Тарантелла, или Танцы с пауками

Глава 8 ЛЮБОВЬ В САМОМ НАТУРАЛЬНОМ ЕЕ ВИДЕ

Люсю она застала плачущей на кухне.

— Не обращай внимания, — сказал как бы между прочим Валентин, помогая Наталии раздеться. — Она думает, что тебя занесло снегом… Впечатлительная девушка.

Он не мог рассказать ей о том долгом разговоре, который произошел между ними и во время которого Валентину пришлось объяснить Люсе некоторые простые, на его взгляд, вещи. Она призналась ему в любви и в истеричной форме попросила его принять эту самую любовь в самом натуральном ее виде. Люся, совершенно потеряв голову, даже разделась перед Валентином, предлагая себя. И когда поняла, что все ее нравственные усилия потрачены напрасно, принялась взахлеб еще более истерично обвинять Наталию в нелюбви к любящим ее людям. Она кричала что-то о Логинове, с которым Наталия живет, но груз проблем по хозяйству сваливает на домработницу Соню, о самом Валентине, который выполняет унизительную для мужчины роль верного пса… Ее было трудно остановить. Она успокоилась только в его объятиях, которые сначала приняла за настоящие, но потом, понимая, что ее просто жалеют и гладят по голове, как по шерстке котенка, снова взбунтовалась… Она не могла понять, как можно любить такую непредсказуемую и ускользающую женщину, как Наталия, довольствуясь самыми что ни на есть крохами, в то время как рядом находится существо на порядок надежнее и преданнее…

Валентин, которого Наталия представляла Люсе поначалу как молчуна, на деле оказался вполне нормальным и даже разговорчивым человеком. Особенно когда речь шла о самой Наталии. О ней Валентин мог говорить часами, доставляя Люсе нестерпимую боль. Он восхищался ею, в то время как Люся испытывала жгучую досаду от мысли, что никто и никогда не скажет таких слов о ней…

Поэтому, когда стемнело, а Наталия еще не пришла, она призналась себе в том, что даже немного рада этому обстоятельству. Но это чувство было кратковременным, и уже через час оно сменилось самой настоящей паникой при мысли, что Наталия могла замерзнуть или даже погибнуть.

Никогда в жизни Люсе не приходилось еще испытывать такие сильные эмоции: ее бросало то в жар, то в холод. Она совершенно запуталась в собственных мыслях и чувствах. И все потому, что рядом находился мужчина, который внушил ей страсть. И даже не внушил, а разбудил то женское, что было заложено в ней с рождения. Тело ее горело, губы запеклись, глаза щипало…

Приход Наталии протрезвил ее. Дурман, в котором она находилась все те долгие часы, пока ее не было, постепенно рассеивался. Она вполне искренне обняла вошедшую Наталию и принялась, как сомнамбула, накрывать на стол.

После ужина, во время которого Наталия довольно скупо рассказала о своих визитах к Ошерову и Ванееву, Люся, проводив глазами подругу, направляющуюся в ванную, посмотрела на Валентина, убирающего со стола посуду, и попросила его позволения остаться в этом доме на ночь. Она мотивировала это тем, что не доберется по такому снегу до своей квартиры.

— Конечно, зачем ты спрашиваешь? — удивился Валентин. Он выглядел радостным и возбужденным. Он был счастлив тем, что Наталия вернулась. — Это же твой дом… А комнат здесь предостаточно.

Люся долго не могла уснуть, все прислушиваясь к звукам, доносящимся из спальни, где уединились Наталия с Валентином. Они долго говорили приглушенными голосами, а потом затихли. Люся ждала каких-то характерных звуков, которые свидетельствовали бы об определенных отношениях этой пары, но так и не дождалась. Как бы ей ни хотелось приобщиться к этой взрослой, наполненной страстями жизни, ей не удалось приблизиться к ней ни на шаг. Инфантильность ее души и тела давила тяжким грузом…

Она лежала, раскинувшись на диване в большой комнате, мучимая бессонницей и непонятной истомой, прислушиваясь к завыванью ветра за окнами, пока не услышала довольно громкое и недовольное «Нет!» Затем какое-то возмущенное бормотание и женский смех.

А спустя час или два — Люся уже точно не помнила, потому что устала от самой себя, — она вдруг ощутила рядом чье-то дыхание…

Открыв глаза, она увидела склоненного над нею мужчину. Он о чем-то спросил ее, но она ничего не поняла. Или не хотела понять. Через мгновение он уже покрывал поцелуями ее измученное и истерзанное желанием тело, бесстыдно раздвигал ее бедра и производил над ней нечто непонятное и невозможное, но до крика, застрявшего в горле, прекрасное и острое… Он бился над ней до самого утра, сильными руками управляя ее телом, ломая его и складывая, расправляя и вытягивая, пока она не почувствовала судорожную истому, охватившую всю ее целиком, но бравшую свое начало где-то внизу живота.

«Спокойной ночи, — услышала она сквозь охвативший ее целительный сон, — спокойной ночи…»

Наталия ничего не заметила. Она проснулась в объятиях Валентина, и его блаженную улыбку записала на свой счет. Разве могло ей прийти в голову, что, после того как она ему отказала глубокой ночью, он, подождав, пока она уснет, уступит Люсе и превратит ее наконец в женщину.

Выскользнув из теплой постели, она подбежала к тихо звонившему телефону и прижала трубку к уху, словно боясь, что ее могут подслушать.

Конечно же, это был Ванеев.

— Нам необходимо встретиться, — умолял он. — Вы извините, если что не так. Понимаете, я не очень-то доверяю милиции… Да и то, согласитесь, я отнесся к вам с большой симпатией, вы, надеюсь, это прочувствовали?

— Конечно. Сергей Николаевич, вы можете прийти хоть сейчас. Я как раз проснулась и сейчас пойду сварю кофе. Вот вместе и попьем.

На кухне она раздвинула занавески и увидела, что снег наконец-то перестал падать. Бледные и скупые солнечные лучи вымазали светлым золотом весь погруженный в оцепенение сад.

«Будет хороший день…»

Она умылась, надела пеструю шерстяную вязаную юбку до пола, огромный черный свитер, провела несколько раз щеткой по волосам, слегка подкрасила оранжевой помадой губы, припудрила нос и пошла встречать Ванеева, которого заметила из окна.

— Доброе утро, — сказал он, отряхивая веником от снега валенки. «Нет, не похож он на вдовца. Разве что на вдовца с двадцатилетним стажем…» — Чувствую запах кофе… — «Уж не он ли грохнул свою жену? Жизнелюб несчастный!» — Вы прекрасно выглядите.

Она провела его на кухню и сказала, что все еще спят.

— Как, разве кроме Людмилы здесь кто-то еще?

— Да. Мой любовник. Вас устроит такой ответ?

— Вполне, — улыбнулся он. Наталия позавидовала его выдержке и способности регенерироваться. — Я бы удивился, если бы узнал, что вы приехали сюда одна…

— А по-моему, вы лукавите. Вы только что удивились, когда узнали, что здесь кроме Людмилы есть кто-то еще. Но не будем об этом… Я вас слушаю. Вот, кстати, сыр и сардины. Завтракайте. Я с вами ужинала, а вы со мной позавтракайте.

— Спасибо. Не скрою, то, что мне о вас рассказал этой ночью Сан Саныч, потрясло меня.

Кто бы мог подумать… Знаете, я не верю в потусторонние силы и уж тем более экстрасенсам. Но у вас, как я понимаю…

— Если вы расположены разводить тут демагогию, то предупреждаю сразу: мне это не надо. Я рискую, конечно, показаться вам грубой, но не люблю, когда люди понапрасну тратят время. Скажите, согласны ли вы, чтобы я занялась поисками убийцы Ларисы, или нет? Если да, то обсудим детали и я начну действовать. Хотя, по правде говоря, я действую уже с того самого дня, как только приехала в вашу страшную Вязовку. Не деревня, а декорации к фильму ужасов…

У Ванеева поднялись брови: он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Но раз эта девушка работала на самого Бедрицкого, то, наверное, имеет право на такое поведение.

Кроме того, он понимал, что перед ним находится, что называется, «темная лошадка», и портить с ней отношения, когда у самого рыльце в пуху, не стоит. Директор птицефабрики — мишень для обывателей и прокуратуры. А про прокуратуру он вспомнил тоже не случайно: Сан Саныч предупредил его, что мужчина, с которым она живет, то есть состоит в гражданском браке, сам Логинов — прокурор города. Но то, что не он приехал с ней в Вязовку, Ванеев тоже понял. Стало быть, девушка ведет довольно независимый образ жизни. Что ж, тем лучше. С ней будет проще общаться. А ее респектабельный и умный вид почему-то сразу навел на мысль, что этот его визит сюда — не напрасный. И что она непременно поможет ему найти мужчину, с которым перед смертью занималась любовью его жена. То, что ее не изнасиловали, он чувствовал. Но объяснить это не мог.

— Разумеется, ответ будет положительным.

Я принес деньги. — Он протянул приготовленный заранее конверт. — Здесь в долларах, как меня и предупредили.

— Хорошо. Но вы понимаете, я надеюсь, что мне понадобится ваша помощь?

— Конечно. Все, что угодно… Кроме снегоочистительной машины…

— Да будет вам, мне она не понадобится.

Расскажите лучше, как обстояли дела в вашей сексуальной жизни с Ларисой. Ведь вы думаете, что я не догадываюсь об истинных мотивах вашего обращения ко мне? Вы хотите знать, с кем изменяла вам ваша жена. Это я поняла еще вчера. Вот от этого и оттолкнемся…

Но ничего существенного, что могло бы пролить свет на сферу интимных отношений супругов, Ванеев не сказал. Так, общие фразы, которые можно интерпретировать по-разному. Но одна деталь все же не ускользнула от ее внимания: Лариса в последнее время жаловалась на недомогания и отказывала Ванееву в близости. Он-то, конечно, считает это просто отговоркой. А что, если она действительно была нездорова? Наталия спросила об этом Сергея Николаевича.

— Да нет же, — сморщился он, словно услышал полную чушь. — Она была более чем здорова… Единственное, чего ей не хватало, так это витаминов. Но я покупал ей их столько, сколько хватило бы на всю Вязовку. Кроме того, ее колол Ошеров… Между нами говоря, он, пожалуй, единственный человек в селе, который регулярно читает не только газеты, но и всю новейшую литературу по медицине, Не каждый городской практикующий врач знает столько, сколько Юрий Григорьевич.

— Вы так нахваливаете его… Я понимаю, конечно, что он ваш друг… А вам не приходила в голову мысль, что у Ошерова с Ларисой… связь?

— Приходила. Но как пришла, так сразу и ушла.

— Почему?

— Потому что я знаю, кто нравится Ошерову. Продавщица из универмага Светлана Князева. Она, правда, замужем, но у них с Ошеровым роман. Это абсолютно точно.

— И что, об этом знает вся деревня?

— Нет. Только я. Потому что я у них — связной. Передаю записки. У нас плохо — встречаться негде. Все друг у друга на виду — Вы хотите сказать, что у них платонический роман?

— Представьте себе, да!

— Не представляю, — покраснела Наталия, вспомнив, как Ошеров приглашал ее «разнообразия ради» лечь на гинекологическое кресло, которое стояло за ширмой… — По-моему, мы отвлеклись. Итак, с Ошеровым все ясно.

Теперь поговорим о вашей жене. Вы лично кого-нибудь подозреваете?

— Нет. У нас нет такого мужчины, который мог бы понравиться Ларе. Здесь же не в каждом доме есть ванна, а для Ларисы чистота была очень важна… Вы меня понимаете…

— Мне нужно время… Я сама приду к вам, когда узнаю что-нибудь новое. А вы, если что, звоните сюда. Мне все передадут.

— Вы хотите сказать, что мне пора? — Ванеев казался таким сконфуженным с недоеденным бутербродом в руке.

— Да. Мне надо все обдумать. Кроме того, сейчас проснется Людмила… Я бы не хотела, чтобы кто-либо из деревни знал о нашем с вами соглашении. Это прежде всего в ваших интересах. Да, кстати, сюда скоро приедут Селезнев и Ведерников, следователи из областной прокуратуры. Вы должны знать, что я работаю с ними. Не скрывайте от них ничего, это хорошие ребята и сделают все, чтобы помочь вам.

— Но ведь вы же сами сказали, что они едут не по мою душу.

— Правильно. Но слишком уж много убийств в вашей деревне, а сколько совпадений… Они наверняка зайдут к вам. Я сама им посоветую.

— Пожалуйста. Я, кстати, принес вам несколько фотографий Ларисы, подумал, что они смогут вам пригодиться…

— Все правильно, оставляйте, — она взяла фотографии. — И еще: принесите мне, пожалуйста, красную юбку и все то, что было надето на Ларе в день убийства, хорошо?

— Хорошо. Сегодня же вечером и занесу.

— У тебя, кажется, давление, — сказала Наталия, встретив Люсю по дороге в кладовку, куда она шла, чтобы проверить запасы еды. — Ты здорова?

— Да, абсолютно, — пробормотала Люся и поспешила скрыться за дверью ванной комнаты. Заперевшись в ней и пустив воду, она повернулась к зеркалу и посмотрела на себя, чтобы найти хотя бы чисто внешние признаки того, что произошло с ней сегодня ночью, а именно: она стала женщиной. И это в двадцать пять лет! Лицо как лицо, плечи как плечи… И только глаза как будто стали больше, возможно, они удивлялись каким-то внутренним переменам, происшедшим в ней несколько часов тому назад. Как жаль, что рядом нет Валентина, что они теперь просто вынуждены будут прятаться и делать вид, что их ничего не связывает. Вспоминая его объятия, она содрогалась только при одной мысли о том, что это может повториться и на следующую ночь… И еще, еще… Хоть бы Вязовку и вовсе завалило снегом… Чтобы их никогда не нашли.

— Люся? Ау! Сколько можно занимать ванную? Завтрак давно на столе, — услышала она спокойный и как будто далекий голос Наталии и усмехнулась. «Завтрак готов… Она еще и завтраком покормит… Райская жизнь, ничего не скажешь…»

Когда она выходила из ванной, то больше всего боялась столкнуться с Валентином. От того, как он посмотрит на нее, зависит, возможно, и вся ее дальнейшая жизнь…

Она распахнула дверь и действительно налетела на Валентина. Он успел подхватить ее и как-то быстро приобнять, чтобы приблизить к себе и спросить шепотом, дыша в самое ее ухо:

«Ты как?» Она почувствовала, как кровь вновь прилила к лицу, и, вздрогнув от той нежности, которую только что ощутила, прикоснувшись к нему, ответила:

— Все хорошо… Доброе утро…

— Мне надо вам кое-что сообщить, — веселым и бодрым голосом заявила Наталия (по ее тону Люся тотчас поняла, что она ни о чем не догадывается). — Дело в том, что у нас кончился хлеб. Все, что мы привозили из города, практически растаяло, как мартовский снег. Я предлагаю отправиться в магазин. Кто со мной?

— Я! — хором ответили Люся и Валентин, которые, испытывая угрызения совести, решили внести свою лепту в решение хозяйственных вопросов.

— Отлично. Тогда одевайтесь и пойдем.

Заперев дом, они выбрались по расчищенной Валентином узкой дорожке за калитку. Здесь уже кипела жизнь. Черные фигурки людей двигались, как в анимационном кино. Смешной и неуклюжий до безобразия трактор пытался расчистить центральную улицу, но почему-то вращался вокруг своей оси. Больше всего черных фигурок было в конце улицы, где, по словам Люси, и находился продуктовый магазин.

— Хлеб привезли…

— Откуда, ведь ничего же не ходит?

— Из пекарни, а она на соседней улице.

Вовремя мы идем.

Они втроем зашли в магазин — новое кирпичное здание с нелепо оформленной витриной (вырезанные из жесткого картона желто-коричневый калач на вышитом рушнике и стилизованная бутылка с молоком) — и увидели небольшую очередь.

— Вон, — успела шепнуть Люся, показывая взглядом на стоящую в самом начале очереди светловолосую, в пуховом, спущенном почти на плечи, платке и в короткой каракулевой шубке женщину, — Надя, та самая, которая нашла Ларису..

Между тем в магазине оживленно обсуждали последние новости. Одна пожилая женщина рассказывала, что якобы в Вязовку приехал участковый Ушаков, который ездил в райцентр за экспертом, но не застал того дома и вернулся с инспектором уголовного розыска районного отделения милиции Самсоновым, чтобы взять Аржанухина.

— Ну и что, взяли?

— А чего его брать-то? Он спал дома, как миленький. Схватили, стали обыск делать и нашли пакет с чем-то, я не знаю… С уликами, вот. Говорят, что у него руки все порезаны и голова разбита. Он с похмелья страшного…

Заперли его на складе в заготконторе и теперь дежурят по очереди.

— Столько снегу выпало, как же они добирались до райцентра и обратно?

— На снегоходе.

— А из города никто не приехал?

— У них же снегоходов-то нет…

Наталия, прислушиваясь к разговору, поняла, что местный участковый и инспектор уголовного розыска районного масштаба дежурят у Аржанухина до приезда Селезнева и Ведерникова и что, когда те приедут, перехватывать их надо будет именно в заготконторе.