Сводные, (не) любимые

6 глава

Я размяла свои конечности, и боль притупилась, но из-под кровати не стала выбираться, ибо камеры могли меня засечь. К сожалению, это человеческий глаз я могла отвести, а вот технический — не умела.

Я не долбаный хамелеон, я всего лишь владею магией иллюзий. И могу менять свою внешность, точнее, корректировать. Цвет волос там, черты лица. Но тот же рост, к примеру, или худобу-полноту добавить себе не могла. Такое я могла решить только с помощью одежды.

И полностью быть невидимкой, как это показывали в разных фантастических фильмах этого мира, никогда не умела.

Я лишь отводила от себя взгляд. Становилась неинтересной для людей. И для сородичей тоже, ибо моя мама так же, как и люди, меня не замечала, пока я не дотрагивалась до неё рукой. Мы с ней тренировались.

Вот и сейчас я тоже применила ту самую магию, которая спасала меня много лет от всяких нехороших личностей. И просто лежала и ждала, когда откроется дверь, чтобы можно было выбежать наружу.

Ужасно хотелось пить, есть и одновременно в туалет. Судя по свету из окон, дело было к вечеру. А я позавтракать успела только утром, как и посетить туалет.

Но приходилось терпеть.

Время шло, и я уже чуть ли не задремала, как открылась железная дверь в камеру.

С моего ракурса я видела лишь черные берцы и брюки, даже подумала, что это мужчина, но когда услышала хриплый женский голос, то поняла, что нет.

Это та самая Настюха.

Она застыла на пороге, видимо заметив, что меня нет на кровати, и поэтому я решила подождать, когда она отойдет от двери, чтобы потом быстро выбраться и пробежать мимо неё, а то, если я в неё врежусь, она меня заметит, как бы я ни отводила ей взгляд. И тогда точно поймает.

Поэтому просто была на низком старте.

А вот Настюха, видимо уверенная в том, что я не смогла бы никуда сбежать из камеры, начала вести себя как маньяк из какого-нибудь долбаного дешёвого ужастика.

— Ай-ай-ай, — лениво произнесла она, водя каким-то металлическим предметом по спинкам кроватей. — Это что же ты, Таисия, вздумала сбежать, что ли? Это ты зря…

То, что этой твари было известно моё имя по паспорту, было хреново.

Это значит, что документы были у них. И мне еще и документы придется искать, прежде чем свалить из этого жуткого места. Ибо новый паспорт сделать — тот еще геморрой.

А Настюха тем временем медленно начала перемещаться туда-сюда, не отходя далеко от двери, которую даже не закрыла, и загораживая тем самым мне место для побега.

Но когда она пошла в противоположную от меня сторону, я вылезла из-под кровати и, не обращая внимания на её болтовню, рванула к выходу. И тут в меня что-то воткнулось, прямо в бок, и я почувствовала такую дичайшую боль, что грохнулась, ударившись об пол с размаху всем телом, и задергалась, как припадочная.

— Вот сучка, а? Хотела сбежать? Ну-ну, — хрипло рассмеялась Настюха, подходя ко мне и пребольно пиная по ребрам, отчего я согнулась пополам и заскулила.

А она что-то выдернула у меня из бока, поднесла к моему носу устройство и показала, что это было, пока я продолжала лежать и пытаться прийти в себя.

— Это электрошок, и в следующий раз не советую от меня сбегать. Получишь двойную порцию. Это я тебя еще слегка приласкала. А теперь быстро поднялась, шалава, и пошла обратно на своё место! — рявкнула она прям мне в ухо и, выпрямившись, вновь пнула по ребрам.

Я в шоке уставилась на неё снизу вверх, и, клянусь, её глаза сверкнули каким-то ярким светом.

У меня даже дыхание перехватило от ужаса.

И пока я соскребалась с пола и кое-как, прихрамывая и держась за ребра, шла обратно к той кровати, на которую они меня определили, поняла, что теперь я в настоящей жопе. Ибо эта здоровенная тетка с обожжённым лицом и в черном костюме охранника является кем угодно, но не человеком.

Ведь на неё мой отвод глаз не действовал.

Только магия иллюзий. Потому что на мою особенную внешность она внимания не обращала.

И мне «повезло» на неё нарваться.

А дальше в моей жизни наступил самый настоящий черный период.

И первый год в интернате мне показался просто раем по сравнению с тем, что происходило сейчас.

Настюха мне популярно объяснила, как я буду жить дальше.

А дальше я буду шить гребаные джинсы довольно известного дорогого бренда с четырех утра до двенадцати ночи, отвлекаясь лишь на завтрак, обед, ужин и в туалет.

И да, если буду волынить, то буду попадать на воспитание к охране. А затем, схватив меня за волосы, как котенка (силищи в этой бабище было как у здорового мужика), потащила показать ту, что сейчас находится на этом самом «воспитании».

Она открыла камеру, и я увидела голую забитую женщину примерно моего возраста. Она была вся в синяках и кровоподтеках. Жалась в угол совершенно пустой камеры и смотрела на нас дикими от ужаса и страха глазами. Я заметила кровавые разводы у неё на бедрах. И поняла, о каком воспитании идет речь. Похоже, её жестоко насиловали и избивали — и судя по всему, не один день.

— Видела? — спросила меня Настюха. — Если не хочешь превратиться в это, — она с брезгливостью ткнула пальцем в несчастную женщину, которая прикрыла голову руками и даже поскуливать начала, — то будешь пахать как миленькая. Поняла?

Я от увиденного даже не сразу смогла ответить, поэтому получила болезненный тычок под ребра и, заикаясь, произнесла:

— П-поняла.

Затем Настюха вывела меня из здания и показала, как оно охраняется.

На входе сидели двое мужиков не самой приятной наружности, в военной одежде, с оружием. Помимо них еще трое.

Один на воротах в будке, двое с собаками патрулировали территорию.

Мужчины в здании заходили только в одну комнату — в ту, где была та несчастная. Так пояснила мне Настюха.

Дальше они не проходили. Конечно, если кто-то не вздумывал нарушать режим и не включалась сирена. Тогда они забегали и начинали избивать всех, кто стоит. Поэтому, если я услышу сирену, надо сразу падать на пол, а руки класть на голову.

И тогда меня не тронут.

В общем, в этот день Настюха мне еще позволила, скажем так, освоиться, заодно познакомиться с расписанием и правилами, даже отправила на общий ужин.

Который длился аж целых пятнадцать минут. И напугал меня намного сильнее, чем то, что я увидела ранее.

Местная столовая была большим помещением с несколькими длинными столами и стульями. Чем-то похожа на столовую в моем интернате. Только там она была светлой и с разными веселыми лозунгами и картинками из мультфильмов, а эта напоминала тюремную. Ту, что я видела в фильмах. Серые стены, люминесцентные лампы, от которых болят глаза, и решётки на немногочисленных окнах.

На ужин подавали что-то вроде макарон по-флотски, с жиром вместо мяса, в котором почему-то попадался песок, который скрипел на зубах, и одну корку хлеба со сладким чаем.

Ну и конечно же, я увидела всех местных рабынь.

Это были женщины в серых платьях до пят, больше похожих на мешковины с прорезями, и с платками на волосах. Такими же серыми. И в черных резиновых тапочках на ногах.

В основном это были женщины — выходцы из средней Азии, и только лишь процентов десять — местных, из России. Все они были примерно моего возраста, от тридцати пяти. Моложе я не заметила. Некоторые постарше. Но все как одна — с опущенными усталыми взглядами. В которых сквозила тоскливая безысходность.

И всем им было абсолютно плевать на меня.

Никто из них не испытывал любопытства.

Абсолютно никто.

И это напугало меня, пожалуй, даже сильнее, чем всё остальное.

И самое удивительное, охраняла нас одна Настюха, расхаживая по столовой и сверкая по сторонам своим жутким, явно не человеческим взглядом, а на раздаче стояли такие же запуганные женщины с усталыми опущенными взглядами, не смеющие посмотреть не только на нашу надсмотрщицу, но даже друг на друга.

И никто, вообще никто друг с другом не разговаривал. Все просто очень быстро ели.

На ужин отводилось всего тридцать минут, затем женщинам было разрешено посетить туалет, и все отправлялись дальше работать.

Меня же Настюха лично провела по всем цехам, что находились на втором и третьем этажах этого здания, и даже пояснила мою дальнейшую работу. А еще выдала такую же серую робу. Двойной комплект. К ним прилагалось нижнее белье: трусы, топик спортивный, носки, тоже всё в двойном комплекте, — и обувь — черные резиновые тапки. А еще набор: полотенце большое, маленькое вафельное, тюбик пасты зубной, мыло и новая зубная щетка.

Стирка была раз в неделю. Постирочная находилась в цокольном этаже. Там же сушилка.

Под пристальным взглядом Настюхи я переоделась, и она забрала у меня мою одежду, заставив положить её в мешок, который мы отдали такой же затюканной женщине, не смеющей поднять ни на Настюху, ни на меня взгляд.

Настюха пояснила, что меня как новенькую сначала посадят на пуговицы за специальный станок, а потом постепенно переведут уже за обычные станки.

Каждой рабыне на день давался план, и если она не выполняла его, то отправлялась на воспитание к охране.

Настюха ходила меж рядов, не забывая таскать меня за собой и иногда тыкая своей палкой кого-нибудь из несчастных женщин под ребра, отчего те падали со стульев и подвывали от боли.

Разговоры не по делу были запрещены, и вездесущая Настюха за этим тщательно следила.

А она реально будто чуяла, что где-то нарушаются правила, и прямиком туда шла со своей палкой, показывая мне на примере, что будет, если я вздумаю нарушать.

Так она ходила со мной по всему зданию аж до десяти вечера, продолжая рассказывать правила и распорядки в этой тюрьме, и даже углубилась в историю о том, что это за место такое. Оказалось, что это был когда-то интернат для трудных подростков, но затем их хозяин его выкупил и оборудовал под свои нужды.

В конце концов она отправила меня в душевую.

Мест было двадцать для мытья, а я мысленно подсчитала, сколько мы прошли цехов и сколько там примерно было женщин, и поняла, что моются они явно по очереди.

В цехах сидело человек триста. Не меньше. Видимо, были еще камеры, где все спали. Так как в одну мы бы точно все не поместились.

Настюха подождала, пока я помоюсь, а затем отправила в комнату и настоятельно рекомендовала выспаться.

Когда легла в постель, долго не могла уснуть, пока не начали появляться женщины, они забирали свои мыльно-рыльные и быстро уходили в душевые.

Шуршали они, словно тени.

Как неживые.

Или роботы.

И это выглядело очень жутко и страшно.

Когда я пыталась заговорить хоть с одной, меня просто игнорировали.

И лишь одна шикнула и шёпотом, еле слышно, пояснила, что если скажу еще хоть слово, то нас отправят к охранникам на воспитание.

А ночью, когда я смогла все-таки прикорнуть ненадолго, мне приснились мои оборотни.

Только на этот раз, видимо, от пережитого ужаса я всё же позволила им себя догнать. Наверное, слишком сильно устала прятаться. Да только стоило им ко мне подбежать, как раздался противный сигнал, который означал, что пора просыпаться.

И начался мой рабочий день.

Да уж, иногда боги этого мира очень иронично относятся к некоторым желаниям. Искала работу, да такую, чтобы забыться и не думать ни о чем, — держи.

Всё для тебя, Тая.

Проснулась я до невозможности уставшая и апатичная.

На завтрак был чай с сахаром и хлеб черный с маслом.

Еда в глотку не лезла из-за хренового настроения, но я всё же заставила себя поесть, стараясь думать позитивно. Ведь если опущу руки, то точно здесь сдохну.

Смотреть на унылые лица женщин вообще не хотелось. Судя по их взглядам, они давно все сдались.

Еще удивила бодрая Настюха.

Она, кстати, пришла нас всех будить и провожала в столовую.

Я опять удивилась, что она одна за всеми следит.

И да, женщины из остальных спален пришли сами по себе, их никто не подгонял. Видимо, уже и не пытались дергаться, а вот за мной Настюха следила как коршун.

Постоянно ловила на себе её изучающий взгляд.

И в этом взгляде чудилось мне нечто, что помогло бы мне отсюда сбежать.

Те мужики на улице — они не показались мне такими же, как эта Настюха. Ощущение было такое, что они обычные люди.

А вот она — точно нет.

Только кто она, понять я пока не могла.

Мой отвод взгляда на неё не подействовал, а вот интересно, сработает ли иллюзия?

Надо рискнуть и проверить.

Я затесалась в толпе на выходе и скопировала лицо одной из женщин, чем-то похожей на меня.

А затем, уже когда мы шли по коридору, заметила ищущий взгляд Настюхи.

Она меня не находила в толпе и сильно хмурилась.

Причем смотрела прямо на меня, но явно не узнавала.

Когда она потянулась в карман к брелоку, с помощью которого она вызывала охранников, я опустила голову вниз, вернула себе своё лицо и немного перешла в сторону, но не слишком торопливо.

А затем опять подняла голову, невольно посмотрев на нашу охранницу, которая меня тут же заметила. На её лице мелькнула озадаченность, но затем она сама себе пожала плечами и руку из кармана убрала.

Я же мысленно выдохнула от облегчения.

Она не видит сквозь иллюзию.

Значит, хоть какое-то преимущество у меня есть.

Теперь осталось понять, как это преимущество использовать.

Настюха выдала мне помощницу для обучения работе за станком.

Какое-то время стояла над нами надсмотрщиком, а затем посмотрела на выход из цеха, нахмурилась и быстро пошла в ту сторону.

Я же удивленно посмотрела ей вслед и, когда Настюха вышла, спросила у своей помощницы:

— Куда это она?

— Тихо! — зло зашипела она на меня. — Продолжай работать!

— Ты не хочешь рассказать, почему вы все такие неразговорчивые?

Но женщина сделала вид, что её это не интересует, и монотонным голосом продолжила пояснять мне мою работу.

— Но её же тут нет, — попыталась донести я до неё. — Давай поговорим. Неужели так трудно ответить на мои вопросы?

И женщина, посмотрев на меня уставшим взглядом, ответила:

— Она ведьма. И всё чует, любое нарушение правил, даже если не слышит его. Если хочешь выжить, то следуй правилам. И лучше тебе это понять сейчас, а не когда тебя отправят на воспитание охране.

Это всё, чего я смогла от неё добиться, больше она на мои вопросы по поводу Настюхи не отвечала.

И когда я уже самостоятельно начала заниматься, как оказалось, не такой уж и сложной работой — пришиванием пуговиц с помощью станка, но совершенно однообразной и монотонной, то задумалась о словах моей помощницы.

А ведь и правда, скорее всего, ведьма.

Парни ведь обмолвились тогда о наличии шамана в их стае, а значит, и ведьмы в этом мире существуют. И не сказочные, а настоящие.

И мне «повезло» на такую нарваться.

Но ничего, иллюзию мою она не видит, значит, я смогу её обмануть. Надо только понять, как это сделать…

К моему сожалению, сбежать в этот же день, через день и даже спустя неделю не получилось.

А всё из-за того, что Настюха и правда оказалась настоящей ведьмой. Она чуяла и как-то понимала всё, что происходит во всем здании.

А точнее, именно то, что могло бы нарушить установленные правила.

А еще она постоянно находилась при нас и вообще почти не отдыхала.

Отбой у нас был в двенадцать ночи, а подъем в четыре утра. Так вот, именно Настюха следила, чтобы все вовремя легли спать и вовремя проснулись.

Как? Ну как такое может вообще быть? И при этом она всегда была бодрой и полной сил.

Даже я, считавшая себя вполне выносливой, на четвертый день уже чувствовала себя вымотанной.

Такой ранний подъем и поздний отбой, а также монотонная работа давали о себе знать.

И с каждым днем я чувствовала, как всеобщая безысходность и апатия затягивают и меня. Накрывают, словно душная тяжелая волна.

Ведь и слабых мест у этой ведьмы я не могла найти. Как и притупить её бдительность.

Особенно удручало то, что оборотни мне перестали сниться. А может быть, я просто не запоминала свои сны? Ведь, по сути, спала всего четыре часа.

А этого слишком мало, чтобы нормально высыпаться.

Но я старалась об этом даже не думать, иначе совсем тоскливо на душе станет. А еще старалась не думать о том, как сильно по ним скучаю. И сколько раз я уже пожалела, что тогда психанула и сбежала.

Да уж, поступок, достойный избалованного подростка, но никак не взрослой женщины, коей я себя уже давно считала.

Не иначе как в тот день гормоны в голову шибанули.

Что касалось Настюхи, то и от меня она тоже не отставала. Скорее всего, из-за того, что я новенькая.

Казалось, она следит за мной постоянно.

И большее время проводит рядом.

Говорить другие женщины со мной отказывались. Как оказалось, в первый день я имела самый продолжительный разговор с местными, а на следующий уже всё — полный игнор.

И если бы не короткие фразы по делу, я бы вообще подумала, что они меня не замечают, как и друг друга.

Где-то на пятый день я увидела ту женщину, которую мне показывали в камере.

Почему я догадалась, что это она? Потому что синяки так быстро у людей не сходят.

К тому же ходила она, еле передвигая ногами, и даже в столовой не могла сидеть, как и в цеху.

В итоге Настюха сжалилась над ней (если это вообще можно назвать жалостью) и поставила её на глажку. Там-то сидеть не надо было, всё делалось стоя.

Мне даже смотреть на эту женщину было больно. И не только мне. Все остальные рабыни нет-нет да и поднимали иногда на неё взгляд, но тут же в страхе его отводили. Словно боялись, что, просто посмотрев на неё, уже попадут в ту самую страшную камеру.

Для всех она служила примером того, как нельзя себя вести. И даже если у кого-то проскальзывала хоть одна мысль попытаться бежать, то они вновь смотрели на ту, что недавно побывала на «воспитании» у охраны, и в их взглядах сразу же гасли последние, еле тлеющие угольки надежды.

Но у меня всё же шанс был. Ведь Настюха не видела сквозь иллюзии. Только как правильно его использовать, я не понимала. Пока не настал день стирки.

Мы все пришли в цокольный этаж, нам выдали железные тазики с хозяйственным мылом, и мы занялись стиркой.

Я продолжала зорко следить за Настюхой, что, в общем-то, и делала все эти дни, и наконец-то кое-что заметила.

А именно то, что одна из женщин, наполнив тазик, чуть не уронила его, поскользнувшись на мокром полу, и Настюха, стоящая не особо близко, умудрилась его поймать и саму женщину придержать за плечо.

И больше того, еще и сжала руку этой самой рабыни, а та в ответ слегка улыбнулась, и в её взгляде мелькнуло нечто вроде благодарности. А во взгляде Настюхи — намек на облегченную улыбку.

Я тут же отвела свои глаза, шокированная увиденным.

Я помнила эту женщину.

Она стояла на раздаче в столовой, она же забирала у меня тогда мои вещи и куда-то уносила.

Эта женщина была близка нашей ведьме. И между ними есть какая-то связь!

А это значит, что у меня теперь есть козырь!

Осталось только правильно его разыграть…

Целых два дня я разрабатывала план. Точнее, не один, а несколько. И думала, какой из них будет самым выигрышным.

По всему выходило, что любой из них мог быть провальным.

Потому что я очень сильно рисковала.

Ведь в них была куча пробелов.

Я могла переоценить отношения между той женщиной и Настюхой.

Что, если я всё неправильно поняла?

Но и спросить было не у кого.

Как-то, идя в толпе в столовую, я попыталась поговорить с Ладой — эта женщина всё еще продолжала меня учить шить. Но она просто отошла от меня подальше, не желая даже смотреть в мою сторону.

Но мне нужна была информация. Потому что я должна была быть уверенной, что всё правильно поняла.

Оказаться в той камере пыток мне совсем не улыбалось.

Поэтому, когда Настюха нас оставила с Ладой наедине, я все же докопалась до неё и задала прямой вопрос шепотом: «Что связывает ту женщину и Настюху?»

Лада с шумом выдохнула и, поняв, что я от неё не отстану, все же тихо процедила:

— Подруга.

Я какое-то время пыталась переварить эту информацию, а затем до меня всё же дошло.

«Подруга», значит…

И я была права, они связаны.

И вполне возможно, поэтому этой «подруге» давали много послаблений.

А может, она еще и стучит на всех.

Мне очень сильно хотелось еще поговорить с Ладой, чтобы понять, с кем еще может дружить Настюха, но последняя вошла и, усевшись на своё излюбленное мягкое кресло, стоящее у входа в цех, начала следить за мной.

И пришлось продолжить работать.

Я постаралась вспомнить, кто еще стоял на раздаче в столовой.

Но женщины там менялись, и постоянных, кроме Настюхиной подруги, не было.

Она единственная?

Или есть и другие всё же?

А вдруг есть, просто они себя не показывают?

Но в любом случае я должна была рискнуть.

Потому что так жить просто невыносимо. И я чувствую, как с каждым днем мне становится всё хуже и хуже. И не только физически, но и эмоционально.

День икс настал спустя лишь неделю. Потому что именно в этот день мне выпало дежурство на кухне.

До этого, как подступиться к подруге Настюхи, я понятия не имела.

Как оказалось, эта девица нехило так всеми командовала, её тоже все побаивались.

Всего нас, помощниц, было три, если не считать Веру. Так звали подругу Настюхи.

И она руководила нами.

Поспать мне в этот день вообще не удалось, ибо разбудили меня спустя два часа и на кухне усадили за чистку картофеля к обеду.

А точнее, не чистку, чистил-то специальный аппарат, а мне надо было вырезать глазки после этого самого аппарата.

Но я, пока занималась этим вопросом, следила усердно за Верой. Хоть и спать хотелось зверски.

Как оказалось, у Веры была собственная комната отдыха на кухне, и она, когда раздала нам указания, отправилась туда. Видимо, досыпать.

Не появлялась она уже минут десять, и я поняла, что пора действовать.