Тени прошлого

Глава 5

Что ей ответила Мэтти, я не расслышала, а через несколько мгновений они были уже в другом конце коридора. Ничего не понимая и даже немножко растерявшись, я тихонько прикрыла дверь и повернула ключ.

Как Хетти сказала? «С бабочкой»?

Повернув голову, я долго разглядывала золотистое родимое пятно у себя на плече, похожее на бабочку. В Серебряном Лесу никто не мог о нем знать, и тем не менее Хетти наверняка от кого-то слышала о «девушке с бабочкой», иначе она бы не задала вопрос, который я случайно подслушала.

Медленно я возвратилась к ванне и принялась тереть себя большим пушистым полотенцем. О том, что я провела несколько лет в колледже, мистер Бонифейс знал. Он даже разговаривал с моими подругами. О моей бабочке им было известно, потому что мы часто в одних рубашках помогали друг дружке мыть волосы, но ни Аннет, ни Маргерит не стали бы рассказывать чужому мужчине о таких вещах.

Я даже подумала, не послышалось ли мне, но скоро оставила эту мысль. Как бы то ни было, единственной связью между моим колледжем и Серебряным Лесом был мистер Бонифейс, и, сколь это ни неправдоподобно, наверняка он сболтнул кому-нибудь здесь о девушке с бабочкой. Больше я ничего не могла придумать, но от кого-то ведь Хетти слышала о моем родимом пятне!

Мне стало очень неспокойно, но я ровным счетом ничего не могла поделать. Решив в первую же удобную минуту поговорить об этом с Мэтти, показавшейся мне довольно дружелюбной, я вытерлась насухо, надела халат и улеглась на кровать, стараясь не думать ни о чем неприятном.

Когда купленные мне миссис Хескет часы показали, что прошло около получаса, я встала, привела в порядок прическу, надела новое белье и одно из новых платьев. Было всего две или три минуты восьмого, когда Мэтти постучала в дверь, и мне показалось, что она очень обрадовалась, увидав меня одетой и готовой следовать за ней.

Большой дом был построен мистером Райдером около двадцати лет назад. На верхнем этаже жили слуги, и мы туда не пошли. Мэтти мне сказала, что всего в доме пятнадцать слуг, а она получила свое место домоправительницы девять лет назад после смерти жены мистера Себастьяна Райдера – Мэри. На втором этаже размещалось семейство хозяина и еще комнаты для гостей, две из которых занимали Мэтти и я. Еще – музыкальная комната, детская, учебные комнаты мисс Джейн и мастера Джеральда и библиотека.

Пока мы ходили по коридорам и спускались по очень красивой лестнице, нам то и дело встречались слуги и служанки, с которыми Мэтти коротко знакомила меня, а я прилагала все усилия, чтобы запомнить их имена. Столовая и гостиная показались мне очень большими и роскошно меблированными, однако было в них что-то мрачное и давящее, что я почувствовала, когда в первый раз увидела дом. Кабинет хозяина, как сказала Мэтти, был на первом этаже, где также располагались курительная, швейная, бильярдная, кстати, довольно просторная, и бальный зал, вмещавший оркестр и не меньше пятидесяти пар.

В конце концов мы дошли до кухни, где миссис Флетчер была занята приготовлениями к обеду, но мы не стали ей мешать в это неподходящее время, и, едва представив меня, Мэтти заспешила прочь. Пока мы обходили дом, мы не встретили никого из хозяйской семьи, но Мэтти сообщила мне, что мисс Джейн посещает днем какую-то особую школу для девочек, правда, недалеко от дома, а мастер Джеральд недавно закончил закрытую частную школу, но в университет не собирается.

– У самого мистера Райдера не так уж много времени для книжек, – говорила Мэтти, когда мы поднимались с ней по лестнице. – Он сам всего добился и очень этим гордится, так что он позволил мастеру Джеральду все лето заниматься музыкой, а уж осенью ему придется работать на одной из фабрик, чтобы самому узнать что почем.

– У мастера Джеральда есть способности к музыке? – спросила я.

– О, есть, очень даже есть, дорогая. Заслушаешься, когда он играет. Только имейте в виду, мистеру Райдеру это не очень по вкусу. Он считает, что музыка – занятие, скорее, для девочек, но, увы, у мисс Джейн к музыке никаких талантов. Она, правда, брала уроки, когда была помладше, но душа у нее к ним не лежала. А теперь, если хотите, можете отдохнуть в своей комнате. Гонг вы услышите. Или можем посидеть в библиотеке и поболтать.

– О, лучше поболтать в библиотеке, – ответила я. – Мне так хочется взглянуть на книги. Может быть, мне разрешат их почитать!

– Конечно же, разрешат, Ханна, и я уверена, вы найдете там очень хорошие книги. В мои обязанности входит просматривать списки новинок в газетах, и чуть ли не каждую неделю я заказываю по полдюжине книг у Линдена. Мистер Райдер сам не читает ничего, кроме газет и деловых бумаг, но ему нравится иметь хорошую библиотеку.

Мы пошли в библиотеку и уселись в кресла возле камина, в котором весело горел огонь, немало удививший меня, ведь именно сюда, как мне стало известно, хозяин, если и заглядывал, то крайне редко.

– Вы думаете, мастер Джеральд огорчится, когда ему придется бросить музыку и заняться фабрикой? – спросила я.

Мэтти поджала губки:

– Не мое дело это обсуждать, дорогая. Нет, ко мне здесь относятся как к члену семьи, но все-таки не следует забывать, что я всего лишь домоправительница, и не больше. Когда миссис Райдер была жива, благослови ее Бог, я была кухаркой и домоправительницей, а после ее смерти мистер Райдер попросил меня подыскать кухарку, так я и стала только домоправительницей. В доме должна распоряжаться женщина, а мистер Райдер не желал никаких новых лиц. К тому же дети любили меня, а я их. Да, поначалу я ужасно волновалась, но все пошло как надо, и со временем я привыкла. – Улыбка осветила ее по-домашнему милое лицо. – Девять лет уже, даже не верится. Теперь я всегда сижу с ними за столом, и они очень хорошо ко мне относятся. Иногда я сама не понимаю, кто я: то ли нянюшка, то ли домоправительница, то ли любимая тетушка. Но я никогда не забываю свое место и вам не советую, дорогая, потому что мы обе на жаловании тут, хотя у нас и есть кое-какие привилегии.

– Я понимаю, – сказала я, – я ни за что не позволю себе переступить черту, Мэтти, даже в мыслях. Пожалуйста, простите меня, если мой вопрос о мастере Джеральде показался вам излишне смелым.

– Нет, нет, совсем нет, – возразила она, махнув рукой. – Конечно же, он не будет работать на фабрике. Я хочу сказать, он не будет работать руками. Он будет учиться управлять делами, как это делают управляющие мистера Райдера.

Я поняла, что у мистера Райдера была не одна фабрика и на него работал не один управляющий.

– Что это за фабрики? – спросила я.

– На них делают ружья и все такое, – чуть-чуть испуганно ответила Мэтти. – Они называют это вооружением. Винтовки, пушки... Тысячи, тысячи винтовок и пушек. Не только для наших солдат. Со всего мира к мистеру Райдеру приезжают покупатели.

Сначала я подумала, что мистер Райдер занимается довольно жестоким бизнесом, но потом сообразила, что если уж есть солдаты, то должны быть люди, делающие винтовки для солдат, чтобы им было чем сражаться, а мы все должны быть благодарны нашим солдатам и матросам за то, что они защищают нас в минуту опасности. Неожиданно я поймала себя на слове «нашим» по отношению к солдатам и матросам, а ведь я уехала из Англии ребенком и вернулась всего несколько часов назад.

– Мэтти, вы мне разрешите задать вам один вопрос? Он не имеет никакого отношения к семейству хозяина, зато имеет отношение ко мне.

Она подняла на меня удивленный взгляд:

– Ну, конечно, дорогая.

– Совсем недавно вы с Хетти проходили мимо моей двери. Она была открыта, и я услышала, как Хетти спросила вас. Она спросила: «А правда, что мисс Ханна – девушка с бабочкой?» Я совсем не хотела подслушивать, все получилось случайно... и все-таки вы не могли бы мне сказать, что она имела в виду? Вы не знаете, Мэтти?

Мэтти нахмурилась, словно вспоминая, но потом ее лоб разгладился, и она кивнула:

– Да, правильно, она что-то такое сказала, Ханна, о вас и о бабочках, но я не обратила внимания. Она такая выдумщица. Вечно что-то, глупая, фантазирует. Если я не ошибаюсь, то приказала ей придержать язычок и заняться делом. – Она вновь нахмурилась: – Однако мне не хочется, чтобы она фантазировала на ваш счет. Надо же, девушка с бабочкой.

Неожиданно она показалась мне совсем с другой стороны. Несомненно, она была доброй и милой, но был в ней и металл, была твердость, благодаря которой она могла легко управлять домом с большим количеством челяди. Поднявшись с кресла, она подошла к переговорной трубке из полированного дерева и приложилась к ней губами. Наверняка она соединялась с кухней, потому что Мэтти спросила:

– Фарроу, Хетти с вами? Пожалуйста, когда она освободится, пришлите ее ко мне в библиотеку. Спасибо.

Она положила трубку на место и вернулась в свое кресло.

– Фарроу очень хорошо работает, – с прежней ласковостью проговорила она. – Гораздо лучше прежнего дворецкого, старого мистера Бенсона. Когда хозяйка, бедняжка, умерла и хозяин попросил меня заняться домом, он рассчитал всех старых слуг и нанял новых. Он сказал, что так мне легче будет подняться над ними, ведь с ними я не была на равных. Он оказался прав.

– Хорошо, что он подумал об этом, – сказала я.

– Да, хорошо, дорогая. – Она медленно кивнула. – Он поверил в меня и с тех пор всегда был мне добрым другом и хозяином. – Она искоса, усмехнувшись, поглядела на меня. – Однако он сам говорит, что лучше не делать из него врага, особенно в делах. Поверьте, я знаю, как он губил людей, которые пытались подставить ему подножку. Впрочем, никаких тайн я вам не выдаю. Он бы и сам вам обо всем с удовольствием рассказал.

В дверь постучали, и в комнату вошла Хетти, виновато присевшая перед Мэтти.

– Миссис Мэтьюз, вы хотели меня видеть? – жалобным голосом спросила она.

Мэтти не замедлила с ответом.

– Подойди ко мне, Хетти, стой спокойно и не дергайся. Я просто хотела спросить тебя, не говорила ли ты мне недавно о девушке с бабочкой? Ты не помнишь?

Хетти метнула на меня быстрый взгляд, щеки у нее порозовели, и она принялась перебирать в пальцах передник.

– Я не говорила при мисс Ханне, – прошептала она.

– Ну, конечно же нет, девочка, – подбодрила ее Мэтти. – Никто тебя ни в чем не обвиняет, по крайней мере, пока. Мне только не нравится, когда ты сочиняешь всякие сказки, поэтому, пожалуйста, ответь на мой вопрос и повтори, что ты сказала.

– Ну... Я только сказала, что подумала, будто мисс Ханна – девушка с бабочкой, – чуть не плача, проговорила Хетти.

Мэтти поглядела на меня, потом на служанку.

– Что ты имела в виду?

– В виду? О, я не знаю, миссис Мэтьюз. Я думала, вы знаете.

– Что знаю?

– Не знаю, – в отчаянии произнесла Хетти, прижав руки ко рту. – Миссис Мэтьюз, неужели я в чем-нибудь провинилась?

– Только в своих глупых фантазиях. А почему ты спросила меня о девушке с бабочкой?

– О, понятия не имею, правда, сама не понимаю, – затараторила Хетти. – Помню только, Альберт заговорил об этом, ну да, еще на прошлой неделе. Накануне он подавал хозяину виски с содовой, а у него в кабинете был тот человек, который приехал сегодня с мисс Ханной. Как его? Мистер Бонни... Ну, в общем, Альберт слышал, как хозяин ему сказал: «Привезите мне девушку с бабочкой, мистер Бонни... сколько бы это ни стоило». Точно я не могу повторить, но смысл такой, а когда он сегодня приехал, этот человек, не Альберт, я вспомнила, как Альберт мне рассказывал, и поэтому спросила вас, миссис Мэтьюз, потому что подумала, что вы-то уж должны знать, а иначе зачем бы мне спрашивать?

Выпалив все это, Хетти замолчала, тяжело переводя дыхание. Мэтти повернулась ко мне, словно предлагая задавать вопросы, и я, улыбнувшись напуганной девушке, сказала:

– Все в порядке, Хетти, просто мне было любопытно, что вы знаете. А Альберт – здешний лакей?

– Да, мисс.

– Он знает, что имел в виду хозяин, когда так говорил?

– О нет, мисс. Он сам очень удивился. Поэтому-то я и спросила.

Я тоже удивилась и даже немного испугалась. С чего это мистер Себастьян Райдер называет меня девушкой с бабочкой, да еще во что бы то ни стало жаждет заполучить в Серебряный Лес? Вероятно, все само собой разъяснится, когда он будет разговаривать со мной после обеда, а если нет, то тоже ничего страшного, во всяком случае, я решила не задавать моему нанимателю лишних вопросов. К тому же мне пришло в голову, если он хотел заполучить Ханну Маклиод в учительницы французского к своим детям, чего бы это ни стоило, значит, он собирается неплохо мне платить. Наверное, эти приятные размышления отразились у меня на лице, потому что Мэтти спросила:

– Ханна, ради Бога, чему вы улыбаетесь? Вам понятно, о чем говорил хозяин?

– Нет, Мэтти, – сказала я, – и мне все равно. Когда мужчины остаются одни, они иногда очень странно говорят о молодых женщинах, мы и представить себе не можем как, но, в сущности, это совершенно неважно, и нам лучше об этом забыть. Главное, что Хетти ничего не придумала, так что и не о чем беспокоиться.

Мэтти несколько секунд не отрывала от меня пристального взгляда, а потом едва заметно кивнула.

– Хорошо, дорогая. Думаю, вы правы. – Она повернулась к горничной – А ты. Хетти, не болтай, где ни попадя, о чем не знаешь. Должна тебе сказать, это ничуть не лучше, чем твои глупые выдумки.

– Да, миссис Мэтьюз. Прошу прощения.

– Ладно. Иди.

Хетти с облегчением вздохнула и, благодарно взглянув на меня, быстро вышла из комнаты.

– Альберт еще очень молод и довольно глуп, – озабоченно проговорила Мэтти. – Не удивлюсь, если он что-нибудь перепутал, но, как бы то ни было, больше мы об этом ничего не услышим. – Она посмотрела на часы на стене. – Нам пора в гостиную, дорогая. Сейчас там все соберутся.

Я ни одной минуты не сомневалась, что Альберт ничего не перепутал, но мне больше не хотелось об этом говорить. Наверняка в колледже для молодых девиц, когда мистер Бонифейс был там, кто-то что-то сказал. Не исключено, что он даже не знал, почему меня так прозвали. Потом он выследил меня в «Раковине», убедился, что я подхожу по всем статьям мистеру Райдеру, и, вернувшись сюда, рассказал обо всем своему нанимателю. Очевидно, его рассказ пришелся мистеру Райдеру по душе, если он послал его обратно в Париж, чтоб он немедленно заключил со мной договор. Мне стала понятна настойчивость мистера Бонифейса и его раздражение, когда я отказалась от заманчивого предложения.

Спускаясь вместе с Мэтти по лестнице, я подумала, что если ошибаюсь и в желании мистера Райдера непременно заполучить из Парижа девушку с бабочкой есть что-то зловещее, я все равно скоро об этом узнаю и тогда буду решать, что мне делать дальше. А до тех пор не стоит зря мучиться. Я уже давно научилась стойко принимать удары судьбы, которые невозможно предотвратить, и знала, что с легкостью выкину из головы то, что не требует моего немедленного решения.

Мы вошли в гостиную, и я увидела возле одной из бронзовых ламп рядом с камином стройного молодого человека, читавшего огромных размеров, но не толстую книгу. У него было нежное лицо и густые волосы, падавшие ему на лоб. Когда он оторвался от книги, в глазах у него появилось удивленное выражение. Меня он не ожидал увидеть.

– Добрый вечер, мастер Джеральд, – сказала Мэтти.

– Добрый вечер, милая Мэтти, – вежливо ответил он. – Э... – И тотчас лоб у него разгладился. – Ну, конечно же. Как я забыл? Вы... простите, не помню, как вас зовут, вы приехали из Франции?

– Знаете, мастер Джеральд, вы скоро забудете, как вас самого зовут, – ворчливо проговорила Мэтти, не скрывавшая своей любви к молодому хозяину. – Позвольте мне вас познакомить. Ханна, это мастер Джеральд Райдер. Мастер Джеральд, это мисс Ханна Маклиод, и вы можете звать ее Ханна.

Он виновато улыбнулся и протянул мне узкую руку с длинными пальцами, очень сильную руку, которую я пожала, присев в реверансе. В ту минуту я поняла, что у него в руках были ноты, и вспомнила, как Мэтти говорила, будто он замечательный пианист. Пожимая мне руку, он не сводил с меня внимательного, но дружеского взгляда и говорил:

– Ханна, я рад, что вы приехали в Серебряный Лес, и надеюсь, вы об этом не пожалеете.

От его слов у меня стало легче на душе, и я улыбнулась ему в ответ:

– Спасибо за теплый прием, мастер Джеральд.

На мгновение выражение его глаз изменилось, и он наклонил голову, словно прислушиваясь.

– Приятно звучит... – проговорил он задумчиво, как будто беседовал сам с собой, и сделал движение пальцами, словно пробежал по клавиатуре. – У вас красивый голос. – Его глаза вновь обрели прежнее осмысленное выражение. – Надеюсь, Ханна, я не очень буду вам досаждать, но предупреждаю заранее, французским я совсем не занимался в школе. Мне кажется, у меня нет к нему никаких способностей, но папа почему-то решил, что он мне будет совершенно необходим в моих делах, так что придется вам потерпеть.

Мэтти сказала мне, что Джеральду недавно исполнилось восемнадцать, так что он был всего на несколько месяцев младше меня, хотя я сразу почувствовала себя на много лет старше милого и артистичного мальчика. Он мне очень понравился, так же, как и Мэгги, и я сказала:

– Наверно, мастер Джеральд, вас очень много заставляли зубрить по книжке, а у вас хороший слух, и я не сомневаюсь, что вы очень быстро заговорите. Этим мы и займемся.

Он не успел мне ничего ответить, потому что отворилась дверь и в комнату вошла девушка, а сразу за ней сам мистер Себастьян Райдер. На ней было очаровательное кремовое платье, с темными волосами и чертами лица она так походила на моего нанимателя, что я сразу распознала в ней его дочь, пятнадцатилетнюю Джейн Райдер Мне подумалось еще, что если она так похожа на отца, то Джеральд наверняка и лицом и характером в мать.

Мэтти представила меня мистеру Райдеру и Джейн, и мы обменялись несколькими вежливыми фразами. Оба были очень милы, но я не ощутила к ним и в малой доле того, что ощутила к Джеральду. Напористо допрашивая меня, как я перенесла путешествие, они, казалось, больше всего интересовались, соответствовали ли расписанию прибытие и отбытие поездов и парохода да как меня обслуживали по дороге и в их магазинах. Во время этого почти делового разговора Джеральд не отрывался от нот, пока отец не обратился к нему с неожиданной резкостью:

– Ты не мог бы забыть о них на пять минут, парень?

– Прошу прощения, папа – Джеральд захлопнул партитуру и положил ее на стол. – Я не хотел быть невежливым.

Заложив руки за спину, мистер Райдер стоял спиной к камину, и хотя он был не очень представителен с виду, тем не менее его присутствие ощущалось весьма сильно. Поглядев на меня, он сказал:

– Мой сын – мечтатель. Надеюсь, вы сумеете удержать его на земле, если ему захочется повитать в облаках на ваших уроках, юная леди. – Он кивнул на дочь, которая уселась рядом с Мэтти на просторном кожаном канапе. – Зато с ней у вас не будет хлопот. Она вся в меня.

– Но это не значит, папа, что я всегда с вами согласна, – сказала Джейн, просовывая руку Мэтти под локоть.

– О, тогда бы ты не была в меня, – коротко возразил мистер Райдер. – Хотя лучше бы тебе придержать язычок, пока ты не повзрослеешь.

Джейн рассмеялась:

– Вы точно так же будете говорить, папа, когда мне стукнет девяносто.

Мне стало ясно, что Джейн ничуть не боится отца, в отличие от своего брата Джеральда. Мистер Райдер заговорил о пони, которого они с Джейн несколько дней назад показывали ветеринару, и я заметила, что Мэтти не участвует в семейных разговорах, так что решила вести себя точно так же и молчать, пока ко мне не обратятся. Джеральд сидел на стуле с прямой спинкой, зажав руки между коленями и уставившись в пол, вероятно, проигрывая в уме какую-нибудь мелодию.

Минуты через две пришел Фарроу и объявил, что обед подан.

Мистер Райдер предложил руку Мэтти:

– Пойдемте, Мэтти.

И они направились в столовую. Следом за ними двинулась Джейн, и я уже намеревалась идти последней, как Джеральд, улыбнувшись, предложил мне руку. У меня не было ни малейшего представления, как на это посмотрит его отец, но и отказаться я не могла, так что мне осталось только возблагодарить Бога, что при нашем появлении в столовой выражение лица мистера Райдера не изменилось. Джеральд подвел меня к моему месту за столом.

Во главе, конечно же, сел мистер Райдер. По правую руку от него Джейн, по левую – Джеральд, Мэтти – напротив. Я села слева от Мэтти и рядом с Джейн. Едва все уселись, мистер Райдер сказал:

– Помолимся.

Мы наклонили головы, и он произнес благодарственную молитву, но таким тоном, что было ясно, с Божьей помощью или без нее, он все равно сумел бы заработать себе на пропитание.

За обедом прислуживали два лакея, руководимые Фарроу, и они подали великолепное мясо, йоркширский пудинг, жареный картофель и весеннюю зелень. В детстве, когда я жила в Англии, мне не приходилось так хорошо есть, а последние пять лет я ела по-французски, так что для меня ощущения были совершенно новые, и я от души наслаждалась ими. Заговорили о домашних делах, и тут Мэтти сказала свое слово. Было совершенно очевидно, что дети не только очень любят ее, но и глубоко чтят, так что я мысленно отдала ей должное.

Сама я не старалась завладеть разговором, лишь коротко и с улыбкой отвечала на обращенные ко мне вопросы, но мне все чаще и настойчивее приходило в голову, что я – это не я, не Ханна Маклиод. Удивительнее всего было то, что лишь шестнадцать часов прошло с того момента, когда я убежала с холодного чердака на Монмартре, и мой бедный мозг отказывался осмыслить столь быстрые и драматичные перемены в моей жизни. Наверное, отчасти из-за этого я не испытывала особого волнения, думая о том, что сижу в великолепном особняке за одним столом с очень богатым семейством.

Джеральд больше не витал где-то далеко и во время одной из коротких пауз в застольной беседе спросил меня:

– Ханна, вы умеете ездить верхом?

– К сожалению, нет, мастер Джеральд, – сказала я и откинулась на спинку стула, чтобы лакею удобнее было поменять передо мной тарелку, мгновенно вспомнив горы посуды, которые мне пришлось перетаскать в «Раковине». – Я ни разу в жизни не сидела на лошади.

Он удивился:

– Правда? Разве во Франции не любят лошадей?

– Любят. Просто у меня не было такой возможности.

Он взглянул на отца.

– Папа говорил, что в детстве вы жили в Англии. Неужели вы и тогда не катались?

Мистер Райдер недовольно хмыкнул, но я быстро сказала:

– Только богатые люди могут позволить себе лошадей и во Франции, и в Англии, мастер Джеральд. Мой отец умер вскоре после того, как я родилась, и мы жили довольно бедно.

– Я тоже, Ханна, – сказал мистер Райдер, – а этот парень совсем не знает жизни. Ничего, скоро узнает, когда начнет работать.

Джеральд не отрывал от меня изумленных глаз и не слышал, что говорил ему отец. Он сказал:

– Но вам дали хорошее воспитание. Вы прекрасно говорите, и манеры у вас, как у аристократки.

– Благодарю вас, – смутившись, с запинкой произнесла я. – У меня была образованная мама, учительница. После ее смерти меня отослали во Францию, и там я провела пять лет в привилегированном колледже для юных девиц. Нашим манерам придавали там большое значение.

– Понятно. – Джеральд задумался. – Папа говорит, что наше образование ему дорого стоит. А если вы были бедной, то как вам удалось попасть в колледж?

– Я получила стипендию, еще когда жила в Англии, солгала я, обворожительно улыбаясь.

– Если уж говорить о манерах, мастер Джеральд, – вмешалась Мэтти, – не слишком ли много вы задаете вопросов? Это никуда не годится, вы не согласны?

Джеральд покраснел до корней волос и торопливо пролепетал:

– Прошу прощения. Я не хотел... просто я... Пожалуйста, простите меня, Ханна.

Я было хотела его успокоить и сказать, что ничуть не обижена его интересом к моей особе, как мистер Райдер с самым недовольным видом проговорил:

– Из тебя никогда ничего не выйдет, парень, если ты не научишься сначала думать, а потом уже трепать языком. Да нет, у тебя не получится быть грубым, даже если ты захочешь, но тем не менее ты был груб, это точно.

Отхлебнув воды из бокала, Мэтти спокойно сказала:

– Сэр, я уже сделала замечание мастеру Джеральду. Не стоит вам повторяться.

Мистер Райдер уставился на нее через стол, но она, не дрогнув, встретила его взгляд, и – мистер Райдер, не прошло и минуты, пожал плечами и рассмеялся:

– Неплохо вы поставили меня на место, Мэтти. Все правильно, я виноват.

В эту секунду я восхищалась Мэтти, понимая, что ей понадобилось мужество исполнить то, что она считала своим долгом, несмотря на страх рассердить хозяина. Несчастный Джеральд сидел, не сводя глаз с нетронутого рисового пудинга. Не прошло еще десяти минут, как я дала себе слово помалкивать и ждать, когда меня спросят, но мне стало очень жалко мальчика, и я переменила свое решение.

– Мастер Джеральд! – Я подождала, когда он поднимет голову, и улыбнулась ему: – Все в порядке.

Это было все, что я могла сделать, не вступая в соперничество с Мэтти, чего я вовсе не желала. Тем не менее Джеральду и этого оказалось достаточно. Он с облегчением вздохнул и прошептал:

– Спасибо.

– Мы с Джеральдом, – вступила в разговор сидевшая рядом со мной Джейн, – очень любим кататься верхом, и мы вас научим, если вы не возражаете. Я лучше езжу, чем он, но он терпеливее меня, так что, наверное, он будет лучшим учителем.

Я посмотрела на ее отца.

– Если ваш папа не возражает, я буду только рада. Мистер Райдер покачал головой.

– На уроки французского отводится три часа в день, так что все остальное время в Серебряном Лесу принадлежит вам.

– Три часа! – недовольно воскликнула Джейн. – Но, папа, я уезжаю в школу в восемь и возвращаюсь в четыре. Где мне взять еще три часа на французский? Джеральд – другое дело. Он уже не учится, и вообще ему нужен французский, если он будет ездить за границу по делам, а мне не нужен, и...

– Помолчите, юная леди! – резко оборвал ее отец. – Ты не будешь заниматься три часа. Два часа Ханна будет учить Джеральда и один час, отдельно, тебя во время каникул. Когда же ты начнешь ездить в школу, то будешь заниматься по полчаса каждый день. Это тебя не уморит до смерти.

Он подозвал лакея, чтобы тот налил ему еще вина.

– А мы можем пить чай во время занятий? – спросила Джейн.

– Это зависит от Ханны. Она повернулась ко мне.

– Мы будем в основном разговаривать, – сказала я, – так что если ваш папа и Мэтти не возражают, чай нам совсем не помешает.

Мне показалось, что я уловила одобрительное выражение в глазах мистера Райдера.

– О нет, дорогая, – сказала Мэтти, – никаких возражений.

Джейн коротко кивнула.

– Ну что ж, вот все и улажено, – сказала она, и я еще раз подумала, как она похожа на отца не только внешне, но и внутренне.

После обеда мистер Райдер приказал подать в кабинет кофе себе и мне.

– Миссис Мэтьюз и дети, как обычно, будут пить кофе в гостиной, – сказал он, обращаясь к Фарроу, и встал из-за стола.

– Хорошо бы, папа, вы не называли нас детьми, – сказала Джейн. – Мы ведь уже взрослые.

– Все равно вы мои дети, даже взрослые, – упрямо возразил мистер Райдер. – Кроме того, я не собираюсь произносить два слова там, где могу обойтись одним. Прошу вас, Ханна.

Он направился к двери, которую Фарроу поспешил открыть перед ним. Я тоже встала, и лакей отодвинул мой стул, после чего я двинулась следом за мистером Райдером, пробормотав остальным:

– Прошу прощения.

У мистера Райдера был очень просторный и опрятный кабинет с застекленными шкафами, на полках которых расположились картотеки в ящиках и множество толстенных книг, наверное, справочников. Он указал мне на полированный красного дерева стул с прямой спинкой, а сам уселся за стол, обитый сверху тисненой кожей, на котором не было ничего, кроме бронзовой чернильницы, промокашки с кожаными уголками и вечерней газеты, положенной так, чтобы привлечь его внимание.

– Мы поговорим за кофе, – сказал мистер Райдер и углубился в чтение.

Я постаралась получше рассмотреть кабинет, насколько это возможно, не поворачивая головы, чтобы не показаться излишне любопытной. Часы на стене пробили половину десятого. На Монмартре у меня сейчас было бы самое напряженное время. Хорошо бы, папаше Шабрье удалось найти кого-нибудь на вечер, чтобы Арману было полегче.

Потом я молча помолилась, благодаря Бога за свое счастливое освобождение и обретение райского приюта в Англии. Правда, мой наниматель, мистер Себастьян Райдер, не проявил ни особого гостеприимства, ни участия по отношению ко мне, но, в сущности, какие у меня были основания ждать этого от него? Мэтти правильно сказала, что я тут не гостья, а всего лишь служанка с некоторыми привилегиями. А если так, то мне ужасно повезло заполучить расположение самой Мэтти, которая вполне могла оказаться драконом в юбке и ревниво оберегать свое положение. Джеральд тоже был очень мил со мной.

Ну а если Джейн вела себя, как отец, то тут уж ничего не поделаешь.

Через несколько минут отворилась дверь и вошел Фарроу с подносом, на котором стояли чашки и серебряный кофейник. Он поставил поднос на письменный стол, налил черного кофе хозяину и вопросительно посмотрел на меня.

– С чем вы будете пить кофе, мисс Ханна?

– Мне, пожалуйста, немножко молока или сливок и кусочек сахара.

Фарроу налил мне кофе, подал чашку и спросил мистера Райдера:

– Сэр?

– Вы свободны.

Дворецкий вышел, после чего мистер Райдер отложил газету и поглядел на меня.

– Я думал, официантка оробеет перед слугой, а вы нет. Это хорошо.

Я поняла, что он не хотел меня обидеть этим замечанием. В конце концов, всего сутки назад я была официанткой. Поэтому я улыбнулась ему и вежливо ответила:

– Сэр, у нас в колледже были слуги, так что я научена вести себя с ними.

Он кивнул и помешал ложечкой кофе.

– Конечно. Теперь к делу. У вас есть деньги?

– У меня нет английских денег, сэр, но есть около двадцати французских франков.

Он вновь потянулся за газетой, что-то изучал в ней несколько минут и сказал:

– Сегодняшний курс – двадцать четыре за один фунт. Завтра утром после завтрака принесите мне ваши франки сюда, и я их поменяю. К ним я добавлю десять шиллингов на булавки. Кроме того, вы будете получать три фунта в месяц в последний день каждого месяца, естественно, на всем готовом. Я оставляю за собой право разорвать наш с вами договор, предупредив вас за неделю, однако вы должны письменно удостоверить ваше согласие работать у меня два года. Ну как?

Я зажмурилась, пытаясь что-то подсчитать в уме, но оказалась не в силах это сделать из-за незнакомых мне фунтов, тем не менее я поняла, что три фунта в месяц – необычайно щедрая плата, и сказала:

– О да, сэр. Спасибо. – Посомневавшись немного, я все-таки решила выложить все до конца. – Сэр, я знаю, что вы потратили много денег на мои платья и юбки. Сколько мне придется платить за них в месяц?

– Ничего. – Он махнул рукой, и мне даже показалось, что у него немножко смягчилось лицо, что, вероятно, можно было принять за улыбку. – Насколько я понимаю, вы умеете трезво мыслить. Весьма похвально.

Я не поняла, что он имел в виду, и, не зная, что отвечать, просто промолчала. Через пару секунд его лицо приняло прежнее выражение.

– Все, что вам купили, – сказал он, – принадлежит вам. Что же до ваших обязанностей, то вы должны каждое утро заниматься два часа с Джеральдом и один час каждый вечер с Джейн. Более точно договоритесь с Мэтти. У детей есть школьные учебники, но если понадобятся еще книги, я закажу. Понятно?

– Да, сэр. Где вы желаете, чтобы я занималась с ними?

– У обоих есть учебные комнаты. Занимайтесь там.

– Хорошо, сэр. Если я буду занята всего три часа у меня окажется масса свободного времени. Будут у меня еще какие-нибудь обязанности?

– Никаких, – отрезал он. – Даже речи не может быть, чтобы вы становились на один уровень со слугами. Может быть, вы сумеете быть полезной Мэтти, но об этом спросите ее. Все остальное время делайте, что вам угодно, однако прошу соблюдать приличия. – Он впился в меня ничего не упускающим взглядом. – Наверно, нет нужды говорить вам, что я не потерплю в Серебряном Лесу никаких богемных привычек.

– Вам, верно, известно, мистер Райдер, – сказала я, – что последние полтора года я жила на Монмартре одна, а Монмартр – это богема, но, уверяю вас, я вела очень правильный образ жизни и не окажу плохого влияния на ваших детей.

– Бонифейс навел справки и совершенно уверил меня в этом, – сухо проговорил мистер Райдер. – Вы какой веры?

– Воспитывалась в англиканской, а в колледже посещала католическую церковь, но не исповедовалась, просто ходила на службы.

– По воскресеньям мы посещаем заутреню, и я надеюсь, вы будете ездить в церковь вместе с нами. Местные дворяне не очень меня привечают, поскольку я тружусь, но они любят мои деньги и им нравится новый орган, который я купил. Мы здесь всего пятнадцать лет, так что до сих пор считаемся чужаками наряду с торговцами и мастеровыми, но все-таки нас уже принимают. Правда, Мэтти здесь полюбили, за исключением разве лишь парочки высокомерных дур, но она всего лишь домоправительница, поэтому утренние визиты ее не касаются. Однако она посещает церковные собрания, концерты в церкви, приемы в саду и представит вас симпатичным людям. Вы когда-нибудь сами правили двуколкой?

– О нет, сэр, никогда.

– Конюх или дети покажут вам, как это делается. Пони у нас смирные, так что ничего трудного. У вас есть вопросы?

Я немного подумала и сказала:

– Сейчас нет, сэр.

– Хорошо. Тогда все.

И он вновь уткнулся в газету.

Пока мы с ним говорили, я выпила почти весь кофе, поэтому теперь сделала последние несколько глотков, поставила чашку на поднос, присела в реверансе и сказала:

– Благодарю вас, сэр. И вышла из кабинета.

Все еще были в гостиной. Мэтти занималась рукоделием. Джейн за столом просматривала что-то, похожее на альбом с фотографиями, и писала в длинной узкой тетради. Джеральд читал все тот же клавир.

– А, вот и вы, дорогая, – сказала Мэтти. – Мы еще посидим полчаса прежде, чем лечь спать, но если вы устали после долгого путешествия, то идите отдыхать сейчас же.

– Нет, мне бы хотелось побыть с вами, – сказала я, – хотя я благодарна вам за заботу. Мисс Джейн, можно мне посмотреть, что вы делаете?

– Конечно, пожалуйста.

Когда я подошла ближе, то поняла, что перед ней альбом с марками. Она брала лупу, смотрела на какую-нибудь марку, а потом записывала что-то в узкой книге.

– Это моя собственная коллекция, – пояснила она мне. – Здесь только колониальные марки. У меня их почти пятьсот, и я хочу сделать каталог. Вы что-нибудь знаете о марках?

Я покачала головой:

– Нет. К сожалению, нет.

– А! Ну, ничего.

И она вновь взялась за лупу.

Джеральд встал с канапе и обратился к Мэтти:

– Вы меня извините, если я пойду в музыкальную комнату попрактиковаться немного перед сном?

Она подняла голову:

– Что-то из Шопена?

Фамилию композитора она произнесла с довольной забавной ошибкой. Джеральд кивнул:

– Да. Этюд ми бемоль минор.

Мэтти улыбнулась:

– Мастер Джеральд, да я их все равно один от другого не отличу. Может быть, Ханна вас послушает?

Джеральд покраснел:

– О нет, я очень плохо играю. Правда.

– Чепуха, – возразила Мэтти и поглядела на меня. – Он очень хорошо играет, Ханна, вы только послушайте.

– Мастер Джеральд, мне бы очень хотелось послушать, – сказала я, не кривя душой, потому что, несмотря на свой отказ идти спать, чувствовала ужасную усталость и думала, что, слушая музыку, буду меньше привлекать к себе внимание, чем оставаясь в гостиной.

– Ну, ладно, – сомневаясь и радуясь одновременно, проговорил Джеральд. Он открыл передо мной дверь, и мы поднялись этажом выше в музыкальную комнату, где он поставил удобное кресло в шести шагах от фортепиано и робко пригласил меня сесть. – Я сыграю пару вещиц, которые хорошо помню, чтобы наделать поменьше ошибок, – запинаясь, сказал он и стал рыться в нотах. – Я не буду останавливаться, если возьму не ту ноту, а то ужасно скучно слушать, как человек упражняется.

Я уверила Джеральда, что скучно мне не будет, и он сел, открыл крышку рояля, поставил перед собой ноты. Когда он начал играть, я была поражена его мастерством. Музыка была нежная, медленная и на удивление запоминающаяся, и если он где-то сфальшивил, то я этого не заметила. Я слушала его, как зачарованная, и только когда он сложил руки на коленях и застыл с опущенной головой, я пришла в себя и захлопала в ладоши.

– Ох, мастер Джеральд, это было так прекрасно. Не могу вам сказать, как мне понравилось.

Он просиял от моих слов и повернулся ко мне:

– Правда? Я играл хуже, чем обычно, но я рад, что вам понравилось. – Он открыл другую страницу. – Мэтти любит, когда я играю, а Джейн и папа не очень. Это из Моцарта. Отрывок из концерта для фортепиано. Он очень живой, страстный. Послушайте...

Он опять заиграл, и я опять подпала под чары музыки и его тонких длинных пальцев, летавших по клавишам. Я подумала, что мастер Джеральд Райдер, наверное, очень хороший музыкант, и мне стало грустно оттого, что он не сможет продолжать свои занятия из-за непреклонного желания отца сделать из него делового человека. Он сыграл еще веселый танец Брамса, а потом спросил, что ему сыграть напоследок.

Я призналась, что не получила музыкального образования и мало что понимаю в музыке, но мне бы хотелось еще раз послушать Шопена. Кажется, ему понравилось, как я ему ответила, и когда он заиграл, я откинулась в кресле и закрыла глаза, отдаваясь на волю прелестной протяжной, как колыбельная, мелодии.

С моей стороны это было неразумно. Я не спала всю предыдущую ночь и за день одолела сотни миль на поезде и на корабле, чего только не перечувствовав в дороге. Теперь напряжение спало с меня, и ничего удивительного, что я задремала.

Я открыла глаза и с ужасом увидела стоявшего рядом со мной на коленях Джеральда. Глаза у него смеялись, когда он легонько похлопывал меня по руке и нежно звал:

– Ханна! Просыпайтесь, Ханна!

Я мгновенно выпрямилась, схватившись за ручки кресла, и крикнула:

– Ради Бога, простите меня! Пожалуйста, мастер Джеральд, простите меня. Я... Я просто не знаю, что сказать. Пожалуйста, не подумайте, что мне было скучно, мне очень понравилось. Я закрыла глаза, чтобы мне ничто не мешало слушать, и...

Он встал и покачал головой:

– О, не надо извиняться, Ханна. Вы совсем меня не обидели. Наоборот, я очень рад. Вы так храбро держались весь вечер, хотя я был уверен, что вы устали до полусмерти. Мэтти нам сказала, что вчера около полуночи вы еще были на работе. Вы ведь работали официанткой в парижском ресторане? А потом целый день провели в дороге. Не сомневаюсь, что многие девчонки сделали бы из этого трагедию и сразу отправились бы спать, а по вас и заметно ничего не было.

– Мастер Джеральд, вы очень добры ко мне. – Мысленно я вздохнула с облегчением и, чтобы показать, как я ему благодарна, улыбнулась. – Однако с моей стороны было непростительно заснуть, и я не знаю, как мне...

Отойдя на шаг, он склонил набок голову и, сложив перед собой руки, тихо проговорил:

– Ханна, я еще никогда не видел такой прелестной улыбки. Когда вы только вошли в гостиную перед обедом... мне показалось, будто солнце осветило наш дом.

Я вскочила на ноги и мгновенно проснулась от страха. Джеральд не сводил с меня нежного и немножко отрешенного взгляда. Ему исполнилось восемнадцать, он только что закончил школу и наверняка был чувствительным юношей, который видел во мне романтическую героиню. Хорошо воспитанная английская девица, потерявшая родителей, вынуждена после школы работать официанткой на Монмартре, чтобы не умереть с голоду. Для чувствительного юноши это в самом деле должно было быть весьма романтично. А к тому же я буду жить в Серебряном Лесу и учить его французскому произношению. Мне придется проводить с ним довольного много времени, и ему нравится моя улыбка. Опасное начало.