Глава двадцать два

Заводы и плавильни Копы выплевывали черный дым в ярко-синее небо.

Я поднимался по холму, и спину жарило солнце. Я тысячу раз ходил тут, но сейчас все казалось иным. Словно я чужак здесь. Ноги помнили дорогу, но глаза будто видели все это впервые.

Сапоги облепила красная пыль. Было гораздо жарче, чем мне запомнилось. От пота футболка липла к спине.

А потом мы оказались у моего дома. Стены из фиброволокна, просевшая крыша и крохотный садик, где много лет не росло ничего, кроме сорняков. Потрескавшаяся цементная дорожка была засыпана мусором, и мне вдруг стало стыдно. Какая дыра.

— Это твой дом? — спросил Кэм, положив руку мне на плечо.

Я поборол желание стряхнуть ее. Мне не нужно его… сочувствие? Я не хотел, чтобы Кэм смотрел на меня сверху вниз. Не хотел, чтобы он жалел меня. И не хотел, чтобы половина жителей Копы догадались, что я педик.

Все казалось гораздо проще, когда Кэм был у меня в голове: слушал, понимал и никогда не осуждал.

А еще мне определенно нужно поработать над терминологией, как я и собирался.

— Ага. — Я сел на корточки прямо в пыли, частично — чтобы рассмотреть дом, а частично — чтобы между мной и Кэмом оказалось расстояние побольше. Когда я был здесь в последний раз, у меня была девушка. А это уже показатель.

Черт. Понятия не имею чего.

Хотя тогда у меня еще и отец был.

В фиброволокне наверняка дыры, а в кровле больше ржавчины, чем металла, но это все еще дом. Отец упорно работал, чтобы у нас была крыша над головой. У многих не было и этого.

От стены дома тянулась бельевая веревка, завешанная чужой одеждой. В Копе дома недолго простаивали пустыми.

Я выпрямился.

— Дом Дэниз с другой стороны холма.

Кэм кивнул.

Может, он и был самым известным человеком на планете, но с длинными растрепанными волосами и в гражданской одежде никто ни разу не признал в нем парня с агитплакатов или из телевизора. На меня глазели куда больше. Меня тут знали.

Вдалеке закричали попугаи, и меня вдруг охватила паника. Именно так выглядела Копа, созданная капсулой Безликих. Такая живая, такая настоящая. Что если я все еще в гребаной капсуле? Что если Кай-Рен никогда меня не отпускал?

Может, Кэма больше и нет в моей голове, но вряд ли мои мысли так уж сложно прочитать. Он заметил выражение моего лица и улыбнулся.

— Дежа вю, да?

— Не надо тыкать всем в нос своим образованием, ЭлТи, — хмыкнул я. — Рискуешь, что кто-нибудь проломит тебе башку.

— Не называй меня ЭлТи, — отозвался Кэм. — Мы в отпуске.

Ага, в отпуске, потому что иначе формулировка звучала бы как «в самовольной отлучке». Когда меня в первый раз выпустили из временного штаба после «возвращения на родину», все пришли к выводу, что я страдаю ПТСР. Во второй, третий и четвертый меня определили в военную тюрьму. Тюрьма во временном штабе оказалось в тысячу раз лучше изолятора на Третьем, так что проблемы мои были куда меньше, чем я ожидал. Иметь в кармане справку о психической невменяемости оказалось очень полезно.

А еще, когда ты один из двух человек во вселенной, которые видели Безликих во плоти и выжили, это наделяет немалой свободой. Никаких официальных обвинений мне так и не предъявили, и никто так и не приказал Кэму подстричься.

— Ты похож на какого-то уголовника, — заявил он мне, придя навестить в тюрьме.

— А ты на гребаного хиппи.

— Тебе нравятся мои волосы, — напомнил он. — Так что привыкай.

Я прислонился к решетке.

— А тебе нравится, как я себя веду. Так что тоже привыкай.

То бишь мы вроде как друг друга стоим.

Высшие чины наконец пришли к выводу, что гораздо проще будет просто отправить меня обратно в Копу. А Кэма послали проследить, чтобы я вернулся. Меня это до смеху развеселило. Я не хотел оставаться в Копе. Да кто в здравом уме захочет здесь остаться? Они, наверное, правда считают таких, как я, совсем тупыми.

Свое мнение о нас с Кэмом, никто, само собой, не высказал. Хотя все всё знали. Черт, да мы же жили в одной комнате. Раздельные койки — не идеал, конечно, но, видимо, на большее высокое начальство не решилось. Я даже не знал, что раздражало их сильнее: его волосы и мои манеры, то, что он офицер, а я простой призывник, или что благодаря Безликим мы побывали друг у друга в голове. И в других местах.

Я ухмыльнулся и засунул руки в карманы.

Кэм перехватил мой взгляд и улыбнулся. Ему не нужно было забираться ко мне в голову, чтобы понять, что мысли там сейчас грязные.

— Пойдем, — сказал я, и мы пошли дальше вверх по холму.

В воздухе пахло солью, дымом и красной пылью. День выдался влажный. Мы шли, поднимая клубы этой пыли.

Кэм в Копе на все смотрел, широко распахнув глаза. Может, дело было в босых детях, или дырявых стенах, или в разбитых бутылках на улицах. Может, он просто наконец осознал, что я такое: неграмотный дикарь. Я видел снимки: дом, который я ему только что показал, не имел ничего общего с тем, в котором он вырос, впрочем как и с теми шестью или семью, что мы смотрели в сети.

«Если взять с четырьмя спальнями, одна останется свободной, но мне больше хотелось бы три спальни с гостиной. А тебе?»

Мне тогда показалось, что он говорит на другом языке.

Я волновался, что у нас нет ничего общего, что Копа несомненно ему это покажет.

Мы добрались до вершины холма. В жухлой траве у дороги играла толпа детишек.

— Боже! — воскликнул Кэм с чем-то похожим на восторг в голосе. — Это она. Люси.

Сердце пропустило удар, и я увидел ее: худенькую девчушку в полинявшем зеленом платье и босиком. Ее волосы были заплетены в косичку ленточкой.

— Это она, — повторил Кэм.

А потом я понял, что ошибся, что Копа стала частью его воспоминаний, как была частью моих. Что каждый бредовый трахнутый на голову кусочек моей жизни, когда-либо застревавший в памяти, в подсознании, во сне, был теперь и частью его жизни. Он подарил мне мокрые сны о Крисе и кошмары о Безликих. А я дал ему Люси.

Так что, может, все еще обойдется. Может, хотя бы раз все не покатится к чертям.

Люси медленно, пожевывая губу, подошла к нам.

Мне хотелось потянуться к ней, схватить и никогда не отпускать, но, твою мать, прошло ведь три года. Почти половина ее жизни. Я превратился в простого незнакомца.

— Привет, — сказал я.

— Привет.

От звука ее голоса после всего этого времени у меня внутри что-то пошло трещинами. Моя злость, наверное. Злость, обернутая в страх. Меня затрясло.

— Ты меня помнишь?

Она робко кивнула, засунула руку в кармашек платья и, вытащив мятый кусок картона, показала мне. Это была фотография. Я, шестнадцатилетний, короткостриженый и с огромными испуганными глазами.

— Ты мой брат, — сказала она. — Брэйди.

— Да. Я Брэйди, а это Кэм.

Люси перевела серьезный взгляд с меня на него.

— Я видела тебя на плакатах, — пробормотала она.

Я вспомнил тот, что висел на складе Защитника, где мы выпивали: «Вступай в ряды героев и спаси Землю!». «Какая чушь», — думал я тогда, но, похоже, они были правы, использовав на плакатах лицо Кэма. Он спас Землю.

— В жизни я красивее, да? — с ухмылкой спросил он.

Улыбка Люси напомнила мне папину.

Я протянул ей руку, и она сжала мои пальцы.

Три года страданий словно улетучились. Стало трудно дышать и невозможно говорить. Ну и хорошо. Мне все равно нечего было сказать.

«Присматривай за сестрой», — не раз повторял отец.

Присмотрел. Присмотрю. Обещаю.

Мои колени ударились о землю. Я обнимал Люси, а она вжималась в мою грудь. Дом. Я дома.

Улыбаясь или плача — не знаю, — я поднял глаза на Кэма.

Я никогда не задумывался о том, что будет после. Мне было не до поиска квартиры, строительства карьеры или обсуждения того, что мы там с Кэмом обсуждали, потому что какая-то часть меня никогда не верила, что это случится. Я не осмеливался мечтать, что придет день, и я вернусь в Копу и смогу обнять свою сестренку. И в кои-то веки не буду бояться, что все покатится в тартарары. В кои-то веки я буду ждать изменений к лучшему, а не к худшему.

С оптимизмом я как-то был не в ладах.

Я встал на ноги, так и не выпустив Люси. Она была тяжелой, но это не имело для меня значения. Я, наверное, больше никогда ее не отпущу. По крайней мере в ближайшее время точно.

— И что теперь? — неровным голосом спросил я Кэма.

Он улыбнулся, словно в точности знал, о чем я. А может, так и есть. Кэм протянул руки и обхватил меня, так что Люси оказалась зажатой между нами, и пофиг, что там подумают люди.

«Да, к черту тебя, Копа. Сначала каминг-аут, а потом я делаю отсюда ноги. И увидимся в аду».

Похоже, моя злость все еще при мне.

Кэм глубоко вздохнул и разжал руки. Его улыбка ослепляла.

— Не знаю, что теперь, Брэйди. Может, выясним вместе?

Я не смог сдержать ответную улыбку.

— Ага, — кивнул я, крепче стискивая Люси. — По-моему, хороший план.

КОНЕЦ
Загрузка...