Глава 14

Махони устало бежал по холмам Мэрин-каунти. Он двигался легко для такого крупного мужчины, хотя провел так уже три часа. Его спортивную майку пропитал пот, ноги были словно свинцовые. Он сердито подумал, что потерял форму, что был слишком занят, чтобы тренироваться. Нью-йоркский марафон теперь казался предприятием нереальным.

Вздохнув, он перешел на трусцу и, пробежав таким образом десять минут, сбавил темп до шага. Промокнув лоб не слишком чистым большим носовым платком, он наконец позволил себе присесть на удачно подвернувшийся камень, дыша медленно и глубоко. Вдали виднелись гигантские красные деревья леса Муир, на холме внизу пестрели дома. За ними лежал Сосалито, а дальше — широкая бухта, за которой светился оранжевым светом мост Голден Гейт.

Над горизонтом взлетал самолет, оставляя в небе слабый белый след, и Махони подумал о Фил Форстер, летящей в Париж. Он решил, что без нее в Сан-Франциско будет очень одиноко, и задумался над тем, что, черт возьми, означает эта мысль? Он ведь совсем недавно познакомился с ней.

Тот факт, что Фил позвонила ему в полицейский участок прошлым вечером и спросила, свободен ли он и можно ли ей зайти, не означал ничего. Он пообещал присмотреть за ее кошкой, и Фил хотела привезти ее, вот и все. Кроме того, она хотела поговорить насчет Би. Однако, черт возьми, эта женщина ему нравилась. Очень нравилась. Своими состязаниями в остроумии и тщательно скрываемой ранимостью она пробуждала в нем все лучшие и худшие стороны характера. Она считает себя очень крутой, замкнувшись в своем холодном, неподвижном мирке. Махони подавил вздох, вспомнив о прошлом вечере. «Готов биться об заклад, она была бы легкой добычей для какого-нибудь проходимца», — подумал он.

Махони жил в не слишком привлекательном районе, неподалеку от берега, в доме без лифта, с высокими потолками, кирпичными стенами и деревянными полами. Его квартира была на верхнем этаже, и он спустился вниз, чтобы встретить Фил.

— На тот случай, если вам страшно, — пояснил он, насмешливо улыбаясь.

— Я прекрасно могу позаботиться сама о себе, Махони, — холодно парировала Фил.

— Так все говорят, мэм, — ответил он, беря у нее корзинку с кошкой и идя вслед за Фил по лестнице.

— Если я услышу комментарии насчет моего зада, Махони, — сказала она через плечо, — то добьюсь, чтобы вас арестовали за сексуальные домогательства.

— Ну зачем же мне это, док? — грустно спросил он. — Кроме того, мне он кажется просто великолепным.

— Махони! — сверкнув глазами, она повернулась к нему, и оба они расхохотались.

— Вы глупец, — сказала она, входя в его квартиру.

— Ага, — согласился он. — Возможно, вы правы. Он налил ей стакан итальянского красного вина, пока она с интересом осматривала его жилище. Окна были распахнуты навстречу лучам заходящего солнца и океанскому бризу. Из колонок звучала опера Вагнера, а три кота — два сиамских и один откормленный полосатый, похожий на пухлую желтоглазую подушку, — собрались в кухне на столе, враждебно глядя на новенькую, которая все еще сидела в своей корзинке.

Квартира Махони состояла, строго говоря, из одной большой комнаты, разгороженной японскими ширмами обставленной совершенно разностильной мебелью. Здесь было несколько интересных антикварных вещиц и неплохих восточных ковров, явно приобретенных по случаю. Две стены занимали ряды книжных полок.

Фил заметила там научные работы по психологии преступников, переплетенные партитуры большинства известных опер, много поэзии, дюжину кулинарных книг старые номера «Гурмана», подшивки «Любителя кошек» за несколько лет и сотни детективных романов.

— Все для разносторонней личности, — сказала она и засмеялась, глядя на игрушки для кошек, занимавшие целый угол комнаты. Она восхитилась его стереосистемой, лучшей моделью Бэнга и Олафсена, и сказала, что считает интересными картины, большинство которых было просто прислонено к стене.

— Да, это все работы неизвестных молодых художников. Многие из них живут по соседству. Вот все, что я могу себе позволить. Это вовсе не означает, что они плохи, — добавил он. — Они мне нравятся, и каждую из этих картин я выбирал очень тщательно.

Фил провела рукой по скульптурке, вырезанной из дерева. Она была гладкой, с мягкими очертаниями.

— А, деревянные скульптурки, — смутился он. — Признаюсь, что сделал их сам.

— Ваши таланты бесконечны, так ведь, Махони? — спросила она, присаживаясь на табурет в кухне.

— Да, — он отбросил всякую скромность. — Могу это доказать. Кухню, на которую вы смотрите столь практически, я смоделировал и построил сам.

Она посмотрела на стальную ресторанную плиту, разделочные столы, медные сковородки, висящие над ними, и ряды венчиков, лопаток и смертельно выглядящих ножей.

— Какого черта вы стали полицейским, Махони? — спросила Фил. — Вы могли бы быть великолепным поваром. Разводить кошек. Быть скульптором. Поэтом. Профессором. Оперным певцом.

Взглянув на нее, он расхохотался:

— Все что угодно, только не опера! Вы еще не слышали, как я пою! Но вот поваром — может быть. Вот вам рецепт Роджера Верде — фрикассе из цыпленка со свежими травами — и, поверьте, этот человек знает, что он делает. Если бы я мог, завтра же поменялся с ним местами. — Он сбросил котов со стола и поставил на него тарелки. — Ресторан Верде как раз там, куда вы направляетесь. На юге Франции. Вы должны побывать там. Попробуете и скажите, как вам моя версия в сравнении с его.

— Может быть…

Она замялась, на минуту ей захотелось, чтобы он отправился с ней.

— Махони, сегодня мне звонила Би. Сказала, что она нашла виллу из своего сна, ту, о которой говорила, когда я ее загипнотизировала.

Он серьезно выслушал рассказ Фил о вилле и о женщине, которая умерла там. Она сказала, что вилла много лет была необитаема и что Би вспомнила певчих птиц, которых там больше не было.

— Как вы объясните это, Махони? — спросила она в конце.

— Логически существуют лишь два пути: либо Би бывала там раньше, либо кто-то рассказал ей об этом месте.

— Рассказчик был невероятно талантлив, если она запомнила все детали, запах мимозы, певчих птиц. — Фил взглянула на Махони. — Я не знаю, что ей сказать, — честно призналась она. — А бедная Би рассчитывает на мою помощь.

Махони сочувственно пожал плечами:

— Вы можете сделать лишь то, что можете.

— Черт возьми, ваши банальности не помогут ей вернуть память, — сердито огрызнулась она. Затем, извиняясь, взглянула на него: — Извините, я просто подумала, что, если вы найдете, кто на нее напал, мы узнаем, кто она.

— Курица или яйцо, — тихо произнес он. Встав, он сменил пластинку, налил еще вина, затем сказал: — Национальный Центр Анализа Преступлений и отделение поведенческого анализа ФБР составили психологический портрет убийцы Би. Я имею в виду предполагаемого убийцы. У них не было никаких доказательств, кроме метода преступления. Отсутствие использованного оружия указывает на то, что он — человек, предпочитающий, как говорится, не пачкать рук. Это должно было выглядеть как несчастный случай, не ради нее, а ради него. Значит, его волнует, что о нем думают в обществе, он заботится о своем имидже. Может, он очень известен. «Убийца в белом воротничке». Они считают, что ему около сорока или тридцать с чем-то, преуспевающий, привлекательный и обаятельный тип. Знающие его люди, вероятно, считают его милым, порядочным парнем.

— Но почему он хотел ее убить? Махони пожал плечами:

— Я лично считаю, что она представляла собой угрозу для него. Он не мог оставить ее в живых.

— Би представляла собой угрозу?

— Она знает о нем что-то такое, что угрожает его существованию. Он не может позволить, чтобы об этом стало известно кому-нибудь еще.

— Значит, вы не думаете, что это была стихийная попытка убийства и кто угодно мог оказаться на месте Би?

— Нет. Я так не думаю. Мне кажется, этот человек прекрасно знал, что делает. Вы не задумывались о следах укуса на ее правой руке? Как насчет такого сценария: Би встречает этого человека. Его собака выдрессирована, чтобы убивать. Он дает ей команду. Собака бросается на горло Би и убивает ее. Он, пристрелив собаку, объясняет, что она взбесилась. Он ужасно сожалеет о случившемся. — Глаза Махони неожиданно застыли. — Убийство посредством собаки. Это было бы первым преступлением такого рода. Ни оружия, ни грязи, правда, док? И ничего нельзя доказать.

Фил уставилась на него:

— Вы описываете социопата. Он обдумывает свои действия. Не чувствует угрызений совести. Ему все это кажется простым и логичным. Чем-то таким, что необходимо было сделать. Но зачем?

— Как раз этого-то мы до сих пор не знаем, док. Этого — и того, кем на самом деле является Би.

Позже Махони вез Фил домой. Она молча сидела рядом с ним, даже не отпуская шуточек насчет его «мустанга». Он знал, что она обдумывает все, что он сказал, и, когда они были возле ее дома, сочувственно посмотрел на нее. Затем, наклонившись к ней, взял ее за подбородок и чуть приподнял:

— Ну и ну, — пожурил он, — вы совсем не похожи на женщину, отправляющуюся в Париж, самый роскошный город Европы и столицу кулинаров мира. Забудьте, что я вам наговорил. Хорошенько повеселитесь. Передайте от меня привет Би. Скажите, что я занимаюсь ее делом. Я не сдамся.

Склонившись к нему. Фил легонько поцеловала его в губы.

— Спасибо, Махони, — открыв дверь, она соскользнула с сиденья. — Я буду думать о вас в Париже.

— Давайте, док, — он улыбнулся. — И не забудьте: Верде. «Мулин де Мужин». Думайте обо мне, когда будете есть этого цыпленка.

— Постараюсь, — она насмешливо улыбнулась.


Прошлой ночью Махони не ложился и мерил шагами квартиру, пока не настало время отправляться на ночное дежурство, думая, что же, черт возьми, ему предпринять в связи с делом Би Френч. Никаких доказательств, разумеется, нет. Даже ее одежда, проверенная в ФБР лазером на предмет отпечатков пальцев, ничего не дала. На ней не было никаких волокон, волосков или частиц идентифицируемых материалов, которые могли бы послужить ключом к разгадке.

Махони подумал, что потенциальный убийца Би Френч ускользнул от него. Единственный шанс схватить его представится тогда, когда он совершит очередное покушение.

Загрузка...