский корабль. Все дело в коре белоствольных берез.

— А я считал, что из берез дома не строят.

— Это правда — древесина слишком мягкая. Но можно раскрасить бревна под березу, а внутри использовать настоящие стволы. Это здание просто великолепно! Намного опередило время. Новое слово в архитектуре и дизайне.

— Большое здание? — Бена архитектура и дизайн не интересовали.

— Да ты его и правда не видел!

Он видел только свет в окне. И ее силуэт.

Бриджет охотно охарактеризовала ему здание:

— Двадцать шесть тысяч квадратных футов. Два этажа, плюс чердак и винный погреб. Двадцать спален. Кухня вполне подошла бы для ресторана. Окружен восемьюстами акрами девственного леса. Тысяча футов береговой линии в заливе Бет Гриз.

— Давно он в вашей семье?

— Ах, если бы! Примерно в 1910 году сюда из Детройта приехал автомобильный король и влюбился в Коппер-Харбор. Охотничий дом Доджа, как он первоначально был назван, должен был стать свадебным подарком. — Тут ей в голову пришло трогательное предположение, и глаза у нее заблестели. — Может быть, поэтому он белый?

У нее на левой щеке была красивая родинка. А еще в ней ощущалась глубочайшая искренность. Бен даже начал верить в то, что ее лекция читается не для того, чтобы заглушить звуки чьих-то шагов.

— И что дальше?

— Тебе надо бы заснуть, — посоветовала Бриджет. — Не смогу.

Она начала покусывать нижнюю губу — эту привычку он заметил у нее и раньше.

— С болью я ничего сделать не смогу.

— Она не такая уж сильная, я потерплю. Расскажи мне что-нибудь еще об этом доме.

Может, она незаметно для себя проговорится?

— Он стоит вдали от жилья. Ходят слухи, что во время действия сухого закона сюда из Канады завозили виски.

«Очень может быть», — подумал он. — Но в винном погребе я его не обнаружила. — Она рассмеялась. — Погреб просто огромный. Тут можно было спрятать даже Ал Капоне со всеми его людьми.

— Дело Капоне живо и сейчас. Контрабанда, увиливание от таможен.

— Сейчас нет спроса на самодельный джин, — возразила Бриджет.

Он всмотрелся в ее снисходительную улыбку. Никакой неуверенности. В уголках губ не видно напряжения. Эта женщина не могла за последние пару часов научиться прекрасно лгать. Он попробовал зайти с другой стороны:

— Почему бы тебе не открыть окно?

— Ты уверен, что хочешь? Ладно. Сам увидишь, как сейчас холодно.

Она не стала хвататься за его предложение. Но и спорить тоже не стала. Напряжение в груди у него немного ослабло.

Снова удобно устроившись в качалке, она начала в ней качаться.

— А что было потом?

— С домом? Братья Додж умерли во время эпидемии гриппа 1921 года. Миссис Додж больше интересовала постройка Медоубрук-Холла. В тридцатые и сороковые годы этот дом почти все время пустовал. В семидесятые была вспышка активности: дом поменял трех владельцев, и у каждого были грандиозные планы. Местные жители говорят, что они просто использовали этот дом, чтобы получить налоговые льготы.

— А какие у тебя планы?

Она картинно взмахнула рукой:

— Это — «Березовый охотничий домик». Так будет написано в рекламной брошюре. Или, может, «Дом белых берез». Я еще не решила.

— Значит, ты не местная?

— Базируюсь в Чикаго. Компания, в которой я работаю, создает дома отдыха для администраторов верхних эшелонов, санатории, конференц-центры. Ты когда-нибудь бывал в доме отдыха для крупных администраторов?

Он мог бы назвать федеральные тюрьмы, которые почти заслуживали такого названия.

— Попробую угадать. Теннисные корты на каждом углу, а финансисты и биржевые маклеры мотыжат сад.

Довольная его поддразниванием, Бриджет засмеялась и качнулась вперед. Уперев локти в колени, она переплела пальцы рук.

— Да, за вычетом площадки для гольфа, это именно то, к чему мы стремимся. Минимум современной техники. Максимум свободы. Путешествие на каноэ по реке Монреаль, прогулки по живописным местам — на велосипедах и пешком. В основном это будет место, где можно поразмыслить и сбросить напряжение, сидя у камина. Структурированная скука, как я это называю.

— Ответственные работники такое любят? — удивился Бен.

— Вся сложность в том, чтобы определить, что на самом деле нужно переутомившимся служащим, а не что им кажется, будто они хотят.

— А что же им кажется?

— Им кажется, что они хотят заполнить мероприятиями свои ежедневники до отказа. Когда я увидела этот дом, я сразу поняла, что тут можно устроить идеальное убежище от цивилизации.

Он внимательно посмотрел на нее.

Уйдя в свои мысли, Бриджет не заметила его странной реакции.

— Так я обманом заставлю людей насладиться красотой и ароматом роз. В противном случае они бы их выращивали, оценивали и обсуждали планы захвата наиболее выгодных рынков для их сбыта.

Если она связана с преступниками, то он готов съесть собственные носки. Чем дольше она говорила, тем больше Бен ей доверял. И тем более сильную усталость испытывал. Временами он едва слышал ее негромкие слова — их заглушал ропот волн.

— Прежде всего мне надо придумать новую обстановку для комнат, сохранив атмосферу, которую создали богачи, решившие пожить просто. Во времена Рузвельта это было очень модно. Я провожу косметический ремонт, черчу планы, даже составляю примерные карты окрестностей. К северу отсюда есть несколько старых лагерей лесорубов…

Ее голос затих.

Бен вздрогнул и догадался, что на какое-то время провалился в сон.

— У тебя все нормально? — поинтересовалась Бриджет.

— Угу, все хорошо. У тебя… э-э… есть коллеги?

— Обычно — да. Но этот проект — исключительно мое дитя. — Она рассмеялась непонятной для него шутке и откинулась в кресле, пряча руки под плед. — Это и мой собственный дом отдыха. Я рассчитываю пробыть здесь по крайней мере полгода.

Усталость ползла по его рукам и ногам, как плющ по руинам. Если бы мягкий женский голос и аромат духов можно было считать наркотиками, то он мог бы заподозрить ее в том, что она намеренно его одурманила. Бриджет только что говорила с ним откровенно — это первый шаг к доверию.

— Ты здесь одна, — повторил Бен.

— Только не питай тайных мыслей.

Он сейчас никаких мыслей питать не мог.

— И долго ты здесь собираешься пробыть?

— Шесть месяцев, — немного недоумевающе улыбнулась Бриджет. Она ведь уже ему об этом сказала.

— Нет, я хотел спросить, ты уже здесь давно? — Бен понял, что мысли его путаются.

— Приехала три недели тому назад.

Она не может входить в шайку! Большего ему не надо.

— Извини, если я тебя испугал.

— О пулевых ранениях положено сообщать полиции, — осторожно сказала Бриджет. — Ты поэтому не хочешь ехать в больницу?

— Я не доверяю больницам.

— О, так я вижу перед собой вооруженного сторонника христианского самоизлечения!

— Сарказм. Я уже понял, что для тебя это характерно.

Она коротко хохотнула:

— Разве ты не знал, что попал в руки медсестры-садистки?

Бриджет наклонилась к нему. Мягкое выражение лица, большие карие глаза, очаровательная улыбка. Бен приказал себе оставаться бдительным. Никогда не знаешь, чего ждать от других.

Она поправила одеяло у него на груди.

— Я, наверное, еще немного тут посижу. А ты поспи.

Эта мысль одновременно и успокоила его, и странно взволновала.

— Ты кому-нибудь звонила?

Раздался щелчок выключателя. Прежде чем погас свет, он успел заметить, что на ее лицо легла тень. Жестким, как гранит, голосом Бен произнес в темноте:

— Я слышал телефонный звонок.

— Я звонила брату, — ответила Бриджет. — Пока я тебе помогала, все время вспоминала о нем.

Своему умирающему брату! Он поморщился, ругая себя за цинизм, приобретенный на работе. Всю эту ночь она обращалась с ним гораздо лучше, чем он того заслуживал.

— Извини. Извини за беспокойство.

— Спи спокойно.

Ближе к рассвету боль стала вдвое сильнее. Наверное, он не спал больше десяти минут кряду. Просыпаясь, Бен каждый раз видел ее. Бриджет сидела, свернувшись в кресле-качалке. Плед соскользнул с ее колен. Луна прокралась к дому, заглянула в окно и приласкала ее нежное плечо своей бледной рукой. Чуть слышное дыхание Бриджет сливалось с шорохом озерных волн.

Бен шепотом произнес ее имя. Она не пошевелилась. Он повторил его еще раз, на этот раз — как молитву. Она его не выдала. Теперь он был уверен в этом.

— Спасибо тебе.