Там, где растут подсолнухи

Глава десятая

Блайт была даже рада тому, что на следующий день у нее были запланированы деловые поездки и появился прекрасный повод забыться и не думать об отношениях с Джасом. Возвратившись, она поставила фургон в гараж, глубоко вздохнула и пошла по долине к старому дому, чтобы постучать в знакомую дверь.

Как и в первый раз, Джас Траверн выглядел заспанным и был небрит. Волосы растрепались, глаза покраснели. Пытаясь кое-как пригладить волосы рукой, он пригласил:

— Заходи.

— Господи, что ты делал?

— А что?

— Ты ужасно выглядишь. — Но, взглянув на него вновь, Блайт увидела, что в его покрасневших глазах прячутся искорки еле скрываемой радости.

— Прошлой ночью я не ложился спать, так что решил немного прикорнуть. — Он прошел в комнату и неопределенно махнул рукой в сторону кушетки.

— Ты работал всю ночь? — Блайт предпочла не садиться.

— Это того стоило. — Джас моргнул. — А сколько времени?

— Около пяти.

— Уже вечер. — Он потер глаза. — Мне надо принять душ. Подожди меня.

Он исчез, и Блайт стала осматривать комнату. Она подошла к клавиатуре у стены и слегка коснулась ее пальцами. Джас вошел свежевыбритый, с мокрыми волосами.

Блайт повернулась и, повинуясь внезапному желанию, попросила:

— Сыграй для меня.

— Что, сейчас?

— Пожалуйста, — проговорила она настойчиво.

Джас немного поколебался.

— Ну, хорошо.

Он сел перед клавиатурой и начал с вольной обработки мелодий старых песен, закончив песней «Отвези меня на луну». Потом последовала симфония «К радости» Бетховена. Блайт тихо отошла к окну, чувствуя, как музыка обтекает ее, наполняя комнату прекрасными насыщенными аккордами. Она чувствовала, как музыка проходит вибрацией через все ее тело. Не спеша она переводила взгляд от мужчины за инструментом к далеким белым волнам, катившимся к пенному прибою.

Последние прекрасные ноты замерли, Джас повернулся на стуле и посмотрел на девушку.

— Спасибо тебе, — тихо произнесла она, — это было чудесно. — «У человека, который так играет, не может не быть глубоких чувств. Или может?» — пронеслась в ее голове смутная мысль.

— Тебе спасибо. — Джас наклонил голову.

Чувствуя наступление момента истины, Блайт спросила:

— Что сегодня произошло?

— Сегодня?

— Прошлой ночью. Ты нашел решение?

Джас уставился на нее, его губы тронула улыбка.

— Ты просто колдунья.

— Я всегда могу сказать, в каком ты настроении, по тому, как ты играешь. И что ты играешь.

— Будь я проклят, — пробормотал он, — вообще-то ты права. — Он пытался говорить спокойно и уравновешенно. Но Блайт видела в его глазах сверкающий огонек и напряжение, с каким он сдерживал себя. — Если мои коллеги примут мое доказательство, то мне удалось то, ради чего я сюда приехал.

— Это просто здорово, Джас, — как бы со стороны она услышала свой голос.

Он подошел и встал рядом с ней у окна. Его руки обняли ее за плечи, но тут же между бровями над сияющими глазами появилась морщинка.

— Что случилось?

— Ничего. — Блайт облизнула пересохшие губы. Она не могла заставить себя радоваться его успеху. Но на некоторое время ей удалось притвориться. — Я просто счастлива за тебя. Ты должен быть очень доволен.

Желая поздравить его, она выдавила радостную улыбку. Джас наклонился к ней. Как только их губы встретились, его руки обвились вокруг ее талии. Он прижал ее к себе с пылом нарастающей страсти, заставил ее губы раскрыться и подавил всякое сопротивление ее мягкого рта.

Блайт крепко закрыла глаза, сдерживая подступающие слезы, судорожно вздохнула, обнимая его руками за шею. Ее дрожащее тело пылало и пело, хотя сердце рвалось на части. И когда он поднял ее на руки и понес в спальню, она сказала себе, что еще один раз не причинит ей особого вреда, и она сможет подарить ему свою любовь последний раз в час его триумфа.

Сегодня он любил ее как торжествующий герой. Его любовь наполняла ее замечательными ощущениями, переполнявшими и душу и тело. Наслаждение волнами прокатывалось по их телам, окутывая, охватывая, завладевая ими. Блайт возвращала Джасу любовь в полной мере, желая, чтобы эта ночь навсегда осталась в его памяти. Пусть это будет их последняя ночь.

Было уже поздно, когда она освободилась из его объятий. Джас спал. Блайт стала собирать свою разбросанную одежду. Луна стояла высоко в небе, ее окружали застывшие в холодном сиянии облака, и Блайт шла назад, к своему дому, по тропинке, укрытой призрачными черными тенями деревьев.

Она даже и не пыталась уснуть, проведя остаток ночи на крыльце, глядя, как бледнеют звезды и луна покрывает серебристой патиной беспокойное море. Блайт старалась убедить себя, что одно разбитое сердце — это еще не конец света. Звезды все так же будут сиять и завтра, и луна будет такой же бледной и круглой. А когда утром появится солнце, ряды подсолнухов в саду повернут к нему свои головки и будут следовать за его движением по небосклону весь день до самого заката. А потом свернут свои лепестки в ожидании нового рассвета.

У каждой вещи есть свое время… и время любить… и время оплакивать. Ее глаза были сухими, но ее душа обливалась слезами, а сердце разрывалось от боли.

На рассвете она поднялась с кресла-качалки, в котором провела все эти часы, и спустилась на пляж.

Джас нашел ее там на мягком холодном песке. Она сидела, обхватив руками голые колени. Блайт чувствовала его приближение и, когда он сел напротив нее, продолжала следить за волнами, накатывающимися на берег. Она считала их, пытаясь найти хоть какой-то порядок в их бесконечном хаосе.

Она где-то прочитала, что любовь — это теория хаоса в человеческих эмоциях, так что должна быть какая-то логика и в их отношениях. Их встреча не может быть простой случайностью, что-то свыше направляло их до этого мгновения.

— Я соскучился по тебе, — сказал Джас. Он коснулся ее головы и накрутил завиток пушистых волос себе на палец. — О чем ты думаешь?

— Я думаю о нас… и о теории хаоса. И о том, почему наука не придумала способа измерить человеческие чувства.

— И что?

Завиток соскользнул с его пальца. Блайт тяжело вздохнула.

— Ты как-то сказал, что все удовольствия преходящи. Ты никогда не думал, что это надолго, да?

— Не думал, — проговорил он, помолчав мгновение, показавшееся ей целой вечностью.

«Ну что ж, ты сама об этом просила», — сказала она себе, сжимая зубы, чтобы удержаться от крика. До этого момента она не отдавала себе отчета в том, как ей хочется, чтобы он разубедил ее, пообещал, что не покинет ее, что будет любить вечно.

«Так проще. Это решает хотя бы одну проблему, — усмехнулась она про себя с горькой иронией. — Вопрос о детях больше не стоит».

Она коротко и твердо кивнула.

— Да, хорошо, все… было… — Она хотела сказать «мило», но передумала и закончила: — Забавно.

Это была последняя попытка сохранить гордость.

— Забавно… — эхом откликнулся Джас. — Да уж.

Блайт нервно сглотнула, почувствовав боль в горле.

— Так когда ты… уезжаешь?

Джас снова ответил только после паузы. Его тон был насмешливым, но в нем слышалась затаенная горечь.

— Не терпится меня спровадить?

Она вскинулась, глядя на него с неожиданной злостью. Не раздумывая больше, вскочила на ноги, прежде чем он сумел подняться, отбежала на несколько шагов и, повернувшись, выкрикнула:

— Ты что думаешь! Конечно, жду не дождусь, когда ты уедешь! Я же всего-навсего люблю тебя, глупец!

Она замерла, тяжело дыша. Блайт слышала в ушах голос, кричавший ему о том, о чем она не хотела говорить. Он ведь не хотел ее любви. Он никогда не просил о ней. Только мягкий свет, иногда загоравшийся в его глазах, нежность его рук, страсть, когда он занимался с ней любовью, могли поведать Блайт о глубине его чувств.

Ужаснувшись словам, вырвавшимся у нее, она отвернулась и сказала:

— И если ты думаешь, что я буду спать с тобой до тех пор, пока ты не соберешься в путь, то сильно ошибаешься!

Она зашагала, увязая в песке, зная, что ей опять не удалось ничего от него скрыть. Она мечтала только дойти до дома, запереться там и никогда больше не выходить наружу. Хотя бы до того момента, пока он не уедет отсюда. Навсегда.

— Блайт! Блайт!

Он поймал ее за руку. Она с силой вырвалась, желая только, чтобы он не увидел, как она страдает от боли и отчаяния. Но Джас схватил ее, крепко удерживая на месте.

— Блайт, послушай… — зашептал он сквозь зубы ей в ухо.

Она подумала о том времени, когда была готова и рада его слушать и как ей приходилось вытаскивать из него клещами каждое слово.

— Нет! — вырывалась она. — Оставь меня одну!

Размахнувшись, Блайт хотела было пнуть его, но не удержалась, и они вместе упали на мокрый песок. Она оказалась сверху, на нем, но он быстро перевернулся и подмял ее под себя. Оба тяжело дышали. Блайт чувствовала, как высоко вздымается ее грудь. Их ноги переплелись. Ее сопротивление было сломлено.

По щекам Блайт все еще текли слезы, но она уже не плакала, а смотрела на него горячими, воспаленными глазами. Джас тоже смотрел на нее. Его взгляд был тяжелым.

— Я не хотел обидеть тебя, — проговорил он.

Она процедила сквозь зубы:

— Тогда слезай с меня! Ты слишком тяжелый!

— Ты же не жаловалась вчера ночью.

Он пошевелился, перенося часть своего веса на локти, но не отпуская ее.

— Блайт, что ты только что прокричала?

Она кричала о том, что любит его.

— Я уже пыталась сказать тебе об этом раньше, — напомнила она.

— Но только тогда, когда мы занимались любовью. Я не могу поверить, что ты и в самом деле это чувствуешь.

— Что ж, можешь и сейчас мне не верить, — проговорила она сердито. Если он не способен ответить на ее чувства, она вовсе не собирается приносить ему на блюдечке свое измученное и кровоточащее сердце.

— Я просто думал…

— О чем ты думал? — поддела она, когда он замолчал.

Его голос был почти не слышен, губы едва двигались.

— Что… любовь тебе слишком просто дается.

Слова Джаса словно обожгли ее, и она впилась взглядом в его измученные, как у раненого зверя, глаза и содрогнулась от еле сдерживаемой ярости.

— Так, может, ты не веришь и тому, что ты был у меня первым?

Джас сдвинул брови.

— Нет, этому я верю! Во что я никак не могу поверить, так это в то, что я буду последним, — с горечью произнес он. — Мне не следовало позволять нашим отношениям зайти так далеко. Если бы я только понял, что ты девственница, до того, как было слишком поздно… Хотя вряд ли это меня тогда остановило бы, — признался он. — Я больше не в силах был противиться желанию заполучить тебя в свою постель. С таким же успехом можно сопротивляться восходу солнца. Чего я никак не ожидал, так это того, что ты меня полюбишь.

Блайт отвела от него взгляд.

— Пусть это тебя не беспокоит. Я как-нибудь проживу без тебя.

— Тогда ты счастливее меня. — Его голос звучал угрюмо. — Я никогда не забуду тебя, моя солнечная девочка.

Когда их взгляды вновь встретились, ее глаза блестели от подступивших слез.

— Ты принесла в мою жизнь потерянную когда-то теплоту и краски — пусть и ненадолго. Я буду помнить о тебе до конца моих дней.

«Как мило с твоей стороны, — раздраженно подумала она. — Он предпочитает лелеять воспоминания, хотя мог бы иметь рядом живую женщину».

— Я никогда не встречал такого человека, как ты, — продолжал Джас. — Такого открытого, честного. Девушку, полную света, похожую на цветок. И как цветок, раскрывающую лепестки навстречу каждому новому дню. Прекрасную, совершенную, созданную любить и быть любимой. Ты приходила ко мне снова и снова. Даже тогда, когда я отталкивал тебя. Приходила со своей милой улыбкой и доверчивыми глазами. А как твои глаза удивленно раскрывались каждый раз, когда ты узнавала что-то новое, какую-то мелочь, которую не знала раньше.

Блайт усмехнулась.

— Словно ненужный тебе надоедливый щенок, — пробормотала она едва слышно.

В его глазах вспыхнуло удивление.

— Что ты! Неправда! Ты была мне нужна! Когда ты рядом, словно всходит солнце, согревая все вокруг теплыми лучами.

Он наклонил голову, и Блайт инстинктивно прикрыла глаза, чувствуя, как он губами осушает слезинки с ее щек.

— Нет! — прошептала она.

Джас что-то пробормотал, медленно приподнял голову и стал целовать ее, сначала нежно, так, что у нее сжалось сердце, а потом все более страстно. Он почувствовал, как ее руки начали скользить по его телу, неуверенно обвивая его. Его бедра все плотнее прижимались к ней. Джас нехотя отстранился и прошептал:

— Тшшш, Блайт. Не надо, пожалуйста.

Она попыталась сдержать слезы. Джас откинулся на спину, все еще обнимая ее, мягко запустил руку в ее спутанные волосы. Блайт спрятала лицо у него на груди.

Она зашмыгала носом и невнятно проговорила, но ее слова утонули в плотной ткани его рубашки.

— Я не хочу, чтобы меня жалели.

Он помог ей сесть, и она отвернулась от него. Снова шмыгнув носом, девушка промокнула глаза рукой, глядя на линию, где синее небо смыкалось с морем цвета индиго.

— Единственное, о чем я жалею, так это о том, что обидел тебя, — сказал Джас.

— Ну да, ты никогда не принимал меня всерьез, — она уставилась в песок, слушая его, — так зачем начинать сейчас?

— Неправда, — возразил он, — я всегда принимал тебя только всерьез. Но я знаю, что когда-нибудь ты покинешь меня ради лучшего любовника.

— Да что с тобой такое? — вскрикнула Блайт, сердито глядя на него. — Или ты думаешь, что я слишком глупа, чтобы ценить мужчин твоего уровня?

— Нет.

— Наверное, я не в состоянии следить за ходом сложных математических доказательств… выкладок, — поправилась она, — но если кто-то и скучал, так это ты, когда пытался объяснить элементарные вещи так, чтобы поняла даже такая идиотка, как я.

— Ты совсем не идиотка! — возразил он. — Ты умная, смелая и решительная. И потрясающе красивая. — Не обращая внимания на ее протестующий возглас, он продолжил: — И я не мог поверить, что такая девушка, как ты, способна хотя бы дважды взглянуть на такого человека, как я.

— Да, представь себе, способна! — с жаром произнесла она.

Он покачал головой и стиснул руки.

— И ты это сделала. Мне так жаль, Блайт. Я не думал, что все зайдет так далеко. Я не должен был позволять тебе любить меня.

— Нет, не должен был! — вскричала она. — Если ты не способен полюбить меня в ответ!

Он поднял глаза и встряхнул головой.

— Ты не понимаешь.

— Так объясни мне! Ты должен мне все объяснить!

Он выглядел растерянным, но затем кивнул и с сожалением произнес:

— Я не хотел… проявлять свои чувства к тебе. Это было бы нечестно. Я старался держаться подальше от тебя. Только… когда ты появилась в моей жизни, я почувствовал, что до этого жил в темноте и вдруг взошло солнце и наполнило мой мир живительным светом. Лишь один человек заставлял меня чувствовать нечто подобное.

— Твоя жена. — Она всегда где-то в глубине души знала, что он еще не оправился от потери. Как могла она мечтать о том, чтобы заменить в его сердце первую и единственную любовь?

— Нет. — Он перевел дыхание, помолчал и с трудом проговорил: — Моя дочь.