Пустота.
Именно этим словом на тот момент я бы охарактеризовала своё состояние, если бы могла о чем-то думать. Если бы ещё была в состоянии что-то чувствовать.
Я пребывала в какой-то прострации. Не ощущала себя, как живое существо. Да вообще никак себя не ощущала. Как будто лечу в чёрную бездну, а зацепиться не за что. Да и не хочется.
В этой бездне хорошо. Нет ни забот, ни проблем, ни чувств, ни одиночества, ни воспоминаний. И мне было хорошо в этом безразличии.
Я была не в том чёртовом полусгнившем домике. Не на холодном чуть влажном и твёрдом полу. Моё поверхностное дыхание не разгоняло пыль, заставляя её кружиться в уже проснувшемся солнце. Я была далеко. Во тьме. Моё тело, это пустая оболочка без души и сознания.
Мои чувства умерли. И мне было хорошо. Ведь я не ощущала всего этого. Боли предательства, тоски по родным, которые, наверняка, места себе не находили, а искали всю ночь напролёт. Не ощущала даже физического дискомфорта. То, как горели легкие от осенней промозглой погоды, как ломило кости от жёсткой поверхности, как колотила мелкая дрожь, а влажная дорожка крови спускалась по щеке и капала на пол.
Мне было всё равно на физический дискомфорт.
Где-то в самой дальней точке сознания, я мечтала, чтобы не нашли. Просто забыли обо мне. Оставили в этом уютном коконе вдали от внешнего мира, в котором нужно осознать, что я жива. Что нужно как-то с этим справиться. Что я должна дальше жить с этой болью.
Намного проще прекратить дышать. Сделать всем лучше. Сделать так, как хочет он.
Не знаю сколько я так лежала. Время перестало существовать. У меня не было сил заставить себя вернуться в этот мир. Эгоистка. Я не думала о маме с бабушкой. О том, как они будут жить без меня. Каким ударом будет для них найти моё бездыханное тело.
Сознание медленно выплывало из темноты.
Первое, что осознала, это тёплую чуть шершавую руку на моей руке и всхлипы, чередующиеся с какими-то причитаниями. Мама. Почему она плачет?
Я открыла глаза и уставилась в потолок. Белый с облупившейся краской. Жёсткая постель. Всё, как в моей комнате. Но это была явно не она. Запах спирта и мутные окна, даже не занавешенные шторами. Всё ясно.
Я уже была здесь, когда приносила маме обед.
Мысли вяло плавали в голове, как в киселе. Почему-то совершенно не хотелось вспоминать, почему я здесь оказалась. Если вспомню, то будет больно. Закрыться от реальности проще. Проще вспоминать ту легкость пребывания в пустоте. Её спасительную тишину и покой.
Вокруг суетились люди. Пытались со мной разговаривать. Их прикосновения не вызывали никаких реакций. Я их не ощущала, ровно, как и эмоций.
Мама гладила по голове, поднося очередную ложку бульона к моим потрескавшимся губам. Я её принимала на автопилоте, вновь не ощущая вкуса.
Моё внимание привлекала белая стена напротив с тёмным пятном, похожим на… Да ни на что. Не было желания с чем-то его сравнивать.
Проходили дни. Для миллиардов людей на нашей планете наступила зима.
Моя оболочка была абсолютно здорова, не считая уродливого шрама. Он проходил через всю щёку и спускался к подбородку.
Мама убрала все зеркала из комнаты. Глупо с её стороны. Я его ощущала, прикасаясь дрожащими пальцами к лицу. Не хотелось думать откуда он и что будет дальше. Хотелось вычеркнуть из жизни всё то, что было до. Но начать новую жизнь без прошлого невозможно.
Дима Сокольский
На следующий день после последней встречи с Машей.
Может ли человек за месяц постареть? Я думаю может.
Именно так я себя ощущал. Не в физическом плане. Нет. Тут всё нормально. Эмоционально я повзрослел и успел состариться с того времени, как в последний раз был в посёлке. Казалось, что прошли не недели, а годы.
Сигарета, зажатая между пальцев, подрагивала. Я и сам весь подрагивал. После выпитого за эти дни алкоголя хотелось блевать. Я думал, что отвратительное пойло сотрёт всё из памяти, но судьба снова посмеялась надо мной. Я помнил всё. Каждую мелочь, каждое слово, что сказал ей, каждую эмоцию на её лице. Помнил и понимал, но не мог остановиться. Словно кто-то другой управлял моим телом.
Чушь! Это был я. Я это сделал. Не кто-то другой.
Воздуха не хватало. Приходилось концентрироваться на дыхании. Вдох-выдох-снова вдох…
В кого же я превратился? После бессонной ночи, на меня в зеркало смотрел не молодой парень восемнадцати лет, а пугало из огорода бабы Зины. Бледная сухая кожа, намечающаяся колючая щетина, тёмные круги под потухшими глазами. Красавчик.
Мать с утра бегала по дому, собирая наш немногочисленный скарб. Хоть кто-то рад этому переезду. Она всегда мечтала жить в городе. Ходить в дорогие салоны, пить вино в уютных ресторанах. Никогда не понимал, что её сподвигло когда-то переехать в эту глухомань.
Мое чёрное сердце противилось всему этому. Оно кровоточило и умоляло исправить всё то, что я натворил. Всю ту боль, что причинил самому близкому и родному мне человеку. Прийти к ней и умолять простить. Встать на колени. Ползти за ней. Что угодно. Сделать всё, чтобы она забыла. Чтобы поняла меня.
Но назад дороги нет. Да и это не выход. Будет лучше, если она меня будет ненавидеть. Так же как я ненавижу себя. Так же как я должен ненавидеть её.
Должен, но не могу.
Но так будет лучше.