В доме Марианны горел свет.
Чон отворил ветхую калитку, прошел по влажной от густого тумана дорожке между старых берез и позвонил.
Марианна открыла ему дверь, кивнула, посторонилась, давая Чону пройти.
— Твой дом меньше, чем Стасин, — сразу определил Чон.
— Мой отец был рангом ниже Стасиного деда, — объяснила Марианна. — Проходи, садись в кресло. Рада, освободи гостю кресло.
Большая черно-рыжая кошка лениво спрыгнула с кресла и улеглась у ног Марианны.
Но Чон уже подошел к стене, увешанной фотографиями и старинными афишами.
— Посмотреть можно? — обернулся он к Марианне.
— Смотри на здоровье.
— Этот бравый военный твой отец?
— Похож? Он самый.
— А дама в мехах — мама?.. А это кто… Знакомое лицо…
— Это Надежда Андреевна Обухова, величайшая певица.
— Знаю, — отозвался Чон. — А это?
— Это современная великая певица, Виктория Николаевна Иванова, божья дудка, сопрано.
— А кто эта великая женщина? — продолжал расспросы Чон.
— Ты не ошибся, это тоже великая женщина. Зара Александровна Долуханова.
— А эта великая женщина?
— Эта — не великая, — ответила Марианна.
— Наконец-то! — обрадовался Чон. — Кто же она?
— Это я в роли Полины.
— Понятно. Эта зловещая физиономия принадлежит Германну?
— Да, это Нэлепп. Горжусь тем, что пела с ним вместе. А это — Ирина Архипова в роли Лизы.
— А это кто?
Марианна мельком взглянула на снимок и замялась. Этой секундной заминки оказалось достаточно для того, чтобы Чон внимательно принялся изучать лицо женщины на снимке.
— Одна знакомая.
— Страдальческое лицо, — определил Чон. — Сквозь такие лица просвечивает судьба. У этой женщины, наверное, была на редкость несчастная судьба?
— Да, сложная… А это Владимир Федосеев дирижирует Шестой симфонией…
Но взгляд Чона приковался к снимку женщины.
— Эта женщина, часом, не родственница Стасе?
Марианна сглотнула и быстро покачала головой.
— Нет? — проговорил Чон. — А что-то общее есть в выражении глаз… и наклоне головы… И взгляд… Стася так иногда смотрит, точно видит что-то жуткое в темноте и не может отвести от этого взгляд.
— Тебя не было три дня, — перевела разговор на другое Марианна. — Стася волновалась.
Чон удивленно обернулся.
— Как? Я же предупредил ее — нам с Пашкой подвернулась халтура в районном клубе, мы бодро собрались и поехали в Калужскую область…
— Наверное, Стася тебя неправильно поняла…
— Да нет же! Я ясно сказал ей… — убежденно проговорил Чон.
— Она часто не слышит то, что не хочет услышать, — согласилась Марианна.
— Это точно. — Чон помолчал. Потом, что-то вспомнив, вытащил из внутреннего кармана плаща пачку денег. — Это тебе. Возьми, Марианна.
— Зачем?
— Ведь ты ведешь хозяйство. А Стеф последнее время жил на широкую ногу. Думаю, вы сидите на мели.
— Да, Стефан как-то сошел с рельсов, — промолвила Марианна. — Ты не в курсе, что с ним случилось?
— Догадываюсь, но пусть он сам расскажет… Почему ты не берешь деньги?
— Не знаю, могу ли взять их у тебя.
— Проконсультируйся со своими кошками. — Чон поднял с пола Раду. — Сколько нахлебниц кормишь. Бери деньги.
Марианна спрятала пачку в ящик стола.
— И еще вот что… В клубе, который мы с Пашкой приводили в божеский вид, денег нет, но нам обещали заплатить натурой. Тебе привезут картошку, капусту, морковь. Подвал имеется?
— У Михальских.
— Сухой?
— Прежде мы все там хранили.
— Отлично, — сказал Чон. — Ну, живность, брысь. Пока, Марианна, пойду к Стасе.
Терра встретила Чона радостным лаем.
Чон отворил Террину калитку, и собака, бросившись к нему, положила лапы ему на плечи.
— Здорово, псина, — поприветствовал собаку Чон. — Ты позволишь пройти через твою комнату?
На пороге зала, освещенного пламенем камина, Чон остановился, прислушиваясь к нежному голосу, льющемуся со старой, хрипящей пластинки.
Тихо, так тихо по глади вечерней,
Тихо качаясь, плывет наш челнок.
О, как на сердце легко и спокойно,
Нет ни волнений, ни бед, ни тревог…
— Кто это так хорошо живет без бед и волнений? — входя в залу, спросил Чон.
Стася сидела в кресле перед камином в длинном льняном платье с ожерельем из крупного, разных оттенков янтаря на груди. Янтарный отблеск огня играл на ее лице. Стол был сервирован на троих; посередине его в чаше, полной расплавленного воска, теплился огарок свечи.
— Ты меня ждала? — снимая плащ и расстилая его у ног Стаси, спросил Чон.
— Нет, не тебя… Я уж думала, ты совсем пропал…
Чон потерся щекой о Стасину щеку и уселся у ее ног, положив голову ей на колени.
— Ты все забыла, дитя. Я предупреждал тебя, что три дня меня не будет. Нам с Пашкой подвернулась работа.
— Ах да! — Стася хлопнула себя по лбу. — Я и забыла, прости. Волновалась, плакала даже, думала, ты меня бросил.
— Неправда. Этого ты не думала. Так для кого накрыт стол, если не для нас троих — Стефа, тебя и меня?
— Стефан сегодня приведет свою возлюбленную, чтобы нас познакомить.
Чон напрягся.
— Вот как? Кого? Кто эта счастливица?
— Толком не знаю. Какая-то артистка.
Чон поднялся на ноги, отошел к дверям террасы.
— Ты недоволен?
— А? — рассеянно спросил Чон. — Нет, как я могу быть недоволен. Просто не ожидал такой прыти от Стефа. У него совсем недавно умер отец, месяца не прошло.
— Ему уже двадцать, — вздохнула Стася. — И он здорово влюблен. Может, эта любовь утешит его…
— Да уж, — проронил Чон. — Утешит… Я, кажется, знаю, о ком идет речь. Я сам повел его в ночной клуб, где она выступает, эта артистка.
— Ты ее знаешь?
— Нет, но Стеф попросил, чтобы ее пригласили за наш столик. Это случилось в один из тех мрачных дней, когда ты уехала в Петрозаводск. Кстати, все не имел возможности спросить, что ты там делала?
— Да так. У меня там знакомые… А тебе понравилась эта девушка?
Чон поцеловал свесившуюся с подлокотника Стасину руку.
— Мне нравишься ты, — сказал он.
— Это очень кстати, — кивнула Стася, — поскольку и ты мне очень симпатичен.
— Рад это слышать. Так когда явится эта парочка?
— Сними пластинку с проигрывателя, — сказала Стася. — Она уже давно закончилась. Только осторожно, она очень старая.
— Перешла тебе по наследству?
— Отец прятал ее у себя в столе, не знаю почему. Ты знаешь эту баркаролу?
— Знаю, конечно, Шуберт… Кстати, стол накрыт рукою художника, — похвалил Чон. — В ход даже пошел кузнецовский сервиз, если меня не обманывают глаза.
— Они говорят тебе правду. Кузнецовский.
— Кто научил тебя так красиво закручивать салфетки?
— О, я многое умею! — оживилась Стася. — Когда у отца бывали гости, еще при жизни мамы, я помогала ей сервировать стол! Я и готовить сносно умею! Правда, Марианна не одобряет моей стряпни. Говорит, не столько вкусно, сколько красиво. Лучше смотреть, чем есть.
— Ты сама такая, — усмехнулся Чон. — Тебе самой интереснее смотреть, чем есть… Не как всем людям. Ты питаешься как будто из чувства долга.
Во дворе ожесточенно залаяла Терра.
— Что это она? — удивилась Стася. — Не узнала шаги Стефа?
— Он ведь не один, — с непонятной интонацией проговорил Чон.
— Ты как будто не рад гостям, — упрекнула его Стася ласковым голосом.
Чон пожал плечами.
— Пойду загоню Терру. Кстати. — Он обернулся в дверях. — Это Обухова пела баркаролу?.. Так я и думал.
Чон видел, как в калитку вошли две окутанные туманом фигуры.
Терра, не умолкая ни на минуту, буквально бросалась на заборчик, отгораживающий главный вход от сада.
— Забавно, — пробормотал Чон. — Терра, домой!
— Это мы, — сказал Стефан.
— Я понял, — пробормотал Чон.
Он притащил упирающуюся собаку за ошейник в комнату и с минуту помедлил, вслушиваясь в оживленные голоса у входа.
— Знакомство состоялось, — объяснил он Терре и вышел в прихожую.
— Просто сказка какая-то, — взахлеб говорила Стефина гостья Стасе. — И это почти в центре Москвы! Тропинки как в лесу. Ветви деревьев усыпаны капельками растаявшего снега точно как в лесу…
— Рада, что вам понравилось, — светским тоном произнесла Стася. — Чон, познакомься: это подруга Стефа, Зара. Ах да, вы знакомы.
— Едва-едва, — молвила девушка, подавая Чону руку. — Зара, очень приятно.
Стефан включил свет.
Чон заметил, что складка прорезала лоб Стаси, когда она при свете посмотрела на Зару. Стася как будто силилась что-то вспомнить. Но видимо, усилия ни к чему не привели.
— Мы прежде не встречались? — спросила она Зару. — Мне как будто знакомо ваше лицо…
Зара окинула ее удивленным взглядом.
— Нет, уверена, нет. У меня хорошая память на лица.
— Моя сестра — художница, — пояснил Стефан. — У нее тоже отличная память на лица. Стася, наверно, заприметила тебя, Зара, на улице, у тебя запоминающееся лицо…
— Да, очень запоминающееся, — машинально пробормотала Стася.
— Вы тоже, кажется, художник? — спросила Зара Чона.
— Кажется, да, — сдержанно ответил Чон.
— Павел — жених моей сестры, — напомнил Заре Стефан.
— Вот как? — Девушка слегка улыбнулась. — Приятно быть невестой? — обратилась она к Стасе. — Ох, простите меня за бестактность. Стефан рассказал мне о вашем несчастии. От всей души сочувствую вам.
Стефан помог девушке снять серебристое кожаное пальто с капюшоном. Зара была в скромном коричневом свитере и коротенькой шотландской юбочке.
— Мы взяли шампанского, — объявил Стефан.
— А я накрыла на стол, — проговорила Стася, все еще роясь в своих воспоминаниях и не находя в них этой девушки. — Прошу, проходите…
— Если можно, мне сперва хотелось бы познакомиться с этим домом…
— Стеф, проведи экскурсию, — предложил Чон. — Стася, а мы тем временем немного поскучаем за пианино…
В музыкальной комнате Стася спросила Чона:
— Знакомая Стефана не понравилась тебе?
Чон пробежал пальцами клавиатуру.
— Немного расстроенна…
— Зара? Чем?
— Нет, клавиатура.
— Она не понравилась тебе, — утвердительным тоном сказала Стася.
— Мне не понравился Стеф, — перебирая пальцами клавиши, объяснил Чон. — Уж очень у него раздуваются ноздри на эту юную особу.
— Он влюблен, — пожала плечами Стася.
— А она?
— Откуда я знаю?
— А что нашептывает сестринская интуиция?
— Мне кажется, он ей симпатичен, — неопределенно выразилась Стася.
— Не более?
— Не знаю. Ты для меня подбираешь баркаролу?
— Нет, для Терры. Псина исключительно музыкальна. Слышишь, подвывает?
— Да, странно. Как в день смерти нашего отца…
На втором этаже над их головами послышались шаги.
— Сейчас твой брат станет читать девушке свой роман, — предположил Чон.
— Он не настолько уверен в себе… А я не уверена, что она по достоинству сможет оценить прозу Стефа, — заявила Стася.
— Вот видишь, это тебе она не понравилась, — уличил Стасю Чон. — Тебе девушка кажется не слишком умной.
Стася положила ему пальцы на губы.
— Не будем обсуждать человека за его спиною… Пойдем, Павел, они спускаются вниз.
— Право, никогда не видела такого чудного дома, — весело объявила Зара за столом.
— Тебе хотелось бы жить в нем? — спросил Стефан.
Чон уронил вилку на пол.
— О, я хотела бы жить везде, буквально везде, — рассмеялась девушка. — Знаете, я ужасная фантазерка. Стоит мне прийти в незнакомый дом, я сразу же начинаю воображать, будто живу в нем… И живу совсем иной жизнью, чем в своем доме…
— Ну, это понятно, — проговорил Чон. — Ведь вы все-таки артистка.
— Не совсем так, я танцовщица, — мягко поправила его Зара.
— Может, потанцуешь для нас? — вдруг вдохновился Стефан. — Стася, она в клубе танцует потрясающий танец на ножах…
— Как это — на ножах?
Стефан рассказал о танце. Стася заинтересованно слушала его, а Чон, склонившись над своей тарелкой, ел жаркое.
— Ну, мы со Стефом не годимся на роль этих страшных мужчин с ножами, — заметил он.
— Я могу сымпровизировать, — предложила Зара. — Хотите, я исполню для вас танец на лунном луче?..
— Как красиво! — восхитилась Стася. — Но где мы возьмем луч?
Зара выскользнула из-за стола и, щелкнув в прихожей включателем, оставила дверь залы слегка приоткрытой, чтобы на полу была полоска света.
— Это будет моей сценой, — пояснила она, указывая на полоску света. — С нее я не сойду.
— Но вам, наверное, надо как-то переодеться?
— Если позволите… — Зара взяла в руки старый плед, брошенный на спинку кресла, и завернулась в него. — Вот я и одета.
— А музыка?
— Я готов аккомпанировать, — приподнимаясь из-за стола, сказал Чон.
— Но ты тогда не увидишь танца, — сказал Стефан.
— Вы мне расскажете, как оно было… Какой вам нужен ритм, Зара?
— Ритм лунного луча, — улыбнулась девушка.
— Понятно, вальс, — кивнул Чон и вышел, оставив щель в двери.
Через минуту послышались звуки «Грустного вальса» Яна Сибелиуса.
Девушка, застыв, как статуэтка, на полоске света, несколько тактов как бы размышляла… И вот решительно сбросила плед на пол.
Ожили пальцы ее рук, потом — руки, пришло в движение все ее гибкое тело — ноги оторвались от пола, и она полетела вдоль по «лунному лучу».
Каждая ее поза выражала какое-то новое чувство, сообразно с изгибом мелодии — тревогу, истому, печаль, смирение. Она вдруг начинала быстро перебирать ногами, а руками точно отталкивала от себя что-то страшное, что видела перед собой… Потом упала на одно колено и перегнулась назад, так что голова ее коснулась пола. Перекувырнувшись, села на шпагат, обхватив свое тело руками… Вскочила, закружилась на одном месте, как безумная Жизель, — и стала постепенно затихать, опускаться на пол… Музыка закончилась. Стася и Стефан принялись хлопать изо всех сил. В дверном проеме возник Чон.
— Что, понравилось? — небрежно осведомился он.
— Потрясающе! — в один голос воскликнули Стася и Стефан.
— Ну что ж, продолжим наш ужин, — холодно произнес Чон.
— Как жаль, что ты не видел танца Зары, — сказала ему Стася.
Чон вдруг поднял руку, как бы призывая всех к тишине.
— Слышите?
Все замерли, прислушиваясь.
— Нет, ничего не слышно, — произнесла Зара.
— Ничего, — подтвердила Стася.
Терра уже не подавала голоса, было тихо.
Чон, обхватив голову руками и зажмурив глаза, проговорил:
— Бьюсь об заклад, что я не ошибаюсь…
— Да в чем дело, Павел? — думая, что Чон их разыгрывает, рассерженно проговорил Стефан.
— Что-то случилось там, за окнами, — таинственно проговорил Чон. — В природе сделалось на несколько децибеллов тише… У меня абсолютный слух, я слышу это… И знаете, что это может значить?
— Что же? — подала голос Зара.
— Что над городом идет снег, — подходя к террасе и раздвигая шторы, промолвил Чон.
Снег падал, падал, падал на землю, небеса сучили свою неистощимую белую нить, деревья стояли в снегу как в цвету… Это был первый снегопад уже давно наступившей зимы.