Глава 36

Когда меня закинули в какую-то землянку, мое лицо уже перестало чувствовать холод и ветер потому что онемело, а меня именно кинули в угол, застеленный то ли соломой, то ли прелыми мешками и веревками.

– Сейчас печь затопим, теплее будет, - буркнул один из них, и схватив второго за рукав, потащил на улицу. Третий присел возле железной печки на вроде «буржуйки», и начал разжигать при помощи бумаги несколько тоненьких брусков.

Света практически не попадало в это жилище, но какой – никакой просачивался в стекло над дверью. Во всю высоту двери, когда она открылась я увидела лестницы. Сейчас они были завалены снегом, и мужчины с дровами практически скатывались по ним. Это реальная землянка, и над землей, может, только крыша и торчит.

– Э-ээ, простите, а вас как зовут? Здесь женщины вообще есть? – спросила я, стягивая варежки, чтобы снять шаль и стряхнуть начавший таять слой нега на ней.

– Толку то знать наши имена. Сама-то чего тут забыла? Смолу искала? – спросил мужик, что возился у печи, и все трое захохотали.

– Ага, чтобы рот залепить, если кто надумает смеяться надо мной, - ответила я и скопировала их смех. Они замолчали. – Не до шуток, я и не поняла – как ушла в сторону. Пока шла снега почти не было, а потом как повалил, да и ветер этот. Мне к берегу надо было – на работу я шла.

– Такие не работают, так что не выдумывай! – ответил один из них.

– Работают, а вы зачем меня сюда притащили? Красть у меня нечего, варить меня – то еще приключение – кожа да кости.

– Замерзнуть хотела? Может, отец твой сколько – нибудь заплатит за то, что спасли, а варить тебя не собирался никто, так что, сиди спокойно. Дождемся конца метели, и проводим, - больно уж сладким каким-то голосом ответил третий, что отряхивал сейчас с себя снег. Таким голосом детям говорят, что «мама сейчас только в туалет сбегает, и сразу заберёт тебя домой», а на деле – оставляют в детском саду на целый день. И ты орешь там, боясь, что она больше никогда не вернется.

– Нет у меня отца. И матери нет. Я сама. Одна. Оттого и работаю. Сама заплачу, как проводите до ворот. И правда, замело бы меня. Сотню серебряных отдам – копила, думала может хоть барона какого куплю… Хотела за пару лет тысячу скопить, да вот…

– Девка, ты нам сказок не рассказывай. Отца сначала найдем, а потом и вернем, когда заплатит, - хмыкнул первый, который не особо любил эти шутки, и цикнул всем, чтобы прекратили ржать.

Вода вскипела в черном загорелом чайнике, и один из них высыпал из бумажного мешка какое-то крошево, но запахло отваром, только без привычного клеверного запаха, а больше на чай из корешков, вроде шиповникового. Мне подали кружку, которую я с удовольствием зажала в ладонях. В комнатушке, если ее так можно было назвать, становилось теплее, а горячая жидкость, проникая в желудок, дала толчок организму, и кровь заструилась быстрее, возвращая тепло ногам и рукам.

Значит, ребятки, вы хотите выкупа, а папки у меня нет. Если они узнают про Элиота, попросят много сразу, как дом увидят, да и Элиот может распереживаться. Флора! Деньги есть у Флоры, ну или она что-то придумает, знает же, что верну потом. Адрес я помню. Только вот, если начнут выяснять, поймут, что соврала. Дирк? Он поднимет на уши всю фабрику! Но это лучше, чем ничего! Марита сама, если что обратится к Флоре за деньгами.

– Ребята, отец у меня – угольщик обычный, а я на фабрике работаю, на прядильной. Денег у него мало, а я скопила. Вы меня прямо до дома можете отвести, я там вам и отдам – понимаю ведь – спасли, и я не против, - аккуратно продолжила я.

– Завтра решим, хотя, может, и завтра еще мести не перестанет, так что, сиди пока, может и поспишь, - ответили мне. Но то ли отвар такой, то ли оттого, что тело начало отогреваться, в сон потянуло сильно. Я подтянула ноги под себя, прижалась к торфяной, и от этого не сырой, хоть и прохладной стене и задремала.

– Коли отец небогат, то и брать с нее нечего. Приведи Нису, пусть посмотрит сколько на ней вещи стоят. Кто их знает, может и правда не больно дороги. А сама она сотню дает, чего поди врать – то стала бы? – я проснулась под этот шепот. В окошке над дверью была темнота. Значит ночь. В печурке краснели угли. Я, не поворачивая головы смотрела на то, что было видно из-под ресниц.

– А если врет? Там нас и поймают, а может и мимо ворот не пройдем – городовому знак подаст, и все – считай висельники. А нам только денег за спасательство получить, - буркнул в ответ второй. Третьего, самого серьезного, и самого опасного на мой взгляд, не было.

– Дойди до Нисы. Забери каких-нибудь махров, чтоб переодеть, а эти вещицы продадите потом. Пока суть да дело, хоть на еду будет. Бабы в таверне купят, только вот, тощая она больно – кому еще такое налезет?

– Сам иди, там не видно ни зги, - буркнул собеседник в ответ.

– И пойду, а утром Ниса уже и еды принесет, коли метель закончится. Третий день на твоей коре сидим – живот подвело, сил нет как жрать охота, - ответил тот, которому не терпелось меня раздеть. Тут мне стало страшновато, но я помнила, что бандитов лучше не злить. По факту нужно было предложить самой какой-то адекватный вариант, при котором они не будут чувствовать опасности.

Мужик ушел, впустив в землянку порцию снега – метель, похоже, решила только усилиться. Лишь бы утром этот бедлам не прекратился.

Если бы я не захотела в туалет, ни за что бы не подала вида, что проснулась. Но лежать уже было невыносимо.

– Можно в туалет выйти? – осторожно спросила я.

– Там заметет сразу, - ответил все так же, шепотом оставшийся.

– Ну не здесь же пол мочить. Давай хоть за дверь. Неужели, думаешь, я в эту метель сбегу? Я жить хочу – только начала считай. Сначала матушка – психопатка, потом ее церковники – чуть дом не забрали. Отцу моему от меня снесите записку. Он вам и деньги отдаст. Или к знакомой, что на фабрике. Не сидеть же мне здесь неделю, - решила я начать диалог, ссылаясь на то, что и моя жизнь – не сахар.

В дверь ввалился недавно ушедший, и за ним, слава Богу, шла девушка. Судя по тому, что существо было в юбке и платке – только так можно было точно сказать, что это барышня.

– Эта? – спросила она, поправив дырявую шаль, завязанную крестом на груди.

– Ты другую видишь? – отряхиваясь спросил приведший ее мужик.

– Вы меня в туалет можете проводить? – я встала, разминая затекшие ноги и спину.

– Идем, посмотрю, чтоб не задуло, - ответила девка, которую они называли Нисой.

Мы вышли за дверь, я присела сразу, как поднялась по лестницам, и осмотрелась – темень и метель. Бежать – точно не вариант. Замерзну через пару часов – найдут только к лету, если звери не растащат, - подумала я и отбросила эту мысль.

– Откуда ты? – спросила девка. Голос был молодым. Если не моя ровесница, то не больше, чем на пару лет старше.

– Из города. Дочь купца и женщины, которая хотела продать меня церковникам.

– Зовут как? – как-то мягче уже, спросила та. Ну, раз речь зашла об именах, убивать меня, скорее всего, не станут.

– Рузи. Деньги у меня есть, и я вам с удовольствием помогу – вижу, как вы тут живете. Это смоловары? – спросила я, стараясь как можно медленнее подтягивать штаны, чтобы подольше оставаться наедине с девушкой. – Если б не они – замерзла бы уже.

– Я Ниса. Нет, смоловары ближе к городу. Это провал, Рузи, - хмыкнув, ответила она. Сердце мое забилось как птенчик, потому что много говорили о том, что здесь живет множество бандитов. Но мои девушки, что работают на фабрике… Они тоже отсюда!

– Со мной девушки на фабрике работают… тоже отсюда, - буркнула я, и начала спускаться вниз.

– Ну-ка, подойди к печке, - потянула она меня за рукав. – подкинь пару поленьев, не жалей, - крикнула она мужику, что привел ее. Я не стала сопротивляться. Помещение метра три на четыре, не больше, да и печь практически в центре, но лежанки по углам, видимо, когда печь топится, возле нее жарко.

– Я и пальто вам сама отдам, только выведите меня, прошу вас, - тихо прошептала я.

– А не та ли ты рыжая Рузи, что на свою фабрику народ набирала? – сощурившись, спросила она. – А сейчас, говорят, и церковников разогнали, так та Рузи предложила наших брать в приюты. Про нее сейчас много у нас говорят, - она подвела меня к печи, потянула за шаль, и сняла ее с меня. – Ну, что? Та ты Рузи?

– Та, - ответила я, потому что врать было бесполезно.

– А вы ее раздеть хотели? М-м? – обернулась она к мужикам, что грели руки о кружки с очередной порцией чая из коры.

Ниса привела меня в свою землянку, что находилась в десяти метрах от этой. Здесь у стен были лавки, подобие стола и даже что-то вроде кухни. Везде были развешаны сушеные травы. На полу толстый слой соломы, на лавках матрасы. Двое детей лет восьми – десяти одетые в вязаные штаны и куртки что-то вязали из соломы на полу возле печи.

– Проходи. Не хоромы, но получше, чем там, - сказала она, брякнув закопчённый чайник на печь. – Да и чай получше, раз уж на то пошло, - добавила она, скидывая шаль и безрукавку, что носила мехом внутрь.

– Спасибо, Ниса. Мне и это в радость. Я шла на фабрику, а метель началась – ничего не видно. Хорошо, хоть они шли. Точно дорогу бы не нашла, - выдохнула я и тоже начала раздеваться. Стены здесь тоже были из торфа, но слои были словно пирог – разных цветов и толщины.

– Не за что пока. Об одном прошу – городовых не зови. Нас кормят, а сами впроголодь живут. Бывает и неделями не емши.

– Не позову, обещаю. Сейчас лучше будет, Ниса. Можно открыть новые фабрики, и мужики ваши снова при деле будут. И детей заберете. Это самое важное.

– И не говори, летом то мы как короли живем! – она совершенно искренне заговорила о лете, и я постаралась не поднимать брови. – И грибы, и ягоды, и капканы ставим на зайцев. Косули опять же, а все равно, мяса не хватает на всю зиму, да и народу много – а ты ведь не станешь один есть, коли в соседнем доме дети голодом. Травы набираем, корни сушим. Так и живем – все пополам делим, - она налила по небольшой железной кружке из чайника, бросила туда по куску то ли масла, то ли сала, и подала детям. Когда по избушке разнесся запах смальца, который я хорошо помнила из-за своего деда, что пил вот такой чай с самой войны, чтобы избежать туберкулеза, я присмотрелась к детям. Они пили его терпеливо, небольшими глотками.

Я улеглась на лавку с девочкой, и долго не могла заснуть. Хозяйка уже сопела, и дети заснули вмиг. Я лежала и пялилась в темное окно, за которым бушевала стихия.

Голоса на улице разбудили меня, когда рассвет только – только заглянул в окошко.

Дети уже не спали – стояли возле матери, которая раскладывала на сковороде лепешки.

– Ниса, вроде метели нет? – спросила я, рассматривая малышей.

– Нету, и солнце всходит сегодня. Слава Богу и его Детям. Хоть дров можно будет набрать, - как-то добро, по бабушкиному, ответила она.

– Сколько тебе лет? – спросила я.

– Семнадцать, -быстро ответила она, а потом поймала мой взгляд, устремленный на малышей и засмеялась: - это мои брат и сестра. Мамка у церковников, а нас должны были тоже забрать, но мы сюда убежали. Люди помогли, а сейчас вот один из твоих похитителей ко мне насватывается. Он и кормит, считай, - уже как-то тихо, словно извиняясь за него, ответила она.

– Ладно, может, он и проводит меня?

– Он уж ушел – отправила я его на твою фабрику. Знаю девок, что там работают, говорили. Они деньги, что ты даешь, все тратят на еду, и нам приносят. Ты, считай, и кормишь нас.

– Хорошо. А много здесь таких землянок?

– Дак, полсотни то точно. Летом поменьше народу живет. Кто на берег уходит, а кто южнее еще, кто на фермы устраивается. А зимой нет работы.

Когда мы распрощались с Нисой, я оделась, а на ноги мне привязали такие же снегоступы из веток и коры, в которых вчера и встретились мне мужички. Они вывели меня на дорогу, где нас встречали Люк и Дирк. Передали из рук в руки.

– Точно вас не обижали, миссис Гранд? – первым делом спросил Люк.

– Точно. Только вот, видимо, надо было мне туда попасть, чтобы узнать все как есть. Я знаю, как мы можем хоть немного помочь им – заявила я, и пошагала между двумя мужчинами, которые с обоих сторон старались приподнять меня.

На фабрике Леова варила суп, кофе, пекла в печи хлеб, девушки наводили порядок – работа стояла.

– А это что у нас сегодня тишина? Забастовка, или день народного единства? – спросила я оглянувшись. – Праздник, говорю, сегодня какой?

Все смотрели на меня как на привидение.

– Как пришли эти двое, мы чуть с ума не сошли. Все из рук выпало, Рузи, - бросилась меня обнимать Леова.

– В первую очередь, Леова, заводи тесто и пеките хлеба. Как можно больше, Леова. Потом купите в таверне смальца, масла и сыра, и девушек из провала отправляйте домой – пусть отнесут все туда. Это за то, что меня на улице не оставили. А на завтра у меня другие планы, - сказала я и поднялась на второй этаж. – Кто свободен, продолжаем работать.

Носки, варежки, детские шапки, теплые гетры – все это могли вязать в провале. Да, всем помочь и сразу я не могла, а дать работу – очень даже. Работа дешевая, но я могу просто демпинговать, настолько завалив рынок этими мелочами по более низкой цене, что у других просто не купят. Дорогие вещи продолжат вязать те, кто вязал, а вот для работяг и доступнее будет, и проще купить, чтобы не вязать самим.

Ковры, которые я собиралась запускать, могут так же вязать в провале. Да, нужен свет, но зимой постоянно топятся печи, а весной и летом это можно делать хоть на улице. А еще… Еще у меня был разговор к Рональду.

Два дня мне пришлось жить на фабрике, потому что коляски не ходили, а отпускать меня пешком больше никто не хотел. Отправленный с запиской мальчишка вернулся только на утро. Рональд сообщил, что он приедет, как только будет дорога. Девушки носили в провал хлеб и самые необходимые продукты, хвостики шерсти, которые до этого выбрасывали, я велела собирать в мешки – этим можно набивать матрасы, подушки, да и разноцветные ниточки – хоть какое-то развлечение для детей. Я не хотела просто дать денег, потому что, как правило, удочка всегда надежнее одной рыбы. Нужно было менять ситуацию в целом.

– Нам рассказали, что ты заблудилась в метели, - Бертон появился неожиданно, и прямо от лестницы прибавил шаг, увидев меня возле одной из работниц, которой я показывала, как помпоны на пледах сделать ровнее.

– А мне рассказали, что ты слишком уж впечатлителен, - улыбнулась я и заметила, что за спиной Бертона Рональд помогает подняться по лестнице Оливии. Их взгляды мне понравились. Неужели? Боже, хоть бы это было именно то, о чем я мечтала!


– Рузи, ты с ума сошла? Без тебя на фабрике никак не справятся? – продолжал Бертон, но мне не хотелось сейчас строить нежную ромашку, хоть этого и требовал этикет – показать, как тебе нравится забота мужчины.

– Сошла, Бертон, сошла. Вот и поперлась, а сейчас осознала, и больше такого не повторится. Но разговор у меня именно к Рональду, - я протянула ладони в подставленные Бертоном руки, чтобы не быть совсем уж грубиянкой.

Мы все прошли в мой кабинет и расселись перед столом. Оливия и Рональд сели рядом на диване, и я замечала, как он всем торсом чуть наклоняется к ней, хоть, с виду, и сидел абсолютно прямо

– Рональд, я рада, что Оливия идеально подошла для роли куратора всех приютов, и мне лестно, что ты прислушался ко мне, - начала я и Оливия улыбнулась мне своей улыбкой Наташи Ростовой на первом балу. Она походила именно на этого персонажа, и она не играла – столько нежности и тепла от нее исходило.

– Я благодарен тебе за идею, Рузи. Его Величество оценил эту мысль, и мы очень быстро все продумали. Церковь предлагает новых святых отцов в главенство Церкви, но теперь к этому вопросу подходят очень серьезно.

– Я хочу поговорить о провалах, Рональд. Вы уже, скорее всего, знаете, что мне пришлось там погостить, так вот… Эти земли. Они чьи?

– Это бывшие рудники, а рядом торфяные разрезы. Раньше ими отапливали некоторые районы, но теперь уголь добывают в другом месте. Это земли королевства, - ответил Рональд, не понимая, к чему я клоню.

– Нужно выделить по небольшому наделу всем, кто там живет, - сказала я и встала, чтобы пропустить Клару, что принесла нам свежезаваренный кофе. – Рональд, не нужно сразу говорить нет. Я все обосную, и расскажу почему это выгодно для короля.

– Отдать земли? Просто так? – спросил Рональд.

– Да, потому что не понятно – сколько лет еще они будут невостребованы, а вы получите налогоплательщиков, по сути, люди, что и сейчас там живут будут платить вам. Это будет узаконенная территория, а самое главное – они смогут строить там дома, станет меньше нищих, меньше детей в приютах – это снизит нагрузку на расходы. Людям будет куда забрать своих детей, они будут стремиться быстрее построить дома. Дайте им возможность рубить лес на строительство, и город прирастет хорошими жителями.

– Но там есть и бандиты, - нашел чем покрыть Рональд. Я посмотрела на Бертона. Тот внимательно смотрел на меня.

– Есть, но как только там будут открыто жить семьи, им самим станет невыгодно такое соседство. Бандитов они выживут сами. А король может сразу предупредить, что отменит все, если им будут давать кров, - закончила я, взяв в руки чашку с горячим кофе. – У меня работают женщины из провала, и они сейчас кормят тех, у кого там дети, старики. Там больше хороших людей, чем плохих, Рональд. Государство само поддерживает бандитизм, не давая людям фундамент. По-моему, я все понятно рассказала, - закончила я и смотрела теперь внимательно на Рональда.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Бертон, разорвав тишину.



Загрузка...