Глава третья

Он не оставил ей поводов для сомнений. Он не хочет, чтобы она лезла в его жизнь. Немного раздраженно девушка сказала:

— Тебе совсем не нужно опекать меня.

— А я и не опекал. И даже не собирался. — Джас посмотрел на чашку в своей руке. — Я не оправдал твоего гостеприимства?

— Нет, конечно, нет, допивай свой кофе. — Она пододвинула к нему тарелку с печеньем.

Он наклонил голову и потянулся за печеньем. Блайт тоже взяла печенье. С холмов подул легкий ветерок и раскачал верхушки деревьев. Облака уплывали вдаль, оставляя небо за собой еще более голубым, словно отмытым. Серебристая масса моря дробилась на длинные гребешки волн у линии прибоя. Казалось, что эта картина поглотила все внимание Джаса.

— У тебя обзор гораздо шире, чем у меня, — наконец заметил он. — Но здесь, должно быть, очень ветрено.

— Это зависит от того, с какой стороны дует ветер. Если он идет прямо с моря, здесь может быть достаточно неуютно. Но я люблю шторм.

Он посмотрел на нее снова.

— Шторм может быть разрушительным.

— Но в любом случае ты не можешь его остановить.

— Так ты думаешь, что можно получить удовольствие от шторма?

— А ты считаешь, что нет?

— Может быть…

Несколько секунд он озадаченно изучал ее. Затем внезапно отвернулся.

— А как же твои растения?

— Я стараюсь защитить их как только могу.

Джас рассеянно кивнул. Он допил свой кофе и отказался от еще одной чашки.

— Я и так уже оторвал тебя от работы. — Он поднялся.

— У тебя наверняка тоже есть чем заняться, — предположила она, подумав о компьютере и комнате, набитой книгами, папками и бумагами. Она встала, серьезно посмотрев на него. — Но ты сейчас не занимаешься преподаванием, ведь так?

— Мои студенты учатся заочно.

— Музыке? — удивилась Блайт. — Разве могут люди учиться музыке по почте?

— Нет, не музыке. — Он, казалось, колебался, стоит ли об этом рассказывать, но Блайт вопросительно смотрела на него. — Математике.

— Господи, математика? — Блайт скривилась.

— Чистая математика, — подтвердил он.

— Математика была моим самым нелюбимым предметом в школе, — призналась она.

— И не только твоим. Но ты, должно быть, имеешь в виду арифметику. Чистая математика имеет дело с неразрешимыми вопросами, универсальными формами, моделями и образами. Она полна магии и тайн.

— Магии? — Блайт недоверчиво прищурилась.

— Веками цифры считались чем-то мистическим. Пифагор основал секретное общество, созданное для их изучения. Более того, цифрам поклонялись.

— Поклонялись цифрам?

— Угу.

— И ты тоже? — Блайт изумленно посмотрела на него и улыбнулась.

— Они меня очень интересуют. — Его глаза засветились вдохновением. — Тебе понравится сравнение, сделанное математиком Бари Мазуром. Он сказал, что теория чисел пытается сформулировать неисчислимые проблемы, которые создают вокруг себя прекрасную атмосферу, словно распустившиеся цветы.

— Цветы?

— Да, — подтвердил с улыбкой Джас. — Он также сказал, что целый рой насекомых ждет, чтобы укусить человека, залюбовавшегося цветком. А человек, однажды укушенный этими насекомыми, получает прилив вдохновения и дополнительные силы.

— Цветы, — повторила Блайт. — Мне кажется, — произнесла она с сомнением, — что жуки могут вдохновить на сверхусилия только для того, чтобы избавиться от них и защитить цветы.

— Ну вот, теперь ты знаешь, какими занудами могут быть математики. А сейчас мне и правда пора идти.


В следующий понедельник на пути к Опиате Блайт чуть не проехала мимо машины Джаса, стоявшей на обочине. Сам он ковырялся в двигателе.

Блайт дала задний ход.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Джас улыбнулся.

— Только если у тебя есть запасные части для этой штуки. Я думаю, поломка в карбюраторе.

— Я могу подвезти тебя к автомастерской Toy в Опиате.

— Спасибо, это было бы очень кстати. Подожди минутку. — Он открыл дверь салона и вынул свой ноутбук и портативный принтер, а затем забрался в фургон позади нее.

— Ты что, повсюду с этим ходишь? — озадаченно спросила Блайт.

— У меня возникла проблема. Мне сказали, что принтер совместим с ноутбуком, но похоже, это не так. Я как раз и ехал к продавцу оборудования в Окленд.

— Я тоже еду в Окленд. Хочешь, подвезу?

— Это было бы здорово.


Toy обещал взглянуть на машину Джаса и, если будет необходимо, перегнать ее в гараж для ремонта. Джас и Блайт вернулись в машину.

— Ты работаешь в школе корреспондентского обучения? — спросила она, немного помолчав.

— В университете.

— В Университете Виктории?

Он говорил Розе, что приехал из Веллингтона, и это был единственный университет, который она знала там.

— Да.

— Извини, это, наверное, не мое дело.

— Нет никакого преступления в том, чтобы спросить.

— В самом деле? — она удивленно приподняла брови.

— Неужели я и вправду похож на чудовище? — с улыбкой проговорил Джас.

— Ну конечно, нет, — возразила она, но не смогла удержаться и добавила: — Вот и Червонная королева придерживалась таких же взглядов.

Он выглядел озадаченным.

— О людях, которые лезут не в свои дела и не думают, что делают. — Она посмотрела на него.

Усмешка осветила его лицо.

— «Ежели бы каждый начал думать, что делает, все вокруг завертелось бы — только держись!»? Мне всегда казалось, что это сказала Герцогиня, а не Червонная королева.

— Вот так. Скажи слово математику — и будешь засыпана подробностями по уши! Должно быть, прошли годы с тех пор, как ты читал сказки.

— Не так уж много, — заметил он.

Блайт снова посмотрела на него. Усмешка исчезла. Что же она сказала такого, чтобы вернулся этот тяжелый грустный взгляд?

— Ну что ж, я точно уверена, что Черная Королева сказала: «Пока с вами не заговорят, следует молчать». Возможно, мне стоило воспользоваться ее советом.

— Алиса тогда ответила ей, что если бы все следовали этому правилу, то тогда «никто никому никогда ничего не скажет». Я не могу себе представить, что ты следуешь этому совету. Ты читала книги Чарлза Доджсона в детстве?

— Доджсона?

— Извини, ты знаешь его как Льюиса Кэрролла.

— И конечно, он тоже был математиком, не так ли? Когда я впервые об этом узнала — была поражена, что сухой старый лектор по математике может писать такие замечательные истории.

— Немного отступая от моих профессиональных интересов, могу сказать, что Чарлзу было немногим за тридцать, когда он написал «Алису», и, как человек, приближающийся к этому не слишком солидному возрасту, я хочу выразить протест от его имени.

Блайт рассмеялась.

— С тех пор я изменила свое мнение о математиках. — Она не удивилась, что Джас был моложе, чем ей сперва показалось.

— Правда?

Неожиданное любопытство в его глазах удивило ее. Она обратила все свое внимание на дорогу, но ее сердце исполняло какой-то необыкновенный танец.

— А у тебя есть чувство юмора, — признала она.

— В книжке об Алисе есть множество маленьких математических шуток.

— Правда? Тогда мне стоит перечитать ее. — Она нажала на газ, заставляя фургон преодолеть крутой подъем. — Я и не знала, что преподаватели могут работать так далеко от университета.

Он ответил не сразу:

— Официально я в отпуске. Но я веду несколько работ и оформляю экзаменационные бумаги, пока работаю над своим собственным проектом.

— Это будет что-то вроде книги?

— В некотором роде.

— Думаю, это будет что-то очень сложное.

— Моя работа основана на современных математических принципах.

— Что ж, это действительно будет нелегко, — заключила Блайт уныло. — Так где, ты говоришь, этот магазин? — спросила она, когда они подъезжали к Окленду.

Он назвал ей адрес.

— Ты можешь высадить меня в любом удобном для тебя месте. Я сам найду, где это.

— Нет, я лучше сделаю небольшой крюк.

Когда они нашли магазин, Джас сказал:

— Спасибо. Где мы встретимся и когда?

Блайт задумалась.

— Я не знаю точно, когда закончу. Почему бы нам не зайти и не узнать, сколько времени займет починка?

Техник выслушал объяснения Джаса, посмотрел на принтер, который тот принес с собой.

— Как скоро вам понадобится компьютер? — спросил он, выразительно глядя на ряды комплектующих, разложенных на полках по всей комнате.

— Мне он нужен прямо сейчас.

— Может, через пару дней?

— Я надеялся, что это не займет много времени. Почему бы вам прямо сейчас не посмотреть, в чем дело?

Мужчина с сомнением покачал головой.

— У меня есть работа по гарантии на обслуживание. Принесли сегодня утром. Я не смогу заняться вами. По крайней мере сегодня.

Блайт оперлась на стойку и внимательно посмотрела на техника.

— Доктор Траверн нуждается в этом компьютере для работы, — настойчиво сказала она. — Что, если вы уделите ему несколько минут? Возможно, это не потребует слишком много времени. Видите ли, мы приехали в Окленд всего на один день.

— Ну ладно, посмотрю, как только смогу, — неохотно пообещал техник. — Возвращайтесь после обеда.

— Это будет просто замечательно, спасибо! — Блайт подарила ему сияющую улыбку.

— Доктор Траверн? — спросил Джас, когда они вышли из магазина.

— А разве у тебя нет докторской степени? — Блайт невинно посмотрела на него.

— Ну, честно говоря, есть.

— Значит, все правильно. — Блайт потерла нос. — Думаю, тебе не хочется слоняться здесь, — продолжила она. — Если только у тебя нет других дел поблизости.

Он пристально посмотрел на нее.

— Сейчас мне нечего делать в Окленде. Если поеду с тобой, смогу ли я тебе чем-нибудь помочь?

— Ты можешь помогать мне нести товар и присматривать за фургоном, чтобы его не угнали, пока я разговариваю с клиентами. Думаю, ты будешь мне очень полезен в качестве помощника, если ты, конечно, не против.

— Считай меня своим ассистентом на сегодня. В любом случае я перед тобой в долгу.

— Ты очень беспокоишься относительно сделанных тебе одолжений, не так ли? Знаешь, это не всегда обязательно.

— Возможно, в отношении тебя. — Он оглядел ее, когда они подходили к фургону. — Но не все так счастливы, бескорыстно помогая другим.

— Уверена, что большинство людей именно такие.

— Хорошо. Если хочешь, продолжай в это верить.

Он очень старался быть полезным, перетаскивая лотки с растениями в горшках, терпеливо держал их, пока владелец магазина подбирал для них место. Она представляла его своим регулярным заказчикам как «мой сосед, который помогает мне сегодня». Джас и Блайт обменялись удивленными взглядами и улыбнулись, когда хозяин одного из магазинов подумал, что они партнеры, и сначала обратился к Джасу.

— Вам лучше поговорить с мисс Самерфилд, — поправил его Джас.

Когда они выходили, Джас шепнул ей:

— Тебе всегда приходится иметь дело с такими типами?

— Да, но меня обычно не сопровождает мужчина, — заметила Блайт. — Мне приходится сталкиваться с разными типами — одни пытаются флиртовать со мной, другие убеждены, что я слишком молода, чтобы иметь свое дело.

— Да уж, это удар ниже пояса, Блайт. — Он улыбнулся ей с сочувствием.

Она ухмыльнулась:

— Я не позволяю таким мелочам беспокоить меня. Жизнь слишком коротка, чтобы думать об этом.

— Восхитительная философия.

— Ох! — Блайт сделала удивленные глаза. — Ты говоришь прямо как профессор.

Улыбка исчезла с его лица.

— Наверное, — сказал он коротко. — Я не хотел показаться снисходительным… опять.

— Я же просто пошутила, — поспешила заверить его Блайт. — Вообще-то мне нравится, как ты говоришь, а это бывает с тобой не часто.

Он посмотрел на нее так, будто не поверил ее словам.

— Ты не голоден? — спросила она, чтобы сгладить неловкость. — Я знаю хорошее кафе всего в двух кварталах отсюда, и там недалеко есть парковка.

В кафе громко играла музыка и было полно народу. Джас поморщился, словно обстановка была ему не по душе. Блайт всегда нравилось посидеть в этом кафе, одной или с друзьями. Еду здесь подавали хорошую, и она находила волнующим контраст между здешним шумом и тишиной, царившей в Тахавэй. Но сейчас она подумала, что лучше было бы выбрать другое место.

Ожидая свой заказ, они почти не разговаривали, но она заметила, что Джас наблюдает за окружающими их людьми с интересом и постукивает пальцами в такт музыке. Когда они напоследок пили кофе и громкие звуки музыки немного стихли, она поинтересовалась:

— Тебе здесь совсем не понравилось?

Джас выглядел удивленным:

— Почему ты так решила? Еда была вкусной, и здешняя атмосфера… довольно интересная. — Он изучающе посмотрел на нее. — Думаю, ты иногда чувствуешь себя отрезанной от мира.

— Мне нравится Тахавэй, но я часто приезжаю в город. А ты скучаешь по Веллингтону?

— Нет, но я не похож на тебя.

— А откуда ты знаешь, какая я? — неожиданно спросила она.

Он посмотрел на нее и рассмеялся.

— Блайт, все написано на твоем прелестном, похожем на цветок личике. Ты можешь спрятать свои чувства не больше, чем подсолнух способен спрятаться от солнца. Ты привлекаешь к себе людей без малейших усилий, и они не могут устоять перед твоим дружелюбием, отзывчивостью и невинным желанием быть каждому другом. Ты не думаешь о том, что кто-то может сделать тебе больно. — Он внезапно широко улыбнулся. — Наверное, твои родители рвали на себе волосы, пытаясь объяснить тебе, почему не стоит говорить с незнакомцами, когда ты была ребенком.

— Да уж, спасибо за лестную характеристику, — пробормотала она, совсем не уверенная, что ей по душе портрет, который он нарисовал. — Но не думаешь ли ты, что мне очень приятно, что ты вот так запросто взял и разложил меня по полочкам?

— Ах да, — заключил он тихо, — ты еще храбрая, порывистая и удивительно деятельная. — Увидев, как она вскинула голову, он добавил: — Нет, вычеркнем слово «удивительно». Это было бы не совсем правильно. Ты просто очертя голову, рискуя собой, бросаешься на помощь, чтобы спасти кого-то, кого знаешь, или совсем незнакомого человека, если он нуждается в помощи. — Он помолчал. — Даже если незнакомец советует тебе не лезть в его дела.

— Это зависит от обстоятельств, — заявила она.

— Например?

— Думаю, я не позволю кому-то прыгнуть с крыши, если ему вдруг наскучила жизнь.

— Даже если этот «кто-то» предпочел бы, чтобы ты его не спасала?

Блайт на минуту задумалась, но затем покачала головой.

— Девяносто процентов выживших самоубийц передумали после того, как уже нельзя было остановиться.

Джас скептически поднял брови:

— Кто тебе сказал?

— Я прочитала где-то. Не верю, что ты будешь стоять и смотреть, как кто-то собирается причинить себе вред.

— Точно так, — загадочно проговорил он и, встретив ее озадаченный взгляд, усмехнулся. — Думаю, нам пора.

Джас отодвинул стул и, несмотря на ее протесты, заплатил за обоих.

Его последняя фраза занимала ее мысли все время, пока они шли до фургона. Когда Блайт завела двигатель, ее щеки вспыхнули. Он ясно сказал, что она влезла в ситуацию, не думая о возможных последствиях. И согласился, что он не будет стоять и смотреть, как кто-то причиняет себе вред. Он же просто предупредил ее: не приближайся ко мне, я сделаю тебе больно.

Конечно, Джас не был злым человеком. Он, несомненно, был добрым, несмотря на стену, которую сам воздвиг, между собой и окружающим миром. Он вызвался встретиться с ее родителями, потому что понимал, как они беспокоятся за нее. Предложил свою помощь, когда она собирала водоросли, а ведь Джас тогда едва знал ее. Он был достаточно любезен, чтобы забирать ее почту. И сегодня он был по-настоящему полезен. Но, совершенно ясно, Джас Траверн не хотел, чтобы его во что-либо втягивали.

В мастерской по починке компьютеров техник объяснил, что нашел проблему в программе и перепрограммировал установки.

— Теперь все в порядке, док.

Блайт старательно избегала взгляда Джаса, пока он расплачивался с техником и забирал свою аппаратуру.

Они вернулись в Опиату. Toy сказал, что забрал машину, но придется подождать, пока из Окленда привезут запчасти. И только тогда механик сможет ее починить.

— Завтра к пяти часам я должен управиться, — пообещал он.

Джас забрался в фургон, и они направились назад, в долину.

— Спасибо, — сказал Джас, когда Блайт остановилась у его дома, — я очень тебе благодарен.

— Мне было п… — она чуть было не произнесла «приятно», — просто по пути. Дай мне знать, когда тебе понадобится съездить в мастерскую за машиной.

— Еще раз спасибо. — Он помолчал, нерешительно держа руку на открытой дверце фургона. — Могу я предложить тебе зайти ко мне чего-нибудь выпить? Гостеприимство должно быть взаимным, я думаю.

— Нет нужды.

— Я не имел в виду, что это обязанность. И я не возвращаю тебе долг таким способом. Просто хочу выпить. Ты ко мне присоединишься?

Блайт заглушила двигатель и последовала за ним в дом.

— У меня есть бутылка приличного белого вина и несколько банок пива. Или ты будешь кофе?

— Лучше вино.

— Присядь, — пригласил он и прошел на кухню.

Единственным, на что можно было присесть, оказалась темно-синяя софа, стоящая перед длинным низким столиком. На столе лежал ограненный кусок хрусталя, и солнце, висевшее высоко над холмами, отражаясь от сверкающих граней, отбрасывало россыпи огоньков всех цветов радуги на голые стены.

Присев на софу, Блайт взяла его и, медленно поворачивая, любовалась танцем цветных пятен.

Джас вернулся, неся с собой открытую бутылку, один бокал для вина и одну кружку. Он поставил их на стол и разлил вино. Взял себе кружку, а ей протянул бокал и сел рядом.

— Мебели у меня по минимуму, — сказал он.

— Мне нравится, когда в комнате много места.

— Вернемся к подсолнухам. — Он откинулся на угол софы. — Расписанные горшочки, должно быть, расходятся сейчас как горячие пирожки. Скажи, это дело отнимает у тебя много времени?

— Не так уж много, и я…

— Тебе это нравится.

— Да, нравится. Но если я хочу и дальше заниматься срезанными цветами, мне надо будет чаще ездить в Окленд. Надеюсь, если добавить к моей цене стоимость времени и бензина, то она не будет слишком большой. Возможно, мне следовало поискать другие способы доставки цветов в магазин. Например, автобусом или курьером.

— Это было бы не так эффективно.

— Почему?

Джас выглядел озадаченным, этот вопрос развеселил его.

— Я видел тебя в действии. Не многие могут сопротивляться большим карим глазам на личике, похожем на цветок.

— Ты думаешь, я пользуюсь своей внешностью, когда продаю товар? — Блайт вспыхнула от возмущения.

— Нет, я вовсе не то хотел…

— Я деловая женщина, и я привлекаю покупателей не хлопая ресницами, а качеством своего товара.

— Это не совсем то, что я имел в виду.

— Тогда что же, черт возьми, ты имел в виду? — Блайт была разгневана. Он уставился на нее так, будто она была маргариткой, которая внезапно на него зарычала.

— Это был комплимент!

— Нет, неправда. Это было возмутительное двусмысленное замечание, которое…

— Поверь мне, я не собирался оскорблять тебя. Я вообще терпеть не могу оскорблять людей, особенно женщин.

— И все же именно это ты и сделал.

— Тогда извини. Думаю, что таким странным способом я пытался сказать тебе, что ты очень привлекательная… девушка.

Блайт широко улыбнулась.

— Женщина, — поправила она, — привлекательная для тебя?

Он подарил ей ироничную улыбку, и его взгляд легко скользнул по ней.

— Ты не можешь не знать, насколько ты мила.

Снова это слово.

— Наверное, я должна сказать «спасибо». Но я уже наслушалась пустых комплиментов.

— Пустых? Или ты имеешь в виду — неискренних?

— Я просто не думаю, что, — она сглотнула, и только потом ей удалось выдавить из себя это слово, — то, что я мила, может быть причиной комплиментов. То, что я такая, — чистая случайность. Нравится мне это или нет. Это не то, что я достигла своим трудом.

Джас кивнул.

— Понятно. Мне придется извиниться.

Возможно, он действительно понял. Блайт отпила немного вина. Ее глаза остановились на лежащей перед ними открытой книге, и ее внимание привлекли пересекающиеся линии, формирующие пятиугольную фигуру.

— Ой! — воскликнула она. — Это же звезда.

Джас проследил за ее взглядом.

— Это звезда, вписанная в пятиугольник. Мистический символ Пифагорейского общества.

— Да? — удивилась она. — Что в этом мистического?

Он покачал головой.

— Тебе будет неинтересно.

— Ты думаешь, я слишком глупа, чтобы понять, — заметила Блайт, опасаясь, как бы это не оказалось правдой.

— Совсем нет. Если действительно хочешь знать… — Он внимательно посмотрел на нее.

— Да. Хочу. Пожалуйста.

— Подожди минутку, — Джас поставил свою кружку, прошел через комнату в холл и вернулся с карандашом, который протянул ей. Его пальцы коснулись ее, и Блайт неожиданно испытала удовольствие. — Вот. — Он сел рядом достаточно близко, чтобы она уловила его чистый, немного отдающий мускусом мужской запах.

Когда Джас склонился над лежащей перед ним диаграммой, его рука слегка провела по ее руке.

— Ты видишь, как центр пятиконечной звезды образует еще один пятиугольник?

Блайт с трудом оторвала взгляд от его волос и начала изучать картинку.

— Да, но он повернут относительно большого пятиугольника на сто восемьдесят градусов.

— Нарисуй линию из любого угла пятиугольника до противоположного угла.

Она поставила бокал.

— Прямо в книге? — Блайт смотрела на него, взволнованная его близостью. Она заметила, какими живыми и сияющими кажутся его зеленые искристые глаза. Затем увидела, как дрогнул мускул на его лице, когда он задумчиво посмотрел и кивнул.

Она повернулась к книге на столе и, едва нажимая на карандаш, провела линию.

— А сейчас проведи следующую линию к другому углу, — тихо сказал Джас. — И снова продолжай это делать. Вот так.

Она нарисовала другую звезду в середине центрального пятиугольника, содержащую в себе другой пятиугольник. Если она повторит это в меньшем пятиугольнике снова…

— Но это можно делать вечно, — поняла она.

Он снова отодвинулся в угол софы.

— До бесконечности, — согласился он.

— Бесконечность, — повторила Блайт, — в этом и вправду есть мистика.

— Вот еще одна наглядная иллюстрация к идее о золотом сечении.

— Мм… да? — Блайт озадаченно повернулась к нему.

Джас засмеялся, и она почувствовала прилив хорошего настроения.

— Каждый раз, когда ты выделяешь какой-нибудь сегмент, отношение целой фигуры к большей ее части такое, как и отношение большей части к меньшей. Высота Парфенона в Афинах в отношении к его длине также находится в этой пропорции. А высота великой пирамиды в Гизе точно равняется половине ее ширины.

— Древние египтяне знали о золотом сечении? — Блайт была поражена.

— Они писали о «священном отношении». — Джас отпил еще вина. — Даже сейчас существует общество, исповедующее идею о том, что божественное отношение — это дар Господа нашему миру. Последовательность Фибоначчи…

— Что?

— Фибоначчи, или Леонардо Пизанский, итальянский математик тринадцатого века, предложил последовательность чисел, отношение между которыми совпадает с золотым сечением. — Джас сделал паузу. — Твои подсолнухи тоже подчиняются числам Фибоначчи.

— Правда? — удивилась Блайт.

— Корзинка подсолнуха состоит из пересекающихся спиралей, идущих против часовой стрелки, так?

— Мм… Когда растения маленькие, это можно увидеть достаточно четко. Иногда они идут в одном направлении, иногда — в другом.

— Если число спиралей, направленных в одну сторону, равно тридцати четырем, как это обычно бывает, то число спиралей, направленных в противоположную сторону, должно быть пятьдесят пять.

— А разве их не одинаковое число? — Блайт с сомнением подняла брови.

— Поверь мне, нет. Или, возможно, их будет пятьдесят пять и восемьдесят девять или восемьдесят девять и сто сорок четыре. Все эти числа входят в последовательность Фибоначчи.

— По-моему, я не поняла, — призналась Блайт.

— Последовательность такова: один, два, три, пять, восемь, тринадцать, двадцать один и так далее.

Блайт задумалась на несколько секунд, потом неуверенно предположила:

— Ты складываешь два последовательных номера, чтобы получить третий?

— Высший класс! — Джас улыбнулся ей. — Ты умная девушка. Женщина, — поправился он. — Чем дальше идет последовательность, тем точнее приближается отношение последнего номера и стоящего перед ним к 1,618. Иными словами, к золотому сечению.

— Но если ты продолжишь добавлять числа, они превысят его.

Джас покачал головой. Блайт поражалась произошедшей в нем перемене. Его постоянный самоконтроль и замкнутость сменились энтузиазмом, возбуждением и страстным желанием поделиться своими знаниями.

— Отношение между числами Фибоначчи при маленьких значениях стремится к золотому сечению, а потом остается более или менее постоянным.

— Как это?

Джас указал на диаграмму пифагорейцев.

— Ты сама видела, что, если продолжать рисовать звезды пятиугольников, они очень быстро будут уменьшаться и вместе с ними будет уменьшаться разница между размерами самых маленьких рисунков.

Это было легко понять.

— Ты хочешь сказать, что даже если числа Фибоначчи будут становиться все больше, то разница в пропорциях между большими будет уменьшаться до тех пор, пока не исчезнет совсем?

— Правильно. Примерно к двенадцатому числу отношение между номерами в последовательности Фибоначчи всегда будет давать результат 1,618.

— Угу. — Блайт задумчиво кивнула.

Джас снова рассмеялся. Она улыбнулась ему, и смех стал подниматься по ее горлу, словно пузырьки от шампанского.

— Ты можешь просчитать это на калькуляторе, если не веришь мне, — добавил он.

Он допил вино и налил себе еще. Взглядом спросил у нее: налить ли и ей? Но она покачала головой.

— В любом случае я пригласил тебя сюда не на урок математики.

— Но это так интересно, — возразила Блайт. — А что ты сделал с подсолнухом, который я тебе дала?

— Он в моей спальне, на подоконнике. Живет в соответствии со своей репутацией.

— Что ты имеешь в виду?

— «Подсолнухи поворачиваются к своему богу, когда он заходит, и всегда смотрят на него, когда он всходит». Моя учительница музыки любила чувствительные ирландские песни.

— Что в этом удивительного?

— Она была жесткой леди, и трудно было поверить, что в ней есть сентиментальная струнка.

— У меня такое чувство, что и в тебе она есть.

— Уверен, она имеет место. — Это была равнодушная констатация факта.

Блайт допила вино.

— Я лучше пойду. — Ей не хотелось задерживаться слишком надолго, так, чтобы он успел пожалеть о том, что пригласил ее. — Дай мне знать, когда захочешь поехать в Опиату, чтобы забрать свою машину.

— В следующий раз, как задумаешь ехать, я поеду с тобой. Просто стукни мне в дверь, хорошо?

— О'кей. Спасибо за вино и урок математики. Пойду и посчитаю спирали на корзинках подсолнухов.

На следующий день она припозднилась со своей почтой и встретила Джаса уже по пути. Накануне ей казалось, что между ними установилось некоторое взаимопонимание, однако сегодня он опять замкнулся в себе. Джас поблагодарил Блайт за то, что она его подвезла, забрал из мастерской свою машину, зашел в магазин забрать почту и уехал, прежде чем она закончила беседу с Toy.

Джас находил ее привлекательной и даже открыто признавал это, но не собирался строить никаких планов относительно нее. А почему?

Здесь может быть несколько причин. Возможно, он женат. Если так, то это странный брак. Возможно, они уже разъехались, но все еще женаты. Это был бы наихудший вариант, подумала она, и эта мысль оставила неприятный осадок: человек, который не женат и не холост, находится в весьма сомнительном положении. Развод может последовать, а может и нет. Она намучается, если захочет привязать к себе такого человека.

Несмотря на все их длительные беседы, она все еще ничего о нем не знала. Что ж, возможно, скоро ей удастся это исправить.


В следующий раз Блайт увидела Джаса, когда он спускался на пляж. Она только что закончила работать и, сняв садовые перчатки, пошла прогуляться по пляжу вместе с ним.

Он улыбнулся ей слегка отсутствующей улыбкой. Когда она подошла к нему вплотную, Джас остановился, чтобы поднять кусочек белого дерева.

— Тебе это не нужно? — спросил он у нее.

Обломок был совершенно ей не нужен, и Блайт помотала головой. Джас бросил обломок в море. Кусочек дерева закачался на волнах, уплывая все дальше и дальше от берега.

— Возможно, он доплывет до Южной Америки, — сказала Блайт. — Я думаю, что ты мог бы рассчитать его курс и сказать, куда он приплывет.

— Океанография — не моя область.

— Ты всегда хотел стать математиком?

Он помолчал немного.

— Даже не знаю, когда мне пришло в голову, что я могу зарабатывать на жизнь цифрами.

— Ты никогда не думал, что можешь зарабатывать на жизнь музыкой?

— Я считаю, что моя музыка — это глубоко личное.

Похоже, Джас изливал в музыке ту часть себя, которую обычно прятал за стальным фасадом. Между ними снова воцарилась тишина.

— Что-то случилось? — наконец-то решила произнести Блайт.

— Сейчас я борюсь с одной проблемой. Я приехал сюда, чтобы спастись от отчаяния. — Он рассеянно посмотрел на нее и по непонятной причине усмехнулся.

— Мне уйти?

— Нет. — Он взял ее за руку, но, когда она отвернулась от него, сразу же отпустил. — Думаю, именно поэтому я приехал в Тахавэй.

— Могу я чем-нибудь помочь? — предложила она с надеждой.

— Это математическая проблема.

Упав духом, Блайт замолчала. Возможно, он заметил это. Несколько минут спустя Джас объяснил:

— Я работаю над доказательством сложной теоремы, она может свестись к задаче, над решением которой математики бьются много лет. Я был бы очень признателен тебе, если бы ты никому об этом не говорила.

— Это секрет?

— Просто я не хочу, чтобы в математических кругах знали, что я попробовал и не смог.

Блайт искоса посмотрела на него, чувствуя, что все это ему неприятно.

— А это так? — сочувственно спросила она.

— Вообще-то я думал, что продвигаюсь в правильном направлении, но сейчас не вижу следующего шага.

— А в чем состоит теорема? — Блайт знала, что он не будет смеяться над ней, не важно, какой она задаст вопрос.

— Математическая аксиома, утверждение.

— Один плюс один равняется два?

— В какой-то мере да. — Он улыбнулся.

— Наверняка твоя теорема слишком сложна, чтобы объяснить ее мне.

— Это потребует много времени, и ты будешь зевать до слез.

Он имел в виду, что она не поймет. Что ж, возможно, он был прав. Отхлынувшая волна оставила у ее ног что-то маленькое и переливающееся. Блайт нагнулась, чтобы поднять красиво закрученную ракушку приятного, слегка отливающего багряным розового оттенка. Восхищенная, она повернулась к нему, протянула ладонь, чтобы он тоже смог полюбоваться на ракушку, и оказалась спиной к воде.

— Берегись. — Джас протянул руку и толкнул ее вперед. Волна все же захлестнула ее колени, и Блайт начала падать прямо на Джаса. Ее руки уперлись в его грудь, девушка еле удержала равновесие.

— Спасибо, хотя ты немного опоздал, — усмехнулась она.

Его руки крепко держали ее еще одно мгновение, но он тут же отпустил ее. Не сказав ни слова, повернулся, чтобы продолжить свой путь.

Блайт озадаченно смотрела ему в спину секунду или две, потом положила в карман ракушку и догнала его, удивленная. И что она такого сделала, чтобы он снова замкнулся? Возможно, она была глупа и беспечна, когда на прошлой прогулке там, на скале, упала в воду. И в этот раз снова забыла об осторожности… Опасаясь, как бы не сделать еще хуже, девушка в молчании последовала за ним. Немного погодя она все же осмелилась посмотреть на него.

Джас обернулся.

— Что?

— Я ничего не сказала, — запротестовала она.

— Ты смотришь так, будто сейчас умрешь.

— Я просто подумала… — Блайт покачала головой.

— О чем?

— Что я раздражаю тебя.

— Ты не раздражаешь меня. Я не очень веселая компания и сам это знаю. Но ничего не могу с собой поделать.

— Я не жалуюсь.

Он внимательно посмотрел на нее.

— У меня такое чувство, что ты вообще редко жалуешься.

— Я всегда считала, что не следует судить о людях по первому впечатлению, — сказала она немного резко.

— Думаю, я должен признать свою вину. Сперва я подумал, что ты еще совсем ребенок.

— Что ж, сейчас ты знаешь, что я взрослая женщина. — Она взглянула на него с вызовом.

Он остановился, и его глаза внезапно блеснули, а лицо стало напряженным.

— А ты думаешь, я не заметил? — спросил он мягко.

Загрузка...