Табу. Разбитые судьбы (СИ)

Глава 16. Маша

Перемены пугали, но я понимала, что не могла всегда прятаться в свою скорлупу. Я пыталась заставить себя жить в настоящем, а не в выдуманном мире.

Смена обстановки была необходима. Пусть дальние страны, моря и горы были недосягаемы, но видя что-то, кроме белых стен больницы и обшарпанных обоев съемной квартиры, я чувствовала себя живой. Как будто жизнь не проходила мимо меня, а впереди ждало что-то прекрасное.

Эта же поездка не вызывала у меня удовольствия. Хотелось развернуться и скрыться в своей квартирке. В моём маленьком уютном мирке, где всё знакомо и безопасно. Нервозность скрутилась внутри меня в тугой узел, мешая дышать.

Пожелтевшую листву чуть припорошил снег, укрывая вторым одеялом застывшую землю. В жиденьких лесах Подмосковья прятались пугливые звери, оставляя свои запутанные следы. Уже пару недель стояла рекордно низкая температура, предвещая скорую зиму. Я любила её. Время, как будто замерзало вместе с природой. Замерзало, чтобы весной вновь ожить.

Чем дальше мы с Пашкой уезжали от столицы, тем реже встречались попутные машины. Дачный сезон давно закончился. Любители ковыряться в земле перебрались в городские квартиры. В посёлке, где обосновались родители молодого человека, остались лишь старики, живущие там круглый год.

Всю дорогу он пытался разрядить обстановку. Видимо, чувствовал мою нервозность. Он рассказывал забавные на его взгляд истории, которые должны бы поднять настроение. Иногда подпевал песням с Ретро-FM. Я выдавливала из себя подобие улыбки, чтобы не выглядеть, как человек, идущий на заклание. Мысли, вертящиеся вокруг знакомства с родителями, не вызывали радужных эмоций.

Я не боялась, что они могут не принять меня. Что я им не понравлюсь. Конечно, опасения были, но… Больше всего меня заставляла нервничать мысль того, что это всё не со мной происходит. Как будто я иду по тонкому льду. Один не верный шаг, и меня уже будет не спасти. Чувствовала, словно делаю что-то не правильное, но повернуть назад уже не могу. Словно предаю саму себя, живу не своей жизнью.

Лишь сконцентрировав взор на природе за окном, я отвлекалась от тяжелых мыслей, которые прижимали меня своим весом к сидению машины.

Дом, к которому мы припарковались, совсем не был похож на дом обычных деревенских жителей. Не в таком я выросла. Я помедлила немного, оттягивая момент и разглядывая здание. Передо мной стоял двухэтажный деревянный коттедж, который стоит, думаю, не меньше хорошей однушки в Москве. На территории располагался сад, в котором росли, наверняка, только лишь яблоки. Любителями «солений/варений» они точно не были.

Красивая беседка. Место для шашлыка. Терраса с креслами. На втором этаже выглядывал небольшой балкончик. Окна прикрывали воздушные шторы. Если бы не цель визита, то мне бы здесь точно понравилось.

Мы вышли из машины навстречу женщине средних лет, выбегающей из дома.

— Мальчик мой! Наконец-то! Иди обниму тебя, — под сконфуженный взгляд сына, женщина обхватила его руками за плечи, прижимая к себе. Она счастливо улыбалась, явно радуясь приезду любимого отпрыска.

Отстранившись, она вытерла помаду с его щеки и повернулась ко мне. Всё так же растягивая губы в улыбке, она просканировала мою скромную персону. Мне стало немного неуютно. Вернее, ещё немного более неуютно, чем минуту назад. Как будто я без образования и опыта пришла устраиваться в Газпром. Как будто я должна перед ней сплясать ламбаду и процитировать Шекспира на его же родном языке, чтобы заработать баллы. Хотелось укутаться шарфом полностью, изображая гусеницу. Этот немного высокомерно-холодный взгляд больно царапнул воспоминаниями, но я быстро отогнала их.

Я вежливо улыбнулась женщине. Надеюсь, её застывшая мина не значила то, что её «мальчик» не предупредил о моём приезде.

— А это, наверное, Маша? — она чуть скованно похлопала меня по плечу и подтолкнула к дому. — Не стойте на холоде.

— Рада знакомству, Татьяна Алексеевна.

Внутри было неуютно. Возле кирпичного камина лежала шкура неизвестного даже Николаю Дроздову животного. Массивная люстра стеклянной глыбой висела на потолке. Казалось, что она ждёт момента, чтобы упасть мне на голову. Мебель с бархатной обивкой явно не вписывалась в интерьер загородного дома. На стенах расположились картины художников-абстракционистов. Хозяева явно хотели показать свой статус, не имея никакого понятия о стиле.

Сидящий в гостиной зоне седовласый мужчина, чинно покуривал сигарету, уткнувшись в газету. При нашем появлении он неспеша встал и равнодушно пробежался по мне глазами.

Я пожалела, что в голову не пришла мысль обсудить срок нашего визита. Хотелось прямо немедленно развернуться и покинуть дом.

— Я так понимаю, это наша будущая невестка?

— Ой Сергей Михалыч, не смущайте Машеньку. К чему эта спешка? Да, Пашенька? — женщина всё так же не переставая фальшиво улыбаться заглянула в глаза сыну.

— Да, мам. Я голоден, — Пашка явно не замечал образовавшегося между мной и родителями напряжения.

Этот обед тянулся, кажется, вечность. Я старалась поддерживать беседу «ни о чем» и быть вежливой. Но с тоской представляла, как бы сейчас нежилась в своей уютной постели и уплетала какую-нибудь вредную еду, не обращая внимания на крошки и торчащие в разные стороны волосы.

Эта старая крохотная квартирка, мой островок спокойствия. Как бы день ни прошёл, там я могла быть самой собой. Не нужно было «держать лицо» и усмирять нрав. Сочувственно качать головой на то, что троюродная тётушка по линии первой жены Сергея Михайловича, которая вроде и не тётушка вовсе, а «седьмая вода на киселе», скончалась от неразделенной любви. Любви к водке.

Как будто мне не плевать. Но всё же… Ради Пашки можно потерпеть. Немного.

Он окружил меня заботой, которую должны были проявить гостеприимные хозяева. Подкладывал только самые лучшие кусочки мяса. Наливал чай. Накрывал мою ладонь своей, что заставляло меня чувствовать себя ещё более неловко. Татьяна Алексеевна кисло улыбалась, переводя взгляд со счастливого сына на меня, сконфуженно прятавшую глаза.

— Машенька, расскажи о себе. Откуда ты? Какие планы на жизнь? — женщина с неподдельным интересом ждала ответ, даже перестав терзать пережаренное мясо.

— Я из небольшого посёлка Владимирской области. На данный момент мы вместе с Пашей проходим интернатуру.

— Маша будет первоклассным специалистом, — Пашка улыбнулся, чуть сжав мою ладонь. Своим теплом пытался передать, что рядом. Что не оставит.

Я была благодарна ему, но не смогла расслабиться. Внимательные взгляды хозяев давили. Мне хотелось вдохнуть хоть немного свободы. Хотелось выбежать из дома и побыть одной.

После напряжённого обеда мы расположились в креслах у того самого камина. Устав разглядывать шкуру непонятного зверя, я решила по-тихому слинять.

— Татьяна Алексеевна, не подскажите, где туалет?

— Машенька, прямо по коридору на первом этаже, — она снова криво улыбнулась, но взгляд так и остался холодным.

Оставшись наедине с собой, я тяжело выдохнула, расслабляя вытянувшийся, как струна позвоночник. Всё не так плохо. Говорят же, как себя настроишь, так и будет. Настроила я себя, что не понравлюсь его родителям, вот и ищу подвохи там, где их нет. Да. Они относятся ко мне настороженно. Их можно понять. Единственный горячо любимый сын привёл в дом девушку. Ещё и какую… Я посмотрела в зеркало. Коснулась пальчиком рубца и аккуратно провела по нему. По коже прошлись мелкие мурашки воспоминаний. Не дав себе погрязнуть в них, включила холодную воду и умылась.

Я справлюсь. Тогда справилась, а сейчас и подавно. Грубости родители Пашки себе не позволяли. Вели себя вежливо. Нужно перестать видеть везде неприязнь и обман. Но проще сказать, чем сделать.

Возвращалась я в чуть более приподнятом состоянии. Не бросалась с объятиями и криком «мама!», но и не вечно подозрительной мегерой. Всё-таки, если наши отношения с их сыном зайдут чуть дальше, то мне нужно будет с ними как-то находить общий язык.

— Сынок, ты уверен? Ты спешишь как-то очень. Вы же совсем мало знаете друг друга, — озабоченный голос Татьяны Алексеевны заставил остановится за углом и заняться непотребством. А точнее — подслушивать.

— Мам, ну я же не маленький… Маша очень хорошая девушка. Правильная. Она мне подходит, — в голосе Пашки проскользнули чуть плаксивые нотки.

— Ну всё же. Куда ты торопишься? Привёз знакомить нас. Ты же знаешь сколько девушек вьётся вокруг тебя. Вон Анька чего стоит. Она и образована, и умна, и отец не последний человек.

— Мааам. Ну хватит мне её сватать. Я сам разберусь, — уставший голос Пашки говорил о том, что разговор этот далеко не первый и явно не последний.

— Ты мать слушай, а не глаза закатывай. Поживешь с наше, тогда поймёшь. И ты видел её шрам? Ужас какой! Да все вокруг будут осуждать и шептаться… А вдруг это болезнь? Ты проверял её медкарту? Вдруг заразно?

На мгновение закрыв глаза и тяжело вздохнув, я чуть успокоила вспышку гнева. Думала, что меня давно не волновало чужое мнение… Как легко судить человека, не зная его. Не зная его судьбу.

— Заразен здесь только ваш идиотизм, Татьяна Алексеевна, — я вышла из-за угла.

Женщина с округлившимися от неожиданности глазами вцепилась в подлокотники кресла как та горгулья на здании Нотр-Дам. Глава семейства всё так же сидел с газетой, только поднял седую бровь от удивления. Пашка вскочил, не зная или меня успокоить, или матери за валидолом бежать.

Зачем быть камнем преткновения в семье? Любой здравомыслящий человек в таком случае выберет родителей. А унижаться ещё больше мне не хотелось. Я слышала достаточно и достаточно терпела. Даже, ради Пашки. Это слишком. Уверенным шагом я прошла в прихожую, накинула свою куртку и обулась.

— Маш, стой! Ты куда?

— Видела пруд недалеко. Прогуляюсь. ОДНА прогуляюсь, Паш. Повесь куртку наместо. Как в город соберёшься позвони. Спасибо за гостеприимство, — я смерила ледяным взглядом семейку и вышла на улицу, хлопнув дверью.