Танцующие в темноте

1

— Томми O'Mapa! — В голосе Марты звучала нескрываемая истеричность и ужас. — У тебя будет ребенок от Томми О'Мара! Разве он не утонул на «Тетисе»?

Фло ничего не ответила. Салли, сидевшая за столом, бледная и потрясенная, пробормотала:

— Да, это правда.

— Так ты встречалась с женатым мужчиной? — пронзительно заверещала Марта. Лицо ее опухло, а глаза от негодования почти выскакивали из орбит за стеклами круглых очков. — У тебя нет стыда, девушка? Я теперь никогда не смогу пройти по Бурнетт-стрит. Нам всем придется ходить в другую церковь. И на работе все про всё узнают. Все будут смеяться надо мной за моей спиной.

— Это у Фло будет ребенок, а не у тебя, Марта, — тихонько сказала Салли.

Фло была благодарна Салли за то, что та на ее стороне или, по крайней мере, с сочувствием отнеслась к ее затруднительному положению. Несколько минут назад, когда она объявила о том, что беременна, Марта взорвалась от негодования, но мать тихо произнесла: «Я не вынесу этого» — и поднялась к себе наверх, оставив Фло наедине с гневом и презрением Марты. Фло специально сказала об этом после чая, перед приходом Альберта Колквитта, тогда Марте придется заткнуться. После свидания с Альбертом она может и поостыть, но Фло знала, что ей еще здорово достанется от злого и острого язычка ее сестры.

— Ребенок у Фло, но позор падет на всю семью, — сказала как отрезала Марта. Она обернулась к своей младшей сестре: — Как ты могла, Фло?

— Я влюбилась в него, — просто сказала Фло. — Мы должны были пожениться, когда Нэнси станет лучше.

— Нэнси? Ну, конечно, он женат на этой Нэнси Эванс, которую все называют уэльской колдуньей. — Марта нахмурила брови. — Что ты имеешь в виду, говоря, что вы должны были пожениться, когда ей станет лучше? Насколько я знаю, она никогда и ничем не болела. В любом случае, при чем тут это?

Поскольку Марта вряд ли могла быть осведомлена об интимных подробностях истории болезни Нэнси О'Мара, Фло не обратила на ее замечание никакого внимания, но ее поразил тот факт, что Нэнси родом из Уэльса, ведь Фло считала ее испанкой.

— Он не был женат на Нэнси по-настоящему. — Она не стала говорить им о цыганской свадьбе в лесу под Барселоной, это было бы смешно. В глубине души она и сама не верила во все это. Такая история выглядела слишком картинной, слишком надуманной. На мгновение ей стало интересно, а был ли вообще Томми в Испании, и поняла, что все, в чем обвиняет ее Марта, правда: в том, что она падшая женщина, без стыда и совести, которая навлекла позор на свою семью.

Фло совершенно не удивилась, когда Марта сказала, что Томми О'Мара был женат на Нэнси Эванс законно, и Марта сама находилась в церкви, когда там оглашались имена вступающих в брак.

— Я знаю эту девушку по воскресной школе. Он снимал комнату у ее семейства, — сказала она. И презрительно добавила: — Она говорила, что ее мать не могла дождаться дня, когда он съедет, потому что ей всегда с большим трудом приходилось буквально выцарапывать у него деньги за стол и кров.

Салли испуганно ойкнула.

— Перестань, Марта. Не надо так говорить.

— Простите меня, — убито сказала Фло. — Мне очень жаль, что так вышло.

— Ну, ну, сестренка, — Салли быстро поднялась из кресла и обняла свою сестру, но Марту не так-то легко было сбить со стези обвинения простым выражением сожаления.

— Тебе и вправду есть о чем сожалеть и чего стыдиться, — выпалила она. — Ты понимаешь, что все вокруг будут называть ребенка незаконнорожденным ублюдком? С ним никто не будет разговаривать в школе. В него будут плевать, его будут бить, и все будут сторониться его, куда бы он ни пошел.

— Марта! — резко окликнула мать, стоя в дверях. — Достаточно!

Фло разрыдалась и бросилась наверх, и как раз в это время открылась передняя дверь и появился Альберт Колквитт.

Через пару минут в комнату вошла Салли и присела на кровать, где, всхлипывая, лицом вниз лежала Фло.

— Ты должна была предохраняться, милая, — прошептала она. — Я знаю, что это такое, когда любишь кого-то. Трудно остановиться, все выходит из-под контроля.

— Ты имеешь в виду, ты с Джоком… — Она подняла голову и сквозь слезы посмотрела на свою сестру. Джок Уилсон продолжал наведываться в Ливерпуль, едва ему перепадало хотя бы несколько дней отпуска.

Салли кивнула.

— Только не говори Марте, пожалуйста.

Сама мысль об этом была такой абсурдной и нелепой, что Фло не могла не рассмеяться.

— Да что ты такое говоришь!

— Видишь ли, она не имеет в виду буквально все, что говорит. Не знаю, откуда в ней эта желчь и злоба. Можно подумать, она ревнует тебя к тому, что у тебя был мужчина. — Салли вздохнула. — Бедная Марта. Одному Богу известно, что она скажет, когда узнает, что мы с Джоком собираемся пожениться на Рождество, если он сможет вырваться. Она-то рассчитывала первой выйти замуж, потому что она старшая и все такое.

— Салли, о, Сал! Я так рада за тебя. — Фло забыла о своих собственных проблемах и обняла сестру. Салли взяла с нее обещание, что она не скажет никому ни слова: она хотела, чтобы все узнали об этом, когда все будет уже точно решено.

Спустя какое-то время Салли пошла вниз, потому что в тот день была ее очередь мыть посуду и она не хотела, чтобы Марта еще больше усложнила положение.

Фло села на кровати, прислонилась к изголовью и положила руки на свой растущий живот. Она откладывала эти убийственные новости так долго, как только могла, но наступил уже октябрь, шел пятый месяц беременности, и это становилось заметным. Одна или две женщины в прачечной уже с подозрением поглядывали на нее, и как-то раз, развешивая белье в сушильной комнате, Фло обернулась и увидела в дверях внимательно ее разглядывавшую миссис Фриц. После этого случая миссис Фриц довольно долгое время провела в конторе с мистером Фрицем.

Сначала Фло подумывала никому ничего не говорить, убежать куда-нибудь и родить ребенка. Она не собиралась разлучаться с семьей навсегда, хотела потом вернуться с ребенком и все объяснить. Но куда она могла убежать и на что содержать себя? Денег у нее не было, а работу ей не получить. Она с грустью осознала, что ей придется оставить прачечную и, как это ни тяжело, проститься с мистером Фрицем.

Дверь отворилась, и в комнату вошла мать.

— Извини меня, девочка, что мне пришлось уйти, просто я не могла слушать вопли нашей Марты. Может быть, тебе следовало сперва рассказать обо всем своей маме и позволить мне самой разобраться с Мартой. — Она с упреком посмотрела на свою дочь. — Как ты могла, Фло?

— Пожалуйста, мам, не начинай все сначала. — При виде опечаленного и скорбного лица матери Фло заплакала. С начала войны мать выглядела намного лучше, как будто сумела собраться с силами и решила, что не оставит свою семью до лучших времен. — Если хочешь, я уеду из дома. Я никогда не хотела, чтобы из-за меня на мою семью пал позор. — Ей не приходило в голову, что она может забеременеть, когда лежала под деревьями в парке «Мистери» с Томми О'Мара.

— Этот мужчина, этот Томми О'Мара, он должен был быть умнее. Марта говорит, что ему не меньше тридцати. Он поступил дурно, воспользовавшись наивностью молодой девушки. — Мать неодобрительно поджала губы.

— О нет, мам, — плакала Фло. — Он ничем не пользовался. Он любил меня, и я любила его. — Ложь, которую он ей говорил, не имела никакого значения, так же, как и его обещания. Он сказал ей то, что сказал, только потому, что боялся, что она не станет с ним встречаться. — Если бы Томми не погиб, он оставил бы Нэнси, и сейчас мы уже были бы вместе.

Для матери это оказалось чересчур.

— Не говори глупостей, девочка, — горячо выпалила она. — Ты ведешь себя как блудница в пурпуре.

Вероятно, Фло и в самом деле падшая блудница, потому что готова была подписаться под каждым сказанным ею словом. Может быть, другие пары не любили друга так сильно, как они с Томми. Чтобы успокоить свою мать, она кротко сказала:

— Прости меня.

— Ну, как бы то ни было, с этим делом теперь покончено. — Мать вздохнула. — Теперь нам придется иметь дело с последствиями. Я поговорила с Мартой и Сал, и мы решили, что для тебя лучше всего будет не показываться на улице, пока не родится ребенок, а потом отдать его в приют. Никто на улице ничего не узнает. Завтра я зайду к мистеру Фрицу и скажу ему, что ты заболела и не вернешься на работу. Мне не по душе то, что приходится его обманывать, он славный человек, но что еще остается делать?

— Ничего, мам, — спокойно ответила Фло. Ее вполне устраивала первая часть предложения о том, что она не будет выходить на улицу, пока не родится ребенок, но она ни в коем случае не собиралась отдавать ребенка Томми О'Мара, чтобы, по крайней мере, хотя бы какая-то частичка его оставалась с ней. Она не скажет этого матери, в противном случае скандалы растянутся на долгие месяцы. Как только ребенок родится, она переедет в другой район Ливерпуля, туда, где ее никто не знает, но не слишком далеко, чтобы ее семья могла приезжать к ней в гости. Она скажет, что она вдова и потеряла мужа на войне, и поэтому никто не сможет назвать ее ребенка незаконнорожденным. Она будет содержать и себя, и ребенка, подрабатывая стиркой и, возможно, штопкой белья — мистер Фриц часто говорил, что никто не может зашить простыню так ловко и искусно, как Фло.

Война не оказывала пока что большого влияния на жизнь страны, и люди начали называть ее «странной войной». На фронт призывали тысячи парней, регулярно тонули корабли, и потери были колоссальными, но все это казалось чем-то невообразимо далеким. Признаков страшных воздушных налетов еще не было, и еды хватало.

Фло проводила дни за вязанием одежды малышу: кружевные выходные платьица и чепчики, невероятно крошечные тапочки и рукавички — и мечтала о том времени, когда ее ребенок наконец-то появится на свет. Иногда она слышала, как в кухне перешептываются мать с сестрами: упоминалось слово «усыновление». Похоже, Марта уже придумала, как все устроить. Фло не собиралась разочаровывать их — все, что угодно, ради спокойной жизни. Если Фло не вязала, то читала книжки, которые Салли приносила ей из библиотеки. Раз в месяц она писала Бел Макинтайр, которая вступила в ВТС и прекрасно проводила время в лагере, располагавшемся где-то в шотландской глуши. «Тут у нас одна девушка на пятнадцать мужчин, — писала Бел. — Но есть один парень, который мне особенно нравится. Помнишь, я говорила, что до сих пор не встречала парня, за которого можно дать ломаный грош? Так вот, мне наконец-то попался такой, за которого можно дать целую сотню фунтов. Его зовут Боб Нокс, и он из Эдинбурга, как и мой отец». Фло не упоминала о ребенке в письмах. Бел считала ее глупой из-за связи с женатым мужчиной, поэтому Фло не хотела, чтобы та узнала, насколько сильно она вляпалась и насколько безнадежно глупой оказалась.

Частенько Фло очень хотелось выйти на улицу, пусть даже под проливной дождь. Хуже всего были моменты, когда приходили гости или квартирант был дома, потому что тогда Фло приходилось сидеть в спальне. По мнению Марты, из всех людей в мире именно Альберт Колквитт должен был оставаться в полном неведении относительно страшной тайны Фло. Если бы он узнал, у какой семьи снимает квартиру, то мог бы и съехать, что стало бы катастрофой, «учитывая, что ты больше не приносишь зарплату». После этих слов Марта презрительно фыркнула. Салли же полагала, что больше всего Марта боится того, что он не захочет на ней жениться, а к этой цели она по-прежнему стремилась изо всех сил.

— Как ты объясняешь, что я никогда не схожу вниз? — спросила Фло.

— Мы сказали, что у тебя переутомление, анемия, поэтому тебе надо оставаться в постели и отдыхать.

— Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой здоровой.

Она буквально цвела, ее щеки формой и цветом больше всего напоминали персики, глаза сверкали, а волосы стали необычайно густыми, пышными и блестящими. Она часто спрашивала себя, почему она так хорошо выглядит, когда скорбит о Томми. Специально для нее мать заказывала пинту молока, а Марта, несмотря на едкие замечания и неодобрительные шмыганья носом, частенько приносила яблоки и всегда следила за тем, чтобы в доме был рыбий жир (его принимала во время беременности Эльза Камерон). «И посмотри, каким славным мальчуганом растет Норман». Фло знала, что ей повезло: другая семья могла бы вышвырнуть ее на улицу.

Случилось так, что одним мрачным промозглым декабрьским утром жилец семейства Клэнси узнал тайну, знать которую ему ни в коем случае не полагалось. Мать ушла за рождественскими покупками, а Фло вязала в гостиной, когда в замочной скважине входной двери повернулся ключ. Обычно, кроме Альберта, этой дверью никто не пользовался. Но Фло почему-то решила, что пакеты с покупками оказались для матери слишком тяжелыми, чтобы нести их через черный вход, и поспешила на помощь. К своему ужасу, она оказалась лицом к лицу с Альбертом.

— Я забыл свой бумажник, — радостно проблеял он, — во всяком случае, я надеюсь, что забыл его, а не потерял. Там не только банкнота в десять фунтов, но и мое удостоверение личности, а также несколько дорогих мне фотографий, которые мне не хотелось бы терять, и… — Голос его пресекся, а глаза расширились от удивления, когда он заметил положение Фло. — Я не знал, дорогая, — прошептал он. — Господи Иисусе, я не знал.

Фло, спотыкаясь, стала подниматься по лестнице. На полпути она обернулась:

— Не говорите Марте, что вы видели меня, — взмолилась она. — Пожалуйста!

— Конечно, нет, дорогая. — Он выглядел ошарашенным. — Фло! — окликнул он ее, но к тому времени она уже добралась до спальни и с грохотом захлопнула дверь.

Она слышала, как Альберт удалился в свою комнату, а вскоре из магазина вернулась мать.

— С тобой все в порядке, девочка? — окликнула она.

— Я просто прилегла на минуточку, мама.

— Сейчас принесу чай, а потом мне надо зайти в магазин святой Терезы, чтобы заказать цветы на воскресенье.

Мать догадалась, что Альберт у себя в комнате и поэтому Фло поднялась наверх. После ухода матери Альберт не пошевелился и не издал ни малейшего звука. Фло подумала: неужели он до сих пор ищет свой бумажник? А может быть, он собирается уведомить их о том, что будет подыскивать себе более приличное место?

Прошло еще полчаса, снизу по-прежнему не доносилось ни звука. Потом дверь гостиной отворилась и на лестнице раздались тяжелые шаги — кто-то поднимался. В дверь постучали и неуверенно спросили:

— Фло?

— Да?

— Не могли бы вы на минутку спуститься вниз, дорогая? Я хотел бы поговорить с вами.

— О чем? — устало спросила Фло.

— Спускайтесь и сами увидите.

Несколько минут спустя она и Альберт, чувствуя себя неловко, сидели, строго выпрямив спины, в гостиной. Фло мешал живот, ставший огромным, и она надеялась, что Альберт не собирается читать ей лекцию по этому поводу, потому что тогда она ответит ему, что это не его дело. Она почувствовала жар стыда, когда вместо ожидаемой лекции Альберт промямлил:

— Я скучал по вас, Фло. Дом без вас кажется не таким светлым и веселым.

— Я была… наверху, — ответила она, запинаясь.

Он неловко заерзал в своем кресле, а потом, не глядя на нее, спросил:

— Надеюсь, вы не сочтете меня невежливым или навязчивым, дорогая, но что случилось с тем парнем, который… — Слова не шли у него с языка.

— Он мертв, — ответила Фло.

— Я подумал, что, может быть, он в армии и однажды появится здесь, и вы поженитесь.

— На это нет никакой надежды, если учесть, что он погиб.

— Разумеется, нет. — Лицо его приобрело багровый оттенок, и она увидела капельки пота, блестевшие у него на лбу. Оттого, что он потел столь обильно, вонь от его униформы стала заметнее обычного. Фло подумала, а почему это он так расстроен, ведь, по всем правилам, испытывать неловкость полагалось ей.

— Вам будет нелегко воспитывать ребенка без мужа, — запинаясь, проговорил он.

— Я справлюсь. У меня ведь нет выхода, правда?

— Все равно будет трудно, и дело в том, что я хотел бы облегчить вашу жизнь, если вы позволите. — Он сделал паузу. Лицо покраснело еще больше, когда он с мужеством и отчаянием продолжил. — Я бы хотел жениться на вас, Фло, и дать вам и малышу дом и крышу над головой. Контролером-инспектором на трамваях я зарабатываю приличные деньги — это хорошая безопасная работа с перспективой повышения до управляющего депо. Мы можем купить себе славный маленький домик. У меня отложено достаточно, чтобы купить необходимую мебель. Что вы на это скажете, дорогая?

Фло надеялась, что отвращение, которое она испытывала к Альберту, не отражается на ее лице: меньше всего на свете она хотела причинить ему боль, но сама мысль о том, чтобы делить постель с мужчиной средних лет, с большим животом и отвратительно пахнущим, вызывала у нее тошноту.

— Вы очень добры, Альберт… — начала она, но он прервал ее, будто хотел одним махом выложить все, что тяготило его.

— Разумеется, меня вряд ли можно назвать подходящим мужем, дорогая. У нас будут отдельные комнаты, и вы сможете уйти, когда пожелаете. Между нами не будет никаких обязательств. Более того, пожениться мы можем в одном из бюро записей актов гражданского состояния. Я просто помогу вам выбраться из временных затруднений, так уж получается. У вас будет брачное свидетельство, и, если все сделать быстро, у ребенка будет отец, по крайней мере, на бумаге.

Он был невероятно бескорыстен, и Фло злилась на себя за то, что такое предложение для нее неприемлемо. Но тогда она мечтала о совместной жизни с Томми О'Мара, рядом с которым Альберт Колквитт был… В общем, не стоит даже сравнивать. С другой стороны, думала Фло, откинувшись на спинку кресла и уставившись в огонь, на самом ли деле его предложение такое уж неприемлемое? Это поможет ей выбраться из неприятностей, как он сам выразился. Никто не посмеет называть ребенка обидными прозвищами, если у него будет отец, и Фло не придется брать белье в стирку на дом — вместо этого она будет жить в славном меблированном домике. Она не воспользуется его великодушием, ни в коем случае, потому что это была его идея. Разумеется, все поднимут шум вокруг того, что кто-то из Клэнси выходит замуж в мэрии, но при сложившихся обстоятельствах Фло это не заботило бы. Марта будет в ярости, утверждая, что она увела Альберта прямо из-под самого носа.

Она все еще раздумывала, как бы ответить Альберту, когда он с тоской произнес:

— Знаете, моя первая жена умерла при родах, вместе с ребенком. Это была девочка. Я всегда хотел своего ребенка.

Если бы не его последние слова, она, возможно, согласилась бы выйти за него замуж, даже временно — ведь он сам сказал, что она будет вольна уйти, когда захочет. Но она знала, что не сможет уйти от него, когда он полюбит ребенка, которого так долго хотел. Она окажется в ловушке. В сущности, это будет вторая тяжелая утрата, и он потеряет вторую жену и ребенка. Нет, лучше отказать ему сейчас.

Поэтому Фло сказала ему, очень мило и очень нежно, что она не может выйти за него замуж, но она никогда не забудет его доброго жеста. Ей и в кошмарном сне не могло присниться, что она будет жалеть о своем решении до конца дней своих.

К большому разочарованию Марты, Альберт отправился на Рождество к своему кузену в Макслфилд. Фло была этому только рада — теперь она могла встретить праздник вместе со всеми внизу, если не появится какой-нибудь случайный гость. Ей показалось, что именно поэтому он и уехал, и вознесла короткую молитву о том, чтобы ему понравилось в Макслфилде, а шарф, который она связала ему, согревал его — по всей стране стояли морозы, и снегу навалило несколько футов. Перед отъездом Альберт подарил сестрам подарки — золотые браслеты с брелоками. Марте досталась обезьянка, Салли — ключ, а Фло — сердечко.

— Держу пари, что он собирался подарить сердечко мне, — заявила Марта.

— Давай поменяемся, если хочешь, — предложила Фло.

— Теперь это не имеет значения.

В канун Рождества пришла посылка от Бел. В ней была поздравительная открытка и очень красивая сумочка из гобелена. Из открытки выпала фотография.

— Бел вышла замуж! — воскликнула она. — Она вышла замуж за какого-то шотландца, его зовут Боб Нокс.

— Я встречалась с ней только один раз, но она показалась мне приятной молодой леди, — довольная, сказала мать. — В следующий раз, Фло, когда будешь писать ей, передавай наши поздравления. Почему бы нам не послать ей в подарок одну из этих ирландских салфеточек из хлопка?

— Я хотела эти салфетки для своего нижнего комода, мам, — надула губы Марта.

Фло покачала головой.

— Спасибо, конечно, мама, но в армии ей не нужны салфетки. Она предпочтет флакончик туалетной воды или пару хороших чулок.

— А у тебя есть средства, чтобы купить туалетную воду или хорошие чулки? — с неприязнью спросила Марта.

— Я куплю подарок, когда начну зарабатывать деньги самостоятельно, — резко ответила Фло.

Мать нетерпеливо хлопнула в ладоши.

— Ну, все, девочки, хватит ссориться. Сейчас Рождество — праздник любви.

— Прости меня, Фло. — Марта улыбнулась. — Я люблю тебя, правда.

— Я тоже люблю тебя, сестренка.

Позже Марта спросила у Фло:

— Сколько лет Бел?

— Восемнадцать.

— Всего восемнадцать! — Марта сняла очки и стала нервно протирать их. — В следующем году мне будет двадцать четыре.

Фло искренне хотелось купить мужа для своей несчастной сестры и повесить его на елку. Положение ухудшилось, когда в день святок пришла телеграмма для Салли.

«Получил лицензию тчк получил отпуск тчк закажи церковь понедельник тчк Джок».

— В понедельник я выхожу замуж, — мечтательно принялась напевать Салли.

Фло завизжала от восторга, а мать начала плакать.

— Салли, девочка! Это так неожиданно.

— Сейчас идет война, мам. Именно так теперь все и происходит.

— Ты уедешь из дома? — всхлипывала мать.

— У Джока нет регулярного порта приписки. Я останусь с вами до конца войны, а потом мы купим себе дом.

Мать перестала плакать и стала размышлять, что нужно сделать. Она сегодня же позвонит отцу Хафью и закажет службу в церкви. Лучше в понедельник во второй половине дня — даже поезда ходили с опозданиями из-за снегопада. Сообразив это, Салли побледнела, как полотно: она позабыла, что вся страна укрыта снегом.

— Он будет ехать от Солвей Фирт. Это далеко? — Никто не имел ни малейшего представления, поэтому пришлось достать атлас отца и оказалось, что Солвей Фирт расположен в двух графствах от них.

— Я умру, если он не приедет! — Салли выглядела так, будто собралась умирать прямо сейчас.

— Наверняка он приплывет на корабле. — Это наконец заговорила Марта. Ее лицо было белее снега за окнами, а глаза стали тусклыми и безжизненными. Старшая осталась последней — Марта не могла этого вынести.

— Ну, конечно! — Салли вздохнула с облегчением.

Мать продолжала строить планы. Хочет ли Салли белое подвенечное платье? Нет? Ну, в таком случае, они встретятся завтра в обеденный перерыв возле лавки мясника и обойдут магазины одежды на Смитдаун-роуд, чтобы купить хороший костюм, который станет ее свадебным подарком дочери.

— Готовить угощения еще рано… И нам придется заказать такси на этот день. В туфлях в такую погоду и шагу нельзя ступить, не выходить же тебе замуж в сапогах. Что касается приема, то, мне кажется, еще не поздно заказать зал?

— Я не хочу устраивать прием, мам. Я бы предпочла чаепитие в кафе после венчания. Сослуживец Джока будет шафером. Все, чего я хочу, это чтобы была моя семья: ты, Марта и Фло.

— Наша Фло не сможет пойти, — заметила Марта. — Не в ее положении.

Все повернулись и посмотрели на Фло, которая, устыдившись, опустила глаза.

— Мне будет страшно жаль пропустить твою свадьбу, Сал, — пробормотала она.

— Я буду думать о тебе, Фло, — сочувствующе сказала Салли. — Ты будешь там душой, если не телом.

Фло собрала в своей душе все благородные порывы, какие только смогла найти.

— К тому времени Альберт вернется из Макслфилда, — сказала она. — Может быть, он сможет поехать вместо меня. Он составит компанию нашей Марте.

Позже Альберт заявил, что он считает большой честью быть приглашенным на бракосочетание.

— Ему нравится чувствовать себя частью семьи, — сказала Салли. — Мне кажется, он очень одинок.

В день свадьбы Салли Фло сидела одна в пустом и тихом доме, думая о том, сколько всего произошло за последние двенадцать месяцев. Год назад мать болела, а сестры жили тихо и незаметно. Теперь мать встряхнулась и как будто возродилась к жизни, Фло нашла и потеряла Томми О'Мара, носит сейчас его ребенка, а в эту минуту Салли в уродливом костюме в тонкую полоску и белой фетровой шляпе, в которой она была похожа на американскую гангстершу, превращалась в миссис Джок Уилсон. Марта оказалась единственной, для кого все осталось по-прежнему.

Она с радостью положила руки на живот. Странно, но теперь она редко вспоминала Томми О'Мара, как будто вся ее любовь к нему перешла на ребенка, который в этот момент сильно толкнул ее. Она испугалась. Ребенок должен появиться на свет через шесть недель, в День святого Валентина, ровно через девять месяцев и одну неделю после ее последних месячных — мать вычислила эту дату — но вдруг он родится раньше, когда она будет дома одна? Марта наняла акушерку, взяв с нее «клятву о неразглашении». Фло не могла дождаться, когда же все закончится и ее жизнь изменится еще больше.

Снегопады продолжались весь январь, и февраль не принес избавления от этой истинно арктической погоды. К этому времени Фло сильно раздалась, хотя по-прежнему оставалась подвижной и шустрой. Но дни шли за днями, она стала терять аппетит, и ее тошнило все сильнее и чаще. Марта приказала, чтобы ее немедленно позвали, если роды начнутся, когда она будет на работе.

— По-моему, будет лучше, если мы приведем акушерку первой? — воскликнула мать. — Если ты скажешь мне, где она живет, я приведу ее сама.

— Я бы предпочла привести ее сама, — упрямо ответила Марта. — Ни к чему паниковать. Первые дети всегда появляются на свет долго. Эльза Камерон рожала целых двадцать четыре часа.

— Господи Иисусе! — вскричала Фло. — Целых двадцать четыре часа! Это очень больно?

Марта отвела глаза.

— Немного.

Светящиеся стрелки будильника показывали двадцать минут третьего. Фло не находила себе места в постели — переворачиваться было очень трудно. Прошел День святого Валентина, а ребенок все еще не выказывал желания явиться на свет. Она подняла занавеску и выглянула наружу. Снег по-прежнему шел большими белыми хлопьями, похожими на мячи для гольфа. Завтра по дорогам снова будет не проехать.

Внезапно, без предупреждения, ее живот пронзила такая острая и резкая боль, что она громко вскрикнула. Ее вскрик, должно быть, услышали во сне сестры, потому что Марта перестала храпеть, а Салли пошевелилась.

Фло ждала, сердце подступило к самому горлу. Она была счастлива оттого, что время наконец пришло, но с ужасом ожидала повторения этой боли. Она вскрикнула, когда следующий более сильный приступ пронзил ее с головы до пят.

— Что случилось? — Салли выпрыгнула из кровати, за ней поспешила Марта. — Началось, дорогая?

— О Господи, да! — Фло застонала. — Приведи акушерку, Марта, поскорее.

— Где она живет? — потребовала Салли. — Я пойду за ней.

— Нет времени звать акушерку, — коротко сказала Марта, — когда боли такие сильные. Разбуди мать, если она еще не проснулась, и поставь на огонь воду — две больших кастрюли и чайник. Потом принеси старые простыни, которые лежат на верхней полке в сушильном шкафу.

— Я все-таки думаю, что нам надо привести акушерку, Марта. Вы с мамой сможете присмотреть за Фло, пока меня не будет.

— Я сказала, у нас нет времени! — Марта зажала Фло рот рукой, когда у той начался новый приступ. — Не кричи, Фло, мы не хотим, чтобы соседи услышали. И надо же этому случиться в эту ночь, когда Альберт не высматривает пожары, — с раздражением добавила она.

— Я не могу не кричать, — выдохнула Фло, отталкивая руку Марты. — Мне надо кричать.

В комнату вошла мать в ночной рубашке.

— Помогите мне развернуть кровать, чтобы я могла подойти с другой стороны, — скомандовала она. Когда кровать подвинули, она стала на колени рядом с дочерью. — Я знаю, это больно, милая, — прошептала она, — но ты тужься и не кричи так громко.

— Я попробую, мам. О Боже! — Руки Фло взметнулись, и она вцепилась в деревянное изголовье кровати.

— Держите ее руки в таком положении, — приказала Марта. — Я читала об этом в книжке в библиотеке.

Салли принесла простыни, и Фло почувствовала, как ее приподнимают, задирают ночную рубашку и подкладывают старое белье.

— Похоже, Марта, ты не договаривалась ни с какой акушеркой? — негромко обвиняющим тоном произнесла Салли. — Ты врала. Господи, меня тошнит от тебя. Ты слишком респектабельна для нас. Ты заставила нашу бедную Фло страдать, чтобы спасти свою жалкую репутацию. Мне глубоко наплевать, если моя сестра родит внебрачного ребенка. Ты просто не человек, вот ты кто!

— Это правда — об акушерке, Марта? — с ужасом спросила мать.

— Да! — выплюнула Марта. — Ни одной из них я не могла довериться, будучи не уверенной, что она будет держать язык за зубами. Это с Сал все в порядке, она замужем. Держу пари, Джок не увивался бы за тобой, если бы знал, что случилось с твоей сестрой.

— Если на то пошло, Джок уже давно знает о Фло, но он хотел жениться на мне, а не на моей семье.

— Замолчите! — закричала Фло. — Замолчите все!

— Девочки! Девочки! Сейчас не время ссориться. — Мать рассеянно погладила Фло по лбу. — Не кричи так громко, вот хорошая девочка.

— Я стараюсь, мам, честно, но от этого мне еще больнее.

— Я знаю, хорошая моя, я знаю, мы держали все в тайне все эти месяцы, так что нам осталось совсем немного.

— Я смогу выйти на прогулку, когда все закончится?

— Да, дорогая. Как только ты наберешься сил, мы пойдем на прогулку вместе.

В агонии Фло забыла о том, что, когда она наберется сил, она уйдет из дома на Бурнетт-стрит. Вместе со своим ребенком она будет жить где-нибудь в другом месте.

Позже ей никогда не приходило в голову спросить, сколько времени продолжалась пытка: час, два, три. Все, что она помнила — это адские спазмы, которые регулярно накатывались на нее и были бы не такими уж болезненными, если бы только она могла кричать. Но стоило ей открыть рот, как на лицо опускалась ладонь Марты, а мать гладила ее по руке и шептала:

— Постарайся не шуметь, вот хорошая девочка.

Отчасти она понимала, о чем идет яростный спор над ее головой.

— Это жестоко, — шипела Салли. — Вы обе жестоки до крайности. Этого я ожидала от нашей Марты, но ты меня удивляешь, мама.

И тогда странным холодным голосом мать ответила:

— Естественно, я очень сожалею об отсутствии акушерки, но настанет день, когда все вы, девочки, оставите этот дом, все трое. И я не хочу, чтобы до конца дней моих меня считали женщиной, у дочери которой родился незаконный ребенок, а ведь именно так ко мне будут относиться на улице и в «Легионе Марии», и я уже не смогу с высоко поднятой головой встретиться глазами с отцом Хафью.

Позже Салли требовательно спросила:

— А если у нее будут разрывы? Ей нужно будет наложить швы. Ради Бога, по крайней мере позовите доктора, чтобы он зашил ее.

— Раньше женщинам никогда не делали швов, — сухо ответила Марта. — Фло — здоровая девушка. У нее все заживет само по себе.

— Мне надо в туалет, — взмолилась Фло. — Принеси горшок, быстрее, или я сделаю все прямо в постели.

— Он идет! — напряженно сказала мать.

— Тужься, Фло, — прошипела Марта. — Тужься сильнее.

— Мне нужен горшок!

— Нет, он тебе не нужен, Фло. Это ребенок. Тужься!

Фло была уверена, что тело ее разорвется, боль стала такой сильной, что комната сделалась черной, в ней появились маленькие белые звездочки, танцующие по потолку. «Танцующие в темноте, — закричала она. — Танцующие в темноте. Танцующие…»

— О Господи! — Салли была на грани истерики. — Она сошла с ума. Смотрите, что вы наделали!

Это было последнее, что услышала Фло прежде, чем очнулась со странным привкусом во рту. Она очень-очень медленно открыла глаза, потому что веки казались ей безумно тяжелыми. За окном сияло солнце. Силы оставили ее тело, и она едва смогла поднять руки. Невероятно, но на мгновение она забыла о ребенке. И только когда увидела свой почти плоский живот, снова все вспомнила. Несмотря на безграничную усталость, она ощутила прилив возбуждения. Фло с трудом приподнялась на локтях и оглядела комнату, но единственной непривычной вещью была бутылка бренди на ночном столике. Вот чем объяснялся странный привкус во рту, хотя она и не помнила, чтобы пила его. Ребенка нигде не было видно.

— Мам, — позвала она слабым голосом. — Марта, Сал.

В комнату вошла мать. Она выглядела утомленной, но довольной.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Устала, вот и все. А где ребенок?

— Его унесли, дорогая. Марта понесла его к женщине, которая организовала усыновление. Очень приятная пара с нетерпением ожидала его появления, хотя им было вроде бы все равно, мальчик будет или девочка. Теперь он у них. Он будет одним из самых обожаемых детей в мире.

Это был мальчик, и его отдали ! Сердце у Фло поднялось к горлу и бешено застучало. «Я хочу моего ребенка, — прохрипела она. — Я хочу его сию же минуту». Она попыталась встать с кровати, но ноги у нее подкосились, и она рухнула на пол. «Скажи мне, куда Марта отнесла его, и я верну его».

— Фло, дорогая моя! — Мать склонилась над ней и попыталась помочь ей встать на ноги, но Фло оттолкнула ее и поползла к двери. Если будет необходимо, она поползет по снегу в ночной рубашке, чтобы найти своего сына — сына Томми, их сына.

— Ох, Фло, моя дорогая, сладкая девочка, — запричитала мать, — разве ты не видишь, что так лучше для всех нас? Мы ведь так решили давным-давно. Тебе всего девятнадцать, и впереди у тебя целая жизнь. В твоем возрасте тебе не нужна такая обуза, как ребенок!

— Он не обуза. Он мне нужен. — Всхлипывая, Фло упала на пол. — Я хочу моего ребенка.

Вошла Марта.

— Дело сделано, Фло, — мягко сказала она. — Теперь пришло время забыть обо всем.

Они подхватили ее с обеих сторон и уложили обратно на постель.

— Давай, дорогая, — сказала Марта, — выпей еще пару ложек бренди, это поможет тебе уснуть и восстановить силы. Тебе будет приятно узнать, что никто из соседей не крутился поблизости, чтобы узнать, отчего прошлой ночью был весь этот шум. Это означает, что нам удался наш план, не так ли?

Почему, ну почему она не воспользовалась своим шансом, почему не убежала, надеясь, что, в конце концов, все образуется? Почему она не заявила с самого начала, что хочет оставить ребенка? Почему не вышла замуж за Альберта Колквитта?

Прошло несколько дней. В эти страшные, полные кошмаров, лихорадочные дни Фло оставалась в постели и снова и снова терзала себя одними и теми же вопросами. Она проклинала себя за отсутствие мужества: она была слишком испугана, чтобы убежать, предпочтя остаться в тепле и уюте своего дома со своей семьей, позволяя им думать, что она согласна на усыновление, чтобы избежать ненужных ссор. Она проклинала свое невежество, когда полагала, что, родив ребенка, вскочит с кровати и унесет его в неизвестность. Наконец, она проклинала себя за отказ Альберту из боязни причинить ему боль в отдаленном будущем.

Все время у нее болели руки от желания подержать своего маленького сына. Ненужное молоко засохло, груди затвердели, как камень, а внутренности будто ссохлись. Она не плакала — у нее уже не осталось слез.

— Как он выглядел? — как-то спросила она у Салли.

— Чудный маленький крошка. Я уверена, мама хотела бы, чтобы мы оставили его. Она плакала, когда Марта заставила его отдать.

— По крайней мере, мать держала его на руках, а мне не посчастливилось, — горько ответила Фло. — Я даже не видела его.

— Так всегда бывает, когда женщины отдают своих детей на усыновление. Им не позволяют видеть их, не говоря уже о том, чтобы подержать на руках, по крайней мере, так говорит Марта. Это называется «жестокостью во благо». Глаза Салли были полны сочувствия, но даже она не сомневалась, что так лучше.

— Похоже, Марта знает абсолютно все.

Фло отказывалась разговаривать с Мартой, пока та не расскажет, где находится ее сын.

— Мне самой пришлось привыкать к этому, — весело и как-то несерьезно сказала Марта, — да я и не могу сказать тебе, даже если бы хотела, потому что имена приемных родителей хранятся в тайне. Я знаю только то, что у ребенка есть мама и папа, которые его любят. Радуйся, а не грусти. Приемные родители смогут дать ему то, чего ты никогда не дала бы.

Фло сжала обеими руками ноющие груди и презрительно бросила в лицо своей сестре:

— Они не могут дать ему материнского молока, правда? Эта женщина не носила его в своем лоне девять месяцев, между нею и моим сыном нет никакой связи.

— Не глупи, Фло. — Пожалуй, впервые Марта не смогла вынести взгляда сестры. Она отвернулась, и лицо ее как-то непривычно и странно покраснело.

Наступил март, через неделю погода резко изменилась. Температура ползла вверх, и снег, несколько месяцев пролежавший на земле, быстро таял.

Наступила весна!

Фло не могла противиться яркому солнечному свету, который лился в спальню, нежно лаская лицо теплом. Она откинула покрывала и впервые за две недели встала с кровати. Ноги у нее по-прежнему дрожали, живот ныл, а голова, казалось, была набита старыми ватными подушками, но Фло хотелось прогуляться.

С каждым днем она гуляла все дольше. Постепенно молодое тело восстанавливало силы и возрождалось к жизни. Люди, знавшие ее раньше, при встрече говорили, как замечательно она выглядит.

— Вы просто светитесь здоровьем, Фло. Глядя на вас, и не подумаешь, что вы так долго болели.

Но Фло знала: как бы хорошо она ни выглядела, прежней ей уже не быть. Она никогда не перестанет оплакивать своего потерянного ребенка, которому уже исполнился месяц. В груди у нее поселилась постоянная боль, как будто вместе с сыном у нее отняли кусочек сердца.

2

Салли оставила работу у мясника, чтобы перейти в «Рутс Секьюритиз», на военный завод по сборке самолетов. Там она получала втрое больше. Она хорошо справлялась с тем, что раньше считалось мужской работой. Даже мама заговаривала о том, чтобы наняться на неполный рабочий день.

— В конце концов, идет война. Мы все должны внести свою лепту в победу.

Альберт отсутствовал каждую ночь, высматривая пожары, хотя до сих пор ему не довелось увидеть ни одного.

Фло поняла, что пришло время снова начать работать и ей. Салли предложила ей подать заявление в «Рутс Секьюритиз».

— Если попадем в одну смену, сможем вместе ездить на автобусе. Тебе покажется странным и необычным работать по ночам, но это пустяки, сестренка. Мы только то и делаем, что смеемся.

Смеяться! Фло не могла даже представить себе, что когда-нибудь снова улыбнется, не говоря уже о смехе. Салли принесла бланк заявления и забрала его с собой на следующее утро. Слоняясь по улицам Ливерпуля, Фло с сожалением вспоминала «Прачечную Фрица». Она с радостью снова вернулась бы туда, даже если бы пришлось получать гроши по сравнению с тем, что теперь зарабатывала Сал.

Вырвавшись на улицу после длительного затворничества, Фло не один раз проходила мимо прачечной. Боковая дверь все время была открыта, но у нее не хватало смелости заглянуть внутрь. Фло не покидала уверенность, что женщины, включая миссис Фриц, догадались об истинной причине ее ухода.

В тот день, возвращаясь домой, она снова прошла мимо прачечной. Из труб поднимался дым, а из двери вырывались клубы пара.

«Я просто загляну и поздороваюсь, — решила Фло. — Но если они обойдутся со мной грубо, я больше никогда сюда не зайду. В любом случае, нужно поблагодарить мистера Фрица за чудесное ожерелье, которое он прислал мне к Рождеству».

Она перешла улицу, с трепетом представляя, какой окажется встреча. К ее огромному удивлению, переступив порог, она обнаружила в помещении только мистера Фрица. Закатав рукава, он с энтузиазмом работал на большой прессовальной машине, у которой раньше трудилась Фло.

— Мистер Фриц!

— Фло! — Он оставил пресс, подошел к ней и тепло поцеловал в щеку. — Господи, как приятно снова увидеть тебя. Такое впечатление, что сегодня солнце взошло дважды. Что ты здесь делаешь?

— Я просто зашла поздороваться и, кстати, поблагодарить вас за ожерелье. А где все?

Он драматичным жестом развел руки.

— Ушли! Первой Оливия, за ней Джози и все остальные. Как только узнали, что на фабрике они смогут зарабатывать вдвое больше, тут же сорвались и ушли. Не то чтобы я виню их. Мне не по силам тягаться с такими зарплатами, с какой стати они должны жертвовать собой ради мистера и миссис Фриц и их восьмерых детей, когда у каждой есть собственная семья?

Из сушильной быстрым шагом вышла миссис Фриц, держа в руках кипу постельного белья. Черты лица ее посуровели, едва она увидела Фло.

— Привет, — коротко поздоровалась она. Миссис Фриц выгребла чистое белье из бойлера и снова исчезла.

Ее муж смущенно сморщил свой курносый нос.

— Не обращай внимания на Стеллу. Она вымоталась до предела. Ее мать приехала из Ирландии, чтобы присматривать за детьми, пока мы работаем все те часы, которые отводит нам Господь, включая выходные. Видишь ли, Фло, — честно продолжал он, — многие отели и рестораны лишились своих сотрудников из-за войны, и теперь отдают нам в стирку то белье, которое раньше стирали сами. Бизнес процветает, и мне страшно не хочется его сворачивать, вот мы со Стеллой и пытаемся управляться собственными силами. Я нанял парнишку, Джимми Кромера, чтобы тот собирал и развозил белье на велосипеде с тележкой. Он настоящий шалопай, но весьма надежен для своих четырнадцати лет. — Ему удалось рассмеяться, но при этом он остался мрачным. — Однажды нас со Стеллой похоронят под этой грудой простыней и наволочек, и никто никогда нас не найдет.

— Вам нужна помощь? — вырвалось у Фло. — Постоянная, я имею в виду?

— Нужна ли мне помощь! — Он просиял, но потом прикусил губу и нерешительно поглядел в сторону сушильной комнаты. — Подожди минутку, Фло.

Отсутствовал он довольно долго. Фло не могла разобрать слов, но по звуку приглушенных голосов догадалась, что Фриц спорит о чем-то со Стеллой. Девушке пришло в голову, что, раз уж она здесь, то может погладить вместо того, чтобы стоять как столп, и она погрузилась в облако шипящего пара, успев сложить несколько скатертей, прежде чем Фриц вернулся.

— Мы с радостью примем тебя, Фло, — сказал он, со счастливым видом потирая руки, хотя Фло догадалась, что он немного преувеличивает. Миссис Фриц дала свое согласие, вероятно, только потому, что они находились в отчаянном положении. Как будто услышав ее мысли, он продолжал: — Ты должна извинить Стеллу. Как я уже сказал, она вымоталась. Дети боятся посмотреть в ее сторону, чтобы она не оторвала им головы. Мне тоже достается. Она считает меня лично ответственным за войну и наши нынешние трудности.

Поскольку доходы от прачечной обеспечивали семейству Фрицев высокий уровень жизни и содержание дома на площади Уильяма — в одном из самых престижных районов Ливерпуля, Фло подумала, что жалобы Стеллы просто нелепы. Но она промолчала, только сказала, что сходит домой переодеться и приступит к работе сегодня же после полудня.

Мистер Фриц с благодарностью согласился на ее предложение.

— Но ты уверена, что поправилась, Фло? Каждый раз, когда я справлялся о тебе, твоя мать говорила, что ты очень больна. — Он взглянул ей в глаза, и она поняла, что он знает, чем она «болела», но, в отличие от жены, ему все равно. — Нам втроем придется работать за шестерых.

— Означает ли это, что зарплата будет выше? — Фло рада была вернуться, но ей казалось справедливым получать больше, работая за двоих. Конечно, с большим заводом Фриц не мог соперничать, но если бизнес процветал, то пожертвовать парой лишних шиллингов вполне можно.

Фриц заморгал, будто мысль об этом не приходила ему в голову. На всякий случай, хотя так оно и было на самом деле, Фло сказала: «Я подала заявление в «Рутс Секьюритиз», где работает Салли. Она получает в полтора раза больше, когда работает по субботам».

Плечи мистера Фрица затряслись от смеха.

— Не беспокойся, дорогая моя. Я обещаю, что твой карман не пострадает, если ты будешь работать на меня. Я назначу тебе почасовую оплату труда с повышением в полтора раза, если тебе придется работать в субботу.

Фло вспыхнула.

— Только не подумайте, что я от жадности.

Он расцеловал ее в обе щеки и легонько пощекотал под подбородком.

— Я еще не видел, как ты улыбаешься. Ну же, Фло, расцвети мой день еще больше и подари мне одну из своих славных улыбок.

И, к бесконечному удивлению самой Фло, она улыбнулась.

Раньше Стелла Фриц казалась Фло мягкой добродушной особой, но стоило им проработать бок о бок некоторое время, как оказалось, что эта молодая женщина сварлива и склонна постоянно жаловаться. Вероятно, она и вправду устала и ей не хватало общения с детьми. Однако незачем было так неприветливо вести себя с мистером Фрицем, виноватым, по ее мнению, буквально во всем, начиная от крайне грязных простыней, которые приходилось вываривать дважды, до недавно введенной карточной системы распределения продуктов.

— Черт меня побери! Она была самой заурядной девушкой, дочерью ирландского фермера, — с раздражением заявила Марта, когда Фло заговорила об этом дома (клятва Фло больше никогда не разговаривать со старшей сестрой была забыта). — Ей чертовски повезло, что она подцепила себе такого мужа, как мистер Фриц. Ты видела их дом на площади Уильяма?

— Надеюсь, она хорошо с тобой обращается, — заметила мать. — Если это не так, я схожу туда и скажу, что я о ней думаю.

— О, она просто не обращает на меня внимания, слава Богу. — Какое облегчение — не испытывать презрения этой женщины. Это означало, что Фло могла жить дальше, не ожидая, что проклятие Каина падет на нее из-за неработающей цепочки в туалете или не доставленного вовремя стирального порошка.

Как-то мимоходом мистер Фриц заметил, что никогда еще не был так счастлив, как сейчас — после возвращения Фло. Она ответила ему, что он преувеличивает, но мистер Фриц упрямо настаивал, что готов подписаться под каждым своим словом.

— Я люблю свою жену, Фло, но она начала действовать мне на нервы. Атмосфера улучшилась с тех пор, как ты появилась на сцене. Дела не так уж плохи, если ты способен шутить. До твоего прихода все казалось совсем уж трагичным.

Каждый раз, когда Стелла уходила в сушильную комнату или выходила на улицу подышать свежим воздухом, он корчил веселую рожицу и принимался напевать: «О, леди-дракон ушла, леди-дракон ушла. Что мы будем делать теперь, когда леди-дракон ушла?»

Когда «леди-дракон» возвращалась, он выкрикивал: «А, вот и ты, моя любовь!» Стелла бросала на него убийственный взгляд, а Фло изо всех сил старалась подавить невольный смешок. Она считала мистера Фрица невероятно терпеливым. Любой другой человек, не обладавший такой добросердечностью, на его месте давно утопил бы Стеллу в одном из бойлеров.

Почти незаметно для Фло весна сменилась летом; работы было очень много, иногда приходилось оставаться до восьми или девяти часов вечера, она приходила домой, не чувствуя под собой ног, которые невыносимо распухали, валилась в постель и мгновенно засыпала. Салли уставала не меньше, и на пивоваренном заводе Марты не хватало людей, так что ей тоже частенько приходилось задерживаться допоздна. Чтобы удержать оставшихся людей, на пивоварне увеличили зарплату, иначе в барах могло закончиться пиво, а такая ситуация казалась совершенно немыслимой. Мать работала неполный день в бакалейной лавке на Парк-роуд. Благосостояние семейства Клэнси еще никогда не бывало столь прочным, но деньги тратить было не на что. Карточная система означала строгое распределение продуктов, а у девушек не было времени бродить по магазинам, разглядывая одежду. Все они обзавелись счетами в банке и начали откладывать деньги в надежде на окончание войны, хотя оно казалось таким далеким.

Теперь войну уже никто не называл «странной». Адольф Гитлер покорил большую часть Европы; в июне он завоевал Францию и, хотя тысячи британских и французских солдат спаслись после битвы при Дюнкерке, гораздо больше погибло или попало в плен. Британские острова отделяла от многочисленных немецких войск только узенькая полоска воды. Люди не могли спать спокойно, потому что вторжение казалось неизбежным, хотя правительство предпринимало все меры, чтобы этого не случилось. Убирали дорожные указатели, снимали названия станций, повсюду строились баррикады, хоть сколько-нибудь подозрительных личностей отправляли в лагеря для перемещенных лиц по всей стране, куда попали и милые мистер и миссис Габриэлли, которым принадлежал рыбный магазин-ресторан на Эрл-роуд.

Как-то в понедельник Фло пришла на работу и застала миссис Фриц в гордом одиночестве — она с совершенно неоправданным ожесточением гладила белую рубашку. Глаза у нее были красными, как будто она плакала. Женщины редко разговаривали, но Фло почувствовала себя обязанной спросить:

— Что случилось? С мистером Фрицем все в порядке?

— Нет, с ним не все в порядке, — тоненьким голоском ответила Стелла. — Его забрали, как обычного преступника, и отправили в лагерь для перемещенных лиц на острове Мэн. Боже, сколько раз я говорила, что ему следует принять британское подданство, но он гордился тем, что он австриец, дурак. Кроме того, мы потеряли двух наших самых крупных клиентов. Похоже, гостиницы скоро предпочтут выдавать клиентам грязные простыни, чем стирать их в прачечной с иностранным названием. — Ее ирландский акцент, обычно едва заметный, теперь вернулся в полном блеске вместе со всем жаром ее гнева.

— О нет! — Естественно, Фло жаль было не только потерянных заказов, ее потрясло известие о том, что дорогой мистер Фриц, который мухи не обидел и ненавидел Гитлера так же сильно, как и она, упрятан за решетку либо за колючую проволоку, как вор или убийца.

— Сколько они собираются держать его там? — спросила она.

— Пока не закончится эта проклятая война.

— О нет, — снова выдохнула Фло.

— Я полагаю, мне придется закрыть эту лавочку, — уныло сказала миссис Фриц. — Я не справлюсь одна. В любом случае, за этим отказом клиентов может последовать лавина других. Так что скоро у нас не останется ни одного клиента. Я полагаю, нам повезло, что здание не разгромили. Поставщику свинины из Германии в магазинчике на Лодж-Лейн разбили все окна.

— Но вы не можете закрыться! — воскликнула Фло. — Вам следует продолжать работать, пока мистер Фриц не вернется домой. Прачечная — это его жизнь. И его старые клиенты не оставят вас, те, кто лично его знает. И мы справимся вдвоем, если работы будет меньше.

Миссис Фриц снова набросилась на рубашку и ничего не ответила. Фло взяла часть белья из стиральных машин и принялась развешивать его на веревках в сушильной комнате, когда в дверях появилась Стелла Фриц.

— Хорошо, мы будем вдвоем поддерживать прачечную на плаву, — холодно заявила она, — но я хочу, чтобы вы знали, Фло Клэнси, вы мне не нравитесь. Я отлично знаю, чем вы занимались, и если мы согласились работать вместе, это не значит, что я вас одобряю.

Фло попыталась напустить на себя независимый вид.

— Мне все равно, одобряете вы или нет. Я делаю это только для мистера Фрица.

— Так что теперь мы выяснили отношения.

— Вот тут вы правы. За исключением одной маленькой вещи. Как насчет того, чтобы сменить название «Прачечная Фрица» на что-нибудь другое?

— Например?

— Ну, не знаю. — Фло усиленно размышляла. — Как ваша девичья фамилия?

— Макдоннегал.

— Прачечная Макдоннегала — язык сломаешь. Как насчет Уайт? «Прачечная Уайта». В нем столько же букв, сколько в слове «Фриц», так что вывеску снаружи сменить будет легко. Безусловно, это не обманет старых клиентов, зато наверняка обманет новых. — Это, конечно, выглядело некоторым образом предательством, потому что не было большего патриота, чем дорогой мистер Фриц, но если его иностранная фамилия стала помехой на пути его собственного бизнеса, Фло не сомневалась, что он не стал бы возражать.

Иностранное название аукнулось им еще не раз — от их услуг отказались еще два крупных заказчика, — но к августу «Прачечная Уайта» восстановила утраченные позиции. Еще больше крупных отелей стали присылать им свои огромные заказы на стирку, включая и тот, который пользовался услугами прачечной до смены названия.

— Вам пришла в голову очень хорошая идея, — неохотно признала миссис Фриц, когда к ним вернулся старый клиент.

— Пустяки, — ответила Фло.

— Хотя это означает, что мы теперь будем еще больше завалены заказами, — пробормотала она, как будто про себя.

— Угу, — промычала в ответ Фло. Женщины по-прежнему редко разговаривали. Свободного времени не было, да и сказать им друг другу было нечего. Время от времени Фло интересовалась, не получала ли Стелла известий от своего мужа, и узнавала, что он написал и что он чувствует себя угнетенно. Фло не могла понять, расстроена Стелла или довольна отсутствием мистера Фрица.

В «Легионе Мэри» мать рассказывала своим подругам о долгих часах тяжкой работы, которые пришлись на долю ее младшей дочери. Как-то вечером она сказала Фло:

— В легионе есть две старые девы, Дженнифер и Джоанна Холбрук. Обеим уже под восемьдесят, но они активные и крепкие, как женщины вполовину моложе. Так вот, они спрашивают, могут ли они помочь тебе в прачечной.

— Мы в отчаянном положении. Стелла пыталась подыскать работников, но сейчас женщины легко находят лучшую работу. Сомневаюсь, что две пожилых леди под восемьдесят смогут нам помочь, мам.

— Ну, во всяком случае, я скажу им, чтобы они зашли как-нибудь и поговорили с миссис Фриц.

Через два дня близняшки Холбрук предстали перед ошарашенной Стеллой Фриц. Каждая почти шесть футов росту, худые как спички, с узкими подвижными лицами и похожие друг на друга до мельчайших подробностей, включая одежду. Папа у них был моряк, объяснили они своими отлично поставленными голосками, и они не работали ни одного дня в своей жизни, если не считать добровольческой службы в Первую мировую войну.

— Разумеется, мы вяжем галстуки и нашивки для Красного Креста… — сказала одна. Фло так никогда и не научилась их различать.

— И скатываем бинты…

— И собираем серебряную бумагу…

— Но с большей охотой приступили бы к работе в другом месте…

— Это было бы почти то же, что пойти в армию.

Миссис Фриц оказалась в чрезвычайно затруднительном положении. Она посмотрела на Фло, которая в ответ беспомощно закатила глаза.

— Мы написали в армию и предложили свои услуги…

— Но они отказали нам…

— Даже после того, как мы объяснили, что можем свободно говорить по-французски и по-немецки.

— Я даже не знаю, что сказать. — Обычно прямая, временами грубая, миссис Фриц с трудом подыскивала слова для двух женщин, возвышающихся над нею.

— Как насчет испытательного срока на неделю? — предложила Фло.

Одна из близняшек захлопала в ладоши и воскликнула:

— Это будет великолепно!

— Замечательно! — воскликнула другая.

— Деньги не имеют особого значения…

— Мы согласны работать буквально за гроши…

— И считать это нашим вкладом в победу.

Стелла Фриц угостила их арахисом и предложила приступить к работе завтра.

На следующий день близнецы пришли в форме, которую когда-то носили их служанки: совершенно одинаковые передники до середины икры и кепки с козырьками, прикрывавшими лоб. Без сомнения, обе были в хорошей форме, но не такими «живчиками», как описывала их мама. Время от времени им требовался маленький перекур, они доставали из карманов своих фартуков серебряные портсигары и давали друг другу прикурить от серебряных зажигалок. После этого они делали длинные, глубокие затяжки, как будто не курили целую вечность.

— Мне это необходимо, Джен.

— И мне тоже, Джо.

Когда испытательная неделя закончилась, уже и речи не было о том, чтобы они ушли, и атмосфера в прачечной снова улучшилась. Наблюдать за близнецами Холбрук с близкого расстояния оказалось все равно что сидеть в первом ряду театра, потому что они вели себя как артистки первоклассного варьете. Даже Стелла Фриц казалась счастливее, ведь теперь уже не приходилось работать так тяжело, да и уходить домой они могли не так поздно. Удавалось даже сделать настоящий перерыв на обед, а не как раньше — одной рукой запихивать в рот булочку, а другой гладить рубашку. Фло не ходила обедать домой, она приносила с собой бутерброды и съедала их, бродя по Смитдаун-роуд и разглядывая витрины магазинов. Раз или два она забрела в парк «Мистери», но ей казалось, что периода жизни, связанного с этим местом, никогда не было. Невозможно представить, что восемнадцать месяцев назад она даже не знала Томми О'Мара. Она чувствовала себя очень старой, пытаясь вспомнить события, происшедшие, казалось, более полувека назад. Когда-то у Фло был любовник, потом ребенок, но теперь она лишилась обоих, вернулась на работу в прачечную, и как будто ничего и не происходило вовсе. Совсем ничего.

Вероятно, переправа через Ла-Манш не казалась Гитлеру легкой задачей, поэтому угроза вторжения постепенно отступила, сменившись другой: воздушными налетами. Ливерпульцы с ужасом ожидали зловещего воя сирен, означавшего приближение самолетов противника, тогда как самым сладким звуком на земле для них стал высокий монотонный вой отбоя воздушной тревоги.

За чаем миссис Клэнси называла места, пострадавшие во время бомбежки: здание таможни, завод по производству резиновых изделий «Данлоп», картинная галерея «Туннел Роуд» и здание Центрального вокзала. Серьезно пострадали товарная станция «Эдж Хилл», где работал отец. Потом приходил домой Альберт Колквитт и зачитывался новый список.

Как-то утром Салли, вернувшись с работы, сообщила, что бомбежка едва не накрыла завод «Рутс Секьюритиз», и знает ли Фло, что Джози Драйвер, которая раньше работала в прачечной, погибла на прошлой неделе, когда бомбили Уиллет-роуд?

— Я думала, она ушла в монастырь.

В очередной раз во время обеденного перерыва Фло брела по Смитдаун-роуд, вспоминая последний ночной налет, когда увидела в витрине платье. Война мгновенно отступила.

— Боже, какое красивое! — Она стояла перед витриной магазина Илейни «Дамская и детская одежда», с восторгом рассматривая платье: розовато-лиловое, с длинными рукавами, черным бархатным воротником и бархатными пуговицами под горло. «Просто дьявольски красивое, и всего два фунта. Я могла бы надевать его в церковь или на танцы. Я уже сто лет не танцевала. И у меня отложено достаточно денег». Она увидела свое отражение в витрине. Выглядела она сейчас как пугало. Пожалуй, настало время заняться собой, сделать что-нибудь с волосами, снова начать пользоваться пудрой и помадой. Она не могла вечно оставаться безразличной ко всему. «Если я куплю это платье, то, может быть, Салли пойдет со мной на танцы. Держу пари, Джок не будет возражать». Марте предлагать бесполезно, она твердо убеждена, что никто не пригласит девушку в очках, хотя Фло постоянно уверяла ее, что вокруг полно мужчин в очках, которые не стеснялись приглашать девушек на танец.

— Я куплю его — или, по крайней мере, примерю. Если подойдет, я попрошу отложить его, а завтра приду с деньгами. — Взволнованная, она уже собралась войти в магазин, как вдруг увидела Нэнси О'Мара, толкавшую перед собой большую черную детскую коляску.

Нэнси была одета не так пестро, как в последний раз, когда Фло видела ее у ворот верфи «Кэммел Лэйрдс» — в довольно старое простое коричневое пальто. Волосы она так же собрала в пучок над желтым затылком. Мочки ее ушей были так оттянуты длинными серьгами с янтарем, что они казались удлиненными и деформированными. Она остановилась у мясного магазина по соседству, опустила ногой тормоз детской коляски и вошла внутрь.

Охваченная любопытством, Фло на время забыла о розовом платье и подошла к мясному магазину. Внутри Нэнси стала в конец небольшой очереди, спиной к окну. Складной верх коляски был наполовину опущен. Внутри, на украшенной оборками белой подушке полусидел-полулежал очаровательный ребенок, восьми или девяти месяцев от роду, светловолосый, с кукольным личиком, и сонно забавлялся погремушкой. Она решила, что это мальчик, потому что он был одет в голубое: голубой вязаный берет и вязаную же курточку. Должно быть, Нэнси нанялась присматривать за ним. Фло подумала обо всех тех вязаных детских одежках, которые стали не нужны, когда у нее забрали сына. Она попросила Салли спрятать их подальше, потому что больше не хотела их видеть. Впервые ей пришло в голову: а во что же был одет ее маленький мальчик, когда Марта вынесла его в снежную ночь, чтобы отдать паре, с таким нетерпением ожидавшей его рождения?

С ручки ребенка свалилась рукавичка.

— Ты потерял рукавичку, славный мой, — негромко сказала Фло.

При звуках ее голоса малыш повернул головку. Он улыбнулся, улыбнулся именно ей, потряс погремушкой и довольно агукнул. Фло не могла оторвать глаз от двух зеленых озер — глазенок малыша, и по спине ее пополз холодок страшного осознания: это ее ребенок! Марта отдала ее ребенка Нэнси О'Мара!

— А-ах! — всхлипнула она. Она уже протянула руки, чтобы взять своего ребенка из коляски, когда вдруг вынырнувшая из ниоткуда костлявая желтая рука как тисками ухватила ее за правую кисть.

— Убирайся прочь! — прошипела Нэнси О'Мара. — И даже не думай, что когда-нибудь он достанется тебе, потому что прежде я убью его. Он — мой. Слышишь? — Ее голос поднялся до истерического визга. — Он — мой!

3

Фло едва касалась ногами земли, мчась по узким улицам. Мысли в ее голове смешались. Она никогда не смирится с потерей сына, несмотря на то, что более-менее свыклась с мыслью, что ее ребенок с кем-то другим. Однако она никогда не смирится с тем, что он у Нэнси О'Мара. Она вернет его и признает своим.

Лицо ее горело, тело содрогалось от боли. Фло не понимала, куда бежит, но, оказавшись на Клемент-стрит, поняла, что знала это с самого начала. Не задумываясь над тем, что скажет, она постучала в дверь соседнего дома. Дверь почти мгновенно открыла женщина в цветастом рабочем халате. Ее голова была обмотана шарфом поверх металлических бигуди. Изо рта торчала дымящаяся сигарета.

Ложь полилась из уст Фло вполне естественно.

— Я ищу свою подругу, Нэнси О'Мара, но, похоже, ее нет дома. Я не видела ее уже сто лет и решила узнать сперва, живет ли она все еще здесь?

— Она вышла в магазин с ребенком, дорогуша. Я думаю, вернется с минуты на минуту.

Фло изобразила удивление.

— Ребенок! Откуда у нее взялся ребенок?

Женщина была не прочь посплетничать. Она скрестила руки на груди и небрежно прислонилась к дверному косяку.

— Правду вам сказать, дорогуша, мы все были поражены. Вы знаете, что ее муж погиб на «Тетисе»?

— Да. Тогда я последний раз видела ее. Мы вместе плыли на пароме к «Кэммел Лэйрдс». Но она не сказала, что беременна.

— Тогда она и сама не знала, так ведь? — Женщина затянулась сигаретой и прищурилась. — Ну-ка, прикинем, когда родился Хью? — В феврале, а Томми не было в живых уже несколько месяцев прежде, чем она сказала мне, что залетела.

Хью! Итак, она назвала его Хью! Как бы мне спросить, действительно ли она видела Нэнси беременной? Фло отчаянно пыталась придумать, как бы задать такой вопрос, когда женщина сардонически улыбнулась и сказала:

— Смешно, но Нэнси О'Мара всегда жила сама по себе. К ней никто и не ходит, тем не менее вы уже второй человек, который вдруг возникает ни с того ни с сего. Кстати, вы с той девицей очень похожи, разве что у той очки. Вы, случаем, не сестры?

— У меня нет сестры.

— Между прочим, с тех пор, как родился Хью, она сюда и носа не кажет.

— Правда? — спросила Фло безжизненным голосом.

— Истинный крест. Понимаете, Нэнси из тех женщин, которые скрываются ото всех во время беременности. У меня есть невестка в Уэллесли, точно такая же, моему брату даже приходилось самому ходить за покупками. У Нэнси нет мужа, вот этой ее подруге в очках и приходилось делать для нее все покупки в бакалее.

— Подруге в очках?

— Точно, дорогуша.

— Она родила ребенка дома или в больнице?

— Точно никто не знает, дорогуша. Совершенно в духе Нэнси. В один прекрасный день она просто появилась с коляской. Толкала ее перед собой по снегу довольная, как слон. — Она хрипло рассмеялась. — Если бы несколько месяцев назад она не заявила, что забеременела, я бы подумала, что она его украла.

— Вполне с вами согласна.

— Хорошо знакомы с Нэнси, правда, милочка? — Женщина была готова продолжать в том же духе весь день.

— Не то чтобы очень. Мой брат работал на «Кэммел Лэйрдс», а Нэнси с Томми были у него на свадьбе, — объяснила Фло. — Я и видела-то ее всего несколько раз. — Она уже не чаяла, как ей уйти.

— Ну, стоило Томми приударить за нею, как она упала к его ногам. Она платила шиллинг в неделю за страхование жизни — я знаю об этом только потому, что муж моей подруги — страховой агент, и мы еще шутили, что она собирается в один прекрасный день отравить его, грязного жулика и бабника. О, смотрите, а вот и Нэнси.

Из-за угла показалась Нэнси О'Мара. Она не замечала ни Фло, ни соседки, все ее внимание было поглощено обитателем коляски. Нэнси покачивала головой, смеялась и цокала языком. Потом она остановилась, притянула коляску поближе к себе и что-то сказала лежащему внутри малышу. И снова рассмеялась. На лице у нее застыло выражение, которое Фло редко доводилось наблюдать у кого-нибудь раньше: полное и абсолютное счастье, как будто все, о чем она только могла мечтать, уже сбылось.

— Похоже, она любит этого малыша до безумия, — пробормотала женщина в цветастом халате.

К удивлению женщины, Фло повернулась на каблуках и удалилась.

Она вернулась на работу с получасовым опозданием, и Стелла Фриц бросила на нее любопытствующий взгляд, но у Фло не нашлось сил извиняться. Весь день она работала как проклятая, с избытком компенсируя время своего опоздания. Она разрывалась между жалостью, яростью и ненавистью к сестре, так подло и беспощадно обманувшей ее. Но надо всеми остальными чувствами преобладала ревность. Перед ее глазами стояло светящееся счастьем лицо Нэнси — счастлива она была потому, что без проблем заполучила ребенка Фло. Вот уже восемь месяцев малыш в полном распоряжении жены Томми, она ухаживает за ним, баюкает его, видит, как он растет; незабываемые, чудесные мгновения, которых лишена его настоящая мать. Фло представила, как прижимает сына к своей груди, и у нее возникло странное чувство, напомнившее ей те моменты, когда она отдавалась Томми.

Я заполучу его обратно, поклялась она, но вспомнила лицо Нэнси — и ей стало не по себе. —«И даже не думай, что когда-нибудь он достанется тебе, потому что прежде я убью его. Он — мой!» — сказала та женщина. В том, как она смотрела на ребенка, было что-то болезненное. Она слишком сильно любила его. Томми всегда утверждал, что с головой у нее не все в порядке, и даже Марта назвала ее странной, уэльской ведьмой, что, впрочем, не помешало отдать ей ребенка своей сестры, с горечью думала Фло. День продолжался, и она с легкостью представила себе, как Нэнси О'Мара душит крохотное тельце расшитой кружевами подушкой, лишь бы не позволить Фло завладеть малышом.

Может, ей удастся выхватить его из коляски, увезти в другой город… но Фло понимала, что у нее не будет возможности выкрасть его. Она готова поспорить на сто фунтов, что Нэнси больше никогда не оставит ребенка одного перед магазином. Теперь, когда Нэнси знает, что Фло узнала его, она будет сопровождать его неотступно, как тень смерти.

Когда Фло, кипя от негодования, ворвалась в дом, Марта накрывала на стол. Двигалась она воровато, и Фло мгновенно догадалась почему: Нэнси О'Мара наверняка дождалась ее у ворот пивоварни, чтобы сообщить о случившемся.

Теперь, когда настало время излить бешенство, накопившееся с обеденного перерыва, завопить о страшной несправедливости, Фло не спешила. К чему?

Мать что-то напевала в кухне.

— Это ты, Фло? — окликнула она.

— Да, мам.

— Я только что говорила Марте, что сегодня я заказала индейку на Рождество. Мне и в голову не приходило, что они принимают заказы так рано, но, как заметил мясник, осталось всего одиннадцать недель.

— Это будет здорово, правда, Фло? — радостно спросила Марта. — Может быть, в этом году Альберт останется с нами. Знаешь, мам, — крикнула она, — может быть, стоит внести Альберта в список на заказ индейки.

— Может быть. Я не подумала об этом.

— К Рождеству меня здесь не будет, — сказала Фло. Эти слова, казалось, вырвались у нее совершенно непроизвольно.

У Марты отвисла челюсть, она испугалась.

— Почему?

— Тебе чертовски хорошо известно, почему. Потому что я больше ни одной минуты не могу жить с тобой под одной крышей.

В комнату быстро вошла озабоченная мать, держа тарелки с тушеными овощами.

— Сал! — завопила она. — Ужин на столе. Он чертовски скудный. У мясника не нашлось ни грамма мяса. — Она вытерла руки о фартук. — Я не расслышала? Кого это здесь не будет к Рождеству?

— Спроси у Марты, — резко ответила Фло. — Я не буду пить чай, мам. У меня был жуткий день, я пойду прилягу.

В комнату ворвалась Салли, вне себя от счастья, потому что сегодня утром пришло письмо от Джока. Она поцеловала свою сестру в щеку.

— Привет, Фло, — пропела она.

Счастливое настроение Салли только усилило вселенскую скорбь Фло, но она крепко и тепло обняла сестру и поднялась наверх. Как ни удивительно, едва голова Фло коснулась подушки, она мгновенно заснула.

В комнате было уже совсем темно, когда она проснулась. Должно быть, кто-то заходил, потому что занавески были задернуты. Фло собиралась с мыслями, вспоминая события дня, когда ощутила какое-то движение в комнате. Когда глаза привыкли к темноте, Фло увидела мать, сидящую на краю кровати. Та смотрела, как она спит.

Мать, должно быть, почувствовала, что Фло проснулась.

— Я думала о твоем дяде Шеймусе, — мягко сказала она.

— Никогда не слышала ни о каком дяде Шеймусе, — тупо сказала Фло.

— Он умер задолго до твоего рождения, его застрелили англичане на берегах Лиффи. Он занимался контрабандой оружия для ИРА.

— Сколько ему было? — В другое время Фло не преминула бы подробно расспросить о дяде-романтике, пусть даже с дурной репутацией. Сейчас ей было все равно.

— Девятнадцать. Мне исполнилось десять, когда он погиб, но я помню Шеймуса так, будто это было вчера. Он был отличным парнем, полным идеалов, хотя не многие, в особенности англичане, могли бы с ними согласиться. — Мать тихонько вздохнула. — Я все еще скучаю по нему.

— Почему ты вспомнила его именно сейчас?

— Ты напомнила мне его, вот почему — горячая головушка, сначала делаешь, а потом думаешь. Ох, Фло! — Мать повысила голос. — Почему ты не думала о тех проблемах, которые могут возникнуть из-за того, что ты спишь с женатым мужчиной? Святой Боже, девочка, мы были таким счастливым семейством. А теперь все рухнуло.

Фло не стала отвечать сразу. Она вспомнила, как в первый раз шла на свидание с Томми О'Мара к парку «Мистери», как ее охватило странное чувство, что отныне все будет иначе. Предчувствие сбылось, но не совсем так, как она себе представляла. Мама права. Семейству Клэнси предстояло распасться. Фло больше не могла жить в одном доме с Мартой.

— Прости меня, мам, — прошептала она. — Я уйду из дома, как и обещала. Все наладится, когда меня здесь не будет.

— Наладится! — хрипло произнесла мать. — Наладится! Как все может наладиться без тебя, девочка? — Она протянула руку и погладила Фло по щеке. — Ты моя дочь, и я люблю тебя, несмотря ни на что. Хотела бы я быть такой же великодушной по отношению к нашей Марте.

— Она рассказала тебе… о Нэнси О'Мара?

Мать безжизненно кивнула головой.

— Это ужасный поступок. Как бы я хотела знать заранее, что она собирается сделать. Дело в том, что я привыкла слишком полагаться на Марту с тех пор, как умер отец. Я считала ее сильной, но она самая слабая из всех нас. Она чувствует свою значимость, только когда вмешивается в жизнь других людей. Если кто-то должен уйти из дома, я бы предпочла, чтобы ушла Марта, но, я полагаю, она нуждается во мне больше, чем ты или Сал, особенно если ей не удастся заарканить бедного Альберта.

— Ох, мам! — Похоже, мать смирилась с тем, что она уходит, и Фло почувствовала, как перед ней встает темное и мрачное будущее.

— Пойдем, девочка. — Со вздохом мать встала. — Там еще осталось рагу, если хочешь. Альберт караулит пожары, Сал на работе, а Марта отправилась в гости к Эльзе Камерон — Норман снова упал и расшибся. Малышу всего два годика, и каждый раз, когда я вижу его, он весь в синяках.

— Мам?

— Да, любимая? — Мать остановилась в дверях.

— Как ты думаешь, я смогу его вернуть — своего ребенка?

— Нет, дорогая. По словам Марты, в свидетельстве о рождении Нэнси записана матерью, а Томми О'Мара — отцом. Все на улице считают, что она была беременна. Официально он ее сын.

— Но ты же знаешь, что это неправда, — заплакала Фло. — Мы можем пойти в суд и дать показания, что он — мой.

Тон матери резко изменился.

— Суд! Не распускай сопли, Флоренс Клэнси, — сухо сказала она. — Ноги моей в суде не будет. Во-первых, у нас нет денег, а во-вторых, будет жуткий скандал. Он попадет во все газеты, и я больше не смогу ходить по Ливерпулю с гордо поднятой головой.

Налет в ту ночь был коротким и не сильным. Обычно семейство Клэнси оставалось в постелях до последнего, и только когда опасность становилась неизбежной, они спускались в подвал. Этой ночью отбой воздушной тревоги прозвучал еще до того, как кто-либо пошевелился, но Фло продолжала лежать с открытыми глазами. Где она будет жить? Разрешит ли мать взять ей с собой несколько простыней, одеял и кое-какую посуду? У них нет чемодана, и как же она понесет свои немногие пожитки?

— Ты не спишь, Фло? — прошептала Марта. Фло сделала вид, что не слышит, но Марта настаивала: — Я знаю, что ты не спишь, потому что ты крутишься, как сумасшедшая.

— Даже если и так? — вскинулась Фло.

— Я думала, мы могли бы поговорить.

— Мне нечего сказать тебе, Марта. Ты — грязная лгунья. Как ты могла говорить, что мой маленький мальчик попадет к хорошим родителям!

— Послушай-ка меня минутку. Все, что я сделала, только к лучшему.

— Ты имеешь в виду, отдать моего мальчика уэльской ведьме — это к лучшему? — Фло презрительно рассмеялась.

— Нэнси всегда хотела иметь ребенка, но добрый Господь не счел нужным внять ее молитвам. Никто не будет любить этого ребенка сильнее, чем она.

— А я?! И добрый Господь тут ни при чем. Просто Томми годами не прикасался к ней. Он сам мне сказал.

— Я всего лишь думала о тебе, дорогая, — жалобно сказала Марта. — Я хочу, чтобы ты передумала уходить из дому. Мама очень расстроена, а я чувствую себя виноватой.

— Ты и в самом деле виновата, — выплюнула Фло. Только так она могла сдержаться, чтобы не выскочить из кровати и не избить свою сестру до бесчувствия, выплескивая все свое отчаяние и злость. — И думала ты не обо мне, а о себе, о своей дурацкой репутации и о том, что скажут люди. — Голос Фло повысился до пронзительного крика. — Ты даже усыновление не смогла организовать как надо! Держу пари, тебе нравилось секретничать с Нэнси, ходить для нее за покупками, строить из себя ее лучшую подругу. — Она представила себе, как Марта торопится по Клемент-стрит, как вспыхивают за стеклами очков ее глаза, когда она выведывает все у Нэнси и о Нэнси, не упоминая о беременности Фло до тех пор, пока не убедилась, что женщина обеими руками ухватится за возможность заполучить ребенка Томми. Им и в голову не могло прийти, что Фло узнает собственного ребенка, ведь ни одна из них не рожала сама. Фло сжала лицо ладонями и начала раскачиваться взад и вперед. «Почему я не ушла сразу, как только поняла, что беременна, почему не вышла замуж за Альберта, почему…»

Марта села на кровати.

— Что там насчет Альберта? — сухо спросила она.

Фло растерянно замолчала. Она не собиралась упоминать Альберта. Она могла бы сделать вид, что имела в виду совсем другое или просто оговорилась, но внезапно ей захотелось причинить своей сестре боль, не такую сильную, как та причинила ей самой, но все-таки изрядную. И тем не менее она колебалась, потому что раньше ей еще не приходилось намеренно делать людям зло. Суровый голос внутри нее потребовал преподать Марте урок. «Она взяла твоего ребенка и отдала его Нэнси О'Мара» , — напомнил ей голос.

— Я никогда не говорила об этом, — легкомысленным тоном продолжила Фло, — но Альберт знал о ребенке. И несмотря на это, предложил мне выйти за него замуж. Он рассказал мне, что его жена умерла во время родов, а вместе с нею и его маленькая дочка, Пэтси. Он собирался на свои сбережения обставить наш домик. Теперь, когда я знаю все, я страшно сожалею, что оттолкнула его.

— Я тебе не верю!

— Спроси у него! — Фло зевнула и забралась под одеяло. Этой ночью она не сомкнула глаз, прислушиваясь к всхлипываниям сестры и не зная, радоваться ей или печалиться.

Жилье оказалось найти легче, чем предполагала Фло. На следующий день, стоило ей попросить близнецов разузнать о сдающихся внаем квартирах, к ней бочком подошла Стелла Фриц.

— Почему вы уходите из дома?

Фло подавила желание ответить ей, чтобы та не лезла не в свое дело. Но ведь Стелла была ее работодателем и в последнее время они неплохо ладили.

— Хочу жить отдельно. Вот и все, — ответила она.

— Это не… я имею в виду?.. — Стелла покраснела. Очевидно, она думала, что Фло опять с кем-то встречается.

— Я ухожу, потому что Марта сводит меня с ума. Теперь, когда Сал вышла замуж, ей некем помыкать, кроме меня. В следующем году мне исполнится двадцать один, и я решила, что пришло время жить отдельно.

— Понятно. Вы можете жить в нашем погребе, если хотите. Мы им не пользуемся.

— Погреб! — Перед глазами Фло предстало маленькое помещеньице, забитое углем. — Я не собираюсь жить в погребе, но все равно спасибо.

Стелла нетерпеливо покачала головой.

— Я называю его погребом, но это в общем-то цокольный этаж. Когда на площади Уильяма селилась знать, там жил дворецкий. Там есть кое-какая мебель, но вы можете взять еще кое-что сверху. Стены придется покрасить, а в остальном там очень чисто.

Площадь Уильяма потихоньку стареет, подумала Фло, когда отправилась посмотреть квартирки. Придраться вроде бы не к чему, но роскошные дома были уже не в том состоянии, что раньше.

Гостиная оказалась очень большой, скудно обставленной и темноватой, но в квартире была также отдельная спальня и, о чудо из чудес, ванная с туалетом. И даже электрическое освещение. Везде стоял густой запах сырости, но в общем помещение оказалось намного шикарнее, чем то, которое Фло надеялась найти.

— Фриц установил газовую печку. Зимой он включал ее время от времени, потому что сырость начала распространяться по дому.

Фло с благоговением смотрела на работающую печку. Трудно было представить: для того, чтобы приготовить пищу, не нужно каждый день таскать уголь! Нужно всего лишь нажать кнопку, чтобы зажечь огонь, а чтобы сходить в туалет, не нужно выходить на улицу!

— Я не уверена, что смогу позволить себе платить за аренду такого помещения.

— Я ведь пока ни слова не сказала о плате, не так ли? Вы будете готовить себе сами, и вам придется платить за газ и электричество — здесь, внизу, отдельные счетчики. — Стелла поджала губы. — Пяти шиллингов в неделю будет достаточно.

— Но вы ведь можете получить за него и семь!

— В этой части города я могу предлагать это жилье и за десять шиллингов, но вы сделаете мне одолжение, если согласитесь на мое предложение.

— О каком одолжении вы говорите?

Стелла не ответила и направилась к окну, выходившему на довольно-таки грязный маленький дворик.

— Взгляните на это! — произнесла она безо всякого выражения. — Стены, кирпич, грязь! У нас в Ирландии из окон видны зеленые поля, деревья и небо, а вдали сверкают озера Килларни. А здесь живешь как в тюрьме. — Похоже, она забыла, что рядом стоит Фло. — Фриц никак не мог понять, что есть вещи важнее денег, такие, как чистый воздух и свежий ветер. Все, о чем он беспокоился, так это о своей чертовой прачечной.

Фло неловко сжала руки, не зная, что сказать. Фрицы всегда казались ей такой счастливой парой.

— Ох, ладно. — Стелла отвернулась. — Соломенный матрац для кровати лежит на чердаке, чтобы не отсырел. Я принесу его, а также коврик и еще пару каких-нибудь вещичек. Эти кресла не очень удобные, но с этим я ничего не могу поделать, — Фриц иногда спускался сюда в поисках тишины и покоя. Моя мать хорошо все вымыла, но если вы хотите покрасить помещение, вам придется сделать это самой. Вы сможете въехать сюда к понедельнику.

Расставание с Салли казалось Фло ужасным, но, когда пришло время прощаться с матерью, Фло почувствовала в сердце холод. Мать никогда не поступала так, как Марта, но Фло даже представить себе не могла, что в ней столько жестокости: лишить свою дочь любимого ребенка, лишь бы не допустить даже возможности скандала.

Когда Фло уходила из дома, Альберт Колквитт еще не вернулся.

— Передай, что я всегда относилась к нему с симпатией, мама, — сказала она. — Скажи ему, что он самый лучший жилец в мире, и я никогда не забуду его. — Она понимала, что напротив с побелевшим лицом стоит Марта, еще не оправившаяся после их вчерашней ссоры. Но Фло не обращала на нее внимания.

Мать с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.

— Ради Бога, дорогая, можно подумать, что ноги твоей больше не будет на Бурнетт-стрит. Ты сама скажешь Альберту все, что захочешь, в следующий раз, когда увидишь его.

— Пока, мам. Пока, Сал. — Фло перебросила через плечо узел со своими пожитками, как настоящая морячка. Она пыталась выдавить из себя хоть какие-то слова в адрес Марты, но губы отказывались ей повиноваться, поэтому она повернулась и молча ушла.

Первые месяцы жизни на площади Уильяма прошли прекрасно. Вероятно, одолжением, которое имела в виду Стелла, было то, чтобы Фло присматривала за маленькими Фрицами, впрочем, Бен и Гарри маленькими уже не считались. Им исполнилось соответственно тринадцать и четырнадцать, они уже были ростом с Фло. Дети вторглись в ее квартиру в первый же вечер, как она там поселилась.

— Вы будете жить с нами?

— Вы знали нашего отца?

— Вы почитаете нам книгу, Фло?

— Вы умеете играть в покер на раздевание? — требовательно спросил Бен.

— Ответ на каждый вопрос — «да», — Фло улыбнулась. — Да, да, да, да. Садись ко мне на колени — как тебя зовут? — и я почитаю тебе книгу.

— Меня зовут Эйлин.

— Ну, садись же, Эйлин. — С этого вечера Фло едва успевала выпить чаю, как по бетонным ступенькам шумно спускались дети. К вечеру мать Стеллы, миссис Макдоннегал, смертельно уставала от своих чересчур бойких внучек и внучат. Она была замкнутой застенчивой женщиной со сморщенным несчастливым лицом. По словам Стеллы, она еще сильнее своей дочери скучала по Ирландии, по ее открытым широким просторам и не могла дождаться возвращения.

— Она просто столбенеет во время воздушных налетов. Не спускается с нами в убежище, а залезает под кровать и сидит там, пока не прозвучит отбой воздушной тревоги.

По воскресеньям Фло водила детей на прогулку. Они шли гуськом до самого Пиер-Хеда[2] и обратно. Иногда она брала старших детей в кино, где они смотрели на Уилла Хэя и Томми Триндера и смеялись до упаду. Она подозревала, что Гарри влюбился в нее, потому обращалась с ним нежнее, чем с остальными, отчего, впрочем, становилось только хуже.

Через неделю после переезда к Фло в гости пришла Салли. Она была поражена, увидев, что комната набита Фрицами.

— Ты организовала школу или что-нибудь в этом роде?

— Правда, они милые? — счастливо спросила Фло. — Не могу дождаться Рождества. Я думала, что впервые буду встречать его в одиночестве, но Стелла пригласила меня к ним. — Хотя Фло по-прежнему замечала следы неодобрения в глазах маленькой ирландки, когда бы они ни говорили. — Я делаю елочные игрушки, и это так славно — бродить по магазинам во время обеденного перерыва и выбирать подарки детишкам. Я покупаю по одному в неделю.

Но к Рождеству Стеллы Фриц, ее матери и восьми ее маленьких детей уже не было в городе.

После случившегося в конце ноября налета, который тут же прослыл самым сильным из всех (в течение долгих семи с половиной часов Ливерпуль подвергался массированной бомбежке с воздуха, и за одну ночь погибло 180 человек), в декабре, казалось, наступило благословенное затишье. Одна из близняшек даже заметила:

— Я думаю, герр Гитлер позволит нам встретить праздники в мире.

Она слишком поторопилась. Тем же вечером, в двадцать минут седьмого, все черти сорвались со своих цепей: эскадрилья за эскадрильей немецкие бомбардировщики сбрасывали свой смертельный груз зажигательных и осколочно-фугасных бомб. Девять с половиной часов город сотрясался от взрывов. Яростно трещало пламя пожаров, окрашивая небо над городом в багровый цвет. По разрушенным и засыпанным мусором улицам под рев сирен пробирались пожарные машины и кареты «скорой помощи».

«Когда же закончится эта страшная ночь», — думала Фло, сидя в убежище с двумя маленькими Фрицами на коленях. Казалось невероятным, что дома на площади Уильяма еще стоят. Фло попыталась устроить детишек поудобнее, и ее охватила тревога за свою семью и за маленького сына.

В какой-то момент Стелла пробормотала:

— Фрицу хорошо, правда? Он-то в полной безопасности на острове Мэн.

Наконец-то в четыре часа утра прозвучал отбой воздушной тревоги; ее долгий пронзительный вой никогда еще не казался столь приятным. Стелла собрала детей и отправилась домой. Площадь Уильяма находилась сразу же за углом, и в красных отблесках пожаров казалось, будто дома уцелели разве что чудом. В центральной части парка трещал небольшой костер на месте падения зажигательной бомбы, и рядом горели деревья и кусты.

— Я помогу уложить детей спать, — предложила Фло.

— Все в порядке, — устало сказала Стелла, — побеспокойтесь о себе, Фло. Завтра можно будет открыться позже, чем обычно. У близнецов есть ключи — на тот случай, если они вообще появятся. — Она вздохнула. — Интересно, как там мать?

Фло проснулась только днем. За окном весело щебетали птицы. Она выскочила из постели, намереваясь как можно скорее попасть на работу — не то чтобы она была настолько уж сознательной, просто хотела убедиться, что Клемент-стрит и Бурнетт-стрит не пострадали. Наспех проглотив какую-то еду, она надела ту же одежду, что и вчера.

Перед тем как уйти Фло заглянула наверх, поинтересоваться, как там миссис Макдоннегал. К ее неописуемому удивлению, дверь открыла Стелла Фриц в своем лучшем сером пальто и каракулевой шляпке с серой лентой. Глаза ее сияли, и вообще она выглядела такой счастливой, какой Фло ее никогда и не помнила, даже в те дни, когда она и мистер Фриц казались ей идеальной парой.

— Я только что сама собиралась спуститься к вам, — вскричала Стелла. — Входите, Фло. Сегодня после обеда мы отплываем в Ирландию, на ферму моего дяди Киерана в графстве Керри. Моя мать вне себя от счастья. Да, я знаю, там нет газа и электричества, туалет во дворе, а воду приходится набирать из колодца, но это все равно лучше, чем разлететься на кусочки во время налета.

— Я буду скучать. — У Фло упало сердце, когда она увидела ряд чемоданов в коридоре. Вот по кому она будет действительно скучать, так это по маленьким Фрицам. Фло всегда радовалась их регулярным нашествиям в ее комнату, ждала прогулок с ними, походов в кино. Сверху доносились их восторженные крики, дети носились из комнаты в комнату, делая вид, что собирают свои самые любимые вещи, чтобы взять их с собой в Ирландию.

— Дети страшно расстроены, что вы не едете с ними, — сказала Стелла; при этом она сама выглядела какой угодно, только не расстроенной, — но я сказала им: Фло остается присматривать за порядком в доме. Я оставляю вам ключи, дорогая, и просила бы вас раз в неделю подниматься к нам, чтобы убедиться, все ли в порядке.

Так вот в чем заключалось одолжение. Фло поселили внизу, чтобы миссис Фриц в любое время могла собраться и уехать, не беспокоясь о том, что с домом что-то случится в ее отсутствие. Фло не слишком огорчило, что ее использовали. Ведь это по-прежнему означало, что прекрасная квартирка досталась ей практически за бесценок. Но теперь получалось, что «бесценок» подразумевал определенные услуги: включать отопление в холода, чтобы трубы не промерзали, время от времени разжигать камин, чтобы сырость не распространялась, а также открывать окна для проветривания помещения.

— Что будет с прачечной? — спросила Фло, когда Стелла покончила с ценными указаниями.

— Теперь вы будете главной, дорогая, — беззаботно отвечала Стелла. — Возьмите еще женщин, если сможете. Я напишу вам и расскажу, как еженедельно вносить деньги в банк.

— Хорошо, — мужественно согласилась Фло с новой долей ответственности, взваленной на ее хрупкие плечи. — Тогда я поднимусь наверх и попрощаюсь с детишками.

Она уже собиралась выйти из комнаты, как вдруг Стелла подошла к ней вплотную и взяла ее за руки. Все ее хорошее настроение улетучилось, и выражение лица сделалось жестоким.

— Есть еще кое-что, о чем нам надо поговорить перед тем, как я уеду.

— О чем же? — нервно спросила Фло.

— Я отлично знаю, почему вы тогда оставили прачечную. Скажите мне правду, отцом вашего ребенка был Фриц?

Вопрос показался Фло настолько абсурдным, что она громко рассмеялась:

— Конечно, нет! Ради всего святого, с чего вы взяли?

— Я просто спросила, вот и все. — Стелла улыбнулась и похлопала Фло по руке. — Вы замечательная девушка, Фло. Я сожалею, что раньше вела себя так ужасно, но на меня столько всего свалилось. И потом, меня всегда одолевали подозрения о вас и Фрице. А теперь попрощайтесь с детьми и скажите им, чтобы они спускались, мы отправляемся.

Никто не думал, что это возможно, но налет, который состоялся на следующую ночь, оказался еще страшнее. Долгие десять часов с воздуха на Ливерпуль бесконечной чередой летели зажигательные и фугасные бомбы. Фло решила не спускаться в убежище, а оставалась в постели, пытаясь читать найденный наверху роман. Так же она поступила и следующей ночью, когда налет был еще дольше. Дом казался ей не менее безопасным, чем кирпичное убежище, и, по крайней мере, ей было тепло и уютно — к тому же она могла приготовить себе чай, когда ей этого хотелось.

Каждое утро она шла на работу (хотя по ночам не смыкала глаз), убеждаясь по дороге, что Клемент-стрит и Бурнетт-стрит в целости.

Рождественским утром она сходила к мессе, а потом занималась уборкой, ликвидируя беспорядок, оставшийся после Фрицев. В восторге от отъезда дети разбросали повсюду игрушки и одежду, а в кухне осталась грязная посуда. Фло переходила из комнаты в комнату, чувствуя себя призраком в большом тихом доме, поднимая вещи и раскладывая их по местам, собирая грязное белье. Она взяла с собой вниз предметы домашнего обихода: скатерть, кастрюлю, заварочный чайник, несколько книг — и решила, что лучше купить свежие продукты, чем использовать оставшиеся после отъезда Фрицев. Съедобной казалась только ветчина. Правда, миссис Макдоннегал наверняка прошагала не одну милю, прежде чем сумела найти сухофрукты для рождественского пирога.

Фло вернулась в гостиную и уселась на подоконник огромного эркерного окна, рядом с елкой, которую помогала украшать. Площадь Уильяма будто вымерла, хотя наверняка люди праздновали за закрытыми светомаскировкой окнами. В подтверждение этому неподалеку остановился автомобиль, и из него выбралась пара с двумя детьми. Мужчина открыл багажник и передал детям коробки в красной подарочной упаковке. Фло вспомнила подарки, купленные для Фрицев, которые так и лежали под кроватью, подальше от их любопытных глаз. Она отнесет их в центр для сбора пожертвований тем, кто потерял в этой войне близких, — пусть другие детишки порадуются им.

В доме было так тихо, что, казалось, сама тишина тикает, как часовой механизм бомбы. На Бурнетт-стрит заканчивают ужин и переходят к шерри. Салли говорила, что приедет Джок, и Альберт тоже будет. Никто из них не собирался навестить Фло, полагая, что она приглашена к Фрицам. Фло возмущенно фыркнула. Неплохо бы поплакать от души, но она сама во всем виновата. Если бы она отказала Томми О'Мара, когда он пригласил ее на прогулку, то сейчас сидела бы вместе со всеми за столом на Бурнетт-стрит, а Марта разливала бы шерри.

Шерри! На верхней полке кладовой стояло полдюжины бутылок. Фло зашла в кухню, взяла бутылку и уже собиралась спуститься вниз, когда в алькове рядом с камином заметила радиоприемник. В отличие от приемника Альберта, работавшего на батарейках, у этого было электрическое питание. Кроме того, он был намного лучше приемника Альберта. Бакелитовый корпус сделан в форме панциря черепахи, а шкала настройки напоминала вентилятор.

Она провела остаток дня, попивая шерри, без интереса читая книгу, вполуха слушая радио, убеждая себя, что прекрасно проводит время. И только когда мужчина глубоким красивым голосом запел «Танцующие в темноте», Фло расплакалась, расплакалась от души и надолго.

На второй день Рождества Фло перетащила мебель на середину комнаты и выкрасила стены в свежий лимонный цвет. Красить пришлось дважды. Закончив покраску, она испытывала одновременно и усталость, и удовлетворение от проделанной работы. Комната стала значительно светлее, но светомаскировочные шторы выглядели просто ужасающе. Она совершила набег на верхний этаж и нашла несколько комплектов кретоновых занавесок бронзового цвета, которые и повесила поверх светомаскировки. Ее жилище начинало походить на дом.

Дом! Фло уселась на один из колченогих стульев и задумчиво поднесла палец к подбородку. Да, у нее есть дом, но нет жизни. Мысль о том, что ей предстоит провести еще много ночей в одиночестве, слушая радиоприемник, не прибавила ей бодрости, а ходить одной в кино или на танцы ей тоже не хотелось. У нее две сестры примерно одного с ней возраста, а это означало, что, к сожалению, у нее общий с ними круг знакомых и друзей. Ближайшей подругой она могла назвать Бел, но от Бел, находившейся в Шотландии, было мало толку. Разумеется, она всегда могла сменить работу, чтобы познакомиться с женщинами своего возраста, но считала делом чести сохранить семейное предприятие мистера Фрица.

— Я найду себе благотворительную работу! — вслух сказала она. Таким образом, она будет занята по вечерам, кроме того, ей всегда хотелось сделать что-нибудь практическое для победы. — Я вступлю в Женскую Добровольческую Службу или буду помогать в Центре восстановления. Альберт говорит, что есть даже женщины-пожарные. Я решу, чем мне заняться в новом году.

На следующий день к ней заскочили Салли и Джок, но Фло не стала говорить им, что Фрицы уехали — иначе Салли могла почувствовать себя обязанной остаться, а по их виду можно было сказать, что они ждут не дождутся возможности побыть наедине. Еще через день в прачечную заглянула мать, чтобы узнать, как у нее дела, и Фло ответила, что у нее все в порядке. Фло не хотела, чтобы мать думала, будто она жалеет об уходе из дома, впрочем, она и не жалела. Конечно, может быть, ей пришлось провести не самое веселое Рождество, пусть лучше так, чем жить под одной крышей с Мартой. Меньше всего Фло хотелось, чтобы ее жалели, хотя в Новый год она сама себя очень сильно жалела.

Напротив, через площадь, в полном разгаре была вечеринка, звучали самые модные песенки: «Мы больше никогда не встретимся», «Еще никогда ты не была такой красивой», «Загадай желание по звезде». На Парламентской улице люди распевали песни во весь голос. После Рождества налетов стало меньше, и, без сомнения, все чувствовали себя в относительной безопасности, снова разгуливая по улицам. Фло включила радиоприемник, но бестелесные голоса только усиливали, а не рассеивали ее одиночество. Она хотела взять книгу, стаканчик шерри и пораньше лечь спать — у нее еще оставалось две бутылки, — но с раннего детства она привыкла вставать, когда часы били новогоднюю полночь. Фло вспомнила, как сидела на коленях у отца и все вокруг целовались и обнимались, желая друг другу счастья в новом году, а затем пели "Auld Lang Syne" [3] .

— Я могла бы прийти на эту вечеринку незваной гостьей! — При этой мысли она улыбнулась, и память услужливо воскресила: Джози Драйвер, упокой Бог ее душу, как-то рассказала, что после вечеринки накануне Нового года она оказалась на площади Святого Георга: «Все были вне себя от страха, но зато мы очень хорошо провели время».

Фло набросила пальто. Она пойдет в город. По крайней мере, вокруг будут живые люди, пусть даже она их не знает, пусть они будут пьяны как сапожники — ее это не касается. С тех пор как она глотнула шерри, ее и саму не назовешь трезвой как стеклышко.

На чистом безоблачном небе висел месяц и добрый миллион звезд, так что при полной светомаскировке все было хорошо видно. Из танцевального зала «Риальто», из баров, мимо которых она проходила, доносилась музыка. Кажется, в этом году люди праздновали веселее и беззаботнее, чем обычно, будто отложили мысли о войне в тайники своих душ именно на эту волшебную ночь.

Фло добралась до центра довольно рано. Ее сердце упало: на площади Святого Георга, кроме нее, не было ни души. «Ради всего святого, что я буду делать здесь одна-одинешенька до наступления полуночи?» — подумала она. Фло медленно пошла к Пиер-Хеду, чувствуя, что она чуть ли не единственное живое существо в этом районе. Бары все еще были открыты: должно быть, они получили специальное разрешение на новогоднюю ночь. У одного из них Фло остановилась. С улицы ничего не было видно, потому что стекла закрасили черной краской, а над дверью висела занавеска. Однако изнутри доносился ангельский женский голос, напевавший «Останусь твоей, пока не угаснут звезды».

Фло уставилась в черное стекло: оттуда в ответ ей ухмылялось дерзкое и бесстрашное лицо Томми О'Мара, в сбитой на затылок кепке, неизвестно как державшейся на каштановых кудрях. Глаза их встретились, и Фло будто обожгло огнем. Она хотела его, о, как она его хотела!

— Никто не понимает, как мы любили друг друга, — прошептала она.

— Не хотите ли выпить, девушка?

Вздрогнув от неожиданности, Фло обернулась. Перед ней стоял молоденький солдатик, нервно тиская в руках форменную фуражку. Святой Боже, ему едва исполнилось восемнадцать, на его детском свежем лице запечатлелись те же чувства, которые испытывала она сама: выражение болезненного, сводящего с ума одиночества. Фло готова была держать пари, что ему еще никогда не доводилось знакомиться с девушками, что он впервые оказался вдали от дома и это первый Новый год, который он встречает вдали от родной семьи, поэтому отчаянно ищет компанию. Может быть, вскоре ему предстояло отправиться на континент, и он боялся, что его убьют. Или ему просто страшно, что она оттолкнет его?

Певица в баре допела, люди захлопали в ладоши, и тут Фло пришла в голову мысль, от которой у нее перехватило дыхание. Она поняла, каким будет ее вклад в победу.

— Какая замечательная мысль, дорогой! — весело вскричала она. — Выпью с удовольствием. Ну, что, войдем?