Темные объятия

15

Эш скрипнул зубами, когда Артемида провела рукой по его длинным белокурым волосам. Прикрыл глаза, чтобы не видеть, как она накручивает на палец золотистую прядь.

— Мне пора, — сказал он.

Капризно надув губы, она провела рукой по его обнаженной груди, слегка царапнула ногтями кожу.

— Я не хочу, чтобы ты уходил!

— Отпусти меня, Арти. Мне надо найти Стиккса, пока он никому больше не причинил вреда. Прошлой ночью он едва не убил Зарека.

— Ну и что? Пусть бы и убил — Зарек этого вполне заслуживает.

— Как и большинство из нас.

Холеные ногти Артемиды больно впились ему в плечи. Прикованный к кровати золотыми цепями, Ашерон не мог ей противиться.

— Терпеть не могу, когда ты так говоришь! Ты такой неблагодарный — после всего, что я ради тебя сделала...

«Ради тебя!» Хорошо сказано. Ради него она действительно сделала многое, а вотдля него — очень мало. И благодеяния ее по большей части были таковы, что он бы с радостью от них отказался.

— Арти, не заставляй меня нарушать твои правила! — Он мог бы разорвать цепи, используя свою Силу, но тогда о его присутствии в храме узнали бы другие олимпийские боги. Всякий раз, когда Ашерон «навещал» Артемиду, ему приходилось сильно ограничивать свои способности. Открывать и закрывать двери, мгновенно раздеваться и одеваться, еще кое-какие фокусы, но не более того. Стоит ему использовать магию всерьез — и другие боги ощутят присутствие нового источника Силы и что-то заподозрят.

А это единственное, чего боится Артемида.

— Хочешь, чтобы папа Зевс обнаружил тебя в моей постели?

— Я этого хочу не больше, чем ты. Так что отпусти меня.

Золотые цепи разомкнулись, и Эш сел, потирая руки, чтобы восстановить кровообращение: он лежал прикованным с самого рассвета.

Накатилась волна усталости. Как обычно, Артемида совсем не давала ему поспать — вот уже двое суток он не смыкал глаз.

Он был совершенно измучен и мечтал о нескольких часах сна, как об избавлении от страданий.

— Кстати, я тут услышала кое-что любопытное, — сообщила Артемида. — Мой братец Дион объединился с твоим братом и с Камулом, галльским богом войны, в поисках Силы. Вот будет номер, если у них что-нибудь получится!

— Что ты сказала? — замер Ашерон.

— Дион и Кэм мечтают вернуть себе власть над миром, а твой братец у них вроде заводилы. Кто бы мог подумать? — рассмеялась она. — Только представь себе: давно забытый варварский бог войны; мой братец, прославившийся только любовью к безделью и пьянству, и твой брат, единственное достоинство которого — то, что он очень похож на тебя, — собрались вместе и хотят завоевать мир! — Она от души расхохоталась. — Интересно, как? Они, наверное, изобрели какой-нибудь хитрый план?

Ашерон молча смотрел на нее. Она недооценивает их силы, но он... кажется, он знал, что они намерены совершить...

В день Карнавала истончается барьер между нашим миром и тем, в котором ждет своего часа атлантийская Разрушительница.

Это единственная причина, по которой два бога могли вовлечь в свою интригу Стиккса.

Они хотят выпустить в мир Разрушительницу. И единственный способ это сделать — убить Эша.

Так что, так или иначе, ему придется их остановить.

Иначе в день Карнавала их будет ждать большой сюрприз.

Они не представляют, с кем и с чем имеют дело. Разрушительницей невозможно управлять. Ее невозможно контролировать. Она — самая жестокая и непредсказуемая из древних богов. Когда-то она истребила собственную семью — и затем уничтожила бы весь мир, если бы ее не остановили и не заточили в темницу.

Камул и Дионис, быть может, рассчитывают заключить с ней сделку. Если так — они просчитаются.

Ашерон едва не рассмеялся, представив себе, как они пытаются воззвать к разуму Разрушительницы. Да, их ждет увлекательный Карнавал!

Он ощутил прохладное прикосновение к спине: раскинувшись на кровати, Артемида провела по его позвоночнику изящной обнаженной ножкой.

— Кстати, — проговорила она, — пока мы здесь с тобой развлекались, твои детки совсем отбились от рук.

Эш перестал растирать запястья и поднял на нее взгляд.

— О чем ты говоришь?

— Сегодня в начале вечера Зарек, нарушив твой прямой приказ, вышел на улицу и подрался с Тейлоном во Французском квартале.

— Что? — гневно воскликнул Ашерон. — Когда?

— Часа два назад.

— Проклятие! — прорычал он. — Артемида, почему ты мне сразу не сказала?

Пожав плечами, она расчетливо-небрежным чувственным жестом провела рукой по своей обнаженной груди.

— Тогда бы ты сразу ушел, — а я хотела побыть с тобой еще немного.

Эш смерил ее гневным взглядом. Ее эгоизм не знает границ! Сердито щелкнув пальцами, он вернул себе одежду, сменил цвет волос на угольно-черный и забросил за плечо рюкзак.

— Не выношу, когда ты брюнет! — капризно протянула Артемида и взмахом руки вернула ему прежние золотистые кудри.

— А знаешь, какой цвет волос не выношу я? — рявкнул Ашерон. — Рыжий! — И щелчком пальцев снова превратил в брюнетов не только себя, но и Артемиду.

Возмущенного вопля богини Ашерон уже не услышал — в мгновение ока он перенесся в Новый Орлеан.

Дом 688 по Авеню Урсулинок, к которому они направлялись, был хорошо знаком Саншайн. Увидев вывеску лучшего в городе байкерского бара, она едва не запрыгала от восторга. Что за чудное местечко! Где еще в Новом Орлеане можно так повеселиться?

— Так мы, оказывается, идем в «Убежище»!

— Ты знаешь «Убежище»? — нахмурился Тейлон.

— Дорогой мой, кто же не знает «Убежища», блаженной страны красавцев в черной коже? Все мои подруги считают, что мамаша Ло заслужила медаль за подбор персонала!

Заметив на его лице гримасу, она не удержалась от смеха:

— Извини, милый. Клянусь, ты ни в чем не уступаешь тамошним красавчикам. Но неужели ты никогда не замечал, что женщины ходят в «Убежище» как на стриптиз?

— Откровенно говоря, понятия не имел, что официанты в «Убежище» отличаются особой привлекательностью. Знаешь, я к ним как-то не приглядывался.

Бар располагался в старинном здании из потемневшего от времени кирпича — ему, должно быть, исполнилось уже лет двести. Над дверями в стиле ковбойского салуна покачивалась огромная вывеска: на ней изображалась луна, восходящая из-за холма, возле которого был припаркован огромный мотоцикл. Надпись гласила: «Убежище — Дом Ревунов»: «Ревунами» называла себя рок-группа, играющая в баре, — и эти парни, надо сказать, тоже выглядели очень неплохо.

Бар, открытый двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, принадлежал семейству Пельтье. Его хозяйка, мамаша Ло, подарила городу и миру одиннадцать сыновей — крепких парней, за которых, по мнению многих постоянных посетительниц бара, ей тоже стоило бы вручить медаль.

Каждый из них — мужчина в полном смысле слова, из тех, что одним взглядом способны свести женщину с ума.

У дверей их встречал Дэв Пельтье, один из четырех близнецов. Саншайн не знала женщин, которые не мечтали бы закрутить интрижку с кем-нибудь из этой великолепной четверки. А еще лучше — как-нибудь веселой ночкой привести к себе домой всех четверых!

Дэв, здоровенный мускулистый парень с золотистыми кудрями до лопаток и пронзительными голубыми глазами, отличался от своих братьев лишь татуировкой на плече — изображением лука и стрелы.

Только сейчас Саншайн сообразила, что татуировка у него — точь-в-точь как у Тейлона.

— Добро пожаловать! — проговорил Дэв со своим неподражаемым выговором, полуфранцузским, полукаджунским, протягивая Тейлону руку. Тот хлопнул его по ладони. — Где пропадал?

— Везде понемногу. А ты?

— По большей части в одном теплом местечке, — ухмыльнулся Дэв. Затем перевел взгляд на Саншайн и подмигнул: — Саншайн, крошка, а ты что делаешь рядом с этим дохляком? Пари проиграла или что?

— Или что, — с улыбкой ответила Саншайн.

— Ты знаешь Дэва? — мгновенно напрягшись, поинтересовался Тейлон. Саншайн могла бы поклясться, что он ревнует.

— Ну, конечно, знает! — немедленно откликнулся Дэв. — Как же ей меня не знать, когда она у нас зависает чуть не каждое воскресенье!

— Ты ходишь сюда одна?!

Саншайн пихнула Тейлона в плечо:

— Тейлон, не начинай! Ты не мой отец, а я тебе не маленькая девочка! И потом, ко мне здесь никто не пристает, спасибо Дэву и его братьям.

— Верно, Тейлон. Ты же знаешь наши порядки: беспокоить дам запрещено, если только они сами об этом не попросят!

— Только Эйми никто не беспокоит, сколько бы она ни просила! — не удержалась Саншайн. Эйми, единственная дочь мамаши Ло, выросла в окружении отца и могучих братьев, словно принцесса в неприступном замке: ни один потенциальный кавалер не отваживался и близко к ней подойти.

— Вот тут ты чертовски права, — подтвердил Дэв. — Видишь вон ту штуковину? — Он кивнул в угол у двери, где красовался огромный, зловещего вида гроб. — Здесь нашел свой вечный приют последний наглец, попытавшийся приударить за нашей сестренкой!

Тейлон рассмеялся:

— Я ищу Эрота. Он здесь?

— Наверху, играет в покер с Руди, Джастином и Этьеном.

— Спасибо. — Тейлон повел Саншайн через шумный зал. Несмотря на ранний час, «Убежище» уже ломилось от посетителей: одни пришли перекусить, другие — сыграть в бильярд или потусоваться с друзьями, третьи — послушать «Ревунов».

— Тейлон! — перекрикивая шум и грохот музыки, обратилась к нему Саншайн. — А почему у вас с Дэвом одинаковая татуировка?

— Просто Дэву понравился наш знак... — Голос его оборвался, но Саншайн поняла, что он имеет в виду.

Лук и стрела — знак Темных Охотников.

— Он — тоже?..

— Нет, он существо совсем иной породы.

— Он такой же, как Вейн? — вдруг сообразив, о чем он говорит, изумилась Саншайн.

Помолчав, он наклонил голову и произнес ей прямо в ухо, так, чтобы их никто не подслушал:

— Такой же, да не совсем.

Значит, он — тоже оборотень, только превращается в какого-то другого зверя!

— И что же, вся его семья может... — Мимо них в опасной близости проскользнул официант с подносом, и Саншайн, сориентировавшись на ходу, закончила: — Может... э-э... менять свой стиль, когда пожелает?

Он кивнул.

Ух ты! Кто бы мог подумать? Одно из самых популярных мест в городе принадлежит семейке оборотней! Вот это да!

Тейлон вел ее в заднюю часть зала, где столики для еды и отдельные кабинки сменялись бильярдными столами. Резная деревянная лестница вела на балкон, в верхнюю часть зала, где также стояли столы: там можно было ужинать и наблюдать сверху за выступлением рок-группы.

Даже здесь сегодня было битком.

Не останавливаясь, Тейлон провел Саншайн мимо официантов и подошел к последнему столику слева, в углу.

За столиком сидели пять человек, — и четверо из них ожесточенно сражались в покер. Этьен Пельтье — повыше старшего брата Дэва, но такой же крепкий и мускулистый, с прямыми белокурыми волосами до плеч и лицом, к которому очень подходило определение «ангельское». Однако Саншайн слышала, что за его ангельской внешностью скрывается настоящий дьявол. Тем, кто переходил Этьену дорогу, очень скоро приходилось об этом пожалеть.

Рядом с Этьеном сидел Руди Сен-Мишель, около года назад принятый на работу в бар: он отвечал за игровые автоматы. На вид — обычный новоорлеанский тусовщик: среднего роста, с длинными черными волосами, он не выделялся бы из толпы, если бы каждый дюйм его тела не украшала сложная татуировка.

Еще один здоровяк, Джастин Портакалиан, — он как раз сдавал карты — сидел, привалившись спиной к стене и небрежно закинув на деревянный табурет длинную, обтянутую черной кожей ногу. Ростом он не уступал Тейлону, а красотой — любому из братьев Пельтье; однако в карих глазах его таилось что-то зловещее, и Саншайн старалась держаться от него подальше. Особенно после того, как он спустил ее последнего приятеля вот с этой самой лестницы.

Ходили слухи, что Джастин недавно вышел из тюрьмы, отсидев срок за убийство, и, глядя на него, Саншайн вполне готова была этому поверить.

Еще двоих — белокурого здоровяка-байкера и едва одетую рыжеволосую красотку у него на коленях — Саншайн не знала. Незнакомый байкер заметил Тейлона, и улыбка сползла с его губ.

— Кельт! Что ты здесь делаешь?

— Нужно поговорить.

— Подожди немного! Разве не видишь, я как раз выигрываю?

— Вижу, — подтвердил Тейлон, бросив беглый взгляд на фишки у его локтя. — А еще вижу, что ты жульничаешь.

Другие игроки восприняли это заявление с живейшим интересом.

— Тейлон, скотина ты этакая!.. — Блондин откашлялся. — Он просто так шутит. Извините, ребята, я на минутку.

— Ребята, а чего вы так взбеленились? — поинтересовался Руди, скептически глядя на Этьена и Джастина. — Вы ведь тоже жульничаете!

Джастин смерил партнера мрачным взглядом; Этьен улыбнулся очаровательной улыбкой испорченного мальчугана.

Блондин поднялся из-за стола, захватив с собой свои карты.

— На всякий случай, — объяснил он приятелям.

— Саншайн, познакомься с Эротом и Психеей, — представил своих знакомых Тейлон.

Саншайн в изумлении уставилась на них.

— Это прозвища? Не могут же у них быть такие имена на самом деле?

— Детка, если у тебя к нам вопросы, почему бы не спросить у нас самих? — обиженно поинтересовался блондин.

— Купидон! — с предупреждающей ноткой в голосе одернул его Тейлон, затем повернулся к его спутнице: — Психея, не сможешь ли составить компанию Саншайн, пока я кое-что обсужу с твоим мужем?

— Без проблем! — Психея обняла Саншайн за плечи. — Пойдем-ка вниз, поищем приключений!

Вместе с новой знакомой Саншайн спустилась вниз. У сцены им пришлось пробиваться через плотную толпу: одни танцевали, другие слушали забористый рок, третьи — таких было много, и по большей части женского пола, — не сводили глаз со сцены, где отрывались на полную катушку мускулистые ребята в проклепанной черной коже.

Заняты были и все бильярдные столы.

Женщины подошли к одному из них, за которым играли двое знакомых Саншайн молодых людей: Ник Готье и неприметный парень по имени Рен. Этот Рен, блондин с вечно всклокоченными волосами и бледно-серыми, почти бесцветными глазами, всегда держался тихо и робко: казалось, единственное его желание — слиться со стеной и не привлекать к себе внимания. Однако Саншайн чувствовала в нем нечто опасное, какую-то скрытую силу и агрессию. Порой ей думалось: тот, кто все же обратит внимание на Рена и попытается познакомиться с ним поближе, может серьезно об этом пожалеть.

Что касается Ника Готье, то Саншайн не раз встречала его в «Убежище»: его мать работала здесь на кухне, и он частенько забегал в бар после учебы, чтобы перекусить и сыграть с Реном пару партий на бильярде.

— Добрый вечер, дамы! — с легким каджун-ским выговором поздоровался с ними Ник.

Психея взяла у него кий.

— Сабли в ножны, ребята! Мы тоже хотим поиграть.

— Психея, никогда не говори мужчине, чтобы он спрятал в ножны свою саблю! — рассмеялся Ник.

Не обращая на него внимания, Психея повернулась к Рену:

— Не возражаешь?

Рен покачал головой, отдал свой кий Саншайн и, не говоря ни слова, скрылся в толпе.

— Ребята, я не хотела вам мешать, — обернулась Саншайн к Нику.

— А, не беспокойся. Мы с Реном и так играем каждый вечер. Кроме того, сейчас у него полно дел на кухне. Дамы, принести вам что-нибудь выпить?

— Мне пива, — попросила Психея.

— А мне воды.

Ник кивнул и исчез.

Несколько секунд Саншайн наблюдала, как Ник раздвигает плечом толпу, затем обернулась к Психее:

— Значит, вы с Эротом часто здесь бываете?

— Да. Я и тебя здесь видела несколько раз. Ты обычно тусуешься с Эйми и такой шикарной брюнеткой...

— Триной.

— Нуда, с ней.

Тщательно прицелившись, Психея нанесла первый удар, отправивший в лузы сразу шесть шаров.

— Вот так! — удовлетворенно заметила она, а затем продолжила: — Хочешь узнать, кто мы такие? Очень просто: Эрот — бог, а я— богиня.

— Откуда ты..?

— Я богиня. И читаю все твои мысли. — Улыбнувшись Саншайн, она принялась натирать мелом свой кий.

— Не очень-то приятно это слышать!

— Кому как. — Новым точным ударом она отправила в лузу еще три шара — и продолжила: — Поскольку я слышу, о чем ты беспрерывно думаешь, то вот ответ — да.

— Ответ на что?

— На вопрос: любит ли тебя Тейлон.

Саншайн поморщилась, глядя, как Психея выкладывает в ряд оставшиеся шары.

— Не знаю. Порой мне кажется, что он не отличает меня от Ниньи. Такое чувство, что ее он любит больше, чем меня.

— Извини, но это чушь собачья, — отозвалась Психея, не отрываясь от шаров. — Вы с Тейлоном — две половинки одного целого. Он всегда будет тебя любить — неважно, в каком облике. Можешь переродиться в кашалотиху — ничего, и тогда он тебя полюбит! Тут уж ничего не поделаешь. Вы созданы друг для друга.

— Да, но...

— Никаких «но», Саншайн! — Подойдя к Саншайн, она серьезно взглянула ей в лицо. — Я — богиня душ, так что родственные души — моя специальность. В отличие от других олимпийских богов, я с первого взгляда узнаю людей, созданных друг для друга. Если вы с Тейлоном умрете и возродитесь на разных полюсах земли — и тогда вы рано или поздно воссоединитесь. С родственными душами всегда так происходит. Можно сказать, их коронный номер: как бы ни разбросала их судьба, они всегда находят друг друга. Конечно, вы можете выжить и в одиночку, можете даже, черт возьми, крутить романы с кем-то еще, но друг без друга каждый из вас неполон. — Она подняла глаза к балкону, где они оставили мужчин. — Конечно, вы можете с этим бороться. Но в результате оба станете несчастны — и только.

Саншайн слушала ее в глубокой задумчивости. Богиня похлопала ее по плечу:

— Знаю, сейчас ты мне не веришь. Нужно время, чтобы с этим свыкнуться. Однако ваша проблема не в том, любит он тебя или нет, а в том, что он не осмеливается тебя любить.

— Почему?

— Едва он признается хотя бы самому себе, что любит тебя, — Камул тебя убьет. И Тейлон об этом знает. Он боится любить тебя, страшась, что его любовь снова навлечет на тебя гибель.

Саншайн нахмурилась. Все упирается в этого злобного кельтского божка!

— А можно как-нибудь победить Камула?

— Все возможно.

— «Все возможно»? И это все, что ты мне скажешь?

— Согласись, это звучит лучше, чем «нет».

Это правда, но Саншайн предпочла бы услышать что-то более обнадеживающее.

— А Артемида? — продолжала она свои расспросы. — Предположим, с Камулом мы как-нибудь справимся, — но как быть с ней?

Психея задумалась, вертя в руках кий.

— Артемида хитра. Торговаться с ней надо очень осторожно.

— Значит, человек... например я... может обратиться к ней и получить ответ?

— Почему бы и нет?

Саншайн глубоко задумалась над услышанным. Быть может, для них с Тейлоном все же есть хоть какая-то надежда?

Тейлон увел Эрота в кладовую и плотно прикрыл за собой дверь.

Это помещение Квинн Пельтье много десятков лет назад сделал звуконепроницаемой: использовалась она в случаях, когда самим Пельтье или их ближайшим друзьям внезапно и неотложно требовалось скрыться от чужих глаз.

Изначально предполагалось, что здесь будут прятаться члены семьи в случае неожиданного превращения в медведя, — чтобы не пугать своим видом посетителей. Однако со временем младшее поколение Пельтье начало использовать кладовку по новому назначению: сюда братья водили подцепленных в клубе девиц.

Но это уже совсем другая история.

Тейлон включил тусклую лампочку под потолком и повернулся к Эроту.

— Я пришел попросить тебя об одолжении.

— Об одолжении? Ну-ну! А ты помнишь, что мне полагается превращать в облачко пара любого Охотника, который подойдет ко мне близко?

— В следующий раз, когда прибежишь ко мне тайком от Психеи занять денег на оплату картежного проигрыша, обязательно об этом напомню, — усмехнулся Тейлон.

Эрот добродушно улыбнулся:

— Неплохо сказано! Ладно, так что же я могу для тебя сделать?

Тейлон ответил не сразу. Мысленно он молил всех богов, чтобы Эрот дал ему не тот ответ, которого Тейлон ждал и страшился.

— Ты знаешь Камула, кельтского бога?

Эрот пожал плечами:

— Так, шапочное знакомство. Боги войны держатся вместе, так что он больше общается с Аресом, Келом, Арой и прочими. Я, бог любви и плотских желаний, с этой компанией стараюсь не связываться. А что?

— Дело в том, что он меня проклял, и я хочу узнать, есть ли какой-нибудь способ снять это проклятие.

— Тебе какой ответ нужен — приятный или честный?

— Честный.

— Скорее всего, нет. Боги войны, как правило, не склонны прощать своих врагов. Массовые убийства как-то не располагают к всепрощению, сам понимаешь, — другой менталитет. Впрочем, зависит от того, что ты сделал и в чем состоит проклятие.

— Я убил его сына, и он запретил мне любить смертных. Все, кого я люблю, погибают.

— О-о-о! — выдохнул Эрот. — Извини, дружище, но, боюсь, твое дело швах. Скорее ад замерзнет, чем бог войны откажется от мести за родную кровь. Впрочем, если в тебе самом течет кровь богов, тогда, быть может, ты еще сможешь с ним потягаться...

— Нет. Я был рожден человеком.

— Если так, плохи твои дела.

Тейлон стиснул зубы. Горькая правда не стала для него откровением, но нанесла жестокий удар. Только теперь он осознал, что уже начал мечтать о будущем с Саншайн.

Где-то в глубине его души теплилась надежда...

Но, как видно, тщетная.

— Значит, ей нельзя со мной оставаться.

Он сам не заметил, что произнес эти слова вслух.

Эрот грустно кивнул:

— Если ты ее любишь, — можешь не сомневаться, она за это заплатит.

Тейлон сжал кулаки. Сердце его разрывалось, к глазам подступали слезы, но он знал, что должен делать.

Есть лишь один способ ее защитить.

— Хорошо. Тогда у меня к тебе еще одна просьба.

Эрот бросил на него понимающий взгляд:

— Хочешь, чтобы я пронзил вас обоих свинцовой стрелой и убил вашу любовь?

Он кивнул.

Эрот снял с шеи ожерелье с медальоном в виде лука. Миг — и крошечный лук у него в руках начал стремительно расти...

Но Тейлон схватил его за руку.

— Подожди! Не сейчас! Я еще не готов. Хочу еще немного побыть с ней. Подожди до полуночи!

Лук снова уменьшился в размерах, а Эрот сочувственно похлопал Тейлона по плечу:

— Где любовь, там и боль, дружище. Уж я-то знаю.

Вспомнив о Психее, Тейлон ощутил укол зависти.

— По крайней мере, твою любовь никто у тебя не отнимет.

— Это точно. В этом отношении мне чертовски повезло. — Эрот неловко переступил с ноги на ногу. — Так что же, где мне тебя подстрелить?

— В клубе «Бегущий Волк». Около полуночи я буду там.

Эрот кивнул.

— Тогда увидимся в полночь.

— Спасибо, Эрот. Я у тебя в долгу.

— Я помню.

Тейлон молча наклонил голову. Итак, теперь он должен двоим — Вейну и Эроту. Похоже, чтобы выпутаться из этой истории, ему придется потерять гораздо больше, чем душу!

Остается лишь молиться о том, чтобы Саншайн не потеряла жизнь.

Но об этом он сейчас думать не мог. Все его мысли были об одном: у него осталось несколько часов.

Ровно в полночь девушка, которую он любит больше жизни, его возненавидит.

Тейлон вышел из кладовой и остановился у перил балкона. Отсюда он видел Саншайн и Психею: женщины играли в бильярд.

Тейлон долго стоял, любуясь своей возлюбленной. Как она прекрасна! Как играют разноцветные неоновые огни в ее черных, как ночь, волосах! А ее роскошное тело... само совершенство!

Саншайн для него — все. Жизнь, сердце и душа.

Вдруг что-то изменилось. Погруженный в свои мысли, Тейлон не сразу заметил, что Саншайн уже не играет, — она ожесточенно спорит с каким-то незнакомцем. Спор явно проходил на повышенных тонах. Слов Тейлон не разбирал, но видел, что Саншайн гневно наступает на незнакомца, тыкая его пальцем в грудь. Вот она оттолкнула мужчину.

Психея, положив кий, бросилась их разнимать.

Перед глазами у Тейлона возникла красная пелена.

Не думая ни об официантах, ни о посетителях — ни о чем, кроме Саншайн, он легко перекинул ноги через перила и спрыгнул с балкона вниз.

Люди, ахнув, расступились.

Приземлился Тейлон неудачно: в лодыжке что-то хрустнуло, и ногу пронзила острая боль. Но он этого почти не заметил. Тейлон видел только расстроенное лицо Саншайн, слышал только ее сердитый голос.

— Джерри, как ты мог?! Змея ты подколодная!!

— Я же говорил тебе, Санни: бизнес есть бизнес.

— Но он договорился со мной! Я весь день его сегодня прождала!

— Что ж делать? Конкуренция. Как говорится, пусть проигравший плачет.

— Вот тебе еще одна народная мудрость! — рявкнул Тейлон, хватая парня за плечо и разворачивая к себе лицом. — Плакать будет тот, кто обидит мою девушку!

Саншайн замерла в ужасе, взглянув ему в лицо. Тейлон был страшен. Казалось, он сейчас сделает из Джерри отбивную.

— Тейлон, все нормально! — торопливо вмешалась она. Не то чтобы ей было жаль слизняка Джерри, но страшно не хотелось, чтобы из-за драки у Тейлона начались неприятности.

Судя по лицу Джерри, ему очень хотелось съязвить, но габариты и свирепая физиономия Тейлона заставляли держать рот на замке.

— Пойдем, милый, — поспешно взяла его за руку Саншайн.

Тейлон что было сил боролся с ослепляющим и оглушающим гневом. Больше всего ему сейчас хотелось разорвать этого ублюдка на части. Как он посмел увести у Саншайн клиента?! Она так надеялась на этот заказ!..

Привычные способы укрощения гнева помогали лишь отчасти: ярость шипела и пенилась, словно масло на сковородке, и не желала отступать.

— Кто он такой? — спросил Тейлон у Саншайн.

— Я — ее бывший муж, а вот ты кто?

— А я — нынешний! — прорычал Тейлон.

Джерри отшатнулся, пораженный, словно получил удар кулаком в грудь.

Тейлон перевел взгляд на Саншайн. Известие о прошлом замужестве любимой его поразило: на миг он ощутил себя преданным. Да, конечно, в то время она ничего не знала об их прошлой жизни и о нем самом, но...

Но все равно, — как больно знать, что она была замужем за другим!

— Я собиралась тебе рассказать, — смущенно пробормотала Саншайн.

— Когда?

Вместо ответа она обернулась к Джерри:

— Не понимаю, как мне хватило глупости выйти замуж за такого урода, как ты!

И, гордо вздернув голову, принялась прокладывать себе путь через толпу, замершую в ожидании.

— Эй, Санни! — крикнул ей вслед Джерри. — Будешь в новом ресторане «Фаллини», — не забудь полюбоваться моими работами! И помни: побеждает сильнейший!

В глазах Саншайн блеснули слезы.

Тейлон заметил это — и гнев его вырвался на свободу.

Развернувшись, он наградил Джерри таким ударом в челюсть, что тот, словно подхваченный порывом ветра, пролетел несколько метров и приземлился на бильярдный стол.

Со страшным треском посыпались на пол шары. Защелкали камеры; за спиной громко выругался кто-то из медвежьего клана.

— Что, кельт, стараешься не привлекать к себе внимания? — послышался за плечом язвительный голос Джастина.

Не удостаивая его ответом, Тейлон схватил Саншайн за руку и повел ее сквозь толпу.

У выхода их нагнал Ник.

— Черт побери, что ты наделал?! Эш тебя живьем сожрет! Ты еще хуже Зарека! Выкинуть такой номер — и где? В переполненном баре, на глазах у целой толпы! И когда? Накануне Карнавала!

— Ник, я в тебя верю. Ты все уладишь.

— Ну, разумеется! Ник, как всегда, все уладит!.. Черта с два! Ты видел, сколько туристов засняли твой героический прыжок с балкона? А мне что прикажешь делать? Моя мать теперь уверена, что ты сидишь на наркоте, которую продает Кириан! Только-только я сумел ее убедить, что не работаю на наркомафию!.. Бедная моя мамочка, благослови ее Бог, золотая женщина, но до сих пор не догадывается, что сама работает в медвежьей берлоге!

— Об этом не беспокойся, — послышался сзади глубокий бас Дэва. — Мы тебя прикроем, кельт. Улаживать скандалы — наша профессия. К завтрашнему утру все люди, ставшие свидетелями твоих подвигов, забудут о том, что видели. И электроника ничего не зафиксирует: на всех снимках останется только большое черное пятно.

— А как же я? — взволновался Ник. — Вот со мной, пожалуйста, не надо этих ваших штучек с промыванием мозгов!

— Никки, я сказал «люди», — парировал Дэв.

Ник запыхтел от возмущения, но не нашелся с ответом.

— Спасибо, — поблагодарил Тейлон.

— Не за что. Увидимся на Карнавале.

Тейлон кивнул медведю и, не обращая внимания на боль в ноге, быстро вывел Саншайн из бара.

Едва они оказались на улице, — он остановился и повернулся к ней лицом.

— Так, значит, ты была замужем?

— Семь лет назад, Тейлон! Я была молоденькой дурочкой.

— Ты была замужем! — повторил он. — За этим...

Саншайн тяжело вздохнула:

— Увы.

— Поверить не могу!

— Послушай, Тейлон, не надо. Ты в самом деле собираешься устроить мне сцену из-за того, что случилось много лет назад, когда я тебя и знать не знала? Между прочим, если у кого-то и есть причина злиться, то у меня!

— Прошу прощения?

— Селена мне все о тебе рассказала! Да-да, и о твоей репутации тоже! Ты у нас, оказывается, ни одной юбки не пропускаешь! Переспал едва ли не со всеми женщинами в Новом Орлеане! Может быть, поговорим об этом?

— Это совсем другое дело!

— Да ну? И почему же? Потому что я женщина? Тейлон, ты прекрасно знал, что я не девственница. Чего же ты ожидал?

Вопрос попал в точку. Тейлон не мог объяснить, чего ожидал, и только сейчас сообразил, что ведет себя на редкость глупо.

У него осталась какая-то пара часов. Пробьет полночь — и Саншайн его возненавидит. Так неужели свой последний вечер с ней он потратит на выяснение отношений? Ведь другого такого вечера уже не будет.

— Хорошо, Саншайн. Ты права. Прости меня.

Саншайн изумленно уставилась на него. В первый раз она видела мужчину, способного так легко признать свою неправоту.

— Ты серьезно?

Он ответил ей прямым и искренним взглядом.

— Серьезно. Не хочу с тобой ссориться. Давай забудем об этом и пойдем куда-нибудь поужинаем.

Она поднесла его руку к своим губам и поцеловала костяшки пальцев.

— Вот эта мысль мне нравится!

По дороге к маленькому кафе в Ибервилле Саншайн заметила, что он прихрамывает.

— С тобой все в порядке?

— Да просто ногу подвернул, когда прыгнул с балкона, — объяснил он. — Когда я сильно злюсь, мои способности слабеют — тело снова становится человеческим, а значит, уязвимым.

— Может быть, тебе нужно к врачу?

Он покачал головой:

— Я уже успокоился, и Сила ко мне вернулась. Пока мы поедим, нога сама исцелится.

Все время, пока они выбирали себе столик и делали заказ, Тейлон не сводил с нее взгляда. Старался сохранить в памяти каждое ее движение, каждую черточку милого лица. Когда они расстанутся навеки, эти воспоминания, вместе с воспоминаниями о Нинье, станут его единственной отрадой.

Но, быть может, они исчезнут вместе с любовью, когда Эрот поразит его свинцовой стрелой?

Или исказятся — уйдут куда-то вдаль, подернутся серой пеленой, утратят свое очарование?

От этой мысли внутри у него что-то судорожно сжалось. В какой же ад превратится его жизнь, лишенная даже воспоминаний — о Нинье, о Саншайн?

Как жить, если даже из памяти исчезнут ее прикосновения, нежность ее кожи, терпкий запах духов?

Свет, озаряющий ее лицо всякий раз, когда она смотрит на него?

Стиснув зубы, он приказал себе не думать об этом.

Он не должен думать о себе. Только о ней.

Ведь это все — ради нее.

Ради спасения ее жизни.

Он пойдет на все для того, чтобы Саншайн жила.

Она сидела напротив него, склонившись над тарелкой. Приглушенный свет блестел в ее черных, как ночь, волосах, бросал золотистый отсвет на смуглую кожу.

Тейлон следил за аккуратными и точными движениями ее тонких, изящных пальцев. Как он любит ее руки! Особенно когда целует каждый пальчик... или когда чувствует ее прикосновения...

— Почему ты решила стать художницей? — спросил он.

— Мне нравится работать руками.

Он потянулся к ней через стол, взял ее левую руку в свои ладони. Ее рука казалась хрупкой, почти прозрачной.

— У тебя такие красивые руки!

Она улыбнулась и сжала его руку.

— Спасибо. Для художника руки — главное его богатство. Мне всегда страшно было подумать, что что-то может случиться с руками — допустим, ожог или ранение, так что я не смогу больше ни лепить, ни рисовать. Я не мыслю себе жизни без искусства. Не знаю, что бы я делала, если бы не могла творить.

Тейлон прикрыл глаза — его снова пронзил приступ сердечной боли. Но страшным усилием воли он подавил горечь отчаяния. Нельзя. Надо держаться.

Не потерять ни секунды из того времени, что у него еще осталось.

Саншайн предложила ему ложку салата из нута. Тейлон попробовал салат и даже не скривился, хоть для этого ему и потребовалось сделать над собой героическое усилие.

— Почему у тебя глаза больше не карие? — спросила она.

Он проглотил салат и поспешно запил его вином.

— Черные глаза — это, так сказать, элемент экипировки Охотника. Мы превратились в хищников, способных выслеживать и уничтожать даймонов. Благодаря черным глазам с сильно расширенными зрачками мы видим в темноте.

— А клыки? Ты пьешь кровь?

Он покачал головой:

— Нет. Кровь не в моем вкусе. Клыки — тоже часть экипировки.

— Тебе нравится то, чем ты занимаешься?

— Иногда это увлекательно, порой — скучновато. Но, в общем, я не возражаю.

Саншайн умолкла. Несколько минут она задумчиво ела, а затем задала новый вопрос:

— Тейлон, зачем ты продал душу?

Тейлон отвел взгляд. Перед глазами его снова, как живой, встал тот ужасный день.

Холодный, ветреный день, когда весь его клан собрался у священного алтаря, чтобы принести жертву богам в искупление греха давно умершей королевы. Тейлон, обнаженный, лежал на жертвенном камне. Руки его были связаны над головой, на груди начертаны кровью символы жертвоприношения.

Друид в черной мантии склонился над ним, и Тейлона поразила его злобная усмешка.

— Возьмите Сиару!

Слова двоюродного брата оглушили Тейлона. Не сразу он понял, что происходит. В ужасе Тейлон наблюдал, как двое крепких воинов хватают его сестру за руки и тащат к жрецу.

— Спейрр! Помоги мне, brathair! Спаси меня! Пожалуйста!

Он бился в своих путах, словно дикий зверь. Он сорвал голос, требуя, прося, умоляя отпустить его сестру. Все было тщетно.

Она звала его, и ее отчаянные крики разрывали ему сердце.

— По воле богов оба вы умрете за прегрешение вашей матери!

С этими словами его двоюродный брат вонзил кинжал в сердце Сиары.

Она неотрывно смотрела на Тейлона. В ее огромных, блестящих от слез глазах он видел боль, ужас...

И, страшнее всего, — разочарование.

Она верила в него. Всю жизнь верила, что брат не оставит ее в беде. Что бы ни случилось — он придет на помощь.

Воины отпустили ее, и Сиара рухнула наземь. Она была еще жива; она пыталась подняться.

— Спейрр! — простонала она дрожащим голосом, протягивая к нему окровавленную руку. И затем совсем по-детски: —Я не хочу умирать...

Так умерла Сиара.

Задыхаясь от ярости, он испустил свой боевой клич, а затем проклял их всех. Он призывал Морриган, богиню, которой посвятил свой меч, обрушить на них свой гнев. Но она его не слышала.

Лишь Артемида, богиня чуждого народа, откликнулась на его зов и дала ему возможность отомстить.

Последнее, что видел он по эту сторону смерти, было торжество на лице друида, занесшего над ним нож.

Тейлон несколько раз глубоко вздохнул, стремясь успокоить воспоминания. Все это — в далеком прошлом. Сейчас ему надо думать о Саншайн.

— Чтобы отомстить за смерть сестры, — ответил он спокойно, хотя внутри у него все бурлило. — За какой-то год я потерял почти всех, кого любил, — дядю и тетю, тебя и нашего сына. После твоей смерти меня охватило отчаяние. Каждая минута жизни была для меня мучением, и я продолжал жить лишь потому, что помнил: я нужен своему клану и Сиаре.

Когда друиды пришли ко мне и сказали, что по воле богов я должен принести в жертву свою жизнь, я принял это известие с облегчением. И, не раздумывая, позволил им зарезать меня на жертвенном алтаре.

Тейлон стиснул зубы, вновь вспоминая сестру в тот страшный день.

— Сиара плакала, но старалась держаться мужественно. Все шло, как было задумано, — но вдруг Меррдид, мой двоюродный брат, повернулся к ней и приказал воинам схватить ее. Он объявил: чтобы умилостивить богов, умереть должны мы оба.

— Это была правда?

— Нет. Правда заключалась в том, что он хотел стать королем, а мы с Сиарой были законными наследниками. Он хотел убрать со своего пути нас обоих. За свою собственную смерть я мстить бы не стал — я тяготился жизнью и хотел умереть. Но Сиара... Нет, этого я выдержать не мог.

Саншайн накрыла его руку своей.

— Милый мой, мне так жаль!

Он сжал ее руку — и поспешно смахнул с глаз слезы, вспомнив, что через какой-то час лишится и этого утешения.

— Что ж, они, в конце концов, тоже об этом пожалели.

— Что ты сделал?

Тейлон ответил не сразу. Воспоминания о той ночи обдали его яростью и ужасом: слишком хорошо он помнил, что мчался по деревне, словно обезумевший монстр, не щадя на своем пути никого и ничего.

Он думал только о своем предателе-брате.

О том, что этот ублюдок должен заплатить за все.

— Я шел по деревне, убивая всех, кто пытался встать между мной и убийцами Сиары. Женщины и дети в страхе разбегались. Живых мужчин в деревне не осталось. Наконец, я нашел Меррдида и отомстил ему, а потом спалил всю деревню дотла.

— И с тех пор ты служишь Артемиде?

Он кивнул.

— Ты ее видел?

— Лишь один раз, когда заключал с ней договор о своей душе. Она явилась ко мне в преддверии иного мира, там, где определяется судьба умерших.

— И с тех пор ты с ней не встречался?

Он покачал головой.

— Для богов мы нечисты. Само наше существование оскорбляет их. Нам не позволено с ними общаться.

— А как же Эрот?

Тейлон глубоко вздохнул, вспомнив бесшабашного бога любви.

— Эрот не такой, как другие. Не знаю почему, но ему нравится наша компания.

Заканчивая ужин, Саншайн раздумывала над его рассказом. Бедный Тейлон! Через какие муки ему пришлось пройти!

Пожалуй, ее все еще беспокоило то, что Тейлон, возможно, не отличает ее от Ниньи. Пусть душа у них одна, но в общем и целом они ведь совсем разные люди!

Но в конце концов это не так уж и важно. Пока он связан обязательствами с Артемидой и проклят Камулом, думать об этом бессмысленно. У них не может быть будущего.

Однако Психея объяснила ей, как вызвать Артемиду.

И теперь Саншайн собиралась поговорить с богиней по душам. Выяснить, не может ли Тейлон все-таки обрести свободу, и что для этого требуется. Если получится это, тогда, быть может, и с Камулом они как-нибудь справятся?

Расплатившись за ужин, они вышли из ресторана и направились в клуб ее отца.

Саншайн не понимала, почему на этот раз Тейлон повез ее домой, но спрашивать не хотелось: она просто радовалась, что они еще какое-то время побудут вместе.

Оказавшись в клубе, Тейлон повел ее танцевать.

Никогда прежде Саншайн не подозревала, что танец в исполнении мужчины может быть шедевром красоты! До сих пор она считала, что мужчины на танцполе выглядят неуклюже и довольно-таки забавно.

Другие — быть может, но только не Тейлон. В медленном танце он был совершенством — как и во всем остальном.

Когда песня умолкла, Тейлон настоял, чтобы Саншайн представила его отцу и брату. Они вместе с Уэйном сидели за угловым столиком, занятые счетами.

— Всем привет! — поздоровалась с ними Саншайн.

Мужчины подняли головы. Улыбки сошли с их лиц, как только они увидели Тейлона.

— Саншайн, у тебя все нормально? — спросил отец.

— Все прекрасно. Хочу, чтобы вы познакомились с Тейлоном. Тейлон, это мой отец, Дэниел Раннинвулф.

Тейлон протянул ему руку, но отец покачал головой.

— Я шаман. Я не могу к вам прикасаться.

— Простите, я не подумал, — понимающе кивнул Тейлон.

Уэйн в это время поднялся и незаметно исчез.

Едва он скрылся, отец перевел суровый взгляд на Саншайн.

— Котенок, Старла не сказала мне, что у твоего нового друга нет души.

— Может быть, думала, что ты не заметишь. А ты заметил?

— Как видишь.

— Кстати, как мама? — поспешно сменила тему Саншайн.

— У нее все в порядке. Ты-то как?

— Папа, у меня все отлично. Не беспокойся.

— Я твой отец, Саншайн. Беспокоиться о тебе — моя обязанность.

— И ты с ней отлично справляешься, — улыбнулась она.

Но отец по-прежнему хмурился.

Тейлон шагнул вперед.

— Дэниел, разрешите перемолвиться с вами парой слов?

Саншайн нахмурилась, ощутив в его голосе зловещую нотку. Отец сощурил глаза еще сильнее, но кивнул.

— Саншайн, оставайся со Стормом.

Глядя им вслед, Саншайн почувствовала, как ее охватывает ужас. Ужас дурного предчувствия. Надвигалось что-то страшное.

Тейлон отвел ее отца в другой угол бара. Оглянулся на Саншайн — и сердце его болезненно сжалось.

— Чего ты от меня хочешь? — сурово спросил Дэниел.

— Послушайте, я уже понял, что вам не нравлюсь...

— Не нравишься? Ты — бездушный убийца. Правда, убиваешь, чтобы защищать нас; но это не отменяет того факта, что ты — больше не человек.

— Знаю. Поэтому мы и здесь. Сегодня я хочу передать Саншайн под вашу защиту. Есть люди, которые хотят ей навредить, и я буду очень вам благодарен, если вы за ней присмотрите. На всякий случай я тоже останусь поблизости сегодня и завтрашней ночью, но не буду показываться вам на глаза.

— Судя по тому, что рассказала мне жена, Саншайн тебя так просто не отпустит.

— Об этом не беспокойтесь, — с горечью ответил Тейлон. — Обещаю вам, через пять минут она на меня и смотреть не захочет.

— Что это значит? — нахмурился Дэниел.

Тейлон метнул взгляд на огромные часы с рекламой «будвайзера», висящие на стене бара.

Его время на исходе.

Будьте прокляты, Судьбы!

— Ничего, — тихо ответил он. — Просто знайте: я больше не побеспокою вашу дочь. Даю слово.

Дэниел медленно кивнул.

Возвращаясь к Саншайн, Тейлон не знал, каким чудом еще держится на ногах. В глазах у него темнело от чудовищной душевной боли. Мысль о том, что произойдет через несколько секунд, была невыносима.

Но он должен через это пройти.

Им с Саншайн не быть вместе. Глупо надеяться на что-то иное.

Он должен убить их любовь, чтобы спасти ей жизнь.

Уголком глаза он заметил Эрота. Сейчас бог любви был невидим для смертных, но не мог укрыться от взгляда Охотника.

— Ты уверен? — прозвучал у него в мозгу голос бога.

Тейлон наклонился к Саншайн, нежно поцеловал ее в губы — и кивнул Эроту.

Сжав ее лицо в ладонях, он вглядывался в ее карие глаза — и с трепетом ждал мига, когда любовь в этих глазах сменится отвращением и ненавистью. Когда она вырвется из его рук и с губ ее сорвется проклятие.

Эрот поднял свой лук и выпустил в сердце Саншайн свинцовую стрелу.

Тейлон вздрогнул от предчувствия невыносимой боли.

Прощай, любовь моя.

— Ой! — скривившись, воскликнула Саншайн. — Тейлон, что такое? Это ты меня ударил?

Он покачал головой, молча ожидая вспышки ненависти в ее глазах.

Но ненависти не было.

Текли секунды. Саншайн, нахмурившись, прислушивалась к себе.

— Что-то мне нехорошо, — проговорила она, потирая грудь как раз над сердцем, там, куда попала стрела Эрота.

А затем вдруг подняла на него глаза:

— Купидон?

— Ты меня видишь? — удивился Эрот.

— Прекрасно вижу.

Эрот нервно переступил с ноги на ногу.

— Эрот, что происходит? — воскликнул Тейлон. Он наконец понял, что что-то пошло не так. — Почему она меня не возненавидела?

— Гм... вы случайно не созданы друг для друга? — неловко поинтересовался бог любви.

— Созданы, — ответила Саншайн. — Так мне сказала Психея.

Эрот смущенно улыбнулся:

— Упс! Накладочка вышла. Придется мне серьезно поговорить со своей женой. Черт, почему она меня не предупредила?

— «Накладочка»? — повторил Тейлон. — И часто у тебя случаются такие «накладочки»?

Эрот смущенно откашлялся:

— Видите ли, мне никто не сказал, что вы — родственные души. Свинцовой стрелой можно убить легкое увлечение, похоть, болезненную страсть, но не истинную любовь. Ее ничто убить не в силах.

Саншайн молча смотрела то на одного, то на другого. Наконец она поняла, что происходит, и ей захотелось придушить этого мерзавца!

— Так, значит, ты пытался сделать так, чтобы я тебя возненавидела?

Теперь Тейлон смущенно заулыбался — точь-в-точь как Эрот.

— Дорогая, я все объясню...

— Да уж, объяснись, будь так добр! — кипя от ярости, прорычала Саншайн. — Что ты о себе вообразил? Как посмел тайком от меня насиловать мой ум и сердце?

— Саншайн! — вмешался ее отец. — Он прав. У вас с ним нет будущего. Он — не человек.

— А мне плевать, кто он! Нас с ним кое-что связывает, и я поверить не могу, что он оказался на такое способен!

— Я запрещаю тебе с ним встречаться, — отрезал отец.

Она гневно повернулась к нему.

— Папа, мне не тринадцать лет! Ты не можешь мне ничего запретить, это касается только нас двоих!

— Я не хочу, чтобы ты снова умерла у меня на руках! — подчеркивая каждое слово, проговорил Тейлон.

— А я не хочу, чтобы мной манипулировали! Не согласен — дверь вон там!

Не говоря ни слова, Тейлон развернулся и бросился вон из клуба, раздираемый противоречивыми чувствами.

Он должен уйти. Как можно быстрее. Как можно дальше.

Ради нее. И ради себя самого.

Не оглядываясь, он бросился к мотоциклу. Оседлал его, но завести не успел, — Саншайн, выбежав следом, схватила его за руку.

— И что же, ты вот так меня бросишь?

Он оскалил клыки.

— Ты еще не поняла, кто я?!

Саншайн сглотнула. То, что говорила ей Психея, вдруг обрело смысл. Он — больше не Спейрр, доблестный воин, вождь своего клана. Не маленький мальчик, запретивший себе быть слабым. Не влюбленный юноша, отстоявший свою любовь.

Он — Тейлон. Темный Охотник: вечный защитник человечества от зла, крадущегося в ночи.

Но, думая об этом, она любит его еще сильнее.

При мысли о нем ее сердце поет. Без него она не мыслит жизни.

Как победить все, что стоит между ними? Этого она не знала. Но понимала одно: за Тейлона стоит бороться.

— Я знаю, кто ты, Тейлон. Ты — тот, кого я люблю. Я родилась на свет, чтобы любить только одного человека, — и это ты.

— Я — больше не человек.

— Но ты мой, и я не отдам тебя без боя!

Тейлон не знал, что делать. Голос ее, нежный и решительный, разрывал его сердце пополам.

Одна часть его хотела сжать Саншайн в объятиях, прижать к себе и никогда не отпускать.

Другая — оттолкнуть ее, ранить жестокими словами, заставить навеки его возненавидеть.

Саншайн выбрала за него — шагнув в его объятия, она страстно прильнула к его губам.

Тейлон застонал от сладкой муки. Теперь выбор был предрешен: зная, что не должен этого делать, он все же усадил ее на седло, завел мотор и выехал на залитую огнями ночную улицу.

Тейлон мчался прочь из города — к своей болотной хижине. Любовь и гнев бушевали в нем, раздирая его на части: запах Саншайн, ощущение ее тела, объятия ее нежных рук мешали думать о чем-либо ином.

Без нее он не может жить.

Так или иначе — она останется с ним.

Не в силах справиться с собой, Тейлон заглушил мотор посреди девственного леса. Спрыгнул с седла.

При взгляде на него Саншайн почти испугалась — никогда еще она не видела в его глазах такого огня, такой страсти, такой первобытной, звериной свирепости.

Он смял ее в объятиях и жадно, грубо впился губами в ее губы.

Его голод воспламенил ее: она вцепилась руками ему в плечи и, откинувшись на бензобак, с жаром ответила на поцелуй.

Что же случилось с Тейлоном! Казалось, чувства его полностью вырвались из-под контроля: он жил и дышал лишь ради того, чтобы овладеть ею. Покрывая поцелуями ее лицо и шею, он торопливо сорвал с нее блузку, чтобы сжать в ладонях освобожденную грудь.

Дикий, неукротимый, казалось, он ласкал все ее тело сразу сотней рук, — и она отвечала ему с той же страстью.

Она целовала его, терлась о его возбужденное естество, затем сорвала с него футболку и прильнула к его широкой обнаженной груди, чувствуя, как перекатываются под ладонями и щекой могучие мускулы.

— Хочу тебя, Тейлон! — прошептала она.

Тейлон поднял на ней юбку. Никогда в жизни он не испытывал такого страстного, неудержимого желания! Казалось, он умрет, если немедленно не войдет в нее, не ощутит всем телом сладостных содроганий ее женского естества.

Дрожащими руками она расстегнула молнию на его брюках, — и его возбужденный член вырвался на свободу. Тейлон вздрогнул от наслаждения, погрузив свой меч в теплые ножны ее ладоней. Что за чудное, неповторимое ощущение!

— Да, Саншайн! — прошептал он, обжигая ее своим дыханием. — Покажи мне дорогу домой.

Выгнув спину, она направила его точно во влажный жар своего тела. Ощутив вокруг себя ее мягкое тепло, Тейлон по-звериному зарычал.

На этот раз они любили друг друга молчаливо, грубо, яростно — как звери в полночном лесу. Задыхаясь и слабея от желания, Саншайн вцепилась в него, а он входил в нее все глубже, все агрессивнее, так, что от наслаждения у нее кружилась голова. Теперь он не прятал от нее клыков — он предстал перед ней во всем своем ужасающем величии.

Он больше не скрывал, что в его человеческом теле обитает неукрощенный зверь.

Взгляды их скрестились — и Саншайн прочла на его лице экстаз, который превосходил все человеческие восторги.

Она сжала его лицо в ладонях, пораженная и зачарованная внезапным пониманием того, что любит не только мужчину, но и хищника в человеческом облике.

С детства она слышала истории о бессмертных, о вампирах, дарящих своим жертвам опасное наслаждение, — большее чем самый страстный секс.

Сегодня ее вампир был с ней, — и как она хотела стать его жертвой!

Тейлон забыл обо всем. Он потерял рассудок — и знал это, но не мог остановиться. Весь мир исчез. Исчезло прошлое и будущее — осталось лишь настоящее. Только Саншайн. Его жизнь. Его радость. Тепло ее тела. Запах ее волос. Сияние ее глаз.

Он слышал, как гулко стучит в груди ее сердце. Чувствовал, как бежит по жилам горячая кровь.

Возьми ее!

Первобытное желание.

Сильнее самой сильной страсти.

Древнее самой жизни.

Он не мог ему противиться. В любую другую ночь... но не сейчас.

Сейчас Тейлон был хищником, охотящимся в ночи. Он прильнул к шее своей прекрасной жертвы — и, как хищник, вонзил в нее клыки.

На миг он ощутил ее изумление, а в следующую секунду обоих охватил непередаваемый, почти невыносимый чувственный экстаз.

Тела и умы их соединились. Слились воедино.

Он слышал все ее мысли. Все чувства. Все страхи. Все радости.

Вглядевшись в ее сердце, увидел там страх, что он не любит ее так же, как Нинью. Увидел неуверенность в себе и ревность к своему «второму я». Увидел отчаяние — и готовность бороться, несмотря ни на то.

Но, самое главное, — он увидел любовь.

С хриплым стоном он открылся ее внутреннему взору, позволил заглянуть в самые укромные уголки своего «я». Пусть видит все! Пусть между ними не будет больше тайн и секретов!

Пусть оба они станут единым существом!

Сердца их обнажились друг перед другом, как и тела, — и Тейлон понял, что никогда за все полторы тысячи лет жизни не испытывал такого блаженства.

А в следующий миг, с новым мощным рывком, в голове и в теле у него словно что-то взорвалось. Одновременный оргазм их был так силен, что мотоцикл не удержался на колесах, и влюбленные полетели в густую мокрую траву. Там они лежали, сплетясь, постепенно возвращаясь к обычной жизни.

Саншайн подняла голову и взглянула на него. В лунном свете Тейлон ясно видел ее измятую одежду, усталое и счастливое лицо.

В ее мозгу еще звучали его мысли и чувства. Страх потерять Саншайн, необходимость защитить ее любой ценой.

Она видела его чувство вины за то, что он не смог спасти сестру. Желание исправить то зло, что он невольно причинил Нинье.

Видела печаль и тоску по утраченному — чувства, не оставляющие его ни на минуту.

И, превыше всего, — видела его любовь к ней и страх ее потерять.

Она чувствовала его силу и власть, несравнимую ни с чем когда-либо ею виденным. Видела его двойную природу. Он — хищник, крадущийся в ночи; и он же — мужчина, которого она любит.

Мужчина, который любит ее и ради нее готов на все.

Даже пожертвовать жизнью.

— Я люблю тебя, Тейлон! — выдохнула она.

Не веря собственным глазам, Тейлон погладил пальцами ее шею, стер красноречивые алые следы. Он действительно это сделал! Да, верно, — он еще ощущал вкус ее крови на губах, в сознании, во всем теле.

Зарек был прав: этому наслаждению нет равных. И теперь, когда он заглянул к ней в сердце…

Боги, что же он наделал?

Поддавшись безрассудной страсти, в один миг он посеял семена их общей гибели.