Танцующие в темноте

1

— Вы — тот самый Том, который подарил ей лампу? — Я представляла себе приятеля Фло пожилым человеком ее возраста.

— Тот. Я привез ей лампу из Австрии.

Я опустилась в кресло, недовольная тем, что Том О'Мара занял мое любимое место на диване, да еще положил ноги на стол.

— Чем вы занимались в Австрии?

— Катался на лыжах, — дал он неожиданный ответ.

Я подумала, что он больше похож на типа, предпочитающего испанские курорты, где полно баров и рыбных ресторанчиков.

— Всегда мечтала покататься на лыжах, — сказала я.

— Я не знал, что Фло хранила это. — Проигнорировав мое замечание, он взял в руки газетные вырезки. Его пальцы были длинными и тонкими, и я представила… О Господи! Я снова попыталась подавить охватившую меня дрожь. — Это о смерти моего деда, — сказал он. — На «Тетисе».

— А вы что-то знаете об этом? — с живостью спросила я. — Я собралась взять книгу в библиотеке.

— Моя бабка мне все уши прожужжала о «Тетисе». У нее была книга. Она лежит дома. Можете взять ее, если хотите. Я как-нибудь пришлю ее вам.

— Спасибо, — ответила я. Жилка у меня на шее билась как сумасшедшая, и я прижала ее рукой, боясь, что он заметит. Что со мной происходит? Обычно я не удостаиваю мужчин, похожих на Тома О'Мара, повторного взгляда. Я тайком посмотрела на него и увидела, что его внимание поглощено лампой. Мне стало даже неловко оттого, что я нарушила его уединение. Наверху продолжалась вечеринка, но здесь было тихо — приглушенный топот танцующих да звуки музыки доносились будто издалека.

— Как вы познакомились с Фло? — поинтересовалась я.

— Она была приятельницей моего отца. Я знал ее всю свою жизнь.

— А можно мне встретиться с вашим отцом? Мне хотелось бы поговорить с ним о Фло.

— Можно ли встретиться с моим отцом? — повторил он вслед за мной, причем с такой фальшивой, преувеличенной имитацией моего произношения, что я почувствовала, как лицо мое заливает краска стыда и гнева. — Красотка, у вас такое шикарное произношение, будто ваш рот полон горячей каши или чего-нибудь в этом роде. Вы не сможете ни о чем поговорить с моим отцом. Он умер четырнадцать лет назад.

— Обязательно быть таким грубым? — вырвалось у меня.

На какой-то миг глаза наши встретились. Невзирая на свой гнев, я искала хоть какие-то признаки того, что он, на самом деле, презирает меня не настолько сильно, как казалось, но ничего такого не заметила. Он презрительно отвернулся.

— Меня тошнит от таких, как вы. Родились в Ливерпуле, а разговариваете, как долбаная королева. По-моему, именно это называется «отречься от своих корней».

— Не проходит и дня, чтобы я не вспомнила о своих корнях, — кротко ответила я. — Впрочем, и ваш выговор изрядно повеселил бы многих. — Я окинула его ледяным взором, хотя в душе испытывала к нему совсем иные чувства. — Я пришла сюда в поисках покоя и отдохновения, а не оскорблений. Буду очень вам обязана, если вы уйдете.

Прежде чем он успел ответить, раздался стук в окно и Джеймс окликнул: «Милли, ты здесь?» Должно быть, он искал меня, и Чармиан или Герби предположили, что я здесь.

— Иду!

Я встала, ощущая на себе оценивающий взгляд Тома О'Мара, и почувствовала ликование. Мое эго требовало, чтобы он счел меня не менее привлекательной, чем я его, хотя, собственно, особого значения это не имело. Он оказался настоящей деревенщиной. Кроме того, вряд ли мы встретимся снова. Пусть Том О'Мара оставит себе свою книгу о «Тетисе», я найду другую. Самым холодным тоном, на который я была способна, я сказала:

— Я должна идти. Будьте так любезны, перед уходом оставьте свой ключ на каминной полке. Доброй ночи.

Ради Джеймса я скрепя сердце решила отложить очередное посещение квартирки Фло, намеченное на следующий день. У меня не хватило сил попросить его уйти после того, как я отказывалась встречаться с ним целую неделю. Бел и Чармиан будут меня ждать, с сожалением думала я, хотя мне давно уже следовало разобрать вещи и выяснить, наконец, вопрос об арендной плате. Мне очень хотелось встретиться с управляющим и заплатить еще за месяц, если, конечно, квартиру уже не сдали кому-нибудь другому. В один прекрасный день я могла найти квартиру девственно чистой и пустой. Квитанции квартплаты должны непременно найтись где-то среди бумаг Фло, но я пока не знала где.

— Как хорошо, — блаженно вздохнул Джеймс, обняв меня после того, как мы занимались любовью третий раз подряд. — Вот нежданное счастье. Я думал, ты отправишь меня восвояси еще несколько часов назад.

— Ммм. — Было уже почти три часа дня. Я слишком устала, чтобы отвечать. Я чувствовала вину и стыд. Счастье Джеймса быстро бы испарилось, если бы он знал, что стоит мне закрыть глаза, и в памяти возникает образ Тома О'Мара.

Джеймс потерся носом о мои соски.

— Райское наслаждение, — выдохнул он. — Ох, дорогая, знала бы ты, как сильно я люблю тебя.

Я погладила его по голове и послушно сказала:

— Думаю, что знаю.

— Но ты никогда не говоришь, что тоже любишь меня! — Он обиженно надул губы, отодвинулся от меня и откинулся на подушку.

— Пожалуйста, Джеймс, — простонала я, — у меня сейчас нет настроения.

— У тебя никогда нет настроения.

Я выбралась из постели и схватила свой халат.

— Господи, ну прекрати на меня давить, — резко бросила я. — Почему ты заставляешь меня произносить слова, говорить которые я не хочу, и переживать чувства, которых я не испытываю?

— А ты когда-нибудь скажешь их? Ты когда-нибудь почувствуешь? — он тоскливо посмотрел на меня.

Я выскочила из комнаты.

— Я так больше не могу. Я собираюсь принять душ. Дверь я запру. Надеюсь, ты уйдешь к тому времени, как я выйду из ванной.

Пятнадцать минут спустя я вышла из ванной и не обнаружила никаких признаков раскаивающегося Джеймса. Без сомнения, он позвонит позднее или даже вернется, если я ему не отвечу. Я быстро надела джинсы и старую шерстяную рубашку и поспешила к машине. Уже темнело, но я не могла дождаться, когда окажусь в квартирке Фло, где, как я знала, обрету столь желанное успокоение.

Я отпирала входную дверь, когда появилась Бел Эдди-сон в своем леопардовом жакете.

— Мне показалось, что здесь кто-то есть. Помогаю Чармиан убирать после вечеринки. Мы уже давно тебя ждем.

— Меня задержали. Входите и наливайте себе шерри. Почему вас не было на вечеринке? Я вас везде искала.

— У меня было деловое свидание. — Она ухмыльнулась. — Я не могу отказаться от стакана шерри, но мы с Чармиан уже прикончили бутылки, оставшиеся с прошлой ночи. Я не совсем твердо держусь на ногах. — Она неуверенной походкой прошла вниз, в подвальный этаж, и удобно расположилась на диване. — Чармиан не сможет прийти. Утром Джей возвращается в университет, и она все еще разбирает его вещи.

Я включила лампу и налила нам обоим. На каминной полке я заметила оставленный Томом О'Мара ключ. Когда лампа начала медленно вращаться, я сказала:

— Прошлой ночью я встретила человека, который подарил ее.

— Неужели! — Бел икнула.

— Он сказал мне, что его дед погиб, а, по вашим словам, Фло любила кого-то, кто погиб на «Тетисе». Мне подумалось, что это может быть один и тот же человек.

— Ничего подобного я не говорила, — капризно заметила Бел. — Я сказала: «Делайте свои выводы», если я правильно помню.

— Ну, в общем, я так и сделала, и вот к чему пришла. — Я решила, что теперь моя очередь напасть на Бел.

К моему ужасу, лицо пожилой женщины сморщилось, и она хрипло прошептала:

— Фло сказала: «Не знаю, что я буду делать, если Томми умер. Я никогда больше не полюблю ни одного мужчину так, как я любила его». Дело в том, что он был изрядным шалопаем, этот Томми О'Мара, недостойным лизать подошвы ботинок Фло. Меня просто выворачивает от отвращения при мысли, что она истратила свою жизнь на такую скотину, как он.

Я надеялась, что Бел не рассердится, поэтому не удержалась и спросила:

— Прошлой ночью Том говорил о своей бабушке. Значит ли это, что этот Томми был женат?

Бел энергично кивнула головой.

— Она ни за что бы не пошла с женатым мужчиной, но он спел ей заманчивую сказочку. Он был таким очаровашкой. Он и мне рассказывал, как одинок.

— Вы имеете в виду, что тоже с ним встречались? — недоверчиво спросила я.

— Ну да. — Бел скорчила гримасу. — Я никогда не говорила об этом Фло, она бы не перенесла этого, но я встречалась с ним дважды до того, как затонул «Тетис». Некоторые мужчины не чувствуют себя счастливыми, если одновременно не домогаются нескольких женщин. Том О'Мара — как раз такой. Он славный паренек, но ему не хватает шарма, которым в избытке обладал его дед. Только полнейшая идиотка решит с ним связаться.

— Согласна, шарма ему явно не хватает. Он показался мне очень грубым. — Я хотела бы узнать побольше о Томе О'Мара, но Бел могла решить, что он мне интересен, тогда как все обстояло совсем наоборот. Во всяком случае, так я себе говорила. — Может быть, сделать вам чаю или кофе, чтобы вы протрезвели? — спросила я.

— Чашечка кофе окажется весьма кстати, но только если кофе растворимый. Терпеть не могу это пойло из кофеварки. У Фло где-то должна быть банка.

Несколько часов мы вполне дружелюбно болтали. Я рассказала ей о своей работе и о проблемах с Джеймсом, а она поведала мне о своих троих мужьях, описав второго, Айвора, с веселым дружелюбием и юмором. Когда она собралась уходить, я спросила, где Фло хранила свои бумаги.

— Вон в той выдвижной секции буфета, того, старого. Фло называла его своим бюро. Вам придется бросить работу, если вы хотите разобрать весь этот хлам. По-моему, Фло хранила там даже свои письма, все до единого.

Бел оказалась права. Открыв бюро, я обнаружила сотни, тысячи листочков бумаги и писем в конвертах, до отказа заполнявших полки и отделения для бумаг. Я почувствовала искушение закрыть бюро и вернуться на диван со стаканом шерри и книгой, но я и так уже слишком долго вела себя безответственно. Вздохнув, я вытащила толстую связку счетов за газ, адресованных мисс Флоренс Клэнси, самые первые из которых, к моему неописуемому удивлению, датировались 1941 годом, когда квартальный счет составлял два шиллинга и семь пенсов.

Я попыталась представить себе, как же выглядела квартира тогда — и снова убила массу времени, воображая себе молоденькую Фло, живущую в одиночестве и скорбящую о Томми О'Мара. Вероятно, то, что Фло встречалась с женатым мужчиной, и стало причиной ссоры с бабушкой. Бабушка всегда придерживалась невыносимо пуританских взглядов, хотя причина казалась не такой серьезной, чтобы поссорить их на всю жизнь.

Картонные коробки, которые я привезла с собой, валялись в ванной. Я принесла одну и начала складывать в нее счета. В какой-то момент я едва не передумала. Ведь Фло хранила их больше пятидесяти лет, и мне стало стыдно просто выбросить их. Я взяла себя в руки, и в коробку полетели счета за электричество полувековой давности. Решив сделать перерыв, я приготовила себе кофе и угостилась печеньем из пакета. Направляясь к дивану, я подпрыгнула от неожиданности: в почтовый ящик с шумом опустилась какая-то посылка.

Это была книга: «Адмиралтейство сожалеет». Я открыла дверь, но тот, кто доставил ее, уже ушел.

Фиона стояла, прислонившись к перилам, и курила.

— Привет, — неловко выдавила я.

Она одарила меня злобным взглядом сквозь прутья ограждения.

— Отвали, — прорычала она.

Растерявшись, я закрыла дверь и отложила книгу в сторону — прочту попозже. С кофе в руках я вернулась к бюро и стала дальше разбирать и выбрасывать старые бумаги. Мое внимание привлекла толстая пачка квитанций. Они были из гостиницы на острове Мэн, выписаны на имя мистера и миссис Хоффманшталь, которые останавливались там на уик-энд почти каждый месяц с 1949 по 1975 год. Я решила спросить Бел о них, но потом передумала. Бел как-то упоминала, что раз в месяц Фло удалялась в монастырь в Уэльсе. Вероятно, у Фло все-таки была парочка секретов от своей лучшей подруги, и я не собиралась раскрывать их через столько лет. Со вздохом я выбросила квитанции. Как бы я хотела узнать, что скрывалось за ними, а в особенности — кто такой мистер Хоффманшталь.

Бюро существенно опустело, когда я выбросила ненужные бумаги. Остались только письма, выбрасывать которые я не имела ни малейшего желания, по крайней мере до тех пор, пока не прочту каждое. Некоторые выглядели официально, в больших толстых конвертах из манильской бумаги, с напечатанными на машинке адресами, но большинство были надписаны от руки. Из оставшейся кипы я выудила толстую пачку, перехваченную резинкой. На верхнем письме красовался иностранный штемпель. Оно было отправлено в 1942 году.

Тут до меня дошло, что я так и не нашла ни квитанций, которые и подвигли меня на поиски, ни пенсионной книжки. Фло могла хранить их в дамской сумочке, которую, как и моя бабушка, прятала где-нибудь в укромном месте. После безрезультатных поисков по всем шкафам я обнаружила ее под кроватью, где уже начинала скапливаться пыль.

Я отнесла черную кожаную сумочку в гостиную и вытряхнула содержимое на кофейный столик. Из нее выпал гобеленовый ридикюль, очень поношенный, в котором лежала горсть монет, связка ключей на интересном колечке, бумажник, квитанции из магазинов, автобусные билеты, чековая книжка, металлическая пудреница, губная помада, расческа… Я вытащила из расчески серебристый волосок и пропустила его между пальцами. Это оказалась самая интимная вещь, принадлежавшая Фло, к которой я прикоснулась, собственно, это была часть ее самой. В комнате было тихо, и я буквально ощутила, что Фло стоит рядом со мной. Но мне не было страшно. Даже когда я открыла пудреницу, чтобы сравнить в зеркальце цвет ее волос с моими, отчасти ожидая увидеть в нем отражение Фло, я все равно не почувствовала испуга — у меня было такое ощущение, что за мной наблюдает кто-то, кому я небезразлична. Я понимала, что веду себя глупо, ведь мы с Фло виделись всего лишь раз, да и то мельком.

— Когда-то мои волосы станут именно такого цвета, — пробормотала я, раздумывая, где и с кем я буду в то время и доживу ли я до возраста Фло. Впервые в жизни я подумала, что неплохо бы завести детей, чтобы незнакомой женщине, которую я едва знала, не пришлось разбирать мои пожитки после смерти.

Я заставила себя собраться с мыслями, спустилась на землю и решила вести себя разумнее. Просмотрев чековую книжку, я поняла, что, как и у бабушки, пенсия Фло переводится прямиком в банк. Я перелистала корешки в надежде найти квитанции арендной платы, но большинство из них подтверждали выдачу наличных, что мало помогло мне. Я уже собралась попросить Чармиан дать мне адрес управляющего, но, взглянув на часы, увидела, что время перевалило за полночь.

Отлично! У меня появилась веская причина снова выспаться в уютной и мягкой кровати Фло.

Я принялась по одной складывать вещи обратно в сумочку, мимоходом заглянув в кошелек, в котором лежал лишь проездной билет на автобус, гарантийная карточка банковского чека, четыре пятифунтовых банкноты, а также просроченный талон на прием к дантисту. Я уже прятала сумочку в бюро, когда раздался стук в дверь.

Джеймс! Он вернулся в мою квартиру и, не дождавшись, догадался, где меня можно найти. Я не впущу его. Если я сделаю это, он больше не оставит меня в покое даже здесь, а это — единственное место, где я могла отдохнуть ото всех. Именно по этой причине я вечно «забываю» взять с собой свой мобильный телефон. Я начала закипать при мысли о том, что он вторгается в дом, который я привыкла считать своим священным убежищем.

— Кто это? — крикнула я.

— Том О'Мара.

Я замерла посреди комнаты, в животе у меня похолодело. Я знала, что должна сказать ему то же, что собиралась ответить Джеймсу, но, похоже, здравый смысл изменил мне вместе с силой воли, которой я, предположительно, обладала. Не успев толком сообразить, что делаю, я открыла дверь.

О Господи! Я думала, что такое бывает только в книжках — когда у тебя при виде мужчины подгибаются колени. В черном пиджаке нараспашку и белой рубашке без воротника, застегнутой на все пуговицы, он был похож на священника. Мы не проронили ни слова, пока он шел за мной в комнату, шел этой своей чувственной скользящей походкой, на которую я обратила внимание прошлой ночью. Атмосфера в квартире наэлектризовалась мгновенно. Я нервно пригладила волосы, чувствуя, как дрожат руки. Он принес с собой пластиковый пакет, из которого пахло съестным. Я проглотила слюну, почувствовав вдруг, что умираю с голоду.

Он протянул пакет мне.

— Китайская кухня, ею торгуют вразнос на углу. Джо сказал, что внутри кто-то был, когда он заносил книгу, поэтому я решил заглянуть сюда по дороге домой — вдруг вы еще не ушли.

— С чего бы это вдруг? — выдавила я.

— Мирный договор, — неожиданно сказал он. — Фло испепелила бы меня, если бы узнала, как я вел себя прошлой ночью. Никому не дано изменить свою манеру речи, включая вас и меня.

— Не могу не заметить, как это великодушно с вашей стороны. — Я изо всех сил старалась избавиться от своего акцента, одновременно испытывая раздражение от того, что Том О'Мара расценивал мой акцент как недостаток.

— Может быть, мы забудем о прошлой ночи и начнем сначала? — Он снова занял мое любимое место на диване и принялся распаковывать коробки с едой. — Вы — Милли, я — Том, вместе мы собираемся отведать этой китайской стряпни. Не знаю, захотите ли вы пользоваться пластмассовыми вилками, Фло приносила обычные и разогревала еду в микроволновой печке. Она не любила есть из картонок. — Я поспешила выполнить то, что мне было приказано, чувствуя, что он привык распоряжаться, а потом он крикнул: — Принесите штопор и стаканы. У меня есть вино.

— Красное, — сказал он, когда я послушно все принесла. — Я неотесанный чурбан и не знаю, подходит ли оно к такой пище.

— Я тоже не знаю. — Джеймс отлично разбирался в том, какой сорт вина заказать, но обычно я не обращала на это особого внимания.

— Я подумал, что вы из того особого сорта сверхлюдей, которые знают все о таких вещах. — Он разложил еду по тарелкам.

— А я подумала, что мы начали все сначала.

— Вы правы. Извините! — От его улыбки у меня перехватило дыхание. Черты лица его смягчились и приобрели очаровательное мальчишеское выражение. Теперь я понимала, что девятнадцатилетняя Фло нашла в его дедушке.

— Часто вы с Фло так проводили время? — спросила я, когда он протянул мне мою тарелку.

— Раз в неделю. Обычно по понедельникам, когда я рано заканчиваю работу.

— Где вы работаете?

— В «Минерве». Это клуб.

Я слышала о «Минерве», но никогда там не была. Клуб пользовался жуткой репутацией гангстерского притона и местечка, где торгуют тяжелыми наркотиками. Не проходило и недели, чтобы в «Эхо» или на местном телевидении не появился репортаж о полицейской облаве на этот клуб в поисках скрывающихся преступников или о происшедшей там драке. Сделав глоток терпкого вина с богатым вкусом, я подумала: а что там делает Том О'Мара?

— Хорошее вино, — заметила я.

— Ничего удивительного. Стоит двадцать два фунта в клубе.

— Вот это да! — Я едва не поперхнулась. — Слишком круто, чтобы запивать им китайскую еду.

Он пренебрежительно махнул рукой.

— Оно досталось мне даром. Я просто взял его.

— Вы имеете в виду, что украли его?

Он ухитрился изобразить одновременно изумление и негодование:

— Я уже миновал этап мелкого воровства, благодарю покорно. «Минерва» принадлежит мне. Я могу брать все, что мне нравится.

Я почувствовала, как по моему телу пробежал холодок. Он почти наверняка преступник; если все, что я знала, правда, ему следует сидеть в тюрьме. Если ему принадлежит «Минерва», значит, он участвует в торговле наркотиками и во всем остальном, о чем и подумать страшно. Но самое ужасное, даже жуткое, заключалось в том, что это делало его еще очаровательнее в моих глазах. Я поражалась самой себе. Мне и в голову не приходило, что я могу испытывать влечение к типу вроде Тома О'Мара. Вероятно, это передается с кровью: Фло пожертвовала жизнью ради негодяя, который, по словам Бел, недостоин был лизать подошвы ее ботинок, мать влюбилась в ненавистного папашу. Теперь и у меня дрожали коленки перед, может быть, самым неподходящим для меня мужчиной во всем Ливерпуле. Я подумала о Джеймсе, который любит меня и стоит десятка таких вот Томов, и на мгновение мне захотелось, чтобы именно он оказался здесь со мной.

Я поставила тарелку на стол, и Том сказал:

— Вы не очень-то много съели.

— Я уже поужинала, — защищаясь, ответила я. — Да и аппетит у меня не выдающийся. — Он уже закончил, съев все подчистую.

— Ладно, тогда давайте послушаем музыку. — Он подошел к проигрывателю и поднял крышку.

— У Фло только одна пластинка.

— В серванте — целая куча. Больше всего она любила Нейла Даймонда и Тони Беннетта. А эту я достал ей в прошлом году, потому что она без конца напевала себе под нос. Она крутила ее снова и снова. — Звуки «Танцующих в темноте» заполнили комнату. — Как-то, засыпая, она сказала что-то насчет того, что танцевала с кем-то под эту музыку много лет назад в парке «Мистери».

— В «Мистери»? — Мне стало вдруг интересно, не приходило ли ему когда-нибудь в голову, что этим «кем-то» вполне мог быть его дед.

— Известном также под названием «Игровая площадка «Вейвертри». Сейчас там стадион. — Он снял пиджак, заметив: «Здесь жарко», — и я мгновенно почувствовала жаркое томление при виде его стройного, длинного и сильного тела и тонкой талии.

— Вы были очень дружны с Фло?

— Я был не просто очень дружен с ней, я любил ее, — просто ответил он. — Не знаю почему, ведь она мне даже не родственница, но Фло была мне роднее моей собственной бабушки. Одному Богу известно, что бы я делал без Фло, когда умер мой отец.

Он не мог быть совсем плохим, если так хорошо относился к Фло. Бинг Кросби продолжал петь и, не знаю почему, у меня возникло чувство, что история повторяется, когда Том протянул мне руку и с улыбкой произнес:

— Не хотите ли потанцевать, девушка?

Я знала, что должна отказаться. Я знала, что должна просто рассмеяться, пожать плечами и сказать: «Нет, спасибо, у меня нет настроения», потому что знала, что произойдет, когда я окажусь в его объятиях. И если это случится, непременно настанет день, когда я пожалею об этом. Проблема заключалась в том, что я еще никогда и ничего не хотела так сильно. Мое тело просто умоляло его прикоснуться ко мне.

Лампа продолжала медленно вращаться, отбрасывая темные размытые тени на низкий потолок, и я следила за сменяющими друг друга фигурками, высматривая девушку в красной шубке. Том О'Мара пересек комнату, положил руки мне на талию и поднял из кресла. Какое-то мгновение я сопротивлялась, а потом отбросила всякую осторожность. Я обняла его за шею и поцеловала. Он прижался ко мне, и я почувствовала каменную твердость у него в паху. Казалось, я растворилась в нем, когда наши языки соприкоснулись, исследуя друг друга, а его сильные, нетерпеливые руки гладили меня по спине, ласкали мою талию, бедра, сгорая от нетерпения.

По-прежнему не размыкая губ, почти неуловимо покачиваясь в такт музыке, мы медленно двигались в сторону спальни. За дверью, в маленьком холодном коридорчике, мы оторвались друг от друга, и Том взял мое лицо в ладони. Он пристально смотрел мне в глаза, и я знала, что он хочет меня каждой клеточкой своего тела так же сильно, как и я его. Потом он открыл дверь, за которой ждала кровать со снежно-белым покрывалом, и потянул меня внутрь. К этому времени я уже ослабела от желания, хотя все еще колебалась. У меня еще оставалось время прокрутить все назад, сказать «нет». Но Том О'Мара опять целовал меня, прикасаясь ко мне своими горячими пальцами, и я не могла отказать ему даже ради спасения своей жизни. Он толчком захлопнул дверь спальни.

В гостиной мелодия «Танцующих в темноте» достигла фантастического крещендо. Когда она закончилась, уголком сознания я отметила: иголка поднялась автоматически, а звукосниматель послушно вернулся в металлическое гнездо. В квартирке Фло Клэнси стало тихо, хотя я знала, что лампа продолжает вращаться, отбрасывая тени на потолок и стены.

Я проснулась оттого, что Том О'Мара гладил мое бедро.

— Ты должна была доесть все, — прошептал он. — Тебе не помешает чуть-чуть поправиться. — Томно поворачиваясь в его объятия, я начала ласкать его, но он остановил мою руку. — Мне пора идти.

— Я ничем не могу удержать тебя? — игриво спросила я.

— Ничем.

Он поднялся и начал одеваться. Я могла удержать Джеймса в постели, даже если бы загорелась крыша над головой. Я лежала, восхищаясь его силой воли и стройным загорелым телом, его гладкой кожей, похожей на полированный мрамор, и впадинкой на шее. На груди у него было вытатуировано сердце, пронзенное стрелой, а сверху написано женское имя, разобрать которое я не смогла. Я всегда считала татуировки чем-то отталкивающим, но, пожалуй, сейчас было поздно вспоминать об этом.

— К чему такая спешка? — поинтересовалась я.

— Уже почти семь часов. Моя жена не возражает, если меня нет всю ночь, но предпочитает, чтобы я приходил домой к завтраку.

— Может быть, стоило упомянуть о том, что у тебя есть жена, еще вчера вечером? — мягко спросила я. Меня это не особенно тронуло, мне было глубоко наплевать. У нас не было будущего.

Он замер на мгновение, надевая брюки.

— Разве это остановило бы меня?

— Нет, зато это остановило бы других.

— Тогда этим другим следовало бы спрашивать, прежде чем прыгать в постель с парнем, с которым они едва знакомы.

Я скорчила одну из гримас Бел.

— Ты говоришь так, как будто не одобряешь женщин, которые спят с незнакомыми мужчинами.

— Если это имеет какое-то значение, то не одобряю.

— Но ведь ты вполне одобряешь мужчин, которые делают то же самое? — рассмеялась я, изображая наигранную ярость.

— Мужчины берут то, что им предлагается. — Он застегивал пуговицы на рубашке.

Я села.

— Знаешь что? — задумчиво сказала я. — Я не помню, чтобы я предлагала себя прошлой ночью.

— Это правда, но ведь между нами все по-другому, не так ли?

— Разве?

Он присел на кровать.

— Ты знаешь, что это так.

Он взял мое лицо в свои руки и крепко поцеловал в губы. Я обняла его за шею и поцеловала в ответ, сгорая от желания и намереваясь удержать его любой ценой, пусть даже мне придется опоздать на работу.

— Я же сказал, мне пора. — В его голосе прозвучали металлические нотки. Он не слишком нежно снял мои руки со своей шеи и направился к двери.

— Ну, хорошо, — обреченно вздохнула я, — как-нибудь еще увидимся, мистер О'Мара. — Я по-прежнему поддразнивала его, хотя сердце у меня ушло в пятки, потому что он мог принять мою игру и сказать: «Пока, Милли».

— Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать? — Меня поразила ярость в его зеленых глазах. Мускулы на его сильной шее напряглись. — Для тебя это всего лишь случайное траханье?

— Ты же знаешь, что нет. — Я покраснела, вспомнив ночь, так непохожую на все остальные. Я взглянула ему прямо в глаза. — Это была волшебная ночь.

Я могла бы поклясться, что он вздохнул с облегчением.

— В таком случае, я приду сегодня вечером, около двенадцати. — Он ушел. Входная дверь вновь отворилась, и он прокричал: — Для меня это тоже была волшебная ночь.

Я встала с постели, сняла распятие, статуэтки святых и картины на библейские сюжеты со стен и спрятала их в ящик комода в спальне Фло.

— Ты совершила очередной набег на гардероб твоей тетки, — заметил Джордж, когда я появилась в «Сток Мастертон». — Точно говорю.

— Это настолько очевидно? — Я опустила глаза на длинную прямую черную юбку и скромную белую блузку со стоячим воротничком.

— Только потому, что обычно ты не носишь таких нарядов. Но выглядишь ты очень привлекательно. Я мог бы съесть тебя на завтрак. — Я хотела отшутиться, но не смогла придумать ничего достойного. Джордж продолжал: — Должно быть, твоему молодому человеку пришла в голову та же мысль. У тебя такой славный укус на шее. — Он скорбно вздохнул. — В Америке это называется «засос». Не могу вспомнить, когда последний раз поставил девушке такой. Должно быть, я тогда был совсем молод. Счастливые денечки, а? — Он громко причмокнул.

Испытывая замешательство, я подошла к своему столу и включила компьютер. Диана только что пришла.

— Как твой отец? — спросила я.

— За выходные ему, похоже, стало значительно лучше, — ответила Диана. С ее лица исчезли морщинки напряжения, которые были заметны на прошлой неделе. — Собственно, мы чудесно провели время. Он рассказывал мне о том, что ему пришлось пережить во время войны. Я знала, что он служил в военной разведке в Египте, но даже не представляла, в каких переделках ему довелось побывать. В свое время он был настоящим Джеймсом Бондом. — Она достала из сумочки конверт. — Я сумела-таки закончить те заметки, о которых я говорила. Джордж не говорил тебе, что его предложение по поводу магазина в Вултоне было принято? Мы можем открыться к новому году.

Мой отчет лежал дома, но теперь он не казался мне настолько важным. Однако если снова ночевать у Фло, мне все равно придется заехать домой, так что я заберу его в любом случае.

— Я отдам это Джорджу.

Диана заговорщически подмигнула мне и поспешила в его кабинет. Она казалась такой озабоченной, подумала я, хотя недавно я так же сильно желала получить эту работу в Вултоне, что означало, что и я волновалась не меньше. Но сейчас мне все равно.

Эта мысль поразила меня. Я уставилась на свое размытое отражение на экране монитора и попыталась разобраться, что же изменилось. Изменилась я сама, хотя и не знала почему. Я чувствовала себя не в своей тарелке, но, в конце концов, я всю жизнь испытывала именно это. Вероятно, это Фло заставила меня изменить взгляд на вещи. Может быть. Как бы я хотела узнать ее поближе, с сожалением думала я, вспоминая ощущение тепла и уюта, которое испытала в квартире прошлой ночью, как будто она была рядом со мной. Меня не покидало чувство, что с ней я могла бы спокойно поговорить о вещах, которые не доверила бы больше никому.

И потом — Том О'Мара! Я оперлась подбородком на скрещенные руки, и мое отражение на мониторе сделало то же самое. Я была замужем четыре года, и до Джеймса у меня были мужчины, тем не менее я чувствовала себя так, как будто занималась любовью первый раз в жизни. Мое тело еще никогда не было таким живым, таким использованным в самом благородном и благодарном смысле этого слова. Затаив дыхание так, что по коже у меня побежали мурашки, я вспомнила то, что мы с Томом О'Мара проделывали друг с другом.

— Милли! Милли!

Даррен стукнул по моему столу, и я поняла, что Джун кричит:

— Просыпайся, соня. Тебе звонят.

Снова Ноутоны. У них появилось подробное описание очередного дома, который выглядел просто идеально, на этот раз в Кросби. Я договорилась встретиться с ними в полдень, хотя заранее была уверена, что это будет очередная трата времени. Кросби находился рядом с Бланделлсэндсом, а значит, потом я смогу заехать домой.

Странное чувство охватило меня в своей квартире: будто я отсутствовала несколько недель, а не каких-то двадцать четыре часа. В ней пахло пылью, витал запах давно необитаемого жилья. Я открыла балконную дверь, чтобы проветрить комнату, и приняла душ. Под грудью я обнаружила синяк, другой красовался на бедре, и мне стало интересно, носит ли на себе Том О'Мара отметки, напоминающие о нашей ночи. Я замаскировала засос на шее тональным кремом. На автоответчике мигала красная лампочка входящих сообщений.

Полным слез голосом мама объявила, что Деклан потерял работу.

— Его выгнали давным-давно. Твой папочка узнал об этом случайно, от одного приятеля в баре. Конечно, он в ярости, ругает бедного Деклана на чем свет стоит. И, Миллисент, я хотела бы поговорить с тобой по поводу Алисон… Ох, я должна повесить трубку, дорогая. Твой папочка возвращается.

Я ждала. Сообщений от Джеймса не было. Этому я обрадовалась, а потом подумала, что, возможно, мне стоит перезвонить ему на работу, чтобы узнать, все ли с ним в порядке. В конце концов я решила не делать этого. Он мог решить, что я беспокоюсь о нем, и хотя это истинная правда, ее недостаточно, чтобы его утешить. Я перемотала пленку, сложила кое-какую одежду и туалетные принадлежности в сумку и прихватила с собой папку с отчетом. Если уж я потрудилась написать его, то Джорджу не помешает на него взглянуть.

Когда я вернулась, он работал в одиночестве в своей стеклянной клетке, поэтому я решила сразу же отдать ему папку.

— Ты ни за что не угадаешь, что натворила эта чертова баба, — рявкнул он, едва заметив меня.

Я сделала вид, что попятилась от него в испуге.

— Какая баба?

Я не могла вспомнить, чтобы видела Джорджа в такой ярости раньше.

— Эта сука, Диана. Она дала мне список причин, по которым я должен открыть новую контору! Я не поверил своим глазам. Неужели она воображает, что я не обдумал все до мельчайших подробностей? Господи Иисусе, Милли, я занимаюсь торговлей недвижимостью уже больше тридцати лет. Я изучил это дело вдоль и поперек, тем не менее эта идиотка с ученой степенью полагает, что разбирается в нем лучше меня.

— Она всего лишь старается помочь, Джордж.

— Скорее всего, она хочет заполучить там местечко босса, — оскалился он. — Можно подумать, я дам его ей, глупой корове. Это работа для Оливера. Он никогда не примет решения, не посоветовавшись сперва со мной, и мне это нравится. — Он ухмыльнулся. — Должно быть, я помешан на контроле.

— Вы сказали что-нибудь Диане?

— Я наорал на нее, и она отправилась на ленч вся в слезах.

— Ох, Джордж! — Я покачала головой. — Завтра вы пожалеете об этом. — Несколько недель назад мне доставило бы удовольствие то, что Диана так опростоволосилась, но теперь, по какой-то непонятной причине, я испытывала к ней только жалость.

— Я знаю. — Он вздохнул. — Я упрямый сукин сын. Я извинюсь перед ней позже, хотя с ее стороны это глупый и бестактный поступок. — Он кивнул на папку в моей руке. — Это для меня?

— Нет. Я просто зашла сообщить вам насчет Ноутонов. Совершенно очевидно, доска для сушки стояла не с той стороны.

Позже, в тот же день, я сунула свой отчет в измельчитель для бумаг. У меня не было ни малейшего шанса получить должность менеджера, и меня совершенно выбила из колеи мысль о том, что я напрасно рассчитывала ее получить.

В полночь Том О'Мара не пришел, как обещал. Не пришел и через час. Я лежала на диване, вполглаза глядя в телевизор, не зная, что и думать. Получается, меня продинамили? Может, он передумал. Может, он имел в виду завтрашнюю ночь. Я попыталась представить себе, что я буду чувствовать, если больше никогда не увижу его. Мне будет больно, решила я, больно и обидно, но сердце мое не разорвется (это уж ни в коем случае), и я наверняка почувствую облегчение. Однако сейчас меня занимало вовсе не это. Я не была влюблена в Тома и никогда не полюблю его, тем не менее тело мое страстно желало его, и я готова была поклясться, что он чувствовал то же. Как быстро летело время, когда я представляла себе, как его губы прикасаются к моей коже. Пульс у меня участился, мне стало жарко. «Пожалуйста, приходи, Том, — взмолилась я. — Пожалуйста!»

Спустя какое-то время я заснула и проснулась уже на рассвете, от того, что он целовал меня и гладил рукой под халатом.

— Как ты вошел? — прошептала я.

— Взял свой ключ с каминной полки, вот как.

— Ты опоздал. — Я зевнула. — И надолго. — Это было восхитительное ощущение — лежать здесь, сонной, наслаждаясь его ласкающими руками.

— В клубе неприятности, я не мог позвонить. Фло наотрез отказывалась поставить здесь телефон. Как развязывается этот узел?

— Я сама. — Я развязала пояс, и он снял с меня халат.

— Во всяком случае, я здесь, — сказал он, — а все остальное не имеет значения.

Он опустился на колени, в его лице читалось с трудом сдерживаемое желание. Он никогда не скажет мягких нежных слов, которые говорил мне Джеймс, но от этого он стал для меня еще желаннее. Я протянула к нему руки.

— Да, Том, это единственное, что имеет значение.

Казалось, время остановилось; оно потеряло всякий смысл, и все из-за Тома О'Мара. Я вернулась в свою квартиру в воскресенье утром, чтобы забрать еще кое-какие вещи и принять душ — в квартирке Фло это напоминало купание в Северном Ледовитом океане, — и обнаружила на автоответчике кучу новых отчаянных сообщений от матери. Это было последнее воскресенье октября, о чем я совершенно забыла.

— Не забудь, дорогая, мы ждем тебя к обеду в воскресенье.

— Почему ты никогда не перезваниваешь, Миллисент? Я ненавижу эти дурацкие машины. Как со стеной разговариваешь.

— Ты не уехала, Миллисент? — капризно вопрошал скорбный голос. — Ты могла бы сказать мне. Я бы позвонила тебе в контору, если бы не думала, что у тебя из-за этого будут неприятности.

Как обычно, я испытала одновременно и чувство вины, и недовольство. Я сразу же позвонила домой.

— Извини, мам, — изобразила я раскаяние. — Ты права, я уезжала. — Ненавижу врать своей матери, но разве могла я сказать правду? — Знаю, что мне следовало позвонить, но все решилось буквально в последнюю секунду, и я была так занята, когда попала туда, что забыла обо всем. Прости меня, — повторила я, полагая, что этого будет достаточно, чтобы она успокоилась, но оказалось, что я ошиблась.

— Куда ты попала? — требовательно спросила она.

Я назвала первое пришедшее мне в голову место.

— Бирмингем.

— Ради всего святого, что ты там делала?

— Джордж послал меня туда.

— Неужели! — В голосе матери прозвучало такое почтение, что я возненавидела себя еще больше. — Должно быть, он о тебе высокого мнения, раз отправил тебя в такую даль, в самый Бирмингем.

Чтобы сделать ей приятное, я уделила своей внешности особое внимание. Я надела вишневый костюм, а под него черную тенниску. Чтобы успокоить свою совесть и возместить ущерб от собственной лжи, по дороге в Киркби я остановилась купить букет хризантем и коробку шоколадных конфет «Терриз Олл Гоулд».

— Не нужно было этого делать, дорогая, — запротестовала мать, хотя была очень довольна и польщена.

Когда мы уселись за стол, разговор сразу же зашел о квартире Фло.

— Я думала, что ты уже все там разобрала, — заметила мать, когда я обронила, что там еще непочатый край работы.

— Я свободна только по воскресеньям, так? — защищалась я. — Вы не поверите, сколько у Фло скопилось всякой всячины. На это уйдут годы.

— Твоя бабушка все время спрашивает об этом. Я сказала ей, что ты позвонишь и заедешь к ней по дороге домой.

Я застонала.

— Нет, мам, только не это!

— Она твоя бабушка, дорогая. Она страстно желает получить что-нибудь на память о Фло. Какое-нибудь украшение будет весьма кстати.

Фло вряд ли обрадовалась бы, если бы что-нибудь из ее вещей досталось человеку, чье присутствие на своих похоронах она специально постаралась исключить. Что касается драгоценностей, то пока что я не встретила ничего похожего. Сложности нарастают как снежный ком, с беспокойством подумала я.

Все усложнилось еще больше, когда Деклан спросил:

— Как поживает Джеймс?

— У него все в порядке, — автоматически ответила я, и только потом до меня дошло, что я не видела его целую неделю и он ни разу не позвонил. Вероятно, то, что его выгнали, стало последней каплей. Я выбросила мысли о нем из головы — мне и так было о чем подумать — и сказала Деклану: — Ты узнал что-нибудь насчет колледжа?

Мой папаша поперхнулся бифштексом.

— Колледж? Для него? Ты шутишь!

— А мне кажется, что это очень хорошая мысль, — тихо сказал Колин. — Если бы он выучился на инженера-механика, то потом мог бы работать в моей компании. Мне не помешает еще один помощник.

— Он предпочел бы что-нибудь другое, правда, Деклан? — Я намеревалась всерьез поднять вопрос о будущем Деклана, потому что чувствовала, что у него не хватит мужества заговорить об этом. — Что-нибудь артистическое, художественное. — Я решила не упоминать о профессии модельера, иначе нашего дорогого папашу хватил бы удар прямо на наших глазах.

Мать осторожно посмотрела на него.

— Ведь не будет ничего дурного, правда, Норман, если наш Деклан поступит в колледж? В конце концов, Миллисент закончила вечернюю школу, и смотри, чего она добилась.

Пока Труди и Колин мыли посуду, я прогуливалась по саду в компании Скотти. Маленькая собачонка прыгала передо мной вверх-вниз, как на пружинках. Я пролезла в дыру, которая отделяла основной садик от свалки компоста, и уселась на огромный вывороченный пласт твердой, как камень, земли, лаская Скотти. Когда мы были маленькими, нам разрешалось играть только здесь: отец не позволял нам баловаться на лужайке. Я вспомнила день, когда пятилетняя Труди разбила теннисным мячом стекло в теплице. Она настолько испугалась, что ее буквально затрясло от страха, и она беспрерывно плакала.

— Он убьет меня, когда вернется домой, — истерически всхлипывала она.

Потом меня осенила блестящая мысль сделать вид, что стекло разбил кто-то из соседей. Мы заменили мячик, который отец непременно узнал бы, на камень, и сделали вид, что ничего не знали, когда он обнаружил разбитое стекло. Это стало одним из немногих наших преступлений, оставшихся безнаказанным.

— Черт бы их побрал! — пробормотала Труди, протискиваясь сквозь дыру в заборе и присаживаясь рядом со мной. Скотти, который задремал, пошевелился и лизнул мое колено.

— Не скажу, о чем я думала, а то у тебя испортится настроение.

— Держу пари, ты думала о том, как я разбила окно. Я всегда вспоминаю об этом, когда прихожу сюда. Даже сейчас меня бросает в жар.

Я обняла ее рукой за плечи.

— Как делишки, сестренка?

Труди передернула плечами.

— Нормально. У меня на подбородке начали расти волосы. Заметила?

— Они у тебя всегда росли, — сказала я. — Впервые они появились, когда тебе исполнилось четырнадцать.

— Разве? Никогда не замечала. Должно быть, это из-за очков.

— Каких очков?

— Мне нужны очки для мелкой работы, для чтения и рисования. Я ношу их уже несколько месяцев. Я думала, ты знаешь.

— Нет, — ответила я грустно. — Были времена, когда мы знали друг о друге все до мельчайших подробностей, но сейчас…

После ухода отца в своей комнате мы шепотом поверяли друг дружке свои самые сокровенные тайны.

— Извини, сестренка.

— Не за что. — Я слегка сжала плечо Труди. — Я не жалуюсь. Ты же тоже многого не знаешь обо мне.

— Например?

— Долго рассказывать. — Я загадочно усмехнулась.

Труди скорчила гримасу.

— Собственно, есть вещи, о которых я не могу поговорить даже с Колином.

— Хочешь поговорить о них сейчас?

— Нет, сестренка. Это займет слишком много времени.

Я наблюдала за пчелой, лучшие дни которой наверняка уже миновали, и теперь она слабо жужжала над одуванчиком. Я понимала, что сегодня чувствую себя намного менее подавленной, чем обычно на подобных сборищах. Сегодня было не самое плохое воскресенье. Вместо того чтобы все вспоминать о том, что было раньше, моя голова была занята мыслями о будущем.

В дыре забора появилась мать. Она выглядела обеспокоенной, впрочем, она редко выглядела иначе.

— Ваши чудные платья испачкаются, если вы будете сидеть на земле. — Она с трудом протиснула свое полное тело между острыми сучьями и, опровергая собственный совет, тяжело плюхнулась рядом с нами. Скотти незамедлительно перебрался с моих коленок к ней. — Я хотела поговорить с вами обеими об Алисон. — Она задумчиво разминала в руках травинку. — Я нашла Оксфорд на карте, — после некоторого колебания сказала она. — До него почти так же далеко, как и до Лондона. Мне страшно ездить даже в Скем, так что туда мне уж точно не доехать на машине, — то есть если ваш папочка разрешит мне взять ее — и я не смогу ездить туда каждую неделю на поезде.

— Я буду платить за билеты, мам, — сказала я почти в ту же секунду, как Труди добавила: — Мы с Колином будем возить тебя.

— Нет. — Она покачала головой. — Я не хочу зависеть от других. Алисон — моя дочь. Это не значит, что я люблю ее сильнее, чем Деклана или вас, но она нуждается во мне так, как вы никогда не будете нуждаться.

Мне казалось, что Алисон вообще никто не нужен, но, быть может, верноподданническая фигура моей матери, появлявшейся каждое воскресенье, создавала чувство безопасности, некое ощущение того, что хотя бы в чьих-то глазах она представляла собой нечто особенное. С другой стороны, нужда могла быть взаимной и по Алисон скучала именно мать. Когда-нибудь Деклан непременно покинет родительский дом, и Алисон, отстраненная и безразличная, будет единственной из всех детей, кто остался с нею. Но жестокая судьба распорядилась таким образом, что ей придется находиться во многих милях от матери, в Оксфорде.

— Я хочу, чтобы она осталась в тресте Святого Иосифа, — говорила тем временем мать. — Они знают и понимают ее. Я могла бы без проблем забрать ее домой, но, как вы знаете, ваш папочка против. С одной стороны, он стыдится ее, а с другой, не может сносить ее маленькие выходки. Поэтому я решила сама переехать в Оксфорд.

— Что?! — вскричали мы с Труди одновременно. Этого мы никак не ожидали услышать.

— Ш-ш! — Она нервно оглянулась назад, но в саду было пусто. Ее муж играл в доме со своими любимыми внуками, а Колин стоял на страже.

— Ты хочешь сказать, что оставишь его? — выдохнула я. Почему она не додумалась до этого много лет назад, когда нас всех избивали за малейшую провинность, а иногда и просто так?

Мать хрипло ответила:

— Я знаю, что должна была оставить его давным-давно, но мне это просто не приходило в голову. Я всегда думала, что, если я буду ему хорошей женой, он перестанет избивать нас, но чем сильнее я старалась, тем хуже он становился. В конце концов, может, оттого, что я выпила слишком много пунша или еще почему-либо, но все это казалось мне вполне нормальным. — Голос у нее сорвался. Скотти открыл глаза и с любопытством посмотрел на нее. — Я никогда не представляла, что все может быть по-другому. Мне очень жаль, но, во всяком случае, я оградила Алисон от него, правда?

— Не стоит терзаться из-за прошлого, мам, — мягко сказала Труди. — Ну, а про Оксфорд я даже не знаю, что сказать.

— И я тоже, — присоединилась я и совершенно искренне добавила: — Я буду скучать по тебе, мама.

Она толкнула меня локтем под ребра.

— Не говори глупостей, Миллисент. Я и вижу-то тебя всего раз месяц, если на то пошло, а когда звоню, тебя никогда нет дома. Я чаще разговариваю с этой дурацкой машинкой, чем с тобой.

— Мне будет не хватать твоих сообщений, — расплакалась я. — Честно, мам, я не обманываю. — Внезапно я почувствовала, что в моей жизни возникла ужасающая пустота.

— Я по-прежнему могу звонить и оставлять сообщения, — хихикнула она.

— Да, но это будет совсем другое, потому что тебя не будет поблизости.

Труди хмурилась, как будто тоже пыталась представить себе неожиданно изменившееся будущее.

— Мелани и Джейк пропадут без своей бабушки, — наконец произнесла она, чуть не плача.

— У них по-прежнему будет дедушка, — уверенно произнесла мать. У нее за спиной Труди скорчила гримасу при мысли о том, что ей все так же придется привозить своих детей в Киркби, даже если матери там уже не будет.

— Я найду себе работу на полный рабочий день, — говорила мать, — сниму комнату недалеко от клиники и смогу видеться с Алисон каждый день.

— Это решительный шаг, мам, — сказала Труди. — В твоем возрасте тебе будет нелегко найти работу, а комната в Оксфорде может стоить целое состояние.

— Тогда я буду жить на пособие, или как это сейчас называется, — невозмутимо заявила мать. — Я никогда не требовала ничего для себя, зато всегда платила по своим счетам. — Она лучезарно улыбнулась нам. — Теперь, когда я поговорила с вами, мне стало намного легче. Имейте в виду: отцу ни слова.

Труди передернуло.

— Не хотела бы я оказаться на твоем месте, когда ты расскажешь ему обо всем. Может быть, ты хочешь, чтобы мы с Колином были рядом и оказали тебе, так сказать, моральную поддержку, а?

— Мне не нужна моральная поддержка, дорогая. Я прямо выскажу ему все, и даже если это ему не понравится, ему придется проглотить это. В конце концов, это случится еще не скоро.

— Бабушка, — пропела Мелани за забором.

— Я здесь, хорошая моя. — Мать с трудом поднялась, столкнув недовольного Скотти на землю.

— Дедушка говорит, что он хочет чаю.

— Скажи дедушке, чтобы он сам его приготовил, — коротко ответила Труди.

— Нет, нет, Мелани, не нужно этого делать. — Ветка с шипами расцарапала ей щеку до крови, когда она поспешно протискивалась сквозь дыру в изгороди.

Труди многозначительно посмотрела на меня.

— Интересно, она действительно сделает это?

Когда бабушка открыла дверь, я вспомнила фотоснимок Фло, сделанный в Блэкпуле, ее красивое лицо и приятную улыбку. Возраст не пощадил Марту Колквитт, в отличие от сестры. Я не помню, чтобы бабушка когда-нибудь улыбалась или выглядела молодой. Ее лицо навсегда застыло в хмурой гримасе, а строгие очки с толстыми стеклами в черной оправе скрывали неодобрительное, недружелюбное выражение глаз. Ее единственным украшением оставались волосы — густые и серебристые, которые она укладывала аккуратными волнами под тонкой, почти невидимой сеточкой.

— А, это ты, — кисло приветствовала она меня. — Входи. У меня вполне могло и не быть внуков, раз я их почти не вижу. — Я последовала за ней в безупречно чистую комнату, где пахло смесью сигаретного дыма, дезинфектанта и мерзко воняющей мази, которую она втирала в пораженное ревматизмом плечо.

— Ну, вот я и пришла, — весело произнесла я.

Я бы приходила чаще, по крайней мере, думала, что приходила бы, если бы мне оказывали более теплый прием, но даже моя добродушная мать считала визит к бабушке суровым испытанием, еженедельно принося ей продукты только из чувства долга.

Телевизор рядом с камином работал, но звук был отключен. Бабушка выключила его совсем.

— Сейчас совершенно нечего смотреть, одна дрянь.

Я опустилась в чересчур мягкое кресло.

— Мама просила напомнить тебе, что позже будет старый фильм, который наверняка тебе понравится. Это мюзикл с Берил Грейбл.

— Бетти Грейбл, — раздраженно поправила бабушка. По своим умственным способностям она превосходила многих людей вдвое моложе ее, а память на имена и лица была у нее поистине феноменальной. — Может быть, и посмотрю, там видно будет. Все зависит от того, как долго ты у меня пробудешь. Хочешь чашку чаю?

— Да, пожалуйста, — вежливо ответила я.

Бабушка скрылась в кухне, а я подошла к окну. Я жила в этой квартире до трех лет, и вид с пятого этажа был одним из тех немногих образов, которые я отчетливо помнила. Вряд ли его можно назвать величественным: супермаркет, протестантская церковь, длинные ряды домов из красного кирпича, вдалеке намек на поля, несколько деревьев. Но все-таки этот вид день ото дня менялся. Небо никогда не оставалось тем же, и мне всегда попадались на глаза дерево или здание, которые я не видела раньше. Во всяком случае, лучше такой вид, чем вообще никакого, хотя бабушка всегда отгораживалась от мира толстыми, украшенными тесьмой и кружевом шторами, а ведь заглянуть в окно можно было разве что из пролетающего вертолета.

Занавески были чуть-чуть отдернуты: бабушка выглядывала наружу, что помимо посещений мессы по воскресеньям оставалось ее единственным занятием: она выглядывала в окно, смотрела телевизор и курила — в пепельнице по-прежнему было полно окурков. Каждый день, должно быть, казался ей бесконечным.

Я задернула занавеску и вернулась на свое место. Господи, как угнетающе на меня действовала эта обстановка. В комнате было намного темнее, чем в подвале Фло.

— Не помню, ты пьешь чай с сахаром?

Бабушка вошла в комнату, держа в руках две чашки китайского фарфора, в уголке рта у нее дымилась сигарета. Сегодня утром она ходила к мессе, поэтому на ней была строгая шерстяная кофта и юбка, хотя мама рассказывала, что обычно она предпочитает сидеть дома в халате. Друзей у бабушки не было, ей никто не звонил, так к чему ей наряжаться?

— Без сахара, пожалуйста.

— Твоя мать забыла купить мне мое любимое печенье с инжиром. Принесла только средства, улучшающие пищеварение.

Бедная мама никогда не могла купить то, что нужно.

— Спасибо, я не хочу печенья.

Я аккуратно отпила глоток чая, изо всех сил стараясь, чтобы пепел, плавающий на поверхности, не попал в рот.

Стену над буфетом украшали фотографии в одинаковых дешевых пластиковых рамках: дедушка Колквитт, умерший давным-давно, добродушный мужчина с буйной растительностью на лице, всевозможные свадебные церемонии, включая мою и Труди, множество снимков, на которых были изображены дети Камеронов в школе — счастливые лица с широкими лживыми улыбками.

— В квартире Фло есть фотография моего отца, еще ребенком, вместе с матерью — моей второй бабушкой, — сказала я. Дома редко упоминали его родителей. Я знала только, что его отец был моряком, а мать умерла, когда отцу исполнилось двадцать.

— Вот как? Твоя вторая бабушка, Эльза, была моей лучшей подругой. — Тонкие желтые губы слегка дрогнули. — Как там вообще, в квартире Фло?

— Хорошо. — Я улыбнулась. — Вчера я нашла там счета за газ, датированные тысяча девятьсот сорок первым годом. — По крайней мере, это свидетельствовало о том, что я предприняла какие-то усилия навести там порядок.

— Она въехала туда в тысяча девятьсот сороковом, — сообщила бабушка. — В ноябре. — Голос ее был на удивление мягким, если учесть, что говорила она о своем заклятом враге. — Перед самым Рождеством. И только много позже мать узнала, что миссис Фриц уехала в Ирландию, оставив ее одну-одинешеньку в этом большом доме.

— Фриц? — Фамилия показалась мне знакомой.

— Мистеру Фрицу принадлежала прачечная, в которой она работала. Во время войны его поместили в лагерь для перемещенных лиц.

— Там есть снимок Фло на фоне прачечной. — В припадке щедрости я спросила: «Хочешь, я отведу тебя туда?» Фло перевернулась бы в могиле, если бы узнала, но бабушка выглядела такой несчастной.

— В прачечную? — Сморщенная челюсть отвисла от удивления. — Да ее снесли сто лет назад, девочка.

— Я имела в виду квартиру Фло. Я сейчас еду туда, там нужно кое-что сделать, — добродетельно сказала я. — Я отвезу тебя домой на автомобиле.

Бабушка категорически покачала головой.

— В Токстет я ни за что не поеду. Там убили человека всего лишь на прошлой неделе, закололи ножом прямо на тротуаре. Теперь даже в центре города небезопасно. У женщины, которая ходит со мной в церковь, сорвали с шеи золотую цепочку, когда она шла по предместью Сент-Джон. С ней едва не случился сердечный приступ. — Она посмотрела на меня испуганными глазами. — Мы живем в ужасном мире, Миллисент.

— Фло прожила в Токстете большую часть своей жизни, и с ней не случилось ничего плохого. — Я вспомнила, как неделю назад мой отец говорил примерно то же самое. — И Бел живет неподалеку. Она часто приходит.

— Бел?

— Подруга Фло.

— Я знаю, кто такая Бел, — горько произнесла бабушка. — Я встречалась с ней один раз, когда она была еще молодой. Она даже не потрудилась сообщить мне о смерти нашей Фло!

— Может быть, она не знала твоего адреса.

— В телефонной книге Ливерпуля не так уж много миссис Колквитт. Кроме того, кое-кто знал, как со мной связаться, не так ли? Вот только они сделали это слишком поздно.

— Извини меня, бабушка, — неловко сказала я. Я поставила на столик чашку с блюдцем; осадок был серым от пепла. — Мне уже пора идти. Не забудь посмотреть фильм.

— Лучше бы ты не приходила, — безжизненным голосом произнесла бабушка. Она выудила из пачки очередную сигарету. — Ты разворошила воспоминания, которые я считала давно забытыми.

— Извини меня, — снова повторила я. А ведь пришла-то я только потому, что мне сказали, будто она хочет меня видеть.

— Я думаю, ты сама найдешь дорогу.

— Конечно. До свиданья, бабушка.

Ответа не последовало. Я закрыла дверь и сбежала по каменной лестнице, стены которой сплошь покрывали небрежно нацарапанные рисунки. Пока я ехала в Токстет, перед моим взором по-прежнему стояла несчастная непреклонная женщина, курящая сигареты одну за одной.

Я припарковалась на площади Уильяма. Пока я шла к квартирке Фло, Чармиан и Бел, должно быть, заметили меня, потому что встретили меня на ступеньках в подвал. Чармиан помахала бутылкой вина, и на душе у меня полегчало.

— Привет! — крикнула я, ускоряя шаг. Я сразу же забыла о бабушке, и у меня возникло странное чувство, будто я и есть Фло, возвращающаяся домой к своим друзьям.

…Похоже, стук в дверь мне не приснился. Рядом со мной лежал Том О'Мара и ничего не слышал. Я почти выпала из кровати, натянула на себя халат Фло и поспешила к двери, прежде чем тот, кто стоял за нею, не разнес ее на куски. В гостиной шум казался еще оглушительнее. В любую минуту могли появиться Чармиан или Герби, чтобы узнать, что случилось.

— Кто там? — сердито заорала я. Должно быть, это какой-нибудь пьяница ошибся адресом. Затуманенным взором я посмотрела на часы — десять минут третьего — и подумала, не следует ли мне разбудить Тома.

Стук прекратился.

— Это Джеймс. Впусти меня.

Джеймс! В одно мгновение сон улетучился, и я прижалась к двери.

— Уходи, Джеймс, пожалуйста.

— Я не собираюсь уходить. — Он снова забарабанил по двери. — Впусти меня!

— Я не желаю тебя видеть, — заорала я, но он почти наверняка не расслышал меня из-за шума. Вдалеке взвыла полицейская сирена. Опасаясь, чтобы кто-то из соседей, разбуженных шумом, не вызвал полицию, я открыла дверь.

— Ты не… — начала я, когда Джеймс, с дикими глазами, распространяя сильный запах перегара, вломился в комнату, — войдешь.

Слишком поздно. Я включила верхний свет. Комната Фло выглядела совсем по-другому, когда каждый уголок заливал яркий свет.

Джеймс стоял посреди комнаты. Я никогда не думала, что он способен на столь сильное проявление гнева. Я сжалась перед ним, дрожа от ужаса, сердце у меня бешено колотилось. Его лицо, шея, кулаки распухли так, будто он готов был взорваться в любую минуту.

— Черт бы тебя побрал, в какие игры ты играешь со мной? — гневно спросил он.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — примирительно ответила я, подавляя собственный гнев, чтобы не провоцировать его еще больше.

Он в ярости уставился на меня, как будто я была самой глупой женщиной на свете.

— Я торчал у твоей квартиры с пяти часов, ожидая тебя, — выпалил он. — Ближе к полуночи я решил пойти сюда, но я не помнил чертов адрес. Я все ездил, ездил вокруг, пока наконец не нашел эту квартиру.

Я не знала, что сказать, поэтому промолчала. Снова подумала о том, чтобы разбудить Тома, и снова сочла это плохой идеей. Я намеревалась разобраться с ситуацией своими силами: с Томом дело могло принять более неприятный оборот. Джеймс начал расхаживать взад и вперед, размахивая руками, лицо его смертельно побледнело.

— На прошлой неделе, после того, как ты меня выгнала, я подумал: дам ей время до воскресенья, и все. Если она не позвонит, все кончено. — Он внезапно остановился, его раскрасневшееся лицо оказалось в нескольких дюймах от моего. — Ты ведь не позвонила, правда? Тебе совершенно наплевать, как я там. — Он мастерски изобразил мою интонацию, что, похоже, входило в привычку у всех мужчин, которых я знала. — «Я принимаю душ и надеюсь, что к тому времени, когда я выйду, тебя уже не будет». И я ушел, как послушный маленький мальчик. А потом ждал, что ты позвонишь мне, но ты явно вознамерилась позволить мне уйти из твоей жизни, как будто меня не существовало.

— Джеймс. — Я взяла его за руки в надежде успокоить. Полицейская сирена взревела еще раз на главной дороге, значит, автомобиль направлялся явно не на площадь Уильяма. — Ты сам не понимаешь, что говоришь. Ты сказал, что все будет кончено, если я не позвоню. Может, это лучше всего?

— Но я люблю тебя! Неужели ты не можешь понять своей глупой головой, как сильно я люблю тебя? — Глаза его сузились. — Знаешь, всю жизнь девушки вешались мне на шею. Но я не поддавался, как они выражались. Но ты, наглая и спесивая маленькая сучка из Киркби, ты — единственная, кого я полюбил и на ком я хочу жениться. Как ты посмела оттолкнуть меня?

Этого не могло быть! На мгновение я закрыла глаза, а потом тихо сказала:

— Я не люблю тебя, Джеймс.

Его голубые глаза засверкали. Он занес надо мною свой огромный кулак, готовый обрушить его на меня.

У меня все поплыло перед глазами. Я снова ощутила себя маленькой девочкой, снова захотела стать невидимой, я ждала, склонив голову, когда на меня обрушится удар. Не было никакого смысла убегать, потому что куда бы я ни пошла, где бы я ни спряталась, мой отец все равно найдет меня, и тогда наказание будет более суровым. Мне захотелось заплакать, потому что такова была моя судьба.

Удара не последовало. Головокружение прошло, мир вокруг снова обрел реальные черты. С тем периодом моей жизни было покончено. Я сделала шаг назад. Джеймс по-прежнему стоял, подняв кулак.

— Господи! Что со мной? — ужаснулся он.

— Какого черта, что здесь происходит? — Из спальни вышел Том О'Мара с голым торсом, застегивая на ходу брюки.

Лицо Джеймса стало пепельно-серым, плечи вдруг поникли.

— Как ты могла, Милли? — прошептал он.

Том не был таким высоким, как Джеймс, не отличался он и крепким телосложением, но прежде, чем я успела сообразить, что происходит, он одной рукой заломил Джеймсу руку за спину, другой схватил его за шиворот и грубо потащил к двери. Несмотря на недавнее поведение Джеймса, меня поразила неприкрытая жестокость этой сцены.

— Не надо, — вскрикнула я.

Дверь с грохотом захлопнулась. Потом я услышала, как Джеймс, спотыкаясь, поднимается по бетонным ступенькам. Я включила лампу, выключила верхний свет, уселась посередине дивана Фло, обхватив себя обеими руками и дрожа.

— В чем дело? — спросил из-за моей спины Том.

— А ты не догадался?

— Разве ты не сказала ему обо мне?

— Речь о тебе и не шла до тех пор, пока ты не появился, — вздохнула я.

Том уселся на диван рядом со мной и поставил стакан шерри на кофейный столик.

— Пей! — скомандовал он. — Это тебе поможет. Фло всегда пила шерри, чтобы успокоить нервы.

Невольно я улыбнулась.

— У меня создается впечатление, что Фло пила шерри по различным поводам.

Он дружески обнял меня. Впервые я не растаяла оттого, что он прикоснулся ко мне.

— Ну, так в чем там дело с этим парнем, которого я выставил? Это тот, с которым ты была на вечеринке?

— Да, но никакого «дела» нет. Он любит меня, а я не люблю его, вот и все. Теперь, когда он увидел тебя, ему станет еще хуже.

Я одним глотком выпила полстакана шерри. Слава Богу, Том оказался здесь. Даже если бы Джеймс успокоился, избавиться от него было бы сложно. Я подумала о том, как он едет домой, пьяный как сапожник. И во всем виновата я. В ту же секунду, когда он впервые заявил, что любит меня, я должна была ему объяснить, что не люблю его. Но ведь дело не в этом! Проблема Джеймса в том, что он избалован и испорчен, слишком привык к тому, что девушки сами бросаются ему на шею, и не может понять, что в этот раз его роковая привлекательность сыграла с ним злую шутку. Я отпила еще шерри, чувствуя тяжелую руку Тома у себя на плече. Надо было позволить ему ударить меня. Я просто стояла и смотрела. Мне и в голову не могло прийти, что Джеймс способен на такое. Он всегда был таким нежным. Я смотрела на лампу, ожидая появления девушки в красной шубке, и ненавидела Джеймса за то, что он принес страх и насилие в то место, которое я полюбила, где всегда чувствовала себя в полной безопасности. Я поклялась больше никогда не видеться с ним.

— Тебе лучше? — спросил Том. — Ты перестала дрожать.

— Намного лучше. — Я потерлась головой о его плечо. — У тебя было счастливое детство?

— Ничего себе вопрос! — Он немного подумал. — Пожалуй, да. Если учесть, что Фло здорово помогла мне.

— Каким был твой отец?

— Мой отец? О, он был добродушным стариканом. Никто с ним толком не считался, он всегда оказывался козлом отпущения — для бабушки, для моей матери и для меня, даже для компании, на которую работал. — Голос его стал жестким. — Вот почему я поклялся, что, когда вырасту, буду сам себе хозяином.

— А где твоя мать?

Он беспечно пожал плечами.

— Понятия не имею. Она сбежала, когда мне было лет пять. Свалила с каким-то парнем.

Я похлопала его по колену.

— Мне очень жаль.

— Не стоит, — равнодушно ответил он. — Насколько я могу судить, хорошо, что она убралась. — Он поцеловал меня в ухо. — А как насчет тебя?

— Что насчет меня?

— Ты была счастлива — как это ты выразилась? — в детстве?

— Иногда мне хочется родиться заново и начать все сначала.

— Ну, это же невозможно. Ты здесь и сейчас, и ничего изменить нельзя.

— Это инициалы твоей жены? — Я провела пальцем по вытатуированному сердцу у него на груди.

— Нет. Клэр все время уговаривает меня вывести татуировку. Это можно сделать лазером.

— У тебя есть дети?

— Две девочки, Эмма и Сюзанна. — Он приподнял брови, и я почувствовала, что в нем нарастает раздражение. — Это что? Допрос третьей степени?

— Я просто хотела узнать о тебе хоть что-нибудь, вот и все.

— Зачем? — холодно поинтересовался он.

С той же холодностью я ответила:

— Мне показалось, что было бы неплохо что-то узнать о человеке, с которым я спала всю неделю. — Я взглянула на него. — Неужели тебе ничего не хочется узнать обо мне?

— Ты классно трахаешься, а остальное меня не волнует.

Я оцепенела, потом отстранилась.

— Тебе обязательно нужно быть таким грубым?

Он притянул меня к себе.

— Чем меньше мы знаем друг о друге, тем лучше, понятно? — напряженно прошептал он. — Я могу быть грубым, но я не дурак. Я всегда серьезно относился к клятве, которую дал при вступлении в брак. Я люблю своих детей и не хочу испортить отношения с Клэр. — Он развернул меня, так что я оказалась лежащей у него на коленях, и развязал пояс моего халата. — Давай оставим все как есть. Если мы узнаем друг друга поближе, это может оказаться опасным.

Прикосновение его рук воспламеняло меня. Я сказала себе, что не собираюсь влюбляться в такого человека. Но он пробудил во мне чувства, которые спали до его появления. Его губы встретились с моими, и мы скатились на пол. Удовольствие, которое мы доставляли друг другу, было болезненно острым, и в какой-то момент, когда я почти потеряла голову от наслаждения и восторга, описать которые невозможно, я могла бы поклясться, что выкрикнула:

— Я люблю тебя!

Хотя, может быть, это был Том?

Ранним утром он перенес меня в спальню. Я делала вид, что сплю, пока он подоткнул вокруг меня одеяло и стал одеваться. И только когда щелкнул замок входной двери, я села на постели.

— Ты когда-нибудь попадала в такую историю, Фло? — спросила я. — Если судить по твоему бюро, то ты вела очень размеренную, порядочную, строгую жизнь.

До начала рабочего дня оставалось еще много времени, но я все равно встала, набрала немного воды в ванну и ополоснулась, чтобы проснуться окончательно. Сделала себе кофе в микроволновой печке и отнесла его в гостиную, где попыталась, впрочем безуспешно, отвлечься. Но стоило мне избавиться от мыслей о Томе О'Мара, как его место занимал Джеймс, за которым следовали мать, Алисон, Деклан, Труди — интересно, о чем это моя сестра не могла поговорить с Колином?

Мои мысли снова вернулись к Тому, когда я заметила, что восходящее солнце светит через окошко в задней стене и стены маленького дворика отливают розовым. Я никогда не вставала так рано, и оказалось, это замечательно.

До сих пор я не выходила во дворик. Я вышла наружу, спрашивая себя, могла ли здесь летним утром сидеть Фло со своей первой чашкой чая, как я у себя на балконе. Черный кот без опаски посмотрел на меня со стены и любезно позволил погладить себя по спинке. Деревянная скамейка покрылась плесенью, краску с нее следовало ободрать, и анютины глазки в цветочных горшках уже засохли. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда над стеной возникла чернокудрая непричесанная голова.

— Привет, — весело улыбнулся Питер Максвелл. — Помните меня? Мы встречались на прошлой неделе на вечеринке у Чармиан.

— Конечно! Вы сказали, что живете по соседству. Что вы здесь делаете в такую рань? — Я видела его только до плеч и, похоже, на нем была тенниска без рукавов.

Он напряг бугры мускулов на руке.

— Я занимаюсь каждое утро. Через минуту я отправляюсь на пробежку. — Он подмигнул. — Можете составить мне компанию, если хотите.

— Вы шутите!

Он положил руки на стену и сочувственно спросил:

— С вами все в порядке?

— Разве я плохо выгляжу?

— Вы выглядите великолепно, я даже без очков вижу. Просто прошлой ночью я слышал в вашей квартире какой-то шум. Я уже собрался спуститься к вам, но все стихло.

— Это был пьяница, — небрежно ответила я. — Я быстро избавилась от него.

— Кстати, я хотел бы извиниться за Шарон.

— Кто такая Шарон?

— Моя подруга — бывшая подруга. Я выдал ей по первое число за то, что она утащила меня, когда я танцевал с вами на вечеринке.

— Я не обратила внимания.

Он выглядел раздосадованным.

— А мне так понравилась наша милая болтовня. И мне показалось, что вам тоже.

— Ну, в общем, да, — призналась я.

— У меня есть лишний билет на школьный концерт в декабре. Я подумал, может быть, вы пойдете со мной?

Я скорчила гримасу.

— Ненавижу школы.

— Я тоже, но все по-другому, когда вы взрослая. Никто не будет проверять вашу грамотность или требовать назвать дату сражения при Ватерлоо. Пойдемте, — принялся он меня уговаривать, — это «Рождественская песнь» Чарльза Диккенса. Я бы очень хотел, чтобы вы ее послушали.

— Почему?

— Потому что вы знали меня как Слабака, а я хочу, чтобы вы увидели во мне Питера Максвелла, магистра наук, учителя экономики, гениального драматурга — это я написал сценарий для «Рождественской песни» и перенес ее действие в наши дни. Знаете, — горячо сказал он, — если вы пойдете на концерт, мы посмотрим пьесу вместе, а потом обсудим ее. Тогда мы сможем доказать друг другу, что мы чего-то добились в жизни.

Я улыбнулась.

— Разве я могу отказаться?

Все еще улыбаясь, я вернулась в комнату. Питеру Максвеллу удалось развеселить меня. Мы оба прошли через мясорубку и умудрились уцелеть. Я начала было закрывать крышку бюро Фло, которое оставалось в неприкосновенности с той ночи, когда появился Том с китайской едой, и остановилась на полпути.

Уцелели? Так ли это на самом деле? До этого момента я никогда не думала, что мне удастся преодолеть и забыть трагедию своего детства. Я думала, что раны, нанесенные мне, Труди и Деклану, не заживут никогда. Но, вероятно, зловещая тень отца отступала в прошлое и, может быть, настанет день, когда она перестанет нависать надо мной. Когда-нибудь мы втроем действительно вздохнем с облегчением и скажем себе, что мы выжили и уцелели.

Я решила больше не забивать себе голову подобными мыслями в такое замечательное утро. Перенесла стул к бюро и вытащила из него толстую пачку писем, перехваченную резинкой. Она почти сгнила, а когда я попыталась ее снять, лопнула.

Площадь Уильяма начала пробуждаться навстречу новому дню: одни машины отъезжали, другие занимали их место; мимо подвального окна кто-то торопливо шагал; дети визжали и вопили по дороге в школу, футбольный мяч перелетел через перила и с громким стуком упал в мусорную корзину. Но я едва обращала внимание на эти звуки. Письма Фло поглотили меня полностью. И только вложив последнее письмо в конверт, я вспомнила, где нахожусь. Письмо было одним из многих, написанных одним и тем же человеком, Джерардом Дэвисом из Свонси, и в нем он в очередной раз умолял Фло выйти за него замуж. «Я люблю тебя, Фло. И всегда буду любить. Такой, как ты, больше нет».

В других письмах было примерно то же самое. Это были любовные письма от разных мужчин, адресованные Фло, и, судя по тону некоторых из них, отношения между ними были далеко не платонические.

И Бел смела утверждать, что Фло вела жизнь святой!

Я вспомнила таинственные счета из гостиницы на острове Мэн.

— Держу пари, в свое время ты была еще той штучкой, Фло Клэнси, — прошептала я.