Темные объятия

9

— Тебе, наверное, пора идти, — тихо вымолвила Саншайн. Сердце ее молило, чтобы он остался. Просторный чердак, который она всегда так любила, вдруг показался слишком большим для нее одной.

Как весело было у него в хижине! Когда они вместе ели фрукты и когда занимались любовью...

Но теперь эта эскапада — секс-капада — закончена. Настало время им расстаться — и идти каждому своей дорогой.

Но почему же ей так больно думать о том, что она никогда больше его не увидит?

Тейлон кивнул:

— Да, пора.

Он отпустил ее руку и двинулся к дверям. Переночует в соседнем заброшенном здании, на втором или третьем этаже, откуда сможет до рассвета следить за ее окнами. Там же и проведет день. Так будет легче — для них обоих.

Еще один день с ней превратится для него в невыносимую муку — теперь, когда он знает правду.

Когда знает, чем угрожает ей его близость.

Тейлон взялся за дверную ручку. Саншайн не отрывала от него глаз.

Сейчас он уйдет.

Все кончено.

Она вдруг почувствовала, что не в силах дышать. Острая боль пронзила ее при мысли, что сейчас она видит Тейлона в последний раз.

Нет! Просто так она его не отпустит!

— Тейлон!

Он обернулся.

— Почему бы тебе не переночевать у меня? Ведь домой до рассвета ты уже не доберешься.

— Лучше не надо.

— Куда же ты пойдешь?

Он пожал плечами.

Отпусти его. Пусть идет своей дорогой...

Нет. Так нельзя! Это неправильно!

— Послушай, я уйду рано утром. Пока я на работе, вся квартира будет в твоем распоряжении. Обещаю, тебя здесь никто не побеспокоит. Тейлон колебался.

Уходи! — властно приказывал внутренний голос. Да, он должен уйти.

Но не может.

— Я точно тебя не стесню? — спросил он.

— Конечно, нет!

Глубоко вздохнув, Тейлон вернулся к ней.

К своей жене.

Своему спасению.

И гибели.

Нинья была для него всем. И все эти столетия он считал себя в безопасности. В безопасности от воспоминаний о ней — и от неизбежно сопряженной с ними боли.

Но прошлое вернулось и принесло с собой такую боль, какой он еще не видывал.

— Что-то не так? — спросила Саншайн.

Тейлон покачал головой:

— Наверное, я просто устал, — ответил он, сбрасывая куртку.

Саншайн невольно сглотнула, вновь увидев его мощный торс, обтянутый черной футболкой. Тело Тейлона по-прежнему поражало ее: широкие плечи, мускулистая грудь, зад — самый совершенный из всех, обтянутых кожаными штанами, роскошные длинные ноги... о, слишком хорошо Саншайн помнила, как они переплетались с ее ногами!

Слишком хорошо помнила силу и красоту его мускулистого тела... неповторимые ощущения от его объятий... то, как он врывался в нее и наполнял ее до предела...

При этом воспоминании она едва не застонала вслух.

Но сейчас между ними вдруг выросла стена. Он как будто отгородился от нее.

Ушел нежный любовник, деливший с ней ласки и смех, — вернулся хищник, чуткий, настороженный и опасный, тот, что в одиночку разогнал напавших на нее бандитов. Это тоже было прекрасно; но ей очень не хватало его душевности и теплоты.

— Послушай, может быть, я тебя напрягаю?

Он поднял брови; этот вопрос его явно позабавил.

— Леди, вообще-то янапрягаюсь всякий раз, когда подхожу к вам близко!

Саншайн залилась краской.

— Нет, я не об этом... хотя приятно слышать, — по крайней мере, это значит, что я тебе нравлюсь.

Взгляд ее скользнул вниз, к ширинке его брюк. Тейлон едва не застонал, сообразив, что она там увидит. Барьеры его снова рушились: его охватывало неодолимое желание быть с ней таким же, каким он всегда был с Ниньей.

С Ниньей он мог быть самим собой. Она ничего от него не требовала, ничего не ждала — кроме любви и дружбы.

Его драгоценная Нин никогда не видела в нем жалкого мальца, оплеванного и отвергнутого. Презренного сына шлюхи, вынужденного кулаками отвоевывать себе место в жизни.

Никогда не видела она и угрюмого, не по годам сурового подростка, в которого он превратился, устав терпеть издевательства, пинки и зуботычины.

Еще ребенком он закалил свое сердце и приучил себя к сражениям. Научился, не раздумывая, наносить удар любому, кто бросит на него хоть один косой взгляд, кто скажет хоть слово о нем самом, его матери или сестре.

Он твердил себе, что ему не нужна ничья любовь. Жил, как дикий зверь, готовый кусать новую протянутую к нему руку.

Пока в его жизнь не вошла Нинья. Она укротила в нем зверя. С ней он мог быть мягким и нежным. Пусть другие видели в нем непобедимого воина, свирепого и бесстрашного, не прощающего ни малейших знаков неуважения, — с ней он был просто Спейрром.

Мальчиком и мужчиной, который хотел лишь одного — любить и быть любимым.

Сколько лет прошло с тех пор, когда Тейлон и последний раз осмеливался быть самим собой?

Братья-Охотники не раз обращались к нему за советом. Ашерон считал его своей правой рукой, полагаясь на него, ценя его острый ум, собранность и безупречную выдержку.

Но никто из них — даже Вульф — не знал его по-настоящему. Никому он не открывал свое сердце. Кроме женщины, что сидела сейчас перед ним.

Женщины, которой он не осмеливался открыться в смертной жизни.

— Ты всегда такой ненасытный? — спросила она.

— Только с тобой, — прошептал он, придвигаясь к ней ближе, пытаясь соединить в уме ту женщину, которой она была, с той, которой стала. — Только ты всегда сводила меня с ума. Один взгляд — и не могу думать ни о чем, кроме желания прикоснуться к тебе. Войти в тебя. Ощутить твое дыхание. Почувствовать прикосновение твоих прекрасных рук.

От этих слов Саншайн охватила сладостная дрожь.

Он шел к ней плавно и бесшумно, словно зверь, преследующий добычу. Все его тело превратилось в единую симфонию движения.

Острый мужской запах кожи сводил ее с ума и наполнял рот слюной.

От поцелуя у нее закружилась голова, но она отстранилась от него, сбитая с толку его словами.

— Ты говоришь так, словно знаешь меня уже много лет. Почему?

— Мне кажется, я знаю тебя вечно. Словно уже много столетий память о тебе хранится в моем сердце.

От этих слов Саншайн затрепетала. Этот человек — кельтский вождь и поэт — наполнял ее сны. В те далекие времена он бесстрашно бросался в битву, а затем возвращался к ней, чтобы любить ее...

Но нет — не может же он быть тем же самым человеком!

Только сейчас Саншайн осознала пугающую странность своих снов. Сама она в них выглядела совсем не так, как в теперешней жизни. Там она была белокурой и голубоглазой. Но Тейлон...

Тейлон был таким же, как сейчас.

Татуировка. Косички на виске. То же ожерелье-торк. Единственное отличие — цвет глаз.

Разве такое возможно? Что все это значит? Саншайн чувствовала, что имеет дело с чем-то сверхъестественным, не поддающимся логическому анализу и контролю разума, — и это пугало до дрожи в коленях.

Неужели он — тот же человек?

Не только душой, но и телом?

Нет, это невозможно! Но Саншайн, дочери отца-шамана и матери-ясновидящей, уже случалось видеть самые невозможные вещи. Она знала, что в нашем мире существуют силы, неизвестные и неподвластные человеку.

Увернувшись от поцелуя, она запрокинула голову, чтобы посмотреть, на месте ли крошечный шрам у Тейлона под правым ухом.

Нинья в ее снах прекрасно знала этот шрам и помнила, откуда он взялся. Однажды, когда они, еще детьми, ловили вместе рыбу, она, неловко закидывая удочку, поранила его крючком.

Да, шрамик был на месте.

Как много сотен лет назад.

Такого не может быть!

Или все-таки...

Она дрожала от возбуждения и желания узнать правду.

Полуприкрыв глаза, он пожирал ее жадным взглядом. Саншайн чувствовала щекой его теплое дыхание, чувствовала, как бьется под ее ладонью его сердце. Чувствовала его силу, мужество — и неудержимое стремление к ней.

— Я так скучал по тебе, Нин... ненаглядная моя!

По его лицу потрясенная Саншайн поняла, что он поражен собственной оговоркой не меньше, чем она.

— Как ты меня назвал?

— Ненаглядная, — быстро ответил он.

— А до этого?

— Никак.

Все это чертовски загадочно — и она не успокоится, пока не узнает, в чем тут дело!

— Тейлон! — сказала она решительно, встав со стула и остановившись перед ним. — Объясни мне, что происходит? Ты знаешь, кто такая Нинья?

Его обсидиановые глаза сверкнули:

— А ты?

Боже! Все верно — он тоже знает! Он тоже помнит свою прошлую жизнь!

И — он совсем не изменился. Не выносит солнечного света. Не гражданин США...

Не нужно быть доктором наук, чтобы к двум прибавить два. Очевидно, Тейлон — это и есть Спейрр.

И все-таки он вампир! Или что-то вроде того. Во всяком случае, бессмертный.

Так я и знала!

— Почему ты меня помнишь? — спросила она.

— А как я мог тебя забыть?

Он снова к ней потянулся — и она снова его оттолкнула.

— Очень мило, но это не ответ на вопрос. Тейлон, я ничего не понимаю. Почему в моих снах ты точно такой же, как сейчас? Я очень сильно изменилась — а ты нет. Почему?

Тейлон и хотел бы объяснить, но как? Какие найти слова? «После того, как ты умерла, я ради мести продал душу греческой богине, и теперь обречен до конца времен выслеживать и истреблять вампиров»? Ему самому трудновато в это поверить, хоть и прошло уже полторы тысячи нет.

— Ты снова напрягся, — заметила Саншайн.

— Послушай, будем жить настоящим. Просто прими меня таким, какой я есть.

— Хорошо. Только ответь мне на один вопрос.

— Какой?

— Какую школу ты кончил?

— Я не кончил, — пробормотал он, глядя в сторону.

— Хорошо, в каком классе ты бросил школу?

Тейлон попятился. На такие вопросы ему ответить было нечего.

Боль в ее глазах поразила его в самое сердце.

— Тейлон, что все это значит? Я, знаешь ли, не дурочка. И прекрасно знаю: не бывает такой аллергии на солнечный свет, чтобы человек не мог даже у окна постоять? И не думай, что я не заметила, как ты прячешь зубы, — никогда не показываешь их в улыбке, и даже когда мы целуемся и я подбираюсь языком к твоим зубам — немедленно отстраняешься.

Тейлона охватило искушение воздействовать на ее разум, заставив забыть этот разговор и перевести беседу на что-нибудь более приятное.

— Ну, и чего ты хочешь? Чтобы я признался тебе, что я вампир? Что по ночам вою на луну?

— А разве нет? — Решительно шагнув, к нему, она схватила его за подбородок, словно хотела силой открыть ему рот. — Покажи зубы, Тейлон!

Он шагнул назад.

— Не могу.

Она обожгла его взглядом:

— Ты — Спейрр, верно? Не знаю, как это возможно, но именно тебя я видела во сне! Так или нет?

Он молча уставился в пол.

— Я никому не скажу, — смягчив голос, пообещала Саншайн. — Но мне нужно знать.

— Да какая разница? — рявкнул Тейлон. — Предположим, да. И что ты сделаешь — выкинешь меня за дверь?

— Нет, — выдохнула она. — Я никогда не выкину тебя за дверь.

— Тогда зачем тебе знать?

В ее сузившихся глазах снова вспыхнул огонь.

— Потому что я хочу, чтобы ты был со мной честен. Хочу, чтобы доверял мне и не боялся рассказать о себе.

Ее слова резали ему сердце, как ножом. В былые времена ему казалось, что весь мир — против их любви. Социальное неравенство, сплетни о его матери, насмешки над ее родителями — их разделяло абсолютно все.

Но теперь, кажется, вся вселенная сплотилась, чтобы не дать им быть вместе.

— С чего ты взяла, что я должен что-то тебе рассказывать? Может быть, мне от тебя нужен только секс?

Пораженная, она отшатнулась от него.

— Это правда?

Боль в ее глазах рвала его на части. Он вовсе не хотел заставлять ее страдать!

— А тебе? — ответил он вопросом на вопрос. — Ответь мне, Саншайн, чего ты хочешь от меня?

— Честно сказать — не знаю. Ты привлекаешь меня, но и пугаешь. Я боюсь твоих глаз. Тейлон, ты позволишь мне узнать тебя поближе?

— Нет, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — это невозможно.

— Тогда объясни, почему невозможно! Послушай, я давно уже не маленькая девочка, за которую все решают взрослые! Я думала, ты меня уважаешь!

— Так и есть.

— Тогда веди себя со мной, как со взрослой. Объясни, почему не можешь ответить на самые простые вопросы о себе.

Она просит о невозможном. Тейлон не может сказать ей правду, пока Ашерон или Артемида не освободят его от присяги Охотника.

— Если я расскажу тебе, кто я, твоя жизнь будет в опасности.

— О моей безопасности беспокоиться поздновато: я живу в Новом Орлеане, над одним из самых популярных ночных клубов в городе, и оставляю машину в переулке, где вчера убили двух человек.

— Это были не люди! — вырвалось у Тейлона, прежде чем он успел сообразить, что говорить об этом не следует.

— А кто же они?

Расскажи ей все...

Это желание было почти невыносимым. Но до сих пор Тейлон никогда не нарушал Кодекс Молчания. Никогда.

«Даймоны хотят позабавиться с твоей подружкой, кельт. Не оставляй ее без присмотра».

Она имеет право знать, что за ней охотятся.

— Тейлон! — Она бросилась в его объятия, сжала в ладонях его лицо. Ее прикосновение, теплое и нежное, смягчало его душевную боль.

Он чувствовал, что уже почти не в силах ей сопротивляться.

— Доверься мне! Клянусь, я тебя не выдам!

— Не могу, Саншайн. Честно, не могу.

— Не хочешь, Тейлон! Просто не хочешь! — Раздраженно вздохнув, она опустила руки. — Ладно. Храни в тайне свои секреты. Делай, что хочешь, и будь счастлив. Только, сделай милость, без меня!

И она бросилась от него прочь.

Тейлон протянул к ней руку — она увернулась.

— Саншайн...

— Не трогай меня! Я на тебя чертовски зла!

— Саншайн, пожалуйста, не сердись!

Она покачала головой.

— Бархатный голос, взгляд нашкодившего щенка... Извини, на меня эти приемы не действуют. Уходи.

Тейлон поморщился: сердитые слова и особенно — боль, которая в них звучала, ранили его в самое сердце.

В этот миг он понял кое-что о себе. Зарек и Ашерон правы: он боится. Боится уйти — и боится остаться.

Меньше всего ему хотелось снова потерять Нинью. Однако сейчас, глядя на Саншайн, он понял: хоть в этой женщине и живет душа его жены, она — совсем другая.

В чем-то — намного сложнее и утомительнее. Нинья никогда на него не сердилась, — даже когда он этого вполне заслуживал. Она была тихой и застенчивой. Совсем не такой, как решительная, требовательная, безоглядно откровенная Саншайн.

Если бы он отказался что-то рассказывать Нинье, она бы просто перевела разговор на другую тему. Она никогда бы не смогла свалить с ног даймона или вырвать свою вещь из пасти аллигатора.

Но — вот что самое поразительное — в Саншайн его больше всего привлекал именно этот огонь. Эта готовность смело противостоять миру — и ему самому.

— Как? — ядовито проговорила она. — Ты еще здесь? Не понял намека?

Он невольно улыбнулся.

— Саншайн, я не хочу уходить. Почему бы тебе просто не принять меня таким, какой я есть?

— А какой ты есть, Тейлон? — вздохнула она. — То немногое, что я о тебе знаю, меня устраивает — но это ужсовсем немногое. Ты живешь в болоте. Приручаешь крокодилов. У тебя много денег и нет фамилии. И еще есть помощник по имени Ник. Вот и все, что мне известно о Тейлоне. Согласись, маловато.

Она смело встретила его взгляд.

— Я отказываюсь иметь дело с человеком, который мне не доверяет настолько, что боится озвучить даже свои анкетные данные. Хочешь уйти — дверь вон там. А если хочешь остаться — придется тебе быть пооткровеннее и рассказать что-нибудь содержательное.

— Например?

— Как зовут твоего лучшего друга?

— Вульф Трюггвасон.

Саншайн изумленно взглянула на него.

— С ума сойти, ты ответил на вопрос! Как только мир не перевернулся?

— Не смешно. Так что же, я остаюсь?

Саншайн немного подумала, надув губы.

— Ладно, — но только потому, что не можешь выйти на улицу при свете дня.

Твердо решив держать дистанцию, пока он не расскажет хоть что-нибудь о себе, Саншайн отправилась в спальню, взяла оттуда подушку и одеяло, отнесла их в гостиную и протянула Тейлону.

На розовое одеяло и подушку он уставился как баран на новые ворота.

— Это еще что?!

— Пока не выложишь все начистоту, будешь спать на диване.

— Ты что, шутишь?

— Вот уж нет! Ни капельки. Хочешь попасть ко мне в постель — впусти меня в свою жизнь.

Ошеломленный, Тейлон молча наблюдал, как она задергивает шторы.

— Я же ответил тебе про Вульфа! — выдавил он наконец.

Саншайн со скучающим видом повернулась к нему.

— Ага, назвал имя. Чрезвычайно ценная и содержательная информация. А моих лучших подруг зовут Трина Деверо и Селена Лоуренс. Ну и как, много ты обо мне узнал? Ни-че-го! Разве только то, что мне есть кому пожаловаться на сволочей мужиков, и, уверяю тебя, если бы не глухая ночь, я бы уже названивала им обеим!

Тейлон издал глухой рык, но это ее совершенно не смутило.

— Ну хорошо, расскажи мне об этом Вульфе, — проговорила она, делая шаг ему навстречу. — Чем он занимается? Где живет? Женат ли? Сколько лет вы друг друга знаете?

— Живет в Миннесоте. Не женат.

Саншайн просияла.

— Вот видишь, можешь же, когда захочешь! А как вы с ним познакомились?

Сто два года назад на Карнавале, куда Вульфа прислали для усиления. Но об этом Саншайн знать не должна.

Тейлон шумно вздохнул:

— Да мы уже сто лет друг друга знаем!

— Ох-ох-ох, — вздохнула Саншайн. — Такие обтекаемые ответы, возможно, помогут тебе пройти в конгресс, — но не в мою постель!

— Саншайн, ты ведешь себя просто глупо!

Как несправедливо! Он изо всех сил пытается ее защитить, а она изводит его дурацкими вопросами, на которые он не имеет права ответить. И гонит из своей постели — только потому, что он не хочет, чтобы она страдала!

Как она смеет так с ним поступать?

Разозленный ее упрямством, он рявкнул:

— Хочешь знать, кто я? Я — твой муж!

Саншайн фыркнула и окинула его оценивающим взглядом:

— Не в этой жизни, дружок. — Она подняла левую руку и повертела ею у него перед глазами. — Что-то я не вижу обручального кольца — и не припоминаю, чтобы в последние дни ты ворвался в город на вороном коне, подхватил меня на руки и попросил стать твоей женой.

От этих слов Тейлон похолодел:

— Так ты это... помнишь?

Она кивнула; гнев ее отчасти утих.

— Помню. И очень хочу понять почему.

Он швырнул подушку и одеяло на диван:

— Говорю же тебе, я не имею права ничего объяснять!

— Раз так — спокойной ночи, милый. Приятных снов.

Она чмокнула его в лоб и удалилась.

Тихо закипая, Тейлон наблюдал, как она картинно задергивает полупрозрачные шторы, отделяющие гостиную от спальни. Умеет же эта женщина разжечь в нем пожар эмоций! Вот только на этот раз — вовсе не приятных.

Сейчас он был в ярости.

Особенно — когда, включив ночник у кровати, она ненавязчиво продемонстрировала ему все изгибы своего роскошного тела.

Сердце его заколотилось. Он не мог оторвать глаз от соблазнительной сцены: вот она неторопливо скидывает одежду и, нагая, ложится в постель.

Он ясно представлял себе, как она лежит там, как смятая розовая простыня ласкает ее горячие влажные бедра. Она лежала на боку: невидимые ему груди сплющены, обнаженная спина открыта его жадному взору, распущенные волосы разметались по плечам — как будто ждет, чтобы он подошел и лег рядом.

Он прижмет ее к себе, проведет рукой по теплому бедру, поднимет ее ногу и откроет чудесный вход, чтобы скользнуть в нее сзади....

О да! Он почти чувствовал, как прижимаются к его чреслам ее округлые ягодицы, как вздрагивают они в такт его движениям. Не изменяя ритма, он протянет руку и начнет ласкать ее святая святых — нежно, бережно, с любовью...

Запах пачулей окутает их обоих, и она, изогнувшись и застонав от наслаждения, забьется в его объятиях...

Все гормоны в его теле проснулись, чресла затвердели, властно требуя наслаждения.

Вот Нинья никогда бы так с ним не поступила! Никогда не отказала бы ему в сексе. Ни разу в жизни. Стоило ему улыбнуться или позвать ее — и жена радостно бросалась к нему в объятия.

Как же ему сейчас не хватает Ниньи!

— Саншайн!

— Нет, Тейлон, — сурово ответила она, выключая свет. — Мой ответ — нет.

— А я тебя ни о чем и не просил!

— Но я прекрасно знаю, чего ты хочешь. А ты знаешь, чего хочу я. Угадай, кто из нас первым сдастся? — И, помолчав, добавила — на случай, если он не догадается: — К твоему сведению, это буду не я!

Он шепотом выругался. Ну почему в этой жизни она такая упрямая? Что стало с его нежной Ниньей, которая с радостью удовлетворяла все его желания?

Ну и черт с ней! Сама же себя наказывает! Пожалуйста, пусть лежит там, как дура... голая...

При этой мысли его тело вновь зажило своей жизнью.

Тейлон со стоном повернулся на другой бок, лицом к стене, чтобы не видеть Саншайн.

В конце концов, он взрослый человек. Он с этим справится.

Но, черт побери, как она его унизила! Ни одна женщина так с ним не поступала!

Чувствуя нарастающее возбуждение, Тейлон треснул кулаком по подушке. Кушетка была ему узка и коротка, но, так или иначе, — он твердо решил заснуть.

Саншайн слышала, как Тейлон беспокойно ворочается на диване. Ей даже было его почти жалко. Почти.

Но она устала от секретов. Устала от его шпионских тайн. Весь сегодняшний день она рыскала по его хижине, пытаясь понять, кто же он такой и чем занимается. Кажется, все-таки не наркодилер — судя по тому, что в доме у него даже анальгина нет. А что есть? Множество разнообразных электронных игрушек. Тонны кожаных курток, жилеток и штанов. DVD-дисков столько, что таким грузом можно затопить военный корабль. Не говоря уж о целом арсенале холодного оружия, очень странного и древнего на вид.

Тейлон — загадочный человек, ведущий очень странную жизнь; и она не позволит себе с ним сближаться, пока не выяснит, в чем тут дело.

Саншайн перевернулась на другой бок и приказала себе спать. Завтра с утра ей надо на работу. В отличие от Тейлона ей приходится самой зарабатывать себе на хлеб.

— Ух ты! Кто к нам вернулся!

Саншайн закрыла книгу и помахала рукой, приветствуя подругу. Селена, в свободном пурпурном платье и черном плаще, поставила свой складной столик на обычном месте — справа от столика Саншайн с картинами и керамикой — и принялась распаковывать карты, свечи и прочие ведьмовские принадлежности.

— Да, знаю. — Саншайн отложила книгу под названием «Рожденный в грехе». — Эти два дня я была очень занята. Извини.

Селена расстелила на своем столике пурпурное покрывало.

— Ты мне о нем расскажешь? Хочешь, я на него погадаю?

Саншайн вздохнула и, встав, подошла к столику Селены, чтобы помочь ей расставить магический реквизит.

— Да я сама о нем знаю не так уж много. Огромный байкер, блондин, сногсшибательно красивый и сексуальный, живет на болоте, имеет кучу денег, знаком с твоим деверем Кирианом... ах да, и еще с мужем Грейс.

Селена, вдруг побледнев, уставилась на нее широко открытыми глазами:

— Тейлон? Ты встречалась с Тейлоном? И не один раз?

Саншайн замерла, полная волнения, любопытства... и некоторой тревоги. Что такое с Селеной? Она как будто испугана.

— Ты его знаешь? — недоверчиво спросила она.

Селена нервно оглянулась.

— Господи боже! Пожалуйста, скажи мне, что этот твой сексапильный красавчик, сбитый карнавальной платформой, этот твой белокурый бог, которого ты так смачно описывала, — не Тейлон! Господи помилуй, я ведь однажды с ним ужинала!

— Хорошо, если ты так настаиваешь, могу сказать, что это не он, но только... только это он. Он потрясающий, правда?

— О боже мой! — простонала Селена. — О нем ходят разные слухи, но кто бы мог подумать, что все это правда? Поверить не могу!

Саншайн вздохнула с облегчением. Наконец-то она что-то узнает о Тейлоне, пусть даже и придется вытягивать информацию из Селены! Потому что Селена, кажется, вовсе не горела желанием выкладывать ей всю подноготную о Тейлоне.

— Лейни, если что-то о нем знаешь, — выкладывай!

Селена открыла было рот, — но по выражению ее лица Саншайн догадалась, что сейчас услышит от подруги.

— Только не смей говорить: «Не имею права»! — потребовала она. — Этого я уже наслушалась!

Селена закрыла рот и задумалась.

— Ну что ж... для начала — он хороший парень. Не из тех, кого ты обычно выбираешь в приятели, — безработных байкеров, без денег, без крыши над головой и без будущего. Будущее у него есть. Даже очень, очень длинное.

— А еще?

Селена замялась.

Саншайн разложила второй складной стул, на который Селена обычно усаживала клиентов, и присела рядом.

— Ну давай же, Лейни, колись! Этот парень мне очень нравится, но он меня просто сводит с ума! Не рассказывает о себе ничего, я даже не и знаю даты его рождения! Что ты о нем знаешь?

— Санни, мне нельзя о нем рассказывать. Я поклялась молчать.

— Кому поклялась?

— Этого я тоже не могу сказать, — глядя на стол, сообщила Селена.

— Он что, из мафии?

— Вот уж нет! — с трепетом в голосе ответила Селена. — Рядом с этими ребятами мафия — детский сад!

Еще хуже мафии?

— Да кто же они такие?

— Знаешь что? — нашла выход Селена. — Скажем так: он занимается тем же, что и моя сестра Табита.

Саншайн нахмурилась:

— Торгует женским бельем? Что-то не верится...

— Да нет же, глупая, — я говорю о том, что делает Табита по ночам.

Рот Саншайн округлился, превратившись в маленькую букву «о».

— Охотится на вампиров?

— Вот именно.

Да, это объясняет их первую встречу. Правда, те странные типы, что на нее напали, совсем не походили на вампиров — скорее уж, на преуспевающих яппи^[26].

— Это ведь еще не все, правда? — опасливо поинтересовалась Саншайн.

Селена молча кивнула.

Саншайн лукаво улыбнулась.

— И ты, моя лучшая подруга, с которой мы вместе съели тонну бананового мороженого, на свадьбу которой я согласилась надеть кошмарное зеленое платье в оборочках и кружавчиках, полнящее меня фунтов на пятнадцать, — неужели ты не будешь со мной откровенна?

— Платье было лимонного цвета, — напряженно отозвалась Селена.

— Хорошо, цвета очень недозрелого лимона. И я в нем напоминала фасолину в стручке. Но дело не в этом. Ты расскажешь мне все — и плевать, что и кому ты там наобещала, я от тебя не отстану, потому что в любви все средства хороши!

Трудно сказать, кого больше поразили эти последние слова — Селену или ее саму.

Селена повернулась, чтобы взглянуть ей в лицо.

— Что? Ты говоришь, что... любишь Тейлона?

Вопрос не из легких. А в самом деле, что она к нему испытывает? В этом человеке много такого, чем она восхищается, и такого, к чему стремится, но при этом она так мало знает о том, кто он... даже не так — что он вообще такое...

Единственное, что известно точно, — при одном взгляде на него она возносится на небеса. И даже сейчас считает минуты, проведенные без него.

— Честно, Селена, не знаю. Рядом с ним я ощущаю себя такой живой! Чувствую такое тепло, защищенность, — как будто ничто в мире не может меня тронуть, ничто не отнимет у меня это блаженство. Он просто удивительно мне подходит. Знаю, это звучит глупо, но...

Саншайн покосилась на столик, заваленный рунными камнями, картами Таро и разными магическими безделушками. Пожалуй, с Селеной можно не стесняться своей веры в сверхъестественное.

— В прошлой жизни мы с Тейлоном были мужем и женой, — набравшись духу, призналась она.

В темных глазах Селены блеснул страх. Следующий свой вопрос она задала почти шепотом:

— А Тейлон об этом знает?

Саншайн кивнула.

— Он даже назвал меня своей женой сегодня ночью, когда я отправила его спать на кушетку.

— На кушетку? А почему?

— Долго рассказывать.

Селена открыла одну карту, взглянула на нее, затем снова подняла глаза на Саншайн.

— И что же, он сказал тебе, что было в прошлой жизни?

— Нет. Знаешь, эта прошлая жизнь мне снилась: я там выглядела по-другому, а он — точно так же, как сейчас. Даже татуировки те же самые, — а это уж совсем невероятно! Я даже помню, как ему делали эти татуировки — тогда, много сотен лет назад. Может быть, я схожу сума?

Селена ласково накрыла руку Саншайн своей рукой.

— Нет, дорогая. Ты совершенно точно не чокнутая — по крайней мере, не в этом вопросе.

— Тогда что происходит?

Селена снова опасливо оглянулась, затем придвинулась ближе и понизила голос, словно боялась, что кто-нибудь их подслушает:

— Санни, скажи мне откровенно, каковы твои намерения насчет Тейлона?

— Слушай, что ты такое спрашиваешь? — воскликнула Саншайн, удивленная и раздраженная таким вопросом. — Ты что, его мамочка? Обещаю, что наутро отнесусь к нему с подобающим уважением!

Селена возвела глаза к небу.

— Саншайн, я не шучу. Предмет твоего интереса играет в очень серьезные игры. Его партнеры, не задумываясь, прикончат и его и тебя, сели заподозрят, что вы можете их предать.

Похоже, в самом деле не шутит. По крайней мере, голос подруги звучал слишком серьезно.

— Что же, значит, он все-таки вампир? Так я и знала!

— Не совсем.

— Вот и он так говорит. Ладно, спрошу у тебя то же, что у и него: что значит «не совсем вампир»?

— Он — Темный Охотник.

Наконец-то Саншайн получила ответ! Правда, она не понимала, что он означает. Но хоть что-то.

— И это значит...

— Бессмертный охотник на вампиров, который продал душу за возможность отомстить.

По ее спине пробежал холодок.

— Кому продал? Дьяволу?

— Богине Артемиде.

Такого ответа Саншайн совсем не ожидала! Впрочем, она чувствовала, что еще немного — и перестанет удивляться чему бы то ни было.

— Ты не шутишь?

Селена медленно и торжественно покачала головой.

— Подожди, но это бессмыслица какая-то. Сколько же на свете вампиров? Ведь не так много, чтобы создавать ради них каких-то специальных Охотников? Или Тейлон — единственный?

По выражению лица Селены она догадалась, что ответ ее не обрадует.

— На свете тысячи Темных Охотников — и бесчисленное множество вампиров. Точнее, их правильнее называть даймонами, — они возникли намного раньше, чем появилось само слово «вампир».

Саншайн долго молчала, пытаясь все это переварить.

— Ерунда какая-то. Я хочу сказать, что я верю в энергетических вампиров, но никак не в таких, которые по-настоящему сосут кровь. И не может же их быть так много, чтобы для борьбы с ними требовалась целая армия! — Она встретилась взглядом с Селеной. — Не обижайся, но мне всегда казалось, что твоя сестра немного не в себе.

Селена выдавила из себя сдавленный смешок:

— Насчет Табиты ты права, но это дела не меняет.

Саншайн прижала ладонь ко лбу. Перед глазами у нее все плыло. Как в это поверить? Неужели ее Тейлон — бессмертный убийца вампиров?

Полное безумие! Однако, странным образом, это безумие все объясняло. По крайней мере, очень многое.

Господи, так он в самом деле охотится на вампиров!

— А откуда берутся эти вампиры? — дрожащим голосом поинтересовалась она. — Это какие-то демоны, или они получаются из людей, как в кино?

Немного помолчав, Селена заговорила:

— Ладно, проведем небольшой урок истории, которой не проходят в школе. Много-много эпох назад на земле возникли две расы: люди — и аполлиты, дети бога Аполлона. Аполлон пожелал создать высшую расу, превосходящую людей и силой, и красотой. Аполлиты были очень высоки ростом, прекрасны, как боги, и обладали мощными сверхъестественными способностями.

Саншайн судорожно сглотнула, припоминая тех странных типов, которые на нее напали. Рост, красота... все сходится.

— Однако, — продолжала Селена, — как и многие другие обладатели таких способностей, аполлиты обратили их во зло: начали войну против людей, стремясь подчинить себе человечество.

— И эти аполлиты были вампирами?

— Нет, — ответила Селена, — не торопись, ты забегаешь вперед. Во время войны с греками аполлиты убили возлюбленную Аполлона и его смертного сына. Аполлон, разгневавшись, уничтожил их родную страну — Атлантиду.

Самих же аполлитов он проклял за предательство: теперь они обречены были пить кровь друг друга, чтобы выжить, и не выносили дневного света, ибо Аполлон — бог солнца и дня — сделал солнечный свет смертельным для них. Но и этого мало: в память о том, что его возлюбленная погибла в двадцать семь лет, все аполлиты обречены были, дожив до двадцати семи, умирать страшной смертью.

— Какой?

— В день своего рождения они начинают разлагаться заживо и за сутки гибнут в страшных муках.

— Какой ужас! — скривилась Саншайн.

Селена согласно кивнула, рассеянно перебирая свои карты.

— Одни аполлиты накануне двадцать седьмого дня рождения убивают себя. Но другие нашли иной способ избежать своей судьбы: они превращаются в даймонов и начинают воровать чужие души, чтобы продлить себе жизнь.

— А как?

Селена пожала плачами:

— Описать процесс в подробностях не берусь. Знаю только, что они высасывают из человека всю кровь, а затем поглощают душу. Пока плененная душа жива, даймон может жить. Проблема в том, что, попав в плен, душа начинает умирать, — поэтому им приходится постоянно пополнять свои запасы.

— Значит, они и есть вампиры?

— Даймоны, вампиры, упыри — называй как хочешь. Одним словом, они высасывают кровь и душу, а тебя оставляют ни с чем — совсем как адвокаты! — Селена нервно улыбнулась. — Ой, я не про своего мужа!

Саншайн оценила ее попытку развеять напряжение шуткой. Однако в этом Селена едва ни преуспела: все услышанное по-прежнему не укладывалось у Саншайн в голове.

— А Темные Охотники? Они кто такие? Тоже аполлиты?

— Нет, это древние воины. После того как Атлантида затонула, боги задумались о том, что же делать с даймонами, — и сестра Аполлона Артемида создала для борьбы с ними армию Темных Охотников. Тейлон — солдат этой армии.

— Что значит «она их создала»? Как?

— Этого я не знаю. Каким-то образом она возвращает умершего воина к жизни, но при этом оставляет у себя его душу. Воскресшие Темные Охотники получают деньги, слуг — все, что нужно для жизни и войны с даймонами. Единственная их задача — выслеживать даймонов, бороться с ними и освобождать плененные души.

Саншайн судорожно вздохнула, все яснее понимая, что ни ей, ни Тейлону все это ничего хорошего не сулит.

— Значит, Тейлон поклялся вечно служить Артемиде... — медленно проговорила она. — Да, кажется, теперь я понимаю, что люди имеют в виду, когда говорят о безнадежных, тупиковых отношениях!

— Не обязательно.

Саншайн вздернула голову. Подруга смотрела на нее как-то странно — робко и в то же время лукаво.

— Что?

Селена отвернулась и принялась тасовать карты.

— Видишь ли, Кириан — бывший Темный Охотник...

При этих словах сердце Саншайн едва не выпрыгнуло из груди.

— Правда?!

Селена кивнула:

— У каждого Темного Охотника есть возможность снова стать человеком. Истинная любовь может вернуть ему душу и освободить его от клятвы Артемиде.

— Так, значит, надежда есть?

— Где есть любовь — там всегда остается надежда.