Там, где растут подсолнухи

Глава девятая

Джас обнял ее за талию и повел к машине.

— Мы можем поесть на пляже, — предложила Блайт, — пока еда еще не остыла.

— Но мы уже через десять минут будем дома. Здесь слишком людно.

Она взяла пакет с рыбой и чипсами и держала его, пока они ехали к дому. Прижимать к себе теплый сверток было до странности приятно. Когда они выехали из города, Блайт осторожно спросила:

— Та маленькая девочка на пляже…

— Какая девочка?

— Ну та, у которой синдром Дауна…

На его щеке дрогнул мускул.

— Так что с девочкой?

— Она тебе о чем-то напомнила?

— Ты про что? — спросил он агрессивно.

— Ты так смотрел на нее, просто пялился.

Он насторожился и с силой сжал руль.

— Я, кажется, задумался о чем-то.

Свет померк. Он увидел счастливую семью — любящего отца и мать, которые гордятся дочерью, ее маленькими достижениями, ребенка, которого холят и лелеют, которым гордятся. И тот факт, что она родилась не такой, как другие дети, уже не важен. Джас видел, что она была ненормальным, но любимым ребенком. А что, если он ненавидит всех детей за то счастливое детство, которого сам не имел?

Блайт взглянула на его хмурое лицо и потянулась, чтобы взять его руку и пожать, даря ему тепло и сочувствие.

Какое-то время он сопротивлялся. Но вот он расслабился, и их пальцы переплелись. Она предлагала ему новую жизнь. Он разжал руку, только когда они уже подъехали к дому.

Джас разложил привезенную снедь по тарелкам, и они вышли на веранду. В доме было душно, а на веранде свежий воздух приносил желанную прохладу.

Блайт сказала, что ни к чему брать ножи и вилки — все равно ими неудобно есть рыбу и чипсы. Доев, Блайт собралась помыть руки, но Джас удержал ее, и она рассмеялась от удовольствия, когда он принялся слизывать с ее пальцев приставшие крошки. Затем он начал целовать пальцы, ладонь, и ее смех затих, веки опустились. Она прикрыла глаза, чувствуя растущую страсть.

— Здесь так жарко! — пожаловалась она, оказавшись в спальне.

— Хочешь вернуться на веранду? — предложил он. — Если кто-нибудь пройдет по дороге…

— Тогда, может быть, на задний двор? Там нас никто не увидит.

Он соорудил ложе в высокой мягкой траве, расстелив одеяло под старым раскидистым сливовым деревом, которое Блайт запомнила с детства. Высокая трава скрывала их обнаженные тела.

Из-за сливового дерева поднималась полная луна. Ее лучи заливали все предметы серебристым светом, заставляя их отбрасывать серые тени. Кожа Блайт покрылась мурашками, она чувствовала, как обтекает ее тело вечерний воздух. Каждое прикосновение Джаса она ощущала как ожог, когда он проводил пальцами по ее телу, обрисовывая контуры ее груди, живота, бедер.

Повернув голову, она не отрываясь смотрела на Джаса, плечи которого посеребрил лунный свет.

Его рука исследовала ее тело, опускаясь по бедру, по щиколотке к ступне. Когда он поцеловал щиколотку, она мягко засмеялась. Одним пальцем он нежно провел по всей длине ее стройной ноги.

— У тебя такие красивые ноги, — сказал он.

— Мне всегда хотелось, чтобы они были подлиннее.

— Почему?

Он дотронулся до ее гладкого живота, заставив ее порывисто вздохнуть.

— Ты прекрасно сложена. Знаешь, если измерить твой рост и сравнить его с длиной ног, то это отношение, наверное, соответствует золотому сечению.

Блайт не могла удержаться от смеха.

— Почему ты так думаешь?

Джас провел по ее груди и наклонился над ней. В его голосе звучала улыбка.

— Действительные члены общества Фибоначчи при вступлении в общество должны были измерять своих жен или подруг.

— Давай отложим это на потом. Что, если мои размеры не будут соответствовать? Ты будешь разочарован?

— Нет, никогда. Ты не можешь разочаровать меня.

Его слова отдавались эхом в ее сердце.

Она пригладила его волосы, провела по плечу, пробежала вниз по его руке и пристроила ее туда, где ей больше всего нравилось. И не смогла сдержать вздоха, когда он понял ее невысказанный сигнал. Когда он придвинулся поближе и склонился над ней, она увидела в его сияющих глазах страстное желание.

Перед тем как его рот коснулся ее трепетных губ, одновременно нежных и требовательных, он прошептал:

— Я люблю тебя.

Он подождал ее ответной реакции, прежде чем поцеловать ее глубже, горячо, так, что мысли Блайт совсем затуманились. Его язык и пальцы приносили ей несказанное удовольствие.

Она дошла до высшей точки наслаждения так быстро, что не сумела предупредить его. Он продолжал целовать и ласкать ее, пока ее крик не затих и она не обмякла в его руках, спрятав лицо у него на плече.

— Прости, — прошептала она.

— Простить? За что? — Джас гладил ее волосы.

— Я… не дождалась тебя.

— Глупости. Это было замечательно. То, что я сделал для тебя, и для меня очень, очень приятно. Вот, посмотри сама.

Он взял ее за руку и заставил сжать в ладони свою напряженную плоть.

— Хотя, — продолжил он, — лучше не стоит.

Она почувствовала, как под ее ладонью пульсирует горячая кровь, и улыбнулась.

— Если ты хочешь сделать это для меня…

— Нет, я бы хотел кончить внутри твоего прекрасного тела… если ты не возражаешь.

— Я рада тебе, — сказала она, придвигаясь к нему, — я всегда рада тебе.

Она и не думала, что ей снова удастся достигнуть оргазма, но когда он уже был близок к концу, она была вместе с ним. А над ними с неба падали звезды, и весь мир погрузился во тьму, в которой они были одни, медленно возвращаясь к реальности.

Это было чудесное время, когда они делили друг с другом удовольствие в своем уютном замкнутом мирке. Они гуляли босиком по песку, позволяя волнам омывать их ноги. С аккуратно подвернутыми брюками, мокрыми ногами, покрытыми прилипшим песком, Джас бродил по пляжу, обняв Блайт за талию. Его глаза улыбались ей, и она улыбалась ему в ответ.

Они собирали устриц при отливе, и Блайт учила Джаса, как есть их прямо из ракушки. Они ловили рыбу со скал и готовили свой улов на костре на пляже. Иногда она просила Джаса сыграть для нее. И он играл. И тогда лились легкие мелодии, страстные любовные песни и ирландские старинные баллады, которые так любила его учительница музыки.

Блайт слушала, свернувшись калачиком на софе и положив подбородок на руку. Унесенная вихрем музыки, она следила за движениями его головы, за тем, как его руки касаются клавиш. Ее взгляд приковывала игра мышц на его спине под рубашкой.

Роясь однажды в его книжном шкафу, она наткнулась на красивую диаграмму в математической книжке, которую тут же перенесла как узор на горшок для цветов. Когда Джас натыкался на очередную стену в своих размышлениях и выкладках, он работал с Блайт в саду.

Он помогал чинить ее сельскохозяйственную технику, и однажды она с уважением признала:

— Ты, похоже, на все руки мастер.

Он усмехнулся.

— А ты думала, я неумеха? Я неплохо знаю всю эту машинерию. Когда я был ребенком, мне приходилось чинить газонокосилки.

— Например, у мисс Пейдж?

— У тебя хорошая память. Она порекомендовала меня своим знакомым, и меня стали приглашать подстригать лужайки.

— Но ты же никогда не стрижешь лужайки здесь у себя.

— А мне нравится высокая трава. — Он многозначительно посмотрел на нее. — Я думаю, тебе тоже она нравится. Хочешь, чтобы я подстриг твою лужайку?

— Да нет! Просто я удивилась, что ты так хорошо в этом разбираешься.

— Спасибо за комплимент. — Он потянулся влажными ладонями к ее растрепанным волосам, глядя на маленький завиток, выбившийся из ее прически, и нежно поправил его пальцем.

— Я всегда хотел понять природу, а не подстраивать ее под себя. Хотя… если я докажу свою теорему, мы сможем предсказывать и даже предотвращать природные катаклизмы, — он невольно взглянул на крышу ее дома, — даже циклоны.

Между ними пролетела маленькая черная бабочка. Она едва коснулась плеча Блайт и полетела дальше, махая черными крылышками в оранжевых пятнышках.

— Она подумала, что ты цветок. — Джас мягко рассмеялся.

Блайт тоже рассмеялась, глядя на улетающую бабочку, танцевавшую в летнем солнечном воздухе.

— Она ошиблась.

— Я ее понимаю. Это естественная ошибка. Я и сам так ошибался. — Джас посмотрел вслед бабочке.

— Можно ли подумать, что она или одна из ее родственниц способны вызвать циклон?

— Что? — Блайт удивленно взглянула на него.

— То легкое движение воздуха, которое вызывает биение крыльев бабочки, может быть началом процесса, который со временем перерастает в циклон — даже на другом конце мира. Это положение входит в теорию хаоса.

— Но эта теория не имеет никакого отношения к реальности, — да?

— Совсем наоборот. Именно как хаос можно описать поведение частиц, из которых состоит наш мир. Во всем есть своя логика, и когда-нибудь мы сможем увидеть и измерить это.

Протягивая широкую горизонтальную сетку, поддерживающую стебли самых высоких растений, Джас спросил:

— У некоторых цветов столько бутонов, ты что, подкармливала их специально?

— Нет, эти цветы неправильно развиваются. Они больны, и, скорее всего, я их срежу.

— Интересно, почему так получается. — Он внимательно оглядел цветы. Блайт рассмеялась.

— Все-то тебе интересно, — поддела она его.

— Я просто говорю тебе, что цветы очень интересны. Проводятся целые научные конференции, в журналах пишутся статьи, посвященные их изучению.

— Я думала, ты говоришь с сарказмом.

Он поймал ее за талию и обнял обеими руками.

— Только не с тобой. Это будет все равно что обрывать лепестки у беззащитного цветка.

Блайт посмотрела ему в глаза и увидела там жаркий огонь желания, но кроме этого было в них что-то пугающее и вызывавшее беспокойство. Почувствовав себя неуютно, она заерзала в его объятиях.

— Пусти, — произнесла она неуверенно, — я такая грязная.

У нее на руках были перчатки, перепачканные в земле, наверное, и одежда и лицо тоже были грязными.

— А мне плевать. — Он прижал ее к себе и поцеловал так крепко, что ей стало больно.

Когда он наконец отпустил ее, Блайт отступила, прижав руку к губам. Ее сердце бешено заколотилось. Девушка посмотрела на него с укором.

Джас закрыл глаза и тряхнул головой, будто прогоняя прочь наваждение.

— Прости, — сказал он, протянул руку и дотронулся до ее лица, а потом вдруг резко отдернул, скривившись. — Я тоже грязный.

Она отступила еще на шаг назад, и он вздрогнул.

— Блайт, я грубая и бестолковая свинья. Как я мог забыть, какие мягкие и нежные у тебя губы? Это в последний раз, обещаю.

— Все в порядке. Я прощаю тебя.

— Тебе не стоило бы меня прощать, спасибо. — Он наклонился вперед и поцеловал ее в щеку.

Звук подъезжающей машины отвлек их. Блайт повернулась и поднесла руку к глазам.

— Это мама с папой приехали.

— Ну, я пошел, — пробормотал Джас.

— Но они будут рады тебя видеть.

Она не позволит ему сбежать. Блайт стянула перчатки, взяла его за руку и повела к машине.

Роза посмотрела на дочь понимающим взглядом и улыбнулась ей. Брайан приветливо помахал рукой Джасу. Позже, когда они сидели на крыльце с дымящимися чашками кофе и пирогом, который привезла мать Блайт, Роза спросила Джаса о том, какие у него планы на Рождество, добавив, что он приглашен к ним на праздник.

Блайт сжала свою чашку и опустила глаза. «Теперь, когда он получил прямое приглашение от мамы, пусть сам выкручивается», — подумала Блайт.

— Спасибо, — сказал он, — но я уже решил, что буду делать на эти праздники.

— Джас едет в Веллингтон, — объяснила Блайт.

— Ах да, ведь там живет твой отец. — Роза кивнула. — Ты прав, нельзя его разочаровывать.

Возможно, Блайт была единственной, кто заметил, что Джас промолчал. Вместо ответа он потянулся за вторым куском пирога и начал с преувеличенным усердием хвалить кулинарные способности Розы.

Рождество в семье Самерфилдов представляло собой хорошо организованный хаос. Чужому было бы трудно, окажись он на празднике в их доме. Каждый из членов семьи точно знал, какая ему отведена тарелка и как нужно расставить на столе угощение. Никто не сомневался, что завтрак начнется на полчаса позже, чем было запланировано. Потому что дети с веселыми криками откроют подарки и, конечно, раскидают всю оберточную бумагу и сами коробки по полу. Что отец обязательно вздремнет после обеда, прежде чем начать шумную возню со своими внуками, тогда как остальные взрослые будут обмениваться последними семейными новостями. Все было очень предсказуемо, но все это возникало из веселого рождественского хаоса.

В первый день после Рождества вся семья отправилась в Тахавэй в гости к Блайт и провела весь день на пляже. Когда родные разъехались по домам, с ней остались трое племянников, в полном восторге от предвкушения каникул с любимой тетей. Феликсу было восемь, а его сестре Лизи и кузине Тессе по шесть лет.

Каждый день они с удовольствием работали в саду, помогая Блайт в основном выпалывать сорняки. После часа или двух работы дети наперегонки бежали на пляж строить замки из песка, кататься с невысоких дюн и брызгаться на мелководье. Иногда всей гурьбой они шли изучать близлежащие скалы. К обеду Блайт забирала троицу домой, а потом, когда солнце уже палило не так сильно, они вместе совершали еще один набег на пляж. Вечером воздух становился прохладным, и Блайт возвращалась в сад еще немного поработать, пока дети играли в долине.

На третий вечер в дверь постучали.

Дети как раз притихли, сосредоточившись на сосисках в тесте. Не переставая жевать, все трое повернули головы к двери. Блайт замерла у стола с бутылкой кетчупа в руках.

Дверь открылась, и вошел Джас. На нем были джинсы и полосатая хлопчатобумажная рубашка с закатанными рукавами. Он остолбенел, увидев гостей. Блайт следила, как на его лице на мгновение появилось выражение неподдельного удивления, но ему удалось мгновенно справиться с собой, и он надел маску вежливости. Блайт поставила кетчуп на стол и представила Джасу детишек:

— Джас, познакомься с моим юным племянником и племянницами. Лизи, Феликс, Тесса. Это мистер Траверн.

Феликс поспешно проглотил хлеб и сосиски и вежливо сказал:

— Здравствуйте, мистер Траверн.

Блайт уже подумала, что Джас проигнорирует мальчика, но он повернулся к нему и коротко кивнул:

— Здравствуй.

— А мы были у вашего дома, — проинформировала его Тесса.

Феликс смутился.

— Только снаружи. Тетя Блайт сказала, что мы должны оставаться на веранде.

Она приходила к его дому каждый день, беря с собой детей, слишком маленьких, чтобы оставлять их одних.

— У тебя дома все в порядке, — заверила она его. — С возвращением, Джас. — Она подошла и подняла голову, чтобы поцеловать его.

Его губы были холодны. Девушка отступила. Может, он чувствует себя неловко в присутствии детей? Конечно, страстный и сексуальный поцелуй был бы совсем не к месту, но он мог бы просто дать ей понять, что тоже рад ей. Однако Блайт все же улыбнулась и, взяв его за руку, потянула в глубь комнаты.

— Хочешь остаться и поесть с нами?

— Нет, — он выдернул руку из ее мягкой ладони, — спасибо. Сколько они еще здесь пробудут?

— До Нового года. Мы здорово проводим время. Пойдешь завтра с нами на пляж?

Джас покачал головой.

— Я и так потерял кучу времени. Держи их подальше от моего дома, ладно?

Блайт почувствовала себя так, словно ее окатили ледяной водой. Опешив, она молча смотрела на него. Он повернулся и резко открыл дверь.

— Джас! — Блайт выбежала за ним прежде, чем он захлопнул за собой дверь. Она быстро прикрыла ее, и они остались одни на темной веранде. Блайт поймала его руку.

— В девять часов я отправлю детей в постель, — тихо произнесла она, — ты вернешься позже?

— Чтобы разделить с тобой постель?

Блайт заколебалась.

— По крайней мере поговорим.

Он отодвинулся, и ее рука упала.

— Мне и вправду нужно вернуться к работе. Да и у тебя забот полон рот. Как ты умудряешься работать, пока они здесь?

— Они мне помогают. Они очень хорошие дети, Джас.

— Ничуть не сомневаюсь, — произнес он вежливо и отстраненно.

— Не так уж много времени до Нового года. Да и я немного отдохну от работы. — Не удержавшись, она спросила: — Ты не любишь детей?

— Не вижу причины их не любить, — нетерпеливо произнес он. — Я уже говорил тебе это.

— Ах да. Ты так занят. Что ж, мы постараемся тебя не беспокоить.

Это прозвучало слишком раздраженно, Блайт и сама это поняла.

— Спасибо.

Джас остановился, взял ее за подбородок и впился в губы с едва сдерживаемой, яростной страстью. Не сказав больше ни слова, он ушел. Она прождала до одиннадцати, но Джас так и не пришел.

Следующий день Блайт провела с детьми на пляже. Они рассматривали медузу, которую вынесло волной на песок, и считали красные пятнышки в ее прозрачном теле. Внезапно девушка посмотрела наверх и увидела Джаса на верхушке холма. Блайт выпрямилась, подняла руку и помахала ему, приглашая его присоединиться к ним, но, прежде чем она успела это сделать, он повернулся и исчез.

Разочарованная, девушка осталась стоять, все еще держа в воздухе поднятую руку.

— Тетя Блайт. — Лизи подергала ее за шорты. Блайт, вздохнув, снова занялась детьми. — Тетя Блайт, можно мы возьмем ее домой?

— Нет, — сказала она, — мы лучше отпустим ее в море, туда, где ее дом.

— А она еще живая? — удивленно спросил Феликс.

— Не знаю, — честно призналась Блайт. — Но если она живая, то мы убьем ее, взяв к себе домой, а если она сдохла, то скоро завоняет. Собирай наши букеты, Тесса, и давай отпустим медузу.

Когда дети отправились спать, девушка стояла на крыльце и с грустью смотрела на другой край залитой тенями долины, где стоял дом Джаса. Она не могла оставить детей одних дома. Может быть, он все же придет сегодня ночью? Но нет, она знала, что просто успокаивает себя, — он не придет.

Отчаяние и разочарование перерастали в раздражение и наконец превратились в злость. Неужели он думает, что может вот так просто от нее отделаться? Неужели он устал от нее? А вдруг он встретил кого-то в Веллингтоне… например, старую любовь?

Однако здравый смысл и знание его характера подсказывали, что это маловероятно. Он ведь сразу пришел и постучал в ее дверь, как только приехал. Поцеловал ее хотя и быстро, но с нескрываемой страстью. Если бы только у него был телефон, она бы тут же позвонила и потребовала объяснений. Его поведение просто смешно. Он уже и так изолировал себя от мира и от людей. Кроме нее.

Словно острый нож вонзился ей в сердце. Она вспомнила, что сказал ей Джас когда-то. После их первого поцелуя. Он тогда спросил:

— Ты не против, чтобы тебя использовали?

А она ответила, что понимает. Этот поцелуй ничего еще не значит, она не должна ничем его связывать. Позже, той же ночью, во время бушующего циклона, она попросила его снова поцеловать ее и получила в ответ презрительный отказ.

И почему она не усвоила урок? Ведь она терпела, даже тогда, когда он проявил ревность — ревность, на которую у него не было ни малейшего права. Но и этого ей было недостаточно. Она снова и снова билась о стену — слишком твердую для нее стену. Так бьется мотылек о стекло горящей лампы. Она даже осмелилась предложить ему заняться с ней любовью.

И он сделал то, о чем она просила. Блайт закрыла глаза, вспоминая ту страсть и сладостное насилие, с которым он любил ее. И свой страх, и возбуждение, и экстаз — это восхитительное крещендо их чувств, когда она в невыразимом блаженстве билась в его горячих объятиях. Он дал ей все, о чем она просила. И она действительно только об этом его и просила. Если он использовал ее, если хотел от нее только секса, а не любви, не длительных отношений, ей остается винить в этом только себя. Он не хотел понравиться ее родителям, не интересовался ее гостями, а она отвергала все предупреждения, не обращала внимания на отказы. Нужно быть сверхчеловеком, чтобы и дальше продолжать отсылать ее прочь всякий раз, когда она бросалась ему на шею, разрушая себя и свою жизнь в угоду безрассудной страсти.

Когда Блайт наконец-то добралась до постели, то услышала приглушенную расстоянием музыку, мягко лившуюся в холодном ночном воздухе. Несколько чистых, прозрачных нот, а потом аккорд и еще один, в которых звучали тоска и одиночество, такие же, как и те, что поселились в ее собственной душе.

В последнее утро перед отъездом Лизи пришла в комнату и облокотилась на стол, где стояли фотографии бабушки и деда Блайт.

— Это прабабушка, я ее помню.

Они вместе принялись разглядывать фотографии. Блайт размышляла о том, как бы поступила бабушка на ее месте. В ее дни секс вне брака не приветствовался. Возможно, в этом и был здравый смысл. Не будь она с Джасом так смела, сейчас ей, возможно, не было бы так больно и она не чувствовала бы себя покинутой.

Когда родители разобрали детей по домам, только остатки гордости, смешанные с обидой и страхом, удержали Блайт от того, чтобы со всех ног не броситься к Джасу и не упасть в его объятия. Вместо этого она потратила полчаса на уборку дома и пошла на пляж. Раньше или позже, но он все равно придет.

Он пришел. Блайт сидела, выводя бессмысленные узоры на песке под неровной тенью большого дерева, и спокойно ждала, пока он подойдет поближе.

Когда он подошел, Блайт подняла на него равнодушный взгляд и встала. Джас наклонился и поцеловал ее холодную щеку. Она стояла, не делая ни одного движения, чтобы поцеловать его в ответ. Джас отступил.

— Ты злишься на меня?

— Нет.

Она уже прошла через злость, осталось только вялое раздражение. Блайт хотелось о многом его спросить, но она боялась услышать его ответ.

— Давай пройдемся, — предложил он и протянул ей руку.

Блайт на момент заколебалась, прежде чем взять предложенную руку.

— Ты виделся с отцом?

— Да.

— Как он?

— Ни ему, ни мне встреча не доставила особого удовольствия. Давай не будем больше об этом, ладно?

— А о чем тогда говорить? Кроме математики, разумеется.

Он напрягся.

— Ты знаешь, я могу быть ужасным занудой, когда говорю о своей работе.

— Я не о том! Просто ты… никогда не говоришь со мной… откровенно… ни о чем другом.

— Но мы говорили о многих вещах, — возразил он, — о цветах, о музыке…

— Но мы никогда не вели доверительных разговоров, — настаивала Блайт.

— Я рассказывал тебе о своем детстве, о том, что причиняет мне боль. — Его голос был полон обиды. — Я никогда никому не рассказывал об этом раньше. Чего же ты еще хочешь?

«Твоей любви», — подумала она. Иногда ей казалось, что он ее любит, хотя и никогда не говорил этого. Но, даже если он и любит ее, может ли она быть счастлива с человеком, который не терпит детей?

В мире полно благополучных бездетных супружеских пар. Блайт знала об этом, но ей как-то не хотелось лишать себя главного счастья в жизни. Ее обожали племянницы и племянники, и она без них жить не могла. Она ни за что не согласится быть отрезанной от своей семьи. Это будет все равно что срезать подсолнух со стебля. Против природы. Что, если Джас ожидает от нее именно этого? Пытается изолировать ее в своем маленьком мирке, запереть, как соловья в клетке?

Ну, это уж слишком, решила Блайт. Она хочет, чтобы он рассказал о своих взглядах на семейную жизнь, а он никогда даже не заикался о каком-либо продолжении их отношений. И кто сказал, что у них будет продолжение?

Какое право она имеет осуждать его за отказ возиться с детьми, которые так дороги ей, но не имеют никакого отношения к нему?

Блайт не ответила на его вопрос. Чего она от него хочет? На этот вопрос не было ответа. Если только она не собиралась просить того, чего он никогда не сможет ей дать.

Джас расстегнул рубашку и, приподняв ее лицо, заглянул прямо во встревоженные карие глаза.

— Все равно. Я не хочу разговаривать. У меня есть идея получше.

Его нежный поцелуй, пока еще легкий, как прикосновение крыльев бабочки, вскружил ей голову. Она увидела, как тает ее сопротивление, как тонет она, путаясь в паутине чувственности, целуя его в ответ так жарко, как будто они были разлучены не считанные дни, а целые годы. Неохотно оторвавшись от ее сладких губ, он вздохнул, обдав волной дыхания нежную щеку, и прошептал:

— Как долго я не был с тобою.

— Но разлуки могло и не быть.

Она почувствовала, как он напрягся. Блайт снова увидела знакомое отстраненное, чужое выражение на его лице. Он снова сейчас уйдет. Ну уж нет, она его так не отпустит.

— Ты боишься детей? — обвиняюще произнесла она.

— Боюсь? — озадаченно переспросил Джас. Он изумленно посмотрел на нее.

— Не думаю, чтобы тебе приходилось много с ними общаться, — предположила она. — Они такие же люди, как и взрослые, Джас. Тебе очень понравится, если ты захочешь сам поиграть с ними.

Она вспомнила, как он однажды сказал, что не очень-то хорошо умеет общаться с людьми.

— Понравится… — Он почти выплюнул это слово. — Лучше заткнись, Блайт! — вдруг закричал он.

Она замерла, ловя ртом воздух.

— Что?!

Он сделал нетерпеливое движение и поднял глаза к небу, а затем снова взглянул на нее.

— Я был груб. Прости.

— Да, действительно. Я не понимаю…

— Вот именно, не понимаешь! — прервал он ее. Глубоко вздохнув, Джас добавил: — Зачем тебе это? Ты сама еще почти ребенок!

— Нет!

— Мне что, еще раз извиниться? — раздраженно сказал он. — Что ж, считай, что ты получила мои извинения. Теперь давай поговорим о чем-нибудь другом.

Он взял ее за руку и повел по пляжу. Рассерженная и обиженная, она молча плелась за ним. Они подошли к скалистому склону, и вместо того чтобы повернуть назад, Блайт отпустила руку Джаса и стала карабкаться вверх по отвесной поверхности, мокрой от недавнего прилива.

— Хочешь приключений? — Джас последовал за ней, глядя на нее с усмешкой.

Не улыбнувшись ему в ответ, Блайт стала пересекать скользкий неровный карниз, покрытый выемками, полными водорослей, анемонов и шевелящихся крабов.

— Будь осторожна, — предупредил ее Джас, когда она собиралась перепрыгнуть через одну из больших выемок.

Но Блайт удачно приземлилась и продолжала идти вперед, пока не остановилась на уходящем вертикально вниз краю скалы, глядя на волны, которые в хлопьях пены разбивались внизу. Соленые брызги обдавали ее лицо и одежду, оставляя темные пятна на футболке и шортах.

Сильные руки Джаса обняли ее, и он прошептал ей на ухо:

— Ты стоишь слишком близко к краю. — Он отступил, увлекая ее с собой.

«Слишком поздно», — отстраненно подумала Блайт. Она уже шагнула с края бездны и, теряя голову, окунулась в любовь к этому человеку, который совсем ей не подходил. Она взяла его руки, развела их, выскальзывая из его объятий, и пошла, удаляясь от него все дальше и дальше.

Ее глаза были полны слез. Их тонкие струйки на лице смешались с солеными брызгами моря. Блайт нетерпеливо стряхнула их и начала спускаться вниз, к песчаному пляжу.

Догнав ее, Джас мягко положил руки ей на плечи и спросил:

— Ты в порядке?

— Конечно. — Не поднимая глаз, она повернулась к нему.

Когда они дошли до ступеней коттеджа, она оттолкнула его и сказала:

— Спокойной ночи, Джас.

— Спокойной ночи?

Она поглядела на него устало и вновь отвела взгляд.

— Эта неделя была тяжелой.

— Ты меня наказываешь?

Она изумленно посмотрела на него.

— Конечно, нет.

Просто ей нужно было подумать обо всем, и без него. В его присутствии она не могла сосредоточиться. Джас наградил ее задумчивым угрюмым взглядом.

— Хорошо, — сказал он и крепко поцеловал ее в губы.

Она скованно ответила. Блайт боялась, что захлестнувшие ее эмоции заглушат голос здравого смысла. Уходя, Джас обернулся, бросив раздраженно:

— Увидимся завтра.