Темное зеркало

Глава 1

— Нет! Пожалуйста… прошу вас… — судорожно всхлипывая и прерывисто дыша, бормотала юная девушка, умоляюще глядя на своего мучителя. — Прошу вас… не надо…

Она сидела на пушистом персидском ковре, украшавшем середину мраморного пола, обхватив руками голые плечи и пытаясь прикрыть полуобнаженную грудь. Кружевной шелковый бюстгальтер, разорванный спереди, болтался на одной тонкой полоске. Грудь и шея девушки были покрыты свежими, уже проступившими синяками и ссадинами. Одежда валялась под старинным столиком для коктейлей, стоявшем на отполированном до блеска мраморном полу, на широкой софе, обтянутой вощеным ситцем, возле обитых панелями красного дерева стен. Богатая, со вкусом обставленная гостиная, глядя на которую невозможно было даже представить, что в стенах ее только что свершилось насилие… Грубое, отвратительное действо.

В камине уютно потрескивали дрова; отблески пламени и мягкий свет лампы от Тиффани, стоящей на столике, падали на мертвенно-бледное лицо девушки, искаженное страхом и болью. Слезы лились из ее широко раскрытых глаз и, смешиваясь с выступившими на разбитых губах капельками алой крови, образовывали розовые узкие дорожки, скатывающиеся по подбородку на шею и грудь. Девушка подняла голову и, взглянув в лицо возвышавшегося над ней мужчины, вздрогнула всем телом. Молния его брюк была расстегнута, широкая грудь обнажена. Рубашка валялась на софе рядом с разорванной женской блузкой. Мужчина наклонился над сидящей девушкой, протянул руку и дрожащими пальцами коснулся ее плеча. Она резко отшатнулась, хотя его жест выражал неловкость и даже просьбу о прощении.

— Нет! — в отчаянии выкрикнула она. — Нет! — И еще крепче обхватила себя за плечи, сжавшись в комок.

Несколько мгновений мужчина недоуменно смотрел в лицо девушки, затем его блуждающий взор заскользил по комнате, по разбросанной повсюду одежде, столику для коктейлей, зажженному камину… Произошедшее казалось нереальным, диким, фантастическим сном: в этой богато убранной гостиной он стоит без рубашки, в расстегнутых брюках около дрожащей от ужаса юной девушки, моложе его как минимум на двадцать лет? Мужчина тряхнул головой, и по его привлекательному лицу промелькнула тень.

— Тина… Тина… — смущенно пробормотал он. — Мы ведь… ты…

Он снова протянул руку к девушке, но она дернулась всем телом, чтобы избежать его прикосновения.

— Уходите отсюда! Уходите! — крикнула она.

Внезапно в темных глазах мужчины вспыхнула ярость, губы скривились в презрительной усмешке. От недавнего смущения не осталось и следа. Теперь он смотрел на нее по-другому. Она — поверженная, не вызывающая жалости жертва, а он… Он упивался своей силой, властью и безнаказанностью. Схватив ее за узкое запястье, он резко завел ее руку за спину. Девушка вскрикнула от боли, и слезы градом хлынули из глаз.

— Не смей со мной так разговаривать! — злобно прошипел он. — Не смей! Поняла?

Он отпустил ее руку, и девушка, уткнувшись лицом в колени, покорно кивнула.

— И перестань всхлипывать, — раздраженно добавил мужчина. — Не выводи меня из себя, иначе… я сделаю так, что ты зарыдаешь по-настоящему. Будет отчего зарыдать.

Он хмыкнул, отошел от девушки, поднял с пола рубашку, надел и стал неторопливо застегивать пуговицы. Тина приподняла голову и, не отрываясь, наблюдала за ним. Страх и боль исчезли из ее глаз, сменившись гневом. Она вытерла слезы, сжала кулаки и сквозь зубы процедила:

— Мерзавец… Негодяй…

Мужчина обернулся, снова приблизился к ней, опустился на одно колено и с издевкой произнес:

— Тина, ты чем-то недовольна? А по-моему, тебе тоже очень понравилось. Мне показалось, ты даже получила наслаждение. — Он небрежно провел ладонью по ее руке и несильно сжал локоть. — Разве ты не хотела этого? Нет? А для чего ты пригласила меня домой именно в то время, когда твои родители путешествуют по Европе? Зачем?

Тина отдернула руку, оттолкнула мужчину и хрипло проговорила:

— Ведь вы… ты… мой преподаватель.

Губы мужчины растянулись в недоброй усмешке.

— Да, я — твой преподаватель и кое-чему научил тебя, не правда ли?

— Я просила тебя, умоляла не делать этого, а ты… ты… надругался надо мной. Ты меня изнасиловал!

— Эй, полегче, девочка, полегче! Выбирай выражения. — И, помолчав, снова криво усмехнулся. — А все-таки я тебя многому научил.

Он поднялся с колен и шагнул к коктейльному столику, на котором стояла полупустая бутылка шампанского «Дом Периньон» и один хрустальный бокал. Другой, разбитый, валялся на полу около ножки стола, поблескивая мелкими осколками.

— Я тебя изнасиловал? — Мужчина налил шампанское в бокал и залпом осушил его. — Фу, какое грубое слово. Впредь, Тина, не употребляй таких слов. Не советую. — Взяв бутылку с остатками шампанского и бокал, он вернулся к сидящей на ковре девушке и предложил: — Вот, налей себе и выпей.

Тина отчаянно замотала головой, мужчина, пожав плечами, поставил бутылку и бокал рядом с ней на пол.

— Ну, как хочешь. А что касается… — Он сделал паузу. — Я — твой педагог, ты — моя ученица, Тина, — усмехаясь, продолжил он. — Разве я могу причинить тебе вред? — Он поднял с пола свой твидовый пиджак и, внимательно осмотрев его, смахнул невидимые пылинки с рукавов. — Ты пригласила меня к себе, Тина. В дом, где никого нет. Ты угостила меня шампанским. Интересно, что я должен был думать?

Он скользнул взглядом по ее бледному лицу, обнаженным плечам и груди. И Тина, не в силах вынести его пристального взгляда, схватила лежащую на полу атласную подушку и заслонилась ею.

— Конечно, я догадывался, о чем ты мечтала, приглашая меня в свой дом, — ухмыляясь, продолжал мужчина. — Тебе хотелось романтики, страсти. Интимный полумрак, зажженный камин, искрящееся в фужерах шампанское… — Он пожал плечами. — Ты получила все, что хотела, Тина. Но если ты решила рассказать кому-нибудь о нашей встрече, пожаловаться… — в голосе мужчины зазвучали жесткие ноты, — не советую тебе этого делать. Ну подумай сама: кому поверят люди? Мне — уважаемому педагогу или тебе — глупой, ветреной студентке? И не забывай: только с моей помощью тебе удастся стать известной концертирующей пианисткой, Тина. Только с моей помощью. — Он достал из кармана пиджака позолоченные часы, открыл крышку, взглянул на циферблат и озабоченно покачал головой. — Как быстро пролетело время. Мы встретимся с тобой очень скоро, Тина. Завтра вечером. У меня дома.

— Нет! Никогда! — выкрикнула она, судорожно прижимая к груди атласную подушку. — Нет!

Заметив в ее глазах вспыхнувшую ярость, мужчина рассмеялся.

— Тина, завтра ты придешь ко мне домой, — произнес он. — Обязательно придешь. Иначе я снова появлюсь здесь, и тогда… Боюсь, ты огорчишься даже больше, чем сегодня, дорогая. — Он снова наклонился к ней, кончиками пальцев дотронулся до синяков, проступивших на ее шее, и повторил: — Ты придешь ко мне домой, Тина. Завтра, в половине восьмого вечера.

Она молча смотрела в холеное, самодовольное лицо своего педагога, в его темные глаза, светившиеся торжеством победы сильного над слабым, и ее переполняла ярость, готовая вот-вот выплеснуться через край. Этот подонок надругался над ней, растоптал ее тело и плюнул в душу! Да, все это так, но она не останется покорной, забитой жертвой. Не позволит унижать себя никому.

Ее рука нащупала стоящую на ковре бутылку, крепко обхватила горлышко. Мужчина, не обращая больше внимания на свою студентку, наклонился, поднял с пола ключи, кошелек, стал прятать их в карман пиджака, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Внезапно Тина резко вскочила, размахнулась и со всей силы ударила его тяжелой зеленой бутылкой по голове. Раздался глухой звук, короткий, отрывистый хриплый стон… и мужчина ничком рухнул на пол.

Несколько мгновений Тина, словно в оцепенении, смотрела на неподвижное тело своего преподавателя, затем рванулась к нему и снова ударила тяжелой бутылкой по голове. Еще… еще… и еще. Ее рука, судорожно сжимающая бутылку, застыла в воздухе, потом она опустила ее и отпрянула от мужчины. Блуждающий взор девушки заскользил по его спине, задержался на голове с рваными ранами, на виске, по которому стекала струйка крови… Тина перевела взгляд на бутылку, дно которой тоже было перепачкано кровью, и брезгливо отшвырнула ее в сторону. Бутылка со стуком упала на мраморный пол, горлышко откололось и со звоном откатилось к стене. В комнате воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием дров в камине.

Тяжело и прерывисто дыша, Тина шагнула к распластавшемуся на полу безжизненному телу, протянула к нему дрожащую руку, но тотчас же отдернула.

— Профессор… — еле слышно позвала она, в глубине души ясно сознавая, что ответа от него не услышит больше никогда. — Профессор…

С трудом переставляя ноги, Тина добралась до столика, на котором стояла настольная лампа от Тиффани и телефонный аппарат, подняла украшенную эмалью трубку и набрала три цифры.

— Пожалуйста… это срочно, — еле слышно выдохнула она. — Приезжайте. Я только что убила своего педагога.

Через несколько мгновений изображение респектабельной, со вкусом обставленной гостиной и находящейся в ней юной студентки исчезло с экрана, уступив место другой женщине, направляющейся к белой сцене. В элегантном длинном черном платье, с иссиня-черными блестящими волосами, распущенными по плечам, она приблизилась к стоящему на сцене большому, в золоченой раме овальному зеркалу, остановилась и мягким жестом правой руки указала на него. Камера взяла крупный план, и зрители увидели в зеркале молодую девушку-пианистку с телефонной трубкой в руках, а позади нее — лежащего ничком на ковре около камина убитого мужчину.

— Леди и джентльмены, — приятным, звучным, с легкой хрипотцой голосом произнесла женщина в черном платье. — Призываю вас заглянуть в «темное зеркало», отражающее призрачные тайники человеческой души, и попытаться проникнуть в мрачный, черный внутренний мир убийцы. Призываю каждого из вас задать себе один вопрос: смог бы я лишить жизни другого человека, если бы оказался в столь же драматической ситуации, как эта юная девушка?

Камера наезжала все ближе и ближе, и вот наконец говорящая женщина заполнила весь экран, и теперь можно было рассмотреть ее тонкое красивое овальное лицо с высокими скулами, свидетельствующими о примеси индейской крови. У женщины были яркие, полные, четко очерченные губы, светло-голубые глубокие глаза в обрамлении густых пушистых ресниц, ярко контрастировавшие с темными бровями и черными, распущенными по плечам волосами, сильный подбородок с маленькой ямочкой посередине.

Женщина выглядела очень эффектно, но не только красивая, яркая внешность привлекала многочисленных зрителей. Глубокий, звучный голос, выразительный взгляд голубых глаз, которые проникали в душу и словно видели ее насквозь, очаровывали телеаудиторию, заставляя неотрывно смотреть на экран. Казалось, Элизабет Найт обращается к каждому зрителю, разговаривает лично с ним, задавая жизненно важные вопросы.

— Кто из вас, попав в критическую ситуацию, смог бы поступить как эта девушка, совершившая убийство? Как эта юная пианистка, лишившая жизни своего педагога-насильника? — вопрошала с экрана Элизабет Найт, не отрываясь глядя в телекамеру. — Кто может с уверенностью ответить: «Я бы поступил так же!» — пока сам не окажется в подобной ситуации? — Элизабет сделала многозначительную паузу, ее глаза полыхнули таинственным огнем, полные губы тронула едва заметная усмешка. — Кто осмелится заглянуть в темную душу убийцы?

Камера начала медленно отъезжать, снова направляясь к одиноко стоящему на белой сцене большому овальному зеркалу, и теперь зрители увидели в нем отражение десятков лиц: мужских и женских, молодых и пожилых, симпатичных и заурядных. Гамма разнообразных эмоций прочитывалась на этих лицах: участие, сострадание, ненависть, любовь, страх, радость… Внезапно в центре зеркала возникло лицо телеведущей, потеснив и затмив остальные.

— Почаще заглядывайте в ваше собственное «темное зеркало», — медленно произнесла она. — Надеюсь, оно о многом вам поведает. С вами была Элизабет Найт. Увидимся на следующей неделе. Спокойной ночи.

Молодая женщина, сидящая в небольшой уютной телестудии, оторвала взгляд от потухшего экрана монитора и тяжело вздохнула. Это была Элизабет Найт, ведущая «Темного зеркала», но теперь она выглядела совсем иначе. Вместо элегантного платья на ней были надеты джинсы и широкий красный свитер, а блестящие черные волосы были собраны в скромный пучок на затылке. Элизабет сидела, обхватив руками колени, ноги в теннисных туфлях упирались в соседний стул. Лицо было усталым, бледным, уголки губ опущены, и лишь светло-голубые глаза продолжали светиться внутренним огнем.

— Тебе не понравилось? — произнес за ее спиной низкий женский голос с южным акцентом. — Ты возмущена?

Элизабет повернулась к женщине, немного старше ее, и раздраженно ответила:

— А кому это понравится? Я не просто возмущена, я в ярости. И Броди прекрасно известно об этом. Он нарочно все организует таким образом, чтобы до последней минуты я не видела отснятые кадры.

Элизабет резко поднялась со стула и пошла к двери, а женщина бросилась вслед за ней. Маленькие серебряные монетки, украшавшие полы ее кожаного пиджака, зазвенели. Несмотря на очень узкие джинсы, туго облегающие ее бедра и ноги, и туфли на высоких шпильках, женщина двигалась удивительно быстро.

— Ну куда ты собралась? — озабоченно спросила она, подбежав к Элизабет и схватив ее за рукав. — Опять пойдешь к Броди и устроишь ему очередной скандал?

В голубых глаза Элизабет вспыхнуло раздражение, но она тотчас подавила его и с видимым спокойствием ответила:

— Касс, я тебя, конечно, очень люблю и все такое, но…

— Но? — усмехнулась женщина, разжимая руку и выпуская локоть Элизабет.

— Но позволь мне делать то, что я считаю нужным.

Кассандра Уилсон часто закивала, белые крашеные волосы, завитые в мелкие кудряшки, затряслись.

— Ладно, поступай как знаешь. Но лучше все же держи себя в руках, когда будешь с ним разговаривать.

— Не волнуйся, все будет хорошо. — Элизабет Найт дружески дотронулась до плеча Кассандры. — Встретимся в моем кабинете через пятнадцать минут. Пойдем в бар к Донахью, выпьем пива. Сегодня там вечер «Короны».

Элизабет вышла в холл, а Кассандра, проводив долгим взглядом ее удаляющуюся фигуру, усмехнулась и тихо пробормотала:

— Думаю, не через пятнадцать минут, а раньше. Ты так взбешена, что расправишься с Броди за пять минут.

Элизабет шла по длинному коридору, петляющему мимо множества дверей, за которыми располагались звукозаписывающие, монтажные и просмотровые комнаты, и вспоминала, как впервые попала сюда. Она вот так же шагала по этому нескончаемому коридору, в самом конце которого находился офис президента телекомпании. Ее сердце часто и гулко стучало, щеки пылали, ноги дрожали. Но тогда все эти неприятные симптомы объяснялись сильным волнением перед встречей с мистером Броди Ярборо, а сейчас она задыхалась от ярости, мысленно прокручивая в голове все хлесткие и негодующие слова, которые она бросит ему в лицо. Тогда мистер Ярборо сам пригласил ее на встречу, точнее, потребовал, чтобы она явилась. Теперь же Элизабет не нуждалась в его приглашении, она шла к нему сама, по собственному почину.

Тогда, три года назад, Элизабет Найт жила очень скромно, в маленькой неуютной квартирке в Манхэттене, сочиняла множество сценариев, которые редко удавалось кому-нибудь продать, и подрабатывала официанткой в пивном баре по соседству с домом. Но вот однажды агенту Элизабет удалось пристроить один из ее сценариев в телекомпанию Броди Ярборо, и он — невероятная удача! — попал в руки самому хозяину. Тот, прочитав, потребовал, чтобы сценаристка немедленно явилась к нему, и мгновенно подписал с ней контракт. С той минуты жизнь Элизабет Найт круто изменилась. Тогда она вышла от мистера Ярборо полная радужных надежд и грандиозных планов, жизнь раскрывалась перед ней во всем многообразии, вот только… странное, нехорошее предчувствие ни на минуту не покидало Элизабет. Неприятное, немного пугающее ощущение, что она с этим Броди Ярборо еще хлебнет горя. Или в лучшем случае попадет в какую-нибудь передрягу.

«Интуиция редко подводит», — думала Элизабет, распахивая дверь приемной хозяина телекомпании и входя в нее.

— Я сообщу мистеру Ярборо, что вы пришли! — вместо приветствия воскликнула молодая, пышущая здоровьем, полная блондинка-секретарша и потянулась к телефону.

За время работы в телекомпании Элизабет отлично изучила вкусы и пристрастия Броди Ярборо, особенно в отношении обслуживающего персонала, к которому он предъявлял всего два простых и незатейливых требования: натуральные или крашеные светлые волосы и внушительных размеров бюст.

— Не беспокойся, Бэмби, он ждет меня.

Приемная мистера Ярборо выглядела красиво, респектабельно, даже изысканно. Но стоило лишь распахнуть дверь его кабинета, как впечатление изысканности и хорошего вкуса мгновенно исчезало. На полу лежал пронзительно-алого цвета ковер, вступая на который в первый раз большинство посетителей нервно вздрагивали, а все стены были увешаны головами животных. Каких только чучел там не было! Антилопы, газели, быки, медведь гризли взирали на посетителей мертвыми пустыми глазами, и вид у всех у них, даже травоядных, был весьма свирепый. Глядя на эти чучела, Элизабет всегда удивлялась: как таксидермисту удалось, например, придать пасти невинной газели хищный звериный плотоядный оскал? Но хозяина кабинета, похоже, совсем не заботили подобные мелочи. Ему было важно другое: произвести на посетителей должное, выгодное впечатление и продемонстрировать свои выдающиеся способности охотника. Правда, Элизабет всегда сомневалась, сам ли Броди добыл эти замечательные трофеи. Она склонялась к мысли, что в большинстве случаев он просто нанимал для сафари умелых охотников.

Но главный и ценный трофей Ярборо висел на самом видном месте, над столом, за которым восседал хозяин. Огромная гривастая голова африканского льва с оскаленной пастью. Такой же свирепый лев являлся и символом, эмблемой телекомпании Броди Ярборо.

Элизабет распахнула дверь кабинета, вошла и увидела, что Броди стоит около еще одного своего не менее ценного сокровища и любуется им: обширной коллекцией оружия, которая по праву могла бы украсить любой музей. Скользнув взглядом по Ярборо — высокому, плотному, хорошо сложенному пятидесятилетнему мужчине, Элизабет подошла к его столу и остановилась. Броди, разумеется, не мог не заметить вошедшую в его кабинет посетительницу, но упорно делал вид, что внимательно рассматривает свою драгоценную коллекцию, в которой было представлено множество оружия — от дуэльных пистолетов времен Наполеона до самой современной винтовки с лазерным прицелом.

Наконец он оторвал взгляд от своих сокровищ, вернулся к столу, около которого стояла раздраженная Элизабет, и сел. Закинул ноги в кожаных ковбойских ботинках на стол, едва не задев бронзовую статуэтку быка, тоже со звериным оскалом. Надвинул на лоб ковбойскую шляпу, скрестил руки на груди и широко улыбнулся, словно только что заметил появившуюся сценаристку и ведущую одного из лучших шоу его телекомпании.

Неизменная ковбойская шляпа на голове Броди давно была предметом тайных насмешек его сотрудников. Некоторые утверждали, что Ярборо до сих пор думает, будто живет в Техасе, кое-кто предполагал, что эта шляпа намертво пришита к его голове, но Кассандра Уилсон, знавшая Броди со времен их жизни в Техасе, со всей определенностью заявляла: «Он носит стетсон потому, что абсолютно лысый».

— Привет, дорогуша. Какой приятный сюрприз! — Броди сделал жест рукой в сторону бархатного леопардового кресла. — Присаживайся. У тебя ко мне какое-то дело?

— Я видела отснятый материал, который будут показывать на этой неделе, — сухо промолвила Элизабет, даже не взглянув на предложенное кресло.

— И что, ты чем-то недовольна? Лично мне все понравилось. Особенно ты — в элегантном темном длинном платье. Оно так подчеркивало твои формы, что просто привело меня в трепет. Захотелось соблазнить тебя, крошка Элизабет. — И он хрипло рассмеялся.

— Соблазняй своих секретарш! — отрезала она.

— Элизабет, я не люблю, когда ты грубо разговариваешь, — притворно нахмурил брови Ярборо. — Тебе это не к лицу. Ведь ты у нас леди или претендуешь на таковую.

— Да, леди, когда разговариваю с джентльменами.

— Ладно, перейдем к делу, — посерьезнев, сказал Броди. — Зачем ты сюда явилась? Сказать, что тебе не понравилось последнее шоу?

— Вот именно, — ответила Элизабет, мысленно отметив, что, когда Броди начинает говорить о делах, его техасский акцент сразу пропадает, а взгляд серых глаз становится ледяным и пронзительным. Собственно, на эту особенность она обратила внимание еще три года назад, когда познакомилась с Броди. Недаром же внутренний голос предсказывал ей будущие неприятности.

Нет, впрочем, Броди Ярборо умел преподнести себя и с лучшей стороны, когда ему это было выгодно: войти в доверие к собеседнику, очаровать его незаурядным умом, поразить деловой хваткой, умением решать любые проблемы. Очевидно, таким он и был на самом деле, ведь без всех этих важных качеств невозможно создать собственную телекомпанию — популярную и процветающую, программы которой неизменно собирают у телеэкранов огромную аудиторию. Одних лишь больших денег и предприимчивости явно недостаточно.

— И чем же ты недовольна? — спросил Броди, пристально глядя на стоящую перед ним Элизабет.

— А ты не догадываешься? Ты забыл, что я написала сценарий о сложной ситуации, в которой очутилась юная девушка-пианистка, пригласив к себе домой своего преподавателя? Я придумала сюжет, где акцент был сделан на проблеме выбора. А во что мой сценарий превратили ты и твои люди?

— Разве я изменил сюжет?

— Нет, но…

— Я просто расставил по-другому акценты, — усмехнулся Броди.

— Вызывающе роскошная обстановка, кровавая, нарочито затянутая сцена насилия, обнаженные тела… Это ты называешь иной расстановкой акцентов?

— Элизабет, ну ты же не вчера родилась и должна понимать, что зрителей больше всего интересуют истории про деньги, секс и насилие. Причем чем грубее и проще, тем лучше!

— Потому что ты и тебе подобные их к этому приучают! Вспомни, когда мы с тобой договаривались о создании серии шоу «Темное зеркало», речь шла совсем о другом. О моральных аспектах, проблеме выбора. А во что все это превратилось? В культ насилия, в пропаганду бесстыдства!

— Да, но они подняли рейтинг шоу, зрители ждут не дождутся следующей серии, а ты с умным видом рассуждаешь о нравственности! — раздраженно бросил Броди. — Подумай, ну кого интересуют слащавые беззубые истории о несчастных людях, попавших в беду? Никого!

— Согласна, зрители ждут не дождутся следующей серии, но среди них — не только взрослые люди, но и дети, подростки! Да и не всем взрослым по душе эти кровавые сцены! — возразила Элизабет, подходя к окну и выглядывая из него.

Офис Броди Ярборо располагался на семнадцатом этаже, но даже с такой высоты легко было заметить многочисленную группу демонстрантов с плакатами в руках, протестующих против грубых и откровенных сцен, показываемых в шоу «Темное зеркало». На улице было холодно, дул сырой, промозглый ветер, накрапывал дождь, но люди, казалось, не обращали никакого внимания на плохую погоду и продолжали митинговать.

Каждое утро, приходя на работу, и каждый вечер, покидая здание, где размещалась телекомпания Ярборо, Элизабет сталкивалась с этими возмущенными демонстрантами и выучила наизусть надписи на их плакатах. Вначале эти люди, ежедневно приходящие к входу в здание, раздражали ее категоричностью суждений и узостью взглядов, глупым упорством в осуществлении своих целей, крикливостью. Лица протестующих были искажены злобой и брезгливостью, глаза горели праведным гневом, пугая Элизабет, заставляя ее ускорять шаг. Но это вначале, а позднее…

«Секс и насилие разрушают христианский институт семьи!»

«Телекомпанию Ярборо ждет страшный суд!»

«Элизабет Найт! Вон из наших домов!»

— Разве ты сам каждый день не сталкиваешься с этими многочисленными зрителями, протестующими против секса и насилия в нашем шоу? — негромко спросила Элизабет, указав рукой на окно.

Броди Ярборо вздохнул, потянулся, лениво поднялся с кресла и подошел к окну. Встал рядом с Элизабет и положил руку ей на плечо. Она раздраженно дернула плечом и сбросила ее.

— Элизабет, давай с тобой договоримся. Ты будешь продолжать сочинять свои великолепные сценарии, появляться в прологе и эпилоге, вызывая восторг зрителей, а всеми остальными проблемами займусь я. А эти твои рассуждения о морали… Забудь о них. Ты умная женщина и должна понимать, что если нам в сети попалась золотая рыбка, то выпускать ее — верх идиотизма. Рейтинг нашего шоу очень высок, люди ждут его, оно приносит неплохой доход.

Элизабет не отрываясь смотрела в окно на темное свинцовое небо со сгустившимися огромными тучами, на мокнущих под усиливающимся дождем демонстрантов, упорно не желающих расходиться по домам, потом повернулась к Броди.

— Не все в жизни измеряется деньгами или рейтингом. Существуют еще и такие понятия, как честь и профессиональное достоинство. И когда я приступала к работе над шоу, я думала…

— Знаю, знаю, о чем ты думала! — перебил ее Броди. — Ты — женщина высоких моральных принципов, и заботиться о прибыли и высоком рейтинге шоу — ниже твоего достоинства. Молодец, уважаю тебя, ценю, но… Черт возьми, Элизабет! От твоих бесконечных необоснованных претензий я скоро заработаю язву желудка! Хватит, надоело мне слушать твои глупости! Пусть каждый занимается своим делом. Пиши сценарии, сочиняй, твори, а обо всем остальном позабочусь я сам.

Элизабет молча отпрянула от окна, резко развернулась и пошла к двери. Перед тем как распахнуть ее, она на несколько мгновений задержалась и, не оборачиваясь, бросила через плечо:

— Броди, я не шучу. Я задумывала цикл «Темное зеркало» как познавательно-информационный, помогающий людям правильно ориентироваться в сложной обстановке и принимать верные решения. Но если ты и дальше будешь уродовать мою работу и превращать шоу в дешевый кровавый боевик, то тебе придется искать другого автора и ведущего. Выбор за тобой.

— Ну что ты, дорогая, что ты, я твой самый горячий поклонник, — широко заулыбался Броди. — Все будет так, как ты скажешь.

Элизабет Найт вышла из кабинета не попрощавшись, и когда за ней закрылась дверь, Броди вернулся к столу и сел. Улыбка мгновенно сползла с его губ, в глазах вспыхнула ярость. Он схватил телефонную трубку, набрал несколько цифр и, когда на том конце провода ответили, хрипло произнес:

— Кажется, я велел тебе не показывать ей заранее отснятый материал? Или ты меня не понял? — Броди раздраженно забарабанил кончиками пальцев по гладкой поверхности стола, затем достал из нагрудного кармана своей ковбойской рубашки пачку сигарет, вытащил одну и прикурил. Сделал несколько глубоких затяжек, шумно выдохнул дым через нос и крикнул: — Ах она настаивала, и ты не мог ей отказать? Ты забыл, что хозяин телекомпании я, а не она! — Он снова затянулся, сделал паузу и уже спокойным тоном произнес: — Ты уволен. Выметайся вон из моей телекомпании. Немедленно.

Положив трубку на рычаг, Броди несколько секунд сидел с задумчивым видом, потом нажал кнопку связи с секретаршей и, услышав ее голос, сказал:

— Сообщи охранникам: Норман Полсон у нас больше не работает. Если через пять минут он не покинет здание, пусть выгонят его пинками или сдадут полиции, как незаконно проникшего в чужое помещение. Да, и позвони в бухгалтерию: пусть закроют его счет.

Броди снова раздраженно забарабанил кончиками пальцев по столу, и вдруг его взгляд наткнулся на глянцевую фотографию Элизабет Найт на обложке модного журнала. Он схватил журнал, повертел его в руках, внимательно всмотрелся в красивое тонкое лицо на обложке, а затем, ухмыльнувшись, пробормотал себе под нос:

— Ах ты, маленькая заносчивая гадина… Ах ты, дрянь. Ну ничего, подожди, очень скоро я собью с тебя спесь.