Темное зеркало

Глава 3

— Я рада, что ты заменил своей младшей сестре отца, Ник, — сказала Розмари О'Коннор, с усталым видом ложась на кровать и тяжело вздыхая.

Ник поднял подушку, вышитую матерью и украшенную ирландскими кружевами, сплетенными еще бабушкой О'Коннор, взбил и подложил под ноги Розмари. Пододвинул к кровати старое кресло с высокой спинкой, сел и взял руки матери в свои. Кожа на руках Розмари была истонченная, хрупкая, покрытая возрастными пигментными пятнами.

«Скольким же людям: членам семьи, покупателям, друзьям, соседям и бездомным бродягам — она готовила еду?» — подумал Ник.

У Розмари О'Коннор были такие же, как у Нины, карие глаза с густыми черными ресницами и пышные вьющиеся волосы. Через два месяца ей должно было исполниться шестьдесят, но ее яркая внешность в сочетании с душевной щедростью неизменно привлекала внимание людей и в том числе восхищенные мужские взгляды. Как они смотрели на Розмари, когда она спускалась вниз, в помещение магазина, и сама обслуживала покупателей!

— Я слышала отрывки вашего разговора с Ниной, — тихо промолвила Розмари, закрывая глаза.

Ник мгновенно вспомнил, как предостерегал сестру от множества неприятностей, вручая ей упаковку презервативов… Господи, значит, Розмари слышала! Он машинально взглянул на висевшее на стене, над спинкой кровати, распятие.

— Ну, видишь ли…

— Ник, я все понимаю, — приоткрыв глаза, улыбнулась Розмари. — Я знаю, вы с Ниной взрослые люди, но все равно за вас обоих переживаю. Как жаль, что ваш отец так рано ушел из жизни и не увидел, какими замечательными стали его сын и дочь!

— Да, мама, тебе очень не хватает отца, — тихо произнес Ник.

В его памяти всплыл образ любимого отца: высокого широкоплечего блондина с ярко-зелеными глазами, какие бывают только у ирландцев, и добродушной улыбкой. Каждое утро перед уходом на работу одетый в полицейскую форму отец заглядывал в комнату Ника, будил его, ласково похлопывая по плечу и улыбаясь. От отца приятно пахло туалетной водой «Олд Спайс» и мятной зубной пастой. Но пятнадцать лет назад, когда Нику исполнилось семнадцать лет, а Нине было всего два года, поздно вечером в магазин прибежал напарник отца и сообщил ужасную весть. В винный склад, расположенный в темном глухом переулке, забрались грабители, по срочному вызову примчалась патрульная машина, и в завязавшейся перестрелке был убит Райан О'Коннор.

— И знаешь, чего еще мне недостает, Ник? — спросила Розмари. — Отец всегда читал мне перед сном. Каждый вечер он брал в руки сборник ирландских рассказов и читал вслух. До сих пор у меня в ушах звучит его негромкий мягкий голос.

Ник посмотрел на старую, в потрепанном переплете книгу, лежащую на ночном столике, затем перевел взгляд на фотографию в серебристой рамке. Симпатичная молодая пара стоит около «форда» 1955 года выпуска — Розмари и Райан, будущие родители Ника и Нины. Фотография была сделана в самый счастливый момент их жизни — день свадьбы. Смеющийся молодой Райан О'Коннор, застенчивая миловидная Розмари в платье, плотно облегающем тонкую талию, юбка которого книзу расходится колоколом. Маленькая изящная шляпка-таблетка, белые перчатки… Лица молодой супружеской пары светятся счастьем, Райан и Розмари полны надежд и с оптимизмом смотрят в будущее.

Ник отвел взгляд от старой фотографии и покачал головой. Какими юными они были тогда, намного моложе его, нынешнего! Каждый вечер приходя в комнату матери и глядя на эту фотографию, Ник думал, что, возможно, и ему когда-нибудь улыбнется судьба, он встретит женщину, они полюбят друг друга и будут жить так же счастливо, как его родители, сохранив в душе свежесть чувств и новизну ощущений. Однако мелькали дни, бежали года, Ник встречался с разными женщинами, но ни одна не сумела или не захотела стать для него настоящим другом и верной спутницей жизни, какой Розмари всегда была для Райана О'Коннора. Неудачи на любовном фронте, очевидно, ожесточили сердце и душу Ника, и порой он стал замечать, что постепенно превращается в циника и пессимиста. В моменты, когда становилось особенно обидно за свою жизнь, Ник утешал себя тем, что такой идеальной, возвышенной любви, как у Розмари и Райана, в современное сложное, стремительное время не бывает — люди изменились, стали другими их надежды и ожидания.

— Я не обладаю жизнерадостным нравом отца, — сказал Ник, — и не умею читать с выражением, но если хочешь, прочту тебе несколько страниц.

— Пожалуйста, Ник, — улыбнулась Розмари.

Он взял со столика книгу, раскрыл на первой попавшейся странице и начал читать. Розмари закрыла глаза, и через несколько мгновений черты ее лица разгладились, дыхание стало спокойным и ровным. Она заснула. Ник дочитал до конца страницы, закрыл книгу и вслушался в наступившую тишину, нарушаемую лишь мерным ходом настенных часов и глухим урчанием воды в радиаторе. Затем он положил книгу рядом с фотографией и взглянул на часы. Наступила полночь. Внизу хлопнула входная дверь: вернулась со свидания Нина.

Ник заботливо укрыл Розмари одеялом, наклонившись, нежно поцеловал в щеку и еле слышно произнес:

— Спокойной ночи. Пусть тебе приснится наш отец.

Он бесшумно вышел из комнаты, пересек холл и направился к себе. Квартира Ника состояла из гостиной, спальни, кухни, которой он никогда не пользовался, и ванной комнаты. «Медвежья берлога», «убежище старого холостяка» — так называла его жилище Нина, и она была права. Но ему нравилось здесь жить, он привык к царящему в комнатах беспорядку, точнее — такому расположению мебели и других вещей, которое было удобно ему как хозяину. Собственно, мебели как таковой в гостиной у Ника почти не было. Тахта, часто служившая временным пристанищем для засидевшихся допоздна приятелей и коллег Ника, старое отцовское кресло, в котором он так любил сидеть по вечерам, и журнальный столик. Значительную часть комнаты занимали книги. Они были повсюду: на полках у стен, на полу, на подоконнике и даже служили подставками под шаткие ножки журнального столика. Детективы, беллетристика, научная фантастика, триллеры, классика, специальные издания, помогающие Нику в его нелегкой полицейской службе…

Если понятие «быть итальянцем» включало в себя веселый нрав, умение ценить пищу и наслаждаться ею, пить хорошее вино и получать от жизни разнообразные удовольствия, то «быть ирландцем» непременно предполагало почтительное отношение к печатному слову. И в любую минуту, когда Ник был свободен от служебных обязанностей, не торопился на свидание с очередной дамой сердца, не выгуливал Геркулеса и не пил пиво в своем любимом пивбаре, он садился в старое отцовское кресло, жевал яблоки и читал книги. А преданный Геркулес устраивался на полу около хозяина, опирался туловищем о его ноги и дремал.

Коллеги Ника часто подшучивали над ним, сомневаясь, что он действительно проводит свободное время именно таким образом, но он всегда отвечал им, что работа в отделе убийств полицейского управления отнимает много энергии и сидеть по вечерам в кресле и читать книги — истинное наслаждение. Голова отдыхает, восстанавливаются силы.

Ник достал из холодильника бутылку пива, яблоки, сел в свое любимое кресло и раскрыл последнюю книгу Дина Кунца, а Геркулес, громко сопя, тотчас же устроился на полу около его ног и закрыл глаза. Не прошло и минуты, как пес захрапел.

Зазвонил телефон. Ник с сожалением отложил книгу и так резко схватил трубку, что едва не опрокинул бутылку с пивом.

— О'Коннор слушает! — Он машинально взглянул на часы, стоящие на журнальном столике среди стопок книг и газет. Десять минут первого ночи.

— Сержант, извини, что побеспокоил тебя, — раздался в телефонной трубке голос Дэна Макмартри, работающего в одном подразделении с Ником.

— Что-нибудь случилось?

— Да, Ник, убийство. В доме на углу Мэдисон и Пятьдесят четвертой улицы. Парень смотрел телевизор у себя в квартире, а его грохнули. Вышибли мозги, — бесстрастно докладывал коллега. — Зрелище еще то.

— Давно?

— Нет, труп совсем свежий.

— Это уже лучше, — облегченно вздохнул Ник, вспомнив одно из недавних дел, когда его взору предстала ужасающая картина: долго пролежавший, полуразложившийся труп, с отвратительным запахом гниения. Лучше обнаружить высохший, полуистлевший скелет, чем такое… Нику до сих пор иногда казалось, что мерзкий запах впитался в кожу и его не уничтожить никакими средствами. — Место преступления охраняется?

— Естественно. Все оцеплено, огорожено.

— Хорошо. А свидетели?

— Уже начат предварительный опрос.

— Диктуй адрес.

Ник приподнялся с кресла, достал из кармана записную книжку и авторучку и поискал глазами кобуру с оружием. Она лежала на диване.

— Все, записал, — быстро проговорил он через минуту. — Позвони коронеру и ребятам из лаборатории. Я буду у вас через десять минут.

Ник положил трубку на рычаг, пристегнул кобуру и надел пиджак.

— Эй, приятель, просыпайся! — позвал он Геркулеса.

Пес открыл глаза и недовольно посмотрел на хозяина.

— Давай, поднимайся. Кто-то ухлопал парня, мирно смотревшего телевизор, — сказал Ник, доставая из кармана миндальное печенье и протягивая псу. — Поедешь со мной?

Геркулес, увидев печенье, оживился, схватил и проглотил его, завиляв коротким хвостом.

— Так-то лучше, — усмехнулся Ник. — Только у меня к тебе, как всегда, одна просьба: не принимай мебель за столбики или стволы деревьев и не поднимай на них ногу. Там могут быть важные улики. Договорились?

— Ты уже уходишь? — разочарованно протянула Кассандра, глядя на Элизабет, сидящую напротив за столиком, на гладкой поверхности которого блестели капли пива.

Элизабет, кивнув, встала, взяла сумочку, перчатки и перекинула через руку пальто.

— Побудь с нами еще немного, пожалуйста. Не уходи! — попросил ее Майкл Донахью, сидящий рядом с ней на скамье.

Майкл Донахью, хозяин и бармен заведения «Пивной бар и гриль», был душой любой компании, собиравшейся здесь по вечерам и состоящей преимущественно из персонала, работающего в телекомпании Ярборо.

— Ты чем-то расстроена? — продолжал он. — Сначала ты отказалась посмотреть вместе с нами свое шоу, как мы всегда это делали, теперь…

— Майкл, я его уже видела, — мрачно отозвалась Элизабет, пытаясь протиснуться мимо внушительной фигуры хозяина заведения. — Какой смысл в повторном просмотре?

— Отличное шоу! — искренне воскликнул Донахью, подмигнув ей. — По-моему, ты напрасно придираешься к своим коллегам.

— Майкл, сейчас лучше не затрагивать эту тему, — тихо проговорила Касс, выразительно на него взглянув. — Она для нее болезненна.

Элизабет удалось наконец протиснуться мимо хозяина заведения, едва не отдавив ему ноги.

— Мне действительно пора домой, Майкл, — сказала она. — Мой поезд со станции Пенн отправляется без пятнадцати час, и если я опоздаю, ты будешь в этом виноват. — Элизабет заставила себя улыбнуться. — Ты же не станешь держать меня у себя насильно, правда?

Донахью улыбнулся в ответ, обнажив крупные белые зубы. Его улыбка — широкая, искренняя, добродушная — была своеобразным фирменным знаком заведения, неизменно привлекая посетителей и делая их постоянными на протяжении нескольких поколений.

— Ты же знаешь, дорогая, я всегда стараюсь задержать у себя подольше таких хорошеньких женщин, как ты. Особенно незамужних, замечательно исполняющих ирландские танцы. Конечно, когда у них есть настроение, — со вздохом добавил Донахью.

Элизабет улыбнулась, вспомнив, как часто она проводила свободное время в этом уютном заведении с зелеными стенами, с плавающим под потолком густым табачным дымом, с пивом «Корона», стоящим на столах. Как весело и азартно она танцевала под зажигательную ирландскую народную музыку, играла в дарт, оживленно беседовала с приятелями. Какая теплая, непринужденная атмосфера всегда царит в этом заведении! Разве можно сравнить ее со всеобщей подозрительностью и завистью, которые буквально физически ощущаются в стенах телекомпании Ярборо? И душа всеобщего праздника — всегда хозяин бара Майкл Донахью, добродушный, жизнерадостный, веселый высокий мужчина, обожающий теплое пиво, регби, ирландскую народную музыку и хороших рассказчиков. Возможно, поэтому Майкл так сильно привязался к Элизабет: она с удовольствием танцевала, постоянно снабжала его разными удивительными историями, и он даже готов был простить ей пристрастие к холодному, а не комнатной температуры пиву. И Майкл искренне огорчался, когда Элизабет покидала его гостеприимное заведение.

— Майкл, если ты станешь задерживать меня, мне придется прорываться к выходу, — улыбнулась Элизабет, шутливым жестом дотрагиваясь до кончика его носа. — Боюсь, тебе придется несладко.

Кассандра и Донахью громко рассмеялись: хозяин заведения был по крайней мере в два раза толще Элизабет и на голову выше.

— Ладно, не пугай меня, — сказал он. — Лучше поцелуй на прощание. — И он мечтательно закрыл глаза.

Элизабет поднялась на цыпочки и едва сумела дотянуться губами до румяной щеки Майкла. Он открыл глаза и сокрушенно покачал головой.

— И это все? Один небрежный поцелуй? Я-то рассчитывал на большее, надеялся…

— Надежда всегда украшает жизнь человека, — с шутливым вздохом ответила Элизабет. — Отойди, пожалуйста, дай мне пройти.

Майкл разочарованно развел руками.

— Вот так всегда… — Затем он внимательно заглянул ей в лицо и серьезно спросил: — Элизабет, ты действительно чем-то расстроена? Что случилось?

Она опустила голову и мысленно задала себе тот же вопрос.

Что случилось? Несколько раз в течение дня Элизабет испытывала внезапные острые приступы беспричинной тоски, на глаза наворачивались слезы.

«Что со мной?» — спрашивала она себя.

Раньше Элизабет была уверена, что обладает уравновешенным характером и умеет поддерживать в себе хорошее настроение. Конечно, в жизни всякое случается, и настроение не может быть всегда ровным, но чтобы в течение дня оно столько раз менялось…

Элизабет посмотрела в большие добрые глаза Майкла, и ей вдруг неудержимо захотелось положить голову на его мощное, огромное плечо и громко разрыдаться.

— Нет, Майкл, со мной все в порядке, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Не волнуйся. Просто я очень устала и тороплюсь домой.

Ее лучшая подруга и помощница Кассандра поднялась из-за стола, шагнула к ней и обняла за плечи.

— Пойдем, я провожу тебя.

Они двинулись между столиков, и многие посетители приветливо кивали Элизабет, желая ей спокойной ночи. Их лица выражали доброжелательность, улыбки были искренними и теплыми. Да, в этом заведении Элизабет многие знали еще с тех времен, когда она, учась в Хантер-колледже, подрабатывала во время летних каникул официанткой. Эти люди помнили ее как Лиз Найт — обаятельную веселую девушку, а не знаменитую сценаристку и ведущую шоу «Темное зеркало» — красивую холеную даму с пронзительным взглядом и изысканными манерами.

Оказавшись около последнего, стоящего возле входной двери столика, Элизабет и Кассандра остановились. Посетитель-мужчина угрюмо смотрел в полупустую пивную кружку, его руки яростно сжимались в кулаки.

— Норман… — Элизабет осторожно коснулась плеча мужчины. — Норман, я уже слышала о том, что произошло, и очень сожалею, что ты потерял работу. Этот Броди, мерзавец… Как он мог так поступить? Ты же был его лучшим менеджером!

Мужчина оторвал хмурый взгляд от пивной кружки и поднял голову. Элизабет заметила, что он уже изрядно пьян.

— Спасибо за добрые слова, — запинаясь, произнес он. — Спасибо.

— Норман, если я смогу тебе чем-либо помочь, обращайся ко мне. Не стесняйся. У меня есть связи, хорошие знакомства, я всегда дам тебе отличную рекомендацию. Ты прекрасный специалист, тебя с радостью примут в любую другую компанию.

— Спасибо, мисс Найт, — повторил Норман. — Я вам и так многим обязан.

Элизабет еще немного постояла около столика, потом Кассандра начала подталкивать ее к двери. Элизабет тяжело вздохнула и, обернувшись, еще раз взглянула на угрюмого Нормана, который снова опустил голову и углубился в горестные размышления о несправедливости жизни. Как же Броди мог так отвратительно поступить, в одночасье выгнав с работы одного из своих лучших сотрудников? И главное, за что? За вполне безобидный проступок! За то, что тот посмел ослушаться его! Глядя на поникшие плечи Нормана, на его сгорбленную спину, Элизабет ощущала вину перед ним и ответственность за его дальнейшую судьбу.

— Удачи тебе, Норман! — негромко сказала она. — Благодарю за все.

— И вам спасибо, мисс Найт, — не поднимая головы, глухо отозвался он.

Касс снова обняла Элизабет за плечи и успокаивающе проговорила:

— Дорогая, не мучай себя раскаянием. Ты ни в чем не виновата.

— Знаю, но мне очень жаль Нормана. А этот Броди…

— Скажи, чем ты так расстроена? — озабоченно спросила Кассандра. — Я же вижу, ты весь день сама не своя. Может, я сумею тебе помочь? Позвони мне вечером, мы с тобой все обсудим, слышишь?

— Непременно, милая мамочка, — усмехнулась Элизабет. — Ваша маленькая дочка вам обязательно позвонит.

— Я твоя лучшая подруга, а не мамочка. И не смей записывать меня в старухи!

— Не буду, конечно, не буду. Просто ты взрослее и мудрее меня. Духовно взрослее. Ладно, дорогая, мне пора. Я позвоню.

Элизабет распахнула дверь, задержалась на мгновение, обернулась. Касс возвращалась к столику, где ее ждал Донахью. Грянула задорная музыка, и один из посетителей, с которым Касс едва не столкнулась в проходе, схватил ее за руку и потянул к танцплощадке. Элизабет улыбнулась и вышла на улицу.

В воздухе пахло сыростью, сгущался белый туман, окутывая Пятую авеню; промозглая ноябрьская ночь опускалась на Нью-Йорк. Элизабет родилась и выросла в маленьком сенном калифорнийском городке, много лет назад переехала жить в Нью-Йорк, но до сих пор не могла привыкнуть к нему или оставаться равнодушной. В этом огромном городе ее восхищало все: многоэтажные дома, выглядевшие зимой рождественскими елями, — сверкающие и переливающиеся белой, золотистой и серебряной красками. Не затихающий даже ночью бесконечный поток автомобилей, скрежет тормозов, постоянное мигание светофоров. Казалось, город дышит силой и мощью, подпитываясь от своих многочисленных жителей зарядами энергии, утверждаясь в собственном величии и превосходстве над другими городами. И жители, ходившие по улицам этого города, казались Элизабет необыкновенно подтянутыми, бодрыми, благополучными, знающими себе цену, самоуверенными. Глядя на этих людей, Элизабет тоже чувствовала себя полной сил, очень молодой, привлекательной женщиной. Этот город требовал к себе уважения, и она старалась соответствовать стилю его жизни, принципиально не замечая его противоречивости и откровенных пороков.

Погруженная в собственные переживания и мысли, Элизабет не заметила, как дошла до поворота и свернула за угол. Несколько полицейских машин с включенными мигалками стояли около старого каменного дома, загородив ей дорогу. Элизабет остановилась, с удивлением осмотрела машины и вход в дом, огороженный ярко-желтой ленточкой. Синие и красные мигающие огни машин разрезали ночную темноту, подсвечивали дом, и он казался каким-то странным, причудливым существом из мистического триллера.

Элизабет огляделась, прислушалась к негромким, взволнованным голосам, обрывкам разговоров. Полиция, огороженный дом… Было очевидно, что там произошло нечто из ряда вон выходящее, какая-то трагедия, и испуг Элизабет мгновенно сменился охотничьим азартом. Женщина, пишущая сценарии на криминальные темы, никогда не пройдет равнодушно мимо возможного будущего сюжета.

Внезапно за спиной Элизабет взвизгнули тормоза подъезжающего автомобиля, она резко вздрогнула и обернулась. Черный джип остановился около нее, распахнулась передняя дверца со стороны пассажирского сиденья, на тротуар выпрыгнул мощный коричнево-белый пятнистый английский бульдог и ткнулся широким крутым лбом ей в колени. Элизабет отпрянула, но пес не сделал попытки наброситься на нее и укусить. Он двинулся к Элизабет и уставился на нее большими карими глазами. При этом вид у него был вполне миролюбивый, несмотря на мощные челюсти.

Элизабет наклонилась и погладила его по голове. Пес отнесся к ее жесту вполне благосклонно и начал энергично бодать лбом руку Элизабет, требуя продолжения ласки. Элизабет улыбнулась, почесала собаку за ухом и тихо проговорила:

— Ты хороший, очень хороший пес. Ты ведь не станешь меня кусать, правда?

— Извините, надеюсь, он не напугал вас? — раздался над ее ухом мужской голос.

Элизабет подняла голову и увидела молодого мужчину в линялых джинсах и старой кожаной куртке. Она сразу заметила, что мужчина, несмотря на потрепанную одежду, очень привлекателен. Длинные мускулистые ноги, стройные бедра, широкие плечи, густые светлые волосы, которые, правда, не мешало бы причесать, яркие зеленые глаза — умные и внимательные.

— Он вообще-то вполне дружелюбный пес, — с улыбкой продолжал незнакомец, пристально разглядывая Элизабет. — Хорошо относится к людям, особенно к молодым симпатичным женщинам. Большой ценитель дамской красоты, — шутливо добавил он.

Элизабет Найт, автор и ведущая «Темного зеркала», давно привыкла к роли телезвезды, к восторженным взглядам поклонников, к людям, узнающим ее на улицах и просящим автограф, но по поведению этого мужчины не могла определить, знает он ее или нет. Она, безусловно, привлекла его внимание, но… просто как молодая симпатичная женщина, или он узнал в ней телезнаменитость?

— Нет, ваш пес меня совсем не напугал, — сказала Элизабет. — Он у вас очень обаятельный и веселый.

Незнакомец широко улыбнулся, в его зеленых глазах вспыхнули озорные огоньки, и у Элизабет, к ее удивлению, вдруг сильно заколотилось сердце. Мужчина был очень хорош, просто необычайно красив, но, похоже, не придавал своей внешности никакого значения. В нем все было естественным: и красота, и здоровье, и сила. А голос… густой, с мягкими, обволакивающими, медовыми интонациями.

— Да, мой пес любит хорошеньких женщин, — повторил мужчина, с улыбкой глядя на Элизабет. — Вот только не каждая красивая женщина способна оценить его внешнюю и внутреннюю привлекательность.

От звуков его голоса у Элизабет внезапно задрожали колени, тело охватила слабость.

«Ну и глупо, — мысленно сказала она себе. — Мало ли мужчин с бульдогами ходят по улицам? Ты с ума сошла?»

Элизабет взяла себя в руки и, опасаясь, что незнакомец сейчас исчезнет, решила продолжить разговор.

— Вы не знаете, что здесь случилось? — спросила она, кивнув на дом, около которого застыли полицейские машины.

— Убийство, — коротко бросил он.

Элизабет вздрогнула и прижала руки к груди. Убийство… Сегодняшний день тянулся бесконечно долго, был наполнен разочарованием, обидами, досадой… И вот таков его финал. В общем, вполне закономерный.

Внезапно Элизабет охватило странное, почти мистическое предчувствие надвигающейся беды. Она была еще далеко, но ее тихие, почти бесшумные шаги уже приближались, гулким эхом отдаваясь в ушах Элизабет.

— А кого убили? — хрипло спросила она, и собственный голос показался ей чужим. — Молодую девушку?

— Нет, мужчину, — удивленно ответил незнакомец. — Я как раз приехал по срочному вызову.

— Так вы полицейский… — В голосе Элизабет мужчина уловил неприязненные ноты.

— Да, один из лучших детективов в Нью-Йорке, смею надеяться, — усмехнулся он. — Л вы не любите полицейских?

«Полицейских… — мысленно повторила Элизабет. — Не люблю. И даже очень».

— Надеюсь, в самое ближайшее время вам удастся схватить преступника, — вместо ответа сухо промолвила Элизабет.

— Сделаю все, что в моих силах, мисс Найт. Не сомневайтесь.

Мужчина дернул поводок, пристегнутый к ошейнику пса, и, не попрощавшись, зашагал к дому. Бросил на ходу несколько коротких фраз стоящим у входа полицейским и скрылся за дверью. Элизабет проводила его взглядом и покачала головой. Итак, этот полицейский, неотразимый красавчик, узнал ее, но вначале даже виду не подал. И только в конце разговора, обидевшись на ее явную неприязнь к полицейским, назвал «мисс Найт». Смотрел он на нее с откровенным интересом и, похоже, совсем не потому, что перед ним была знаменитая ведущая телешоу. Она понравилась ему как женщина, это очевидно.

Однако он — полицейский, и этим все сказано. Наверное, Элизабет не права, и ей давно следует избавиться от глупого предубеждения против всех, кто работает в полиции, но сделать это, забыть о недавнем прошлом выше ее сил.

Элизабет взглянула на часы и негромко охнула. Если через двадцать минут она не доберется до вокзала, то опоздает на поезд и ей придется дожидаться следующего, который отправится спустя два часа, уже глубокой ночью. Элизабет бросилась к стоянке такси, заметила свободную машину с зеленым огоньком, рывком распахнула дверцу и торопливо назвала водителю адрес. Машина рванула с места, а Элизабет, бросив прощальный взгляд на дом, в котором произошло убийство, неожиданно для себя подумала:

«А все-таки он очень симпатичный. Очень… Бульдог, разумеется. Не полицейский же».