Сводные, (не) любимые

8 глава

Через два часа я и правда проснулась, только разбудила меня Катя.

Заставила выпить еще чуть-чуть бульона, помогла с уткой, а затем я опять отрубилась.

Когда она вновь меня разбудила, я заметила уже в моей палате Тимофея.

Катя выгнала его, дав мне возможность привести себя в порядок: умыться и в туалет сходить, точнее, на утку, — и только после этого впустила мужчину.

— Спасибо за то, что вы с Никитой спасли меня, — выдохнула я, когда Катя оставила нас наедине.

Тимофей промолчал.

Он тоже, как и Никита, взял табуретку и сел на неё рядом с кроватью. Только почему-то подальше от меня, словно боялся слишком близко ко мне подходить.

Даже немного обидно стало и грустно.

— Я не заразная, вообще-то, — жалко улыбнулась я.

Но мужчина никак не отреагировал на мою неловкую шутку.

Сейчас он сильно отличался от того парня, которого я встретила больше месяца назад на дороге. Кажется, будто он постарел лет на пять точно.

Взгляд слишком серьезный и тяжелый какой-то. Даже намек на морщинки между глаз появился, будто он всё это время слишком часто хмурился.

Да и тот юношеский задор во взгляде куда-то пропал.

Я уж молчу про то, что он еще ни разу мне не схохмил, хотя при встрече он это делал много и часто. Да, может, мы и общались всего ничего, однако же мне показалось тогда, что характер у него был легким и веселым.

А сейчас передо мной как будто вообще другой человек сидел. Точнее, оборотень…

Я ждала, что он хоть что-то скажет, но Тимофей молчал и просто смотрел на меня. И чудились мне в его взгляде обвинение и злость, а еще одновременно что-то такое темное, тягучее, отчего в низу живота теплело.

Он сейчас сильнее всего напоминал мне хищника в засаде, выжидающего, когда его жертва потеряет бдительность. Но от этого мне было не страшно, а наоборот… хотелось, чтобы он напал.

Кажется, опять эта моя нездоровая реакция на оборотней сработала. Что к Никите, что к Тимофею я ощущала одинаково сильное влечение.

Только сейчас я от него отказываться уже не хотела. Сейчас я понимала ценность того, что чувствовала к обоим мужчинам. Особенно после того, что меня могло ждать в той камере пыток.

И пусть уж лучше это было бы по моему желанию, чем вот так, как они с дурехой Лизой поступили.

Может, поэтому у неё крыша и поехала. Кто знает, может, и со мной то же самое случилось бы, пройди я через то, что прошла она?

Я поморщилась, не желая вспоминать про девушку.

А еще мне стало неловко от слишком долгого молчания, и я решила попробовать наладить хоть какой-то контакт с мужчиной.

— Никита рассказал, что ты мне делал массаж сердца, спасибо еще раз за спасение. — Я посмотрела ему в глаза, но он никак не отреагировал. Тогда, устало вздохнув, я продолжила: — Я попросила Никиту, чтобы он закрыл ту шарагу.

В этот момент Тимофей все же разжал плотно сомкнутые губы и ответил:

— Теперь понятно, куда он делся.

— С ним что-то случилось? — с тревогой спросила я.

— Нет, — отрицательно покачал головой мужчина. — Нормально с ним всё, иначе я бы почувствовал. Просто на звонки не отвечает.

— Как? — не поняла я.

— Мы братья. Двойняшки. Между нами есть связь. Не так, как обычно у близнецов бывает, но хватает, чтобы понять, что одному из нас нужна помощь. И еще мы способны друг друга отыскать по этой связи. Я чувствую, где он находится, и, если с ним что-то случится, пойму, — на удивление развернуто пояснил мне мужчина.

Я даже слегка опешила от такой откровенности. Если честно, не ожидала. Это всё-таки очень личная информация, и я бы, имей такое преимущество, не стала им делиться с незнакомым чело… эльфийкой.

— А я думала, вы вместе поедете разбираться, — неуверенно пробормотала я себе под нос.

— Нет, он меня не стал звать, я отсыпался в гостинице. Только когда приехал сюда, узнал, что ты очнулась.

— Ясно, — только и смогла сказать я.

А больше и не знала, что говорить. Тимофей просто смотрел на меня и продолжал молчать.

— Почему ты отказалась от доли? — спросил меня мужчина спустя, наверное, минут пять нашего тягостного молчания.

— Это же ваше наследство, я не имею на него права, — тихо ответила я.

— Могла бы просто сказать «нет» у нотариуса, но ты сбежала, — продолжил он задавать вопросы.

Я с шумом выдохнула, понимая, что он прав и поступила я как полная дура.

— Просто потому, что я дура, — только и смогла я сказать и отвела взгляд в сторону.

А о том, что я обиделась на них обоих за то, что они подумали про меня всякие гадости, да еще и испугалась своего первого влечения сразу к обоим мужчинам, посчитав их своими истинными, я никогда не расскажу, даже если пытать будут.

— Ясно, — ответил он, а затем встал и молча вышел из палаты.

Я же с обидой посмотрела ему вслед. Так и хотелось крикнуть ему в спину, чтобы остался и побыл рядом еще чуть-чуть. Но прикусила язык.

Вообще-то, он ведь имеет право на меня злиться. Мало того, что свалилась на голову, претендую на наследство, доставшееся от их матери, так еще и новая мачеха заставила меня искать.

Не думаю, что они прям горели желанием меня разыскивать. Скорее всего, это мама надавила на своего мужа, а он на сыновей. И возможно, опять всё из-за наследства.

И да, надо было бы поговорить всё же с мамой.

Взяв телефон, что лежал на тумбочке, я его разблокировала и с тяжелым сердцем набрала её номер.

— Доча? — услышала я её взволнованный голос.

— Да, это я, — устало выдохнула я.

— Я боялась тебя беспокоить, Никита мне сказал, что ты очнулась, но я всё же ждала, что ты сама позвонишь, — быстро сказала она и добавила: — Как ты? Парни сказали, что ты чуть не умерла и тебя чудом откачали.

— И ты не удивлена? — тут же спросила я, прищурившись.

— Чему? — растерянно спросила она.

— Тому, что я чуть не умерла, но при этом мне никто голову не отрубал? Ты ведь говорила, что мы — эльфы — очень живучие. И чтобы нас убить, надо голову нам отрубить. А всё остальное мы способны пережить.

Мама какое-то время молчала в трубку, а затем заговорила, только так, будто дозируя слова:

— Детка, наверное, парни не поняли просто…

— Понятно, — печально вздохнула я. — Ты опять собралась мне врать?

— Милая, всё не так. — И она всхлипнула в трубку.

— Ты расскажешь мне, зачем дроу меня пытались убить? — жестко спросила я, чувствуя, что еще немного и начну на неё орать.

— Они фанатики.

— Угу, а еще наемники! — рявкнула я, не сдерживаясь. — Кто их нанял? И зачем? Почему они хотят меня уничтожить?

— Милая, я же говорю, они сумасшедшие фанатики. Возможно, их никто и не нанимал…

— Возможно? — процедила я в трубку.

Теперь я точно ощутила её ложь.

И я не понимала: почему? Почему она не хочет рассказать мне всю правду?

В голове роилось очень много догадок, и мне на ум пришла одна, самая тупая, которую я маме и бросила в сердцах, просто чтобы сделать ей больно:

— А может, я не твоя дочь? Может, ты меня украла?

— Нет! — заорала она в трубку так, что я даже телефон отнесла от уха подальше. — Ты моя дочь! Я тебя люблю! Верь мне, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты была жива и счастлива! Фанатики тебя не найдут, если мы будем далеко друг от друга, — затараторила она.

— Тогда почему ты не хочешь сказать мне правду? — кое-как вклинилась я в её отчаянный монолог.

— Я говорю тебе правду, милая! — опять закричала она мне в трубку, а я не сдержалась и отключилась, не желая слушать её ложь.

Все её слова были пропитаны фальшью, я это ощущала всем нутром. Даже странно стало: раньше я этого не чувствовала, а сейчас — да. Почему так?

А может, мне просто показалось? Может, я сама себя накрутила?

Да нет же…

Здесь явно что-то не так.

Мама пыталась мне перезвонить еще несколько раз, я устала скидывать и просто выключила телефон, не желая с ней общаться и слушать её очередную ложь.

Всё равно правду она говорить не хочет.

Странно, что даже когда она кричала, что я её дочь, я вновь чувствовала, что это ложь, только… эта ложь была необычная, какого-то другого оттенка. Как будто мама сама не понимала, что врет мне.

Или я пытаюсь её оправдать?

Но я точно ощутила, что вся её речь была пропитана разными оттенками. То, что она меня любит и желает счастья, — это было правдой. Как и то, что, когда мы далеко друг от друга, фанатики нас не найдут. А вот всё остальное…

В конце концов я настолько устала анализировать свои чувства и злиться на маму, что просто отрубилась.

Разбудила меня Катя, и это было уже утро.

Она опять помогла мне привести себя в порядок. Мне кажется, я чувствовала себя намного лучше, но Катя не позволила мне встать, боясь, что я где-нибудь упаду.

Потом появился тот самый шаман Агдам, который меня лечил.

Он посадил меня в кресло-каталку и повез на МРТ.

Ох, как же хреново мне стало, пока мы ехали. Хорошо, что Катя не дала мне пойти пешком, хотя я порывалась.

В общем, до МРТ мы еле добрались, шаман просветил меня всю, причем заняло это где-то час, я даже задремать успела, а затем отвез обратно.

Глаза шамана горели, как и у любого исследователя, он забросал меня кучей вопросов по поводу своей расы, но ответить я толком ничего не могла, только о себе или о маме, не больше.

Еще рассказала ему о существовании дроу и пояснила, что они такие же, как и мы, только с темной кожей.

Ну и да, оказывается, моя иллюзия спала, а я даже не поняла. Только когда шаман начал спрашивать про мои острые уши и зачем они такие, до меня дошло.

Я тут же вернула себе на место свою иллюзию, но шаман посоветовал мне пока не тратить магический резерв, хотя я и не тратила его особо. Какой там резерв? У меня иллюзии — это вообще врожденное умение. Видимо, из-за того, что я чуть не умерла, она и спала.

Хотя всё равно этот момент меня коробил.

Как я могла умереть? Если мама говорила, что убить нас, эльфов, можно, лишь отрубив голову?

И либо она в этом мне опять врала, либо… я была не совсем эльфом?

Ах, если бы она захотела нормально со мной поговорить и ответить на все мои вопросы…

Шаману я говорить по поводу отрезанной головы не стала, всё же он посторонний, мало ли как он потом использует против нас эту информацию.

В общем, после допроса я позавтракала и опять уснула, а когда проснулась, то увидела Никиту.

— Привет, — сказала я ему хриплым голосом, — ты давно тут?

— Привет, — улыбнулся он, — нет. Только пришел.

— Надо было разбудить меня.

— Мне сказали, что тебе надо больше отдыхать, быстрее восстановишься. И я смотрю, ты опять иллюзию накинула на себя? Может, не стоит?

— А, это? — Я небрежно махнула рукой и, нажав на кнопку, подняла верхнюю часть кровати, чтобы не лежать, а сидеть. — Это мелочи.

— Ладно, — пожал он плечами и без какого-либо перехода добавил: — Я сделал то, что ты просила.

А я не сразу вспомнила, о чем он, а когда поняла, то тут же встрепенулась.

— Серьезно? — удивилась я.

— Да, вот смотри. — Он достал мне свой телефон и включил на нем видео.

Я забрала гаджет и начала смотреть. Это был репортаж с места событий. Тот самый концлагерь, в котором я провела почти месяц, был на заднем фоне, а также куча скорых и полицейских машин, а еще потерянных и испуганных женщин в серых мешковатых одеждах, которых выводили из здания люди в форме.

Среди них я заметила хромающую Лизу с затравленным взглядом.

Её довели до скорой, и медики принялись сразу же лечить девушку.

А я почувствовала облегчение. Она всё-таки осталась жива.

Глупо, наверное, но всё равно я не хотела, чтобы она вот так погибла. С ней столько всего случилось — надеюсь, она всё же сможет жить дальше нормальной жизнью.

Журналист рассказывал о том, что владельцем этой богадельни оказался начальник полиции, его уже арестовали, как и его заместителя, который тоже был в теме. И, само собой, других подельников.

Для этого даже позвали на помощь полицейских из другого города.

И да, оказалось, что таких трудовых лагерей вокруг города еще три штуки. В них найдены пропавшие несколько лет назад женщины, которых разыскивали родственники.

Люди города даже собрали стихийный митинг у здания мэрии и требовали наказания для полицейских, творящих такой беспредел.

Когда репортаж закончился, я вернула телефон Никите. И когда он забирал его у меня, наши пальцы соприкоснулись совсем мимолетно, но даже этого касания моему организму было достаточно для того, чтобы возбудиться и вспыхнуть маленькой сверхновой звезде внизу моего живота.

— Спасибо, — сказала я хриплым голосом и стыдливо отвела взгляд в сторону.

Не хотелось бы, чтобы мужчина заметил мою реакцию на него.

— Всё для тебя, — таким же хриплым голосом ответил он, заставив взглянуть на него с удивлением.

— Почему? — не удержалась я от вопроса. И даже уточнила: — Почему ты это сделал?

Никита посмотрел куда-то в окно и ответил:

— Потому что мне захотелось сделать тебе приятное.

А я вдруг поняла, что он говорит чистую правду.

Не знаю как, но просто интуитивно это почувствовала.

У меня что, открылись какие-то новые способности? Я теперь чувствую, когда кто-то врет? И мне тут же захотелось проверить этот момент.

Вот только как? Я не представляла.

Разве что заставить сказать Никиту какую-нибудь ложь?

Я уже хотела попросить его солгать мне насчет своего имени, например, как в дверь, постучав, вошла Катя с обедом и выгнала мужчину.

На этот раз я всё-таки уговорила девушку помочь мне дойти до туалета.

Хотелось хотя бы на унитаз нормально сходить, а то от этой утки уже тошнит.

Катя помогла, и я уже чувствовала себя намного бодрее, хотя и без её помощи точно не справилась бы.

Никита после обеда так и не вернулся, и я уснула.

А вечером, когда проснулась, увидела Тимофея.

Он сидел на расстоянии метра у моей постели и смотрел на меня таким взглядом, что мне почему-то стало жарко.

— Ты как? — спросил меня мужчина.

— Немного лучше, — тихо ответила я, ощущая себя нимфоманкой и злясь на неадекватные реакции своего организма на обоих мужчин.

Причем к тому же шаману я вообще ничего не чувствовала. И это меня очень радовало, а то мало ли, вдруг бы я и к нему что-то ощутила, вот было круто… Нет!

— Я поговорил с Агдамом, через пару дней он тебя выпишет, и мы поедем к нам в поселок — Седой. И это не обсуждается! — бескомпромиссно заявил он, будто ожидал, что я сейчас начну возмущаться.

— Э-э-э, туда, где мама, что ли, живет? — удивилась я.

— Нет, — покачал головой мужчина. — Туда, где рудник. Наш общий.

— Но я же не согласилась, — ответила я.

— Мы и без тебя всё оформили, — сказал он.

— Ты же говорил, что я могла отказаться! — опять начала я злиться.

— Могла, — спокойно ответил он как ни в чем не бывало. — Но это не значит, что мы бы тебя послушались.

Я приоткрыла рот и поняла, что еще немного и начну опять орать на этого несносного мужчину.

— Тогда какого хрена? — только и смогла выдохнуть я.

— Что? — В глазах Тимофея появились смешинки.

И до меня дошло, что он меня просто сидит и троллит.

— Это шутка, что ли? — нахмурилась я, потому что оттенков фальши или лжи еще ни разу не заметила в голосе мужчины.

— Нет, — покачал он головой.

— Чему ты тогда веселишься? — запыхтела я как паровоз.

— С чего ты взяла, что я веселюсь? — продолжил издеваться надо мной мужчина, при этом я четко видела, что в его взгляде плясали чертенята, но при этом лицо оставалось серьезным.

Какое-то время пыталась подавить своё раздражение, а затем, поняв, что, кажется, кое-кто решил меня довести до ручки, выдохнула и покладисто кивнула:

— Хорошо.

Тимофей сразу весь напрягся и нахмурился, а веселые чертенята в его глазах сменились на подозрительных.

— Я надеюсь, ты не вздумаешь опять сбегать? — спросил он меня жестким тоном голоса и добавил: — Имей в виду, Агдам тебя никуда не выпустит, пока мы не придем за тобой. Он работает только на тех, кто ему платит. А мы ему кучу бабла отвалили за то, чтобы он тебя на ноги поставил.

Я закатила глаза в потолок, затем опять посмотрела на мужчину и ответила:

— Слушай, неужели я похожа на совсем уж дуру?

— После твоего поступка я ни в чем уже не уверен, — ответил Тимофей.

— Знаешь что! — рыкнула я. — Иди к черту!

И отвернулась, стараясь подавить свою злость.

Вот ведь! Пара слов, а он уже умудрился меня разозлить.

Какое-то время мы оба молчали, я лежала, отвернувшись, и смотрела перед собой, а Тимофей просто сидел и даже не шевелился.

В конце концов я услышала, как он встал и сказал:

— Через два дня мы за тобой приедем. Очень надеюсь, что ты не наделаешь глупостей.

А затем просто ушел.

Очень хотелось вслед бросить ему подушку, но я постаралась напомнить себе, что вообще-то взрослая женщина, а не подросток пубертатного периода, хотя, учитывая мои реакции на обоих мужчин и поведение последних двух месяцев, я уже ни в чем не уверена.

День прошел скучно и нудно.

Никита ко мне не заходил, отчего я даже слегка пригорюнилась. Тимофей тоже.

Я даже порывалась позвонить сначала одному, затем второму брату, но, вспомнив, что придется включать телефон, а там опять мама будет названивать, убрала его в сторону.

Когда ко мне пришла Катя, я рассказала ей о том, что сделал Никита.

В ответ получила лишь пожатие плечами.

— Слышала, да, но как-то внимания не обратила особо. Вчера, кстати, состоялся суд над твоей ведьмой. — Я скривилась. — Ладно-ладно, не твоей, — замахала на меня рукой Катя, — ты же поняла, о ком я. О Насте. Так вот, ей полностью заблокировали дар.

— И что дальше? — не поняла я.

— А что дальше? Отпустили восвояси. Она теперь нашему миру не интересна.

— Но она же совершила преступление! — опешила я.

— Наши наказали её соразмерно её преступлению. Поверь, ей будет очень хреново. Потому что даром она пользовалась интуитивно, а сейчас стала как слепой котенок. Это очень жестокое наказание даже для такой слабой ведьмы, как она. Я не представляю, что со мной будет, если меня заблокируют. — Катя даже передернулась, как будто её зазнобило от холода, хотя в палате была нормальная, комфортная температура. — Я не смогу так жить. Так что не переживай, твоя Настюха очень страдает…

— Не знаю, — пожала я плечами, — мне кажется, её должны были арестовать и вот в таких же условиях подержать, чтобы она хоть что-то поняла, — зло высказала я.

В ответ Катя с шумом выдохнула:

— Ну вот представь, что ты не сможешь пользоваться своим даром иллюзий. Представь, что его у тебя не будет.

Я какое-то время хмуро смотрела на девушку, а затем все же поняла, что да, это было бы очень плохо, потому что благодаря своему дару я смогла выживать много лет и он не раз меня выручал. И пользовалась я им уже интуитивно. Как рукой или ногой. Он был частью меня. Поэтому скрепя сердце пришлось согласиться:

— Да, ты права, это жестокое наказание.

— Ну вот, — улыбнулась в ответ девушка.

— У Никиты не будет неприятностей из-за того, что он сделал? — решила я поинтересоваться у ведьмы.

— Если только от людей. На совете его вмешательство было одобрено.

— Что за совет? — удивилась я.

— Ты, походу, вообще ничего не знаешь, да? — Катя посмотрела на меня чуть ли не с жалостью.

— Нет, — покачала я головой. — Я тридцать пять лет жила, думая, что на Земле из другого мира только мы с мамой и наши преследователи, а оказалось, что здесь есть еще и ведьмы, оборотни, шаманы…

— Да, кого у нас тут только нету, — хмыкнула Катя. — Но самые многочисленные — это оборотни и мы, ведьмы. Поэтому в каждом регионе есть свой совет. На него собираются главы стай и главы местных ковенов. И если кто-то из «наших» хочет вмешаться или как-то повлиять на местное человеческое правительство, а это считается очень серьезным вмешательством, то этот кто-то должен пойти за одобрением к совету, и больше того, подробно рассказать свой план. Если не пойдет и сделает это без его ведома, значит, да, будет наказан в зависимости от последствий. Твой же оборотень убедил всех наших, что такие заведения стоит закрывать. Все дали добро.

— Ничего себе, — только и смогла сказать я. — Это во всем мире так?

— Да, — кивнула Катя. — Советы есть в каждом регионе и в каждой стране. Есть даже мировые, но они очень редко собираются. Раз в десять лет где-то, не чаще. Правила и законы были установлены более пяти сотен лет назад, и все расы должны им подчиняться. Есть даже специальная служба, следящая за порядком. Иначе опять начнутся гонения, только у людей теперь есть не только вилы и факелы, но и опасное оружие. Которым они легко могут нас уничтожить. Нас ведь не так много, как их. Поэтому мы и соблюдаем конспирацию. И по нашим законам люди, если о нас узнают, либо остаются жить среди нас в наших поселениях, скрытых от простых людей отводом глаз, либо должны быть убиты.

— Ничего себе, — выдохнула я.

— Да, — кивнула Катя. — Ты одна из нас, и ты теперь тоже обязана соблюдать эти правила.

— Я — одна из вас? — с удивлением посмотрела я на девушку.

— Конечно, — пожала она плечами и совершенно обыденным тоном голоса добавила: — Ты эльф. Вообще из другого мира. Сверхъестественное существо, как говорят люди. А значит, одна из нас.

Катя ушла, а я еще долго не могла прийти в себя от того, что она мне заявила. Всю свою сознательную жизнь я была одиночкой. Первую половину жизни мы с мамой вечно были в бегах, а вторую я фактически прожила одна. Постоянно скрывала, кто я такая, и боялась кому-то полностью доверять. Меняла личности. Не могла заводить постоянных друзей. А теперь меня вдруг причислили к какой-то весьма немаленькой группе сверхсуществ. И это было очень странным ощущением.