Танец семи покрывал

Глава 43 Куст сирени

Наступил сентябрь. Заре показалось, что Чон немного ожил. Он стал понемногу кулинарничать, варил Терре похлебку, играл с ней в саду, собирал упавшие яблоки, прибрался в доме, вымыл окна… Словом, избавил Зару от тяготивших ее хозяйственных забот. Наконец она отважилась подступиться к нему с серьезным разговором.

— Давай рассуждать логически. Твоя жена умерла, ее уже не вернешь. Тебе надо потихоньку возвращаться к жизни, заниматься делом. Съезди для начала в салон за красками…

— Умерла, говоришь? — неуверенно промолвил Чон. — Но кто тогда записал баркаролу со старой пластинки на мою магнитофонную ленту?

— Опять о пластинке! — взвилась Зара. — Да Стефан, кому же еще! Он, конечно, не признался, но что из этого? Ясно, что он страдает, хоть и вида не подает. Хотел напомнить тебе о сестре.

— Стеф говорил…

— Мало ли что он говорил! Конечно это сделал он, больше некому…

Павел неуверенно покачал головой.

— Послушай, вот ты была на похоронах… Ты уверена, что вы похоронили Стасю, а не какую-то другую утопленницу?

Зара возмущенно всплеснула руками:

— Да ты сам видел ее мертвое тело! Своими собственными глазами! Что уж говорить обо мне!

— Знаешь, у меня тогда все как-то плыло перед глазами. Ее русые волосы… Одежда ее…

— Она умерла, Чон, и давай отнесемся к этому как к свершившемуся факту. Ну чем еще я могу доказать тебе, что ее нет в живых?

— Может, ты съездишь со мною на ее могилу? — предложил Чон. — Я так и не побывал на ее могиле.

— Думаешь, я помню, где могила? Конечно, я там была два раза, один раз со Стефаном… Н-да. Стеф с тобой не поедет. Хочешь, я договорюсь с Родионом? Позвоню ему и попрошу, чтобы он показал тебе Стасину могилу. Заодно поговори с ним о ее картинах — почему он их забрал к себе. Ты был ее мужем. Пусть вернет обратно.

— Да, пожалуй, мне ее работ как-то не хватает. Позвони.

Родион не выказал никакого удивления, когда Зара попросила его сводить Чона на Стасину могилу.

— Это правильно, — сказал он. — Пусть побывает на кладбище. Если только он в состоянии самостоятельно передвигаться…

— В состоянии, — заверила его Зара. — Он вовсе не так плох, как прежде.

— Рад за него. Передай Павлу, завтра встречаемся в метро «Тульская», внизу, в зале, где поезда, в четыре часа дня. Удобно ему?..

Зара заверила Родю, что Чону это удобно, и, довольная мирным голосом Родиона, — ей казалось, что он терпеть ее не может, — передала их разговор Чону.

— Видишь, человек с готовностью вызвался проводить тебя… А тебе мерещится, что все тебя ненавидят. Нет, это не так!

На другой день Зара снаряжала Чона на кладбище. Ей хотелось, чтобы он выглядел как можно лучше. Она выгладила его лучшую рубашку, вычистила темно-серый костюм, купила десять белых роз. Чон послушно переоделся. Зара прошлась расческой по его густым поседевшим волосам и вручила ему букет.

— Ну, ступай. Надеюсь, на ее могиле все твои страхи рассеются. Ты попросишь у нее прощения и простишься с нею. — С этим напутствием Зара отпустила Чона.

Родя, как договорились, поджидал Павла в зале метро, прохаживаясь взад-вперед с четырьмя белыми розами. Правда, Чон не был уверен, что его и Родины розы — белые. Но главное, что Родион, который избегал его со дня гибели Стаси, был здесь.

— Здравствуй, брат, — настороженно глядя на него, произнес Чон.

— Здравствуй, брат, — отозвался Родя. — Ну и изменился же ты…

— Горе кого хочешь изменит, — успокоенный тем, что Родион назвал его братом, сказал Чон.

— Это верно. Ну, вперед…

Они вышли из метро. Павел спросил Родю о Стасиных картинах.

— Я забрал их потому, что боялся, как бы Стеф не стал распродавать ее вещи, — объяснил Родион. — Предлагал ему денег на первое время, пока ты не войдешь в норму, но он отказался. Тогда я и увез картины от греха подальше.

— Думаешь, я войду в норму? — с надеждой спросил Чон.

— Почему нет, брат? Все проходит, и счастье, и горе, только ненависть, говорят, вечно живет в человеческом сердце, но нам с тобой, брат, вроде некого ненавидеть, — вдруг осклабился Родион.

Чон не заметил его странной гримасы.

— Кроме самих себя, — сказал он.

Они вошли на кладбище. Родион хорошо помнил дорогу. Он запомнил ее еще с того времени, как одна добрая женщина им с Сашей Руденко устроила экскурсию по могилам преподобных и блаженных. Пока они шли к участку Михальских, Родя пересказал Чону историю блаженной Наталии, которая выучила на память всю Псалтырь. Чон слушал с интересом. Подошли к чугунной ограде.

— Здесь, — сказал Родион, открывая калитку.

Могила Стаси оказалась просто маленьким холмиком, поросшим каким-то декоративным вьющимся растением с мелкими цветами, с большим дубовым крестом в изножье, на котором было вырезано: «Р.Б. Анастасия».

— Значит, в крещении ее именовали Анастасией, — пробормотал Чон. — Я угадал. Знаешь, брат, я попросил одного человека молиться за нее… Скажи, за самоубийц можно молиться?

— Кто тебе сказал, что Стася — самоубийца? — возразил Родион. — Это был несчастный случай, запомни.

— Конечно. Листья-то как нападали, как будто уже настоящая осень…

— А тут под скамеечкой веник. В два счета все разметем…

Родя извлек из полиэтиленового пакета веник и принялся сметать палую листву. Чон прижался лицом к кресту. Он и в самом деле ощутил в душе что-то вроде умиротворения. Но листья деревьев казались ему черными, а небо — белым, бумажным… И розы, положенные им и Родей на Стасин холмик, были припорошены пеплом… «Нет, это не психическое, — с надеждой подумал Павел. — Что-то случилось с глазами на почве нервного потрясения. Надо сходить к окулисту».

Чон пытался припомнить слова молитвы, которую читал в храме тот хромой, но в памяти осталось только «в месте светлом, в месте злачном, в месте покойном»…

— Ты какую-нибудь молитву знаешь? — обратился он к Роде.

— Только «Отче наш». Прочитать?

Чон кивнул. Родя начал читать молитву. Дочитал до конца, сказал «Аминь» и посмотрел на Чона.

Тот стоял в какой-то странной застывшей позе, вытянув шею и вперив куда-то полубезумный взор. На лице его был написан ужас.

— Что с тобой? — спросил Родион.

— Т-там… — пролепетал Чон.

Родя проследил за его взглядом.

— Там ничего нет.

— Нет?

— Нет. Просто куст сирени.

— Возле куста, — прошептал Чон. — Неужели ты не видишь?

Родион снова посмотрел в сторону, куда указывал взгляд Чона.

— Там просто куст сирени, ничего больше.

— Там Стася стоит. Возле куста.

Родя снова глянул в сторону куста.

— У тебя галлюцинация. Там никого нет. Абсолютно никого.

Чон зажмурился и провел ладонью по лицу. Когда он открыл глаза, возле куста и в самом деле никого не было. Только какая-то фигура в сером, скользнув как тень между деревьями, быстро уходила в глубь кладбища.

Родя подтащил побелевшего как снег Чона к скамейке: казалось, что тот сейчас потеряет сознание. Чон сжал голову руками, потом снова бросил испуганный взгляд на черный куст сирени.

— Ты правда никого не видел? — отдышавшись, спросил он Родю.

— Конечно правда. У тебя галлюцинации, — настойчиво повторял Родя.

— Но я ясно видел ее возле того куста…

— Ты не мог ее видеть. Она лежит здесь, в могиле.

Чон перевел взгляд на черное вьющееся растение, затянувшее своими листками и цветами холмик.

— Здесь, говоришь, в могиле… Нет. — Он приложил руку к сердцу, потом к глазам. — Она здесь и здесь.