Тени прошлого

Глава 10

В наступившей тишине отчетливо слышался ровный гул мотора. Я думала, что все закричат после заявления Тоби, однако, по-видимому, откровения Себастьяна Райдера лишили его гостей дара речи.

Тоби недолго молчал, а когда он заговорил вновь, голос у него немножко потеплел.

– Я был бы рад освободить мисс Клару от правды, которая малоприятна, особенно для молодой девицы. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Однако прежде, чем вы покинете нас, мисс Клара, я хочу поблагодарить вас за то, что у вас единственной хватило ума сообразить, сколько лет было Ханне Маклиод, когда начались ее беды.

Клара сидела, выпрямившись и сцепив руки на коленях.

– Я не хочу, чтобы вы меня освобождали от правды, мистер Кент. Я хочу ее знать.

Ее отец, подавшись к ней, ласково попросил:

– Дорогая, пожалуйста, оставь нас.

– Нет, папа, – наотрез отказалась она, не сводя глаз с Эндрю Дойла. – Я почитаю правду не меньше остальных, тем более один раз я уже несправедливо обидела Ханну. Пусть правда будет неприятной. Я не ребенок. Мне известно, что такое дом терпимости и что там происходит. Сестра Эндрю показывала мне один такой дом, когда я гостила у них, ведь в Мексике меньше этого стесняются. – Она посмотрела на Тоби Кента. – Пожалуйста, сэр, начинайте урок истории.

Мне показалось, что миссис Ритчи и миссис Уиллард ушли бы из салона, если бы не Клара, однако после ее слов у них не осталось выбора, как только последовать ее примеру, хотя мне было совершенно безразлично, останутся они или уйдут. Я знала, что когда Тоби кончит говорить, они, вероятно, пожалеют меня, но это ничего не изменит. Я очень устала и, если бы могла помешать Тоби говорить, непременно сделала бы это, однако я знала, что его уже ничего не остановит.

Он положил трость на стол и скрестил руки на груди.

– Восемнадцать месяцев мы с Ханной были соседями на Монмартре, – тихо начал он. – Я знал, что она из заведения Монтавон, потому что мы дружили и она не сочла нужным скрывать от меня свое прошлое. Поначалу я не имел ни малейшего представления, как она туда попала, но как-то летним воскресным утром мы сидели на берегу Сены и она все мне рассказала. Я ничего не забыл и не удивлюсь, если я единственный, кто знает ее историю.

Он посмотрел на меня, наморщив лоб, а я, как ни странно, ужасно захотела спать, вероятно, в результате пережитого из-за Себастьяна Райдера потрясения. Мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы сказать:

– Вы правы, Тоби. Больше я никому не рассказывала.

– Кент, вы уверены, что знаете правду? – холодно спросил мистер Ритчи.

Тоби, согнувшись, повернулся спиной к столу, и я поняла, что он борется с душившей его яростью. Так прошли несколько мгновений, после чего он повернулся обратно и, с презрением глядя на мистера Ритчи, тихо проговорил:

– Послушайте, Ритчи, и судите сами. Насколько мне известно, вы были адвокатом до того, как стали членом парламента, так что сами многое знаете. Не хотите просветить публику насчет одного недавнего и очень шумного дела? Я говорю о деле «Королева против Стеда».

Мистер Ритчи посмотрел на меня с пониманием, хотя я совершенно не знала, о чем говорит Тоби. Прошло несколько секунд, прежде чем мистер Ритчи произнес:

– Малоприятное дело.

Тоби кивнул.

– Особенно для тех, кто стал жертвой негодяев, – мрачно подтвердил он. – Итак, вы расскажете или предоставите это сделать мне?

Мистер Ритчи пожал плечами.

– Хорошо. – Он посмотрел на миссис Уиллард и на Клару. – Боюсь, наш хозяин и мистер Кент поставили нас в условия, когда эвфемизмы не годятся. Придется говорить прямо. Так что заранее прошу прощения. Упомянутое дело не совсем обычное. Мистер Стед был почтенным издателем вечерней лондонской газеты «Полл Молл Газетт». Так вот, он узнал, что некоторые дома терпимости в Лондоне имеют обыкновение использовать девочек тринадцати лет в угоду своим клиентам, которые... как бы это сказать... предпочитали молоденьких девушек, и пришел в ужас.

– Говоря языком Библии, – перебил его Тоби, – мы имеем в виду мужчин, вожделевших к девственницам, и чем моложе, тем лучше. Тринадцатилетние ведь считались совершеннолетними. Газеты называли этот процесс «Судом над куплей-продажей девиц».

– Низкопробные газеты, – брезгливо вставил мистер Ритчи.

– Низкопробные газеты были совершенно правы, – возразил ему Тоби. – Не надо забывать, что эти самые клиенты вовсе не были разбойниками и невежами из Ист-энда, как не были известными вольнодумцами или даже распутниками. Все они были добропорядочными дворянами с незапятнанной репутацией. – Он махнул рукой. – Пожалуйста, продолжайте, мистер Ритчи.

Я вспомнила, что Тоби когда-то изучал право, и перестала удивляться его знакомству с лондонскими процессами, хотя меня поразило то обстоятельство, что он ни разу не упомянул при мне об этом деле и вообще ни разу не напомнил мне ничего из того, о чем я ему рассказала.

– Не буду вдаваться в подробности, – продолжал мистер Ритчи. – Скажу только, что мистер Стед, дабы разоблачить негодяев, отправился в Ист-энд и купил там тринадцатилетнюю девочку, дочь трубочиста, за три фунта стерлингов. Девочку отправили в приют, а потом ее взяли к себе мистер и миссис Брэмвелл Бут, которые занимались миссионерской деятельностью в Ист-энде и позже основали Армию спасения. Девочку привезли в парижскую квартиру мистера и миссис Бут, а мистер Стед написал в своей газете о том, как легко любому мужчине купить невинную девочку.

В салоне стало совсем тихо. Все смотрели на мистера Ритчи, хотя время от времени я ловила на себе жалостливые взгляды, да и сам мистер Ритчи казался потрясенным. Мистер Уиллард сидел мрачный и щурил глаза, словно ему было больно. Эндрю Дойл все еще стоял и, бледный от гнева, сжимал и разжимал кулаки. Сэр Джон Теннант, положив руки на набалдашник трости, сидел с непроницаемым лицом. Джеральд опустил голову.

– К сожалению, – вновь заговорил мистер Ритчи, – мистеру Стеду не хватило здравого смысла, хотя намерения у него были самые похвальные. Его привлекли к суду за похищение и приговорили к двухмесячному тюремному заключению, поскольку его мотивы не вызывали никаких сомнений. Думаю, что в результате этого процесса в 1886 году был принят закон, устанавливавший возраст совершеннолетия – шестнадцать лет и предусматривавший более жесткое наказание за то, что стали называть «куплей-продажей белых рабынь». – Мистер Ритчи повернулся к Тоби: – Вы удовлетворены, мистер Кент? Я так понимаю, что эта молодая женщина стала жертвой именно такого преступления?

– Совершенно удовлетворен, – ответил Тоби, – и Ханна, как вы правильно поняли, была именно жертвой. Возможно, одной из последних жертв, потому что соответствующий закон для нее опоздал.

Бенджамин Уиллард, не отрывавший глаз от стола, вдруг поднял голову и спросил:

– Почему, если, как я понял, Ханну воспитывала ее вдовая мать, она продала ее в рабство? Я не могу поверить.

– Сэр, она и не продавала, – мрачно возразил Тоби и устало повернулся ко мне: – Ради Бога, неужели вы ничего не скажете? Ханна, это ужасно, мы говорим о вас, словно вас тут нет.

– Не скажу, Тоби, – отрезала я. – Очень давно я поставила себе за правило никогда не оправдываться и не защищаться. Вы читали письмо моей матери и знаете, чего она хотела для меня.

Тоби вздохнул и запустил руку в волосы.

– Пожалуйста, говорите, Тоби, – попросил Эндрю Дойл, и я не узнала его голос.

– Хорошо. – Тоби обвел взглядом салон. – Ханне было двенадцать лет, когда умерла ее мать. Кэтлин Маклиод знала, что умирает, и не хотела отправлять дочь в сиротский дом. Несомненно, ей было известно, какая жизнь ждет ее там. Поэтому она оставила все, что у нее было, около тридцати фунтов стерлингов, миссис Тейлор, жене мясника и матери семерых детей...

Я смотрела в окно на проплывавший мимо берег Темзы и сердилась, что Тоби впустую тратит слова. Что бы он ни сказал, это не имело никакого значения. Стоило мне взглянуть на кого-нибудь, кроме сэра Джона, и я видела обращенный на меня любопытный и испуганный взгляд, однако едва я встречалась с этим человеком глазами, как он отворачивался, стыдясь своего любопытства. Мне было понятно их любопытство. В одном салоне рядом с почтенными господами сидела восемнадцатилетняя девчонка, которая выглядела еще моложе своих лет, воспитанная, образованная... И она целых четыре года знала объятия не одного мужчины и не двух, а десятков мужчин. Несомненно, это было им неприятно, одинаково мужчинам и женщинам, тем не менее они не могли подавить в себе природного, хотя и чудовищного любопытства.

А Тоби Кент говорил:

– ...потом в один прекрасный день, когда миссис Тейлор ушла из дому со стиркой, ее муж заявил Ханне, что подыскал для нее работу. Ей пришлось собрать свои вещички, надеть пальто и шляпку и идти с ним. Из омнибуса они вышли где-то в районе парка Регента. Их встретила прилично одетая женщина, отдала Тейлору деньги и, остановив кэб, привезла Ханну в большой дом на одной из лондонских площадей. Ханна так никогда и не узнала, как называлась та площадь...

Я уже могла вспоминать те первые дни, не покрываясь холодным потом, потому что я научилась отгораживаться от тех чувств, которые могли бы меня погубить. Поначалу я испытала удивление. Дом был намного больше, чем мне показалось снаружи, но это не был семейный дом. Не считая двух-трех слуг-мужчин, здесь было не меньше пятнадцати или даже двадцати женщин. Миссис Логан, та дама, которая отдала Тейлору деньги в парке, как мне показалось, всеми заправляла.

К моему удивлению, мне не поручили никакой работы, зато около двух часов я просидела в маленькой гостиной в обществе еще нескольких женщин. Они были очень добры ко мне, но говорили о вещах, которых я совсем не понимала. Время от времени миссис Логан вызывала то одну, то другую, и они исчезали на время или насовсем. Из, как я потом узнала, большой гостиной до меня долетали звуки музыки и смех мужчин и женщин.

На ночь мне предоставили уютную спальню, а на другой день миссис Логан повезла меня покупать белье и платья. Я то и дело спрашивала ее, что мне надо будет делать, но она в ответ говорила совершенно непонятные слова. Следующие два дня прошли спокойно, хотя я уже начинала чего-то бояться. Дамы, жившие в доме миссис Логан, спали до полудня, а после ленча облачались в слишком яркие платья и собирались в гостиных в ожидании гостей, которыми были исключительно мужчины.

На второй день я спросила шестнадцатилетнюю Алису, которая была самой молодой из дам, какую работу мне придется делать в этом странном доме, потому что пока я даром ем свой хлеб, а она в ответ с жалостью посмотрела на меня и сказала:

– Если ты не знаешь, милочка, то скоро тебе скажут. На третий день миссис Логан приказала мне надеть прелестное белое платье с кружевами, которое она мне купила. Но сначала она проверила у меня руки и лицо, чисто ли я их вымыла, и заплела мне волосы в две косы по своему вкусу. Минут на десять она оставила меня одну в моей комнате, а потом вернулась и повела меня в маленькую комнатку, которую я еще не видела и которая была похожа на кабинет. Там сидел хорошо одетый господин, плотный, с пышными усами и багровым лицом. Он мне улыбнулся, спросил, как меня зовут, похвалил мое лицо и платье и сказал миссис Логан:

– Да. Очень хорошо. Превосходно.

Потом он надел шляпу, перчатки, взял трость, улыбнулся мне еще раз и, очень меня удивив, сказал, что будет с нетерпением ждать вечера. Кивнул миссис Логан и ушел.

Не успели стихнуть его шаги, как миссис Логан приказала мне идти в мою комнату и снять платье, однако около восьми вечера мне пришлось еще раз его надеть, буквально за десять минут до того, как миссис Логан привела джентльмена в мою спальню, называя его мистером Смитом. Я ничего не понимала, а когда она оставила меня с джентльменом наедине, очень испугалась.

Он был ласков со мной и, сняв пальто, пытался даже шутить, но я слишком боялась, чтобы отвечать разумно. Когда он снял жилет, то позвал меня, чтобы я села ему на колени, но я сказала, что не хочу. Он рассмеялся и, схватив меня, запустил руку мне под юбку. Только в эту минуту все, что я узнала от тейлоровских ребят об отношениях мужчин и женщин, всплыло в моей памяти, и я поняла, чего добивается от меня незнакомый господин.

В ужасе я вырвалась из его рук и побежала к двери, но она оказалась запертой. Я стала биться в нее и звать на помощь, не сознавая, насколько это бесполезно. Мистер Смит рассердился. Он опять схватил меня, ударил по лицу и, закрыв мне рот рукой, бросил на кровать. Я же укусила его за палец, отчего он заорал и так стукнул меня по голове, что я слетела на пол. Голова у меня кружилась, сознание затуманилось. Я словно видела кошмарный сон. Тем временем мистер Смит позвонил в колокольчик и, взяв полотенце, обернул им палец.

Сама я не подумала о колокольчике, но когда мистер Смит позвонил, обрадовалась, потому что была уверена, что он сошел с ума, поэтому так набросился на меня. Я боялась пошевелиться, чтобы не привлечь к себе его внимание, когда он наливал в таз воды и смывал кровь с руки.

Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем повернулся ключ в замке и в комнату торопливо вошла миссис Логан в сопровождении слуги, огромного детины в темном костюме, закрывшего за собой дверь. Мистер Смит принялся кричать на нее, показывая раненую руку и обзывая меня всякими словами. Он вопил, что его обманули, когда я поднялась с пола и попыталась объяснить, что произошло на самом деле, однако миссис Логан лишь злобно взглянула на меня и приказала:

– Заткнись, дура!

Зато перед мистером Смитом она принялась извиняться.

– Сэр, прошу прошения, однако вы понимаете, невинные девушки очень привлекательны, но с ними не всегда легко. Не беспокойтесь. Все будет в порядке. – Она обернулась. – Давай, Том.

Они вместе направились ко мне, и я испытала ужас, какого никогда не знала.

Я боролась с ними, как дикая кошка, но все было напрасно. Том повалил меня на кровать, захватил обе мои руки и открыл мне рот, пока миссис Логан доставала из сумочки бутылку и ложку. Я была беспомощна в руках Тома, а она налила жидкость из бутылки в ложку и поднесла ее мне ко рту. Я ничего не могла поделать. Проглотила одну ложку, потом другую, после чего Том убрал руку с моего лица. Он был очень сильный, и на его широком плоском лице не отражалось никаких чувств.

Миссис Логан убрала бутылку и ложку и повернулась ко мне спиной.

– Сэр, она скоро заснет, – успокоила она мистера Смита. – Нет, нет, не совсем заснет, вам ведь этого не хотелось бы? Так, немножко, вы меня понимаете? А пока давайте посмотрим, что у вас с рукой.

* * *

Я вернулась из прошлого, которое больше не имело надо мной власти, не представляя, сколько успел рассказать Тоби. Ему оставалось совсем немного, потому что я услыхала, как он говорит:

– ...так они усыпили тринадцатилетнюю Ханну Маклиод, чтобы «мистер Смит» мог удовлетворить свое желание. Поскольку подробности мне неизвестны, я вас избавляю от них, леди и джентльмены. Скажу только, что когда она совсем пришла в себя, то была одна в комнате и за окном светило солнышко. Все самое страшное свершилось.

Миссис Уиллард не удержалась от жалостливого стона. Ее муж накрыл ее руку своей, и они оба посмотрели на Клару. Мне было нетрудно представить, о чем они подумали, ведь мы с Кларой были примерно одного возраста. Миссис Ритчи сидела, опустив голову, а мистер Ритчи, вытянувший перед собой ноги, не отрывал глаз от носков туфель. Эндрю Дойл глядел в окно, так вцепившись в спинку стула, что у него побелели пальцы. У Клары по щекам текли слезы. Джеральд повернулся ко мне лицом и сидел, сгорбившись и закрыв глаза. От его лица медленно отливала кровь.

– Господа, вот какая интересная мысль, – сказал Тоби, шагая по салону в одну сторону, потом в другую. – Если то, что я вам рассказал, станет известно, Ханну не посадят ни за один приличный стол. Зато, держу пари, мистер Смит состоит в самых фешенебельных клубах и его принимают в лучших домах, возможно, даже в вашем доме, сэр Джон, или в вашем, мистер Ритчи. Не помните, вы не пожимали руку господину, у которого на большом пальце крошечные шрамы от зубов маленькой девочки?

Мистер Ритчи поднял глаза:

– Кент, у вас нет причин обижать нас.

Тоби ответил ему улыбкой, мало похожей на улыбку.

– Разве правда может обидеть? Не будете же вы отрицать, что принимаете людей, вовсе их не зная. Скажите мне, положа руку на сердце, разве наши благородные мужчины отвернулись бы от такого человека? Некоторые, наверно, но многие сочли бы это простой безделицей, не стоящей внимания.

Клара, с трудом удерживая себя в руках, спросила, обратившись прямо ко мне:

– А как вы оказались в Париже?

Помедлив, я решила ответить ей:

– Из-за непослушания, мисс Клара. Им приходилось каждый раз меня усыплять, и миссис Логан это не нравилось. Через три недели меня в полубессознательном состоянии привезли в Дувр и сдали с рук на руки француженке. Потом я догадалась, что меня попросту перепродали в Колледж для юных девиц мамзель Монтавон. Вот так.

– А... Неужели вы не могли убежать? – спросила в смятении Клара. – Или заявить в полицию?

– Пожалуйста, мисс Клара, не задавайте мне вопросов, – вежливо попросила я, – которые вынуждают меня оправдываться. Я не буду этого делать.

– Неужели вы не понимаете, мисс Клара, – тихо произнес Тоби, – что во Франции подобные заведения действуют легально и находятся под защитой полиции? К тому же Ханна не знала, где полицейский участок, и не говорила ни слова по-французски. Но, уверяю вас, будь все по-иному, ей бы все равно не удалось ничего добиться. Вы забыли, что ей было всего тринадцать лет и ее уже изнасиловали. Чужая в чужой стране, да еще ребенок. Я вам скажу, что бы с ней сталось, убеги она из заведения в Париже. Вам известно, что значит mech?

У Клары округлились глаза, и она покачала головой.

– Так называют на Монмартре мужчину, – сказал Тоби, – апаша, который берет под свою опеку девушку. Он заставляет ее идти на улицу и за деньги отдаваться мужчинам, правда, деньги он потом у нее отбирает. Она становится его собственностью. Он может избить ее, если она ему не угодит, и порезать ножом ей лицо, если она ему изменит. Уверяю вас, Ханна очень скоро стала бы собственностью такого mech, если бы бежала из заведения, и ее бы уже ничто не могло спасти. Девушки из колледжа Монтавон отнеслись к ней по-человечески и все ей объяснили, слава Богу. Тогда она поняла, что бегство невозможно... если только она не выучит французский, чтобы, когда она повзрослеет, оставить Колледж для юных девиц и найти работу. С нищенской платой, – мрачно проговорил он.

Миссис Ритчи, не подняв головы, пожала плечами:

– Я бы лучше умерла.

– О, миссис Ритчи, это ей не запрещалось. Сена всегда была под рукой. Но, как вы понимаете, Ханна Маклиод выбрала жизнь, и, что касается меня, я считаю это храбрым выбором.

– Позор, – тихо проговорила миссис Ритчи. – Невыносимый позор...

– Мне совсем не стыдно того, что делали со мной, – сказала я. – Мне кажется, мадам, стыдиться должны другие.

Мне было слышно, как Эндрю Дойл прошептал:

– Да. Клянусь Богом, да.

Я посмотрела в его сторону и увидела, что он отвернулся от окна, хотя стоял все в той же скованной позе. Джеральд не шевелился, только на щеках у него горели красные пятна, словно он был простужен.

– Мне хотелось бы в точности знать, что произошло в Париже, – негромко сказал мистер Уиллард. – Вы провели четыре года в этом... в этом колледже?

– Да, сэр, – ответила я. – В каком-то смысле мне повезло. Мамзель Монтавон была не такой, как миссис Логан. Она старалась поддерживать высокий уровень своего заведения, и мы должны были уметь прилично вести себя с гостями. У нас были музыкальные вечера и другие развлечения для гостей, в сущности, мы были настоящими ученицами, за исключением тех часов, что мы проводили в своих комнатах.

– Вы, кажется, с удовольствием вспоминаете хозяйку вашего дома терпимости? – сухо произнес мистер Ритчи.

– Сэр, она понимала, что я молода и неопытна. А я знала, что у меня нет другого выхода и мне придется несколько лет провести в колледже, прежде чем мне удастся выйти на свободу. По крайней мере, она постаралась, чтобы девушки терпеливо объяснили мне все. Вскоре после того, как я приступила к работе, мне пришлось поставить мамзель в известность, что я стану очень непослушной, если мне придется принимать мужчин с необычными желаниями, и она пошла мне навстречу.

– С необычными желаниями? – удивленно переспросила Клара. – Что это значит?

Я покачала головой:

– Вам это ни к чему, мисс Клара. Пожалуйста, позвольте мне не отвечать.

– Но...

– Хватит, Клара, – вмешался ее отец. – Ханна права. – Он повернулся ко мне с печально-жалостливым лицом. – И вы четыре года жили в... заведении мамзель Монтавон?

– Да, сэр.

Я видела, что он хочет задать мне множество вопросов, которые я знала назубок, потому что мужчины часто задавали их в моей спальне. Но мистер Уиллард не задал ни одного. Он только ласково спросил:

– Вы были очень несчастливы эти годы?

– Не совсем так, сэр. – Я помедлила, собираясь с мыслями. – Поначалу я была в ужасе, потом только боялась, потом возненавидела свое притворство и необходимость играть роль. Однако я знала, что мне никуда не деться, и научилась... как бы отделяться от происходящего. Моя мать любила говорить, что нельзя себя жалеть, иначе можно погибнуть, и мне помогло то, что я никогда не жалела себя. Я всегда думала, как хорошо, что миссис Логан продала меня.

Мне показалось, что Джеральд всхлипнул, но, посмотрев на него, я не заметила ни капли жалости в его глазах. Ярость кривила ему рот и покрывала потом лоб. Я посочувствовала ему, но все же мысленно пожала плечами.

Его отец – виновник страшного испытания, и у меня не было никакой возможности уберечь от него мальчика.

– Вы вправду думаете, что вам повезло? – недоверчиво переспросил меня мистер Ритчи. – Вы серьезно?

Я посмотрела на него.

– Да, сэр. Заведение миссис Логан было страшным местом, а в колледже ко мне хорошо относились, и у меня было всего три-четыре клиента в неделю. В эти дни я научилась становиться совсем другой женщиной, не собой. У меня были подруги, и остальное время я делала, что хотела. Но я всегда помнила о том дне, когда смогу навсегда распроститься с той жизнью и все время быть самой собой.

– Через четыре года вы добились этого, ведь вам исполнилось всего семнадцать лет? – спросил Бенджамин Уиллард. – Вам разрешили покинуть колледж?

– Да, сэр. Мамзель и мои подруги считали, что я делаю глупость, но я уже имела право жить, как мне угодно. К этому времени я хорошо изучила французский язык и стала взрослой, так что смогла найти себе работу и содержать себя.

– Ханна вам не говорит, что в то время найти работу было потруднее, чем четырехлепестковый клевер, – сказал Тоби, хмуро поглядев на меня. – Ей еще повезло, что подвернулась двенадцатичасовая работа в ресторане за три франка в неделю. Попробуйте, дамы, поживите на эти деньги, если вы любите приключения. Да и, конечно же, апаши были не прочь прибрать ее к рукам, так что ей приходилось здорово защищаться. Неужели, Эндрю, вы думаете, что когда она спасла вам жизнь, она в первый раз орудовала шляпной булавкой? Отнюдь.

– Господи, помилуй, – прошептал Эндрю Дойл и закрыл глаза, словно ему стало больно.

– Вы весьма красноречиво защищаете эту молодую женщину, Кент... – задумчиво произнес мистер Ритчи.

– Я не защищаю ее, – перебил его Тоби. – Я всего лишь рассказываю вам, как она жила с тех пор, как ей исполнилось тринадцать лет. Ханна Маклиод не нуждается в защите.

– Почему бы вам не быть пристрастным? – продолжал мистер Ритчи. – Вы, правда, сказали, что не заинтересованы лично в этом деле, однако почему бы вам...

– Я вас не понимаю, – медленно проговорил Тоби, и я заметила злой огонь, вспыхнувший в его глазах.

– Вы жили в Париже в соседних комнатах. Почему бы не предположить, что эта молодая женщина была для вас больше, чем просто соседка?

Тоби чуть не задохнулся от ярости и еще шире развернул широкие плечи. Я вспомнила, как он угрожал Себастьяну Райдеру, как, чтобы выказать свое негодование, бил человека головой об стену, и крикнула:

– Тихо, Тоби! Не смейте!

Он послушался, и я, вздохнув с облегчением, поглядела на мистера Ритчи.

– Сэр, я отвечу на ваш вопрос. Я ушла из колледжа, чтобы принадлежать самой себе и быть свободной от мужчин. Мне не пришлось отдать себя человеку, которого бы я любила, а после стольких лет я стала, что называется, порченым товаром и никогда не выйду замуж, потому что ни один мужчина не захочет жениться на мне. Тоби Кент – мой друг, и не более того. Многие видят в нем представителя богемы, но, должна вам сказать, что он всегда относился ко мне с большим уважением, чем любой другой мужчина.

Когда я замолчала, Джеральд вскочил с места и, выбежав из салона, с силой хлопнул дверью. Мистер Ритчи достал записную книжку и принялся с отсутствующим видом листать ее. Его жена сидела, уставясь в пространство, с таким выражением на лице, которое я не могла понять. Сэр Джон Теннант все еще не шевелился, только открыл глаза и уставился на меня холодным змеиным взглядом. Мне кажется, я могла бы его испугаться, и меня удивляло, как у такого мужчины может быть столь непохожая на него дочь. Против меня у другой стены сидели совершенно выбитые из колеи Клара и ее мать. Эндрю Дойл так и не присел ни разу, и в глазах у него было смятение. Бенджамин Уиллард горестно качал головой.

И я стала размышлять о моем будущем. Себастьян Райдер выставил на обозрение мое прошлое, но он сделал это вовсе не для того, чтобы избавиться от меня. У меня не было ни малейшего представления о его истинном замысле, и теперь я спрашивала себя, достиг ли он своей цели и что он будет делать со мной дальше. Мне бы не хотелось, чтобы он меня прогнал. Я не сомневалась, что сумею найти работу и содержать себя, однако совсем не так, как я уже привыкла.

Бенджамин Уиллард откашлялся и сказал с видимой неохотой, ни к кому в отдельности не обращаясь:

– Даже если призвать на помощь всю мировую любовь и добрую волю, мы все равно ничего не можем сделать для Ханны. Ничего нельзя изменить. Что с ней случилось... то случилось.

Я посмотрела прямо ему в лицо.

– Вы правы, мистер Уиллард, я не обманываюсь на этот счет. Я всегда знала, что люди, узнав о моем прошлом, выставят меня за пределы своего круга. Вы были добры ко мне, однако мы больше не увидимся, и я понимаю почему. Когда я думаю о негодяе, который продал меня, или о миссис Логан, которая меня купила, или о животном, которое опозорило меня, в моем сердце вновь вспыхивает ненависть. Однако я стараюсь не обижаться на тех, кто стыдится меня теперь. Не потому, что я такая уж добрая, просто так мне легче защитить себя. Моя мать учила меня, что обиды разрушают и губят человека так же, как жалость к себе.

– У вас была замечательная мать, – тихо сказал мистер Уиллард.

Я заметила, как заблестели глаза у сэра Джона, но они быстро погасли и вновь ничего не выражали. Мне было непонятно, какие струны в его душе задели слова Бенджамина Уилларда, однако мое внимание отвлек Эндрю Дойл, который подошел ко мне и протянул мне руку. Я подумала, что он хочет как вежливый человек пожать мне руку, однако он наклонился, взяв мою руку в свои, и поцеловал ее. Он все еще был бледен и, мне показалось, дрожал всем телом от пережитого потрясения, но голос у него был твердый, когда он заговорил:

– Ханна, я не стыжусь вас, – сказал он, потом выпрямился и повернулся к своим. – Тетя Мелани, дядя Бенджамин, Клара... Я ничего не хочу вам навязывать, но хочу вам заявить со всей решимостью, что я как был, так и остаюсь другом Ханны Маклиод. Вы говорите, что ничего нельзя изменить, а я считаю, что она сама все изменила своей храбростью и стойкостью.

Бедный мистер Дойл. Его заявление было столь драматичным и благородным, что у меня не хватило сил сказать ему, как он не прав. Потом он опять повернулся ко мне и с тем же пылом продолжал:

– Мне отвратителен ваш хозяин, Себастьян Райдер, из-за того, что он сотворил сегодня. Я должен был вам это сказать, Ханна. Я напишу вам, где я живу в Америке и в Мексике, и если вам когда-нибудь потребуется помощь друга, пожалуйста, вспомните обо мне. Вы поняли меня?

Я осторожно высвободила руку, вспомнив день, когда другой мексиканский джентльмен, положив мне руку на плечо, сказал те же самые слова, а потом вручил серебряное кольцо, подтверждая тем самым свое обещание.

– Благодарю вас, мистер Дойл, – сказала я. – Вы очень добры. Теперь, если вы меня извините, мне надо поговорить с мистером Райдером.

Выходя из салона, я обратила внимание, что мы проплываем мимо Челсинского моста, следовательно, скоро должен был быть Вестминстер.

Тоби открыл передо мной дверь со словами:

– Не стоит говорить с ним, красавица. Давайте я отвезу вас домой, а потом найду для вас квартиру поближе к моей и вы поживете в ней, пока не решите, как вам быть дальше.

Я покачала головой:

– Я не уверена, Тоби, что мне нужна другая работа, ведь меня еще не рассчитали. Вот об этом я и хочу поговорить с мистером Райдером.

Он изумленно уставился на меня.

– Вы, правда, хотите служить у него после всего того, что он вам сегодня сделал?

– Он рассказал своим гостям, Тоби, что я была une fille de joie, и в этом не было ни слова лжи. Мне, правда, кажется дурным вкусом вести себя так с гостями, однако мне самой обижаться не на что. Сомневаюсь, чтобы он попросил меня остаться, потому что все его знакомые будут в ужасе, когда узнают о сегодняшнем.

– Ни я, ни моя дочь, ни ее муж, – перебил меня сэр Джон, – ни слова никому не скажут. Надеюсь, мистер Уиллард, миссис Уиллард и мисс Клара тоже.

– О, можете быть уверены, – мрачно подтвердил мистер Уиллард. – Мы еще не забыли, чем обязаны Ханне Маклиод. Думаю, Себастьян Райдер не сомневается в нашем молчании.

Тоби Кент не мог стерпеть этого:

– Ради Бога, Ханна! Вы же не хотите жить в его доме? Это унизительно!

Я погладила его руку.

– Ах, Тоби, разве таких, как я, можно унизить? Я была на самом дне и похоронила это в прошлом. Не волнуйтесь.

Напряжение сразу спало с него, и он ухмыльнулся:

– Вы еще попозируете мне, юная Маклиод?

– Ну, конечно, если смогу.

– Райдер вам не запретит, уж я за этим прослежу.

– Тоби, ведите себя прилично, а то я рассержусь.

И я вышла на палубу. Джеральда видно не было, и Себастьян Райдер сидел один за столом, куря сигару. Когда я подошла поближе, он сказал:

– Если вы пришли плакаться или брать расчет, не теряйте попусту слов. Мы с вами заключили договор на два года.

А я-то совсем забыла об этом. От неожиданности я отпрянула.

– Сэр, я лишь хотела спросить, вы не собираетесь меня рассчитать?

Он махнул рукой с зажатой в пальцах сигарой:

– Нет. Какого черта?

– Из-за моего прошлого, мистер Райдер.

– Я все знал, когда нанимал вас.

– Однако другие не знали. Теперь знают ваши гости и мастер Джеральд. Он наверняка расскажет мисс Джейн.

– Ну и все.

– Ваши дети могут не захотеть учиться у меня, сэр.

– Джейн достаточно рассудительная особа. А Джеральд как-нибудь переживет. – Он смерил меня тяжелым взглядом. – Вы по закону обязаны оставаться в моем доме.

– Я не собиралась брать расчет, сэр. Могу я задать вам вопрос?

– Давайте.

– Вы в будущем собираетесь всем гостям рассказывать о моей жизни?

Он почти улыбнулся, стряхивая пепел с сигары.

– Нет. Это был особый случай. У вас все?

– Боюсь, сэр, не избежать трудностей с мастером Джеральдом.

– Ну, так займитесь им, – отрезал он. – Черт побери, вы что, все позабыли? Не можете усмирить мальчишку, если не хотите уложить его в постель?

– Если вы еще раз позволите себе такой тон по отношению ко мне, – сказала я, – даю слово, мистер Райдер, я уйду, несмотря на контракт.

Несколько секунд он молча смотрел на меня, потом неожиданно усмехнулся и кивнул:

– Правильно, Ханна. Это больше не повторится. Вы довольны?

– Спасибо, сэр.

– Тогда все.

Я отошла к перилам и минут пять смотрела, как мы проплывали под Вестминстерским мостом. Спустили трап. Себастьян Райдер стоял возле него. Гости стали покидать салон. Бенджамин Уиллард и Эндрю Дойл бережно вели миссис Уиллард и Клару. Все четверо прошли мимо Себастьяна Райдера, словно не заметив его. Следом двигались мистер и миссис Ритчи. Сэр Джон остановился на мгновение и что-то сказал моему хозяину, но я не расслышала что.

Появился Тоби Кент. Он тоже задержался у трапа, но его слова я услышала.

– Пока она и я в Лондоне, Райдер, мне бы хотелось, чтобы Ханна время от времени приходила ко мне. Надеюсь, вы ей не запретите.

Себастьян Райдер не стерпел:

– Кент, вы мне угрожаете?

– Ну, конечно, глупый вы человек, – усмехнулся Тоби. – Я несколько лет служил в Иностранном легионе и совсем не возражаю пару месяцев провести в сравнительно уютной английской тюрьме ради удовольствия сломать вам челюсть. Так что постарайтесь вести себя разумно.

Он поклонился мне, приподняв шляпу, сошел по трапу на набережную и бегом бросился туда, где стояли в ожидании пассажиров кэбы.

Мой хозяин совсем не смутился.

– Ваш друг умеет убеждать, – задумчиво проговорил он. – Джеральд! Джеральд! Куда тебя черти унесли? Давай быстрее, нам пора домой.