Тени прошлого

Глава 14

Мы вошли в больницу через боковую дверь, которую доктор Торнтон отпер своим ключом, и меня сразу провели в маленький холл. Через пять минут в нем было уже шумно и тесно, потому что все сестры и слуги были подняты с постелей. Одного послали за сестрой Вебб, другого в мою комнату, а третьего в прачечную, только я не поняла зачем.

Я не произнесла и нескольких слов с тех пор, как меня поймали. Когда меня спросили, как я выбралась из своей комнаты, я ответила, что не помню. Мне наверняка не поверили, однако я предпочла разыграть невинность, чтобы не выдать, как я тщательно готовилась к своему побегу.

Я сидела в холле на стуле, и меня сторожил слуга, которого я раньше никогда не видела. Я не знала, что меня ждет. Вскоре спустилась выпущенная из туалета миссис Крег, и доктор Торнтон наорал на нее из-за того, что она упустила меня, а она наорала на меня, обзывая меня хитрой коровой. Появилась сестра Вебб. Волосы у нее были в беспорядке, но одета она была как всегда. Нетерпеливо выслушав все, что имела рассказать миссис Крег, она с неудовольствием отослала ее спать.

Доктор Торнтон мерил шагами холл, заложив руки за спину. Он был очень зол, но уже успел взять себя в руки.

– Я не хочу, чтобы это еще раз повторилось, Хэрриет, – заявил он сестре Вебб после ухода миссис Крег. Он остановился и, прищурившись, посмотрел на меня. – Трудно сказать, правда ли эта девица воспользовалась глупостью вашей дурищи или она все спланировала заранее.

Сестра Вебб, сложив на груди могучие руки, с неприязнью разглядывала меня.

– Как бы то ни было, доктор, пациентка действовала в состоянии аффекта, – сказала она. – Я рекомендую немедленно провести корректирующую терапию.

Доктор Торнтон кивнул.

– Я уже отдал распоряжение приготовить все необходимое, так что действуйте. Я полагаюсь на вас, Хэрриет, и надеюсь, больше она нам хлопот не доставит.

– Будьте уверены, доктор.

Он исчез в одном из коридоров, а вместо него появился слуга, которого посылали в прачечную.

– Ты и Кирли снесите ее вниз, – приказала сестра Вебб. – И побыстрее.

Мужчина, стоявший рядом со мной, схватил меня за руку:

– Пошли.

Я не сопротивлялась. Что бы мне ни грозило, я знала, сопротивляться не надо, потому что этим только ухудшу свое положение. Мы прошли через кухню в прачечную, сестра Вебб впереди, за ней – я, а по обеим сторонам от меня – крепко вцепившиеся мне в руки мужчины. В углу стояло длинное каменное корыто, наполненное водой.

– Разденьтесь, мисс Смит.

Она наверняка ждала, что я не послушаюсь, а я подчинилась без лишних слов.

– Ложитесь.

Я огляделась. Вокруг не было ничего, кроме каменного пола. Я села, потом легла на спину, вздрагивая от холодного, даже через рубашку, прикосновения камня, страшась того, что мне предстояло, и стараясь скрыть страх. Сестра Вебб сняла два длинных фартука с вешалки и один отдала мужчине по имени Кирли.

– Держи ее за плечи, – приказала она и стала надевать фартук.

Потом она схватила меня за лодыжки, а Кирли за плечи, и я поняла, что будет, но у меня едва хватило времени набрать побольше воздуху в грудь и задержать выдох, прежде чем меня опустили в ледяную воду. Словно миллионы острых иголок впились мне в тело. Я попыталась было поднять голову, освободить нос и рот, чтобы у меня не разорвались легкие, но я была глубоко, и они прижимали меня ко дну ванны... прижимали ко дну... прижимали...

Панический ужас охватил меня, и я стала биться у них в руках, но ничего не могла поделать. Когда у меня почти не осталось сил и я была готова вдохнуть воду и утонуть, меня подняли на несколько дюймов над ванной. Все плыло у меня перед глазами, но сестру Вебб, державшую меня за ноги, я бы узнала в любом состоянии. Еще я увидела, что рубашка задралась у меня выше колен.

– Ну, мисс Смит, вы больше не побежите, правда?

Я не успела ответить, как меня опять опустили в ванну. Я еще раз ощутила панический страх перед смертью, но меня вновь вытащили, когда я уже прощалась с надеждой. Теперь я ничего не видела, только слышала голос сестры Вебб:

– Ну, мисс Смит, вы больше не побежите, правда? Я хотела ей ответить, но опять оказалась в воде, и все началось сначала. Не знаю, сколько это продолжалось, но каждый раз, когда меня вытаскивали, сестра Вебб задавала один и тот же вопрос:

– Ну, мисс Смит, вы больше не побежите, правда?

В какой-то момент я чуть было не заорала: «Нет! Обещаю!» – лишь бы прекратить пытку, но ей не были нужны мои слова. Я вновь и вновь оказывалась на дне ванны, пока наконец не потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, то лежала на линолеумном полу в крошечной комнате-шкафу и в полной темноте. На мне все еще была мокрая рубашка, и я дрожала от холода. Не знаю уж, как мне удалось сесть, и я обхватила себя руками. Минуты две-три прошли, пока я сообразила, что нахожусь в туалете. Когда же я встала на подгибающиеся от слабости ноги, то нашла оборванную ручку слива и поняла, что нахожусь в туалете, в котором за несколько часов до этого заперла миссис Крег.

Зубы у меня стучали, я продрогла до костей, но мороз, сковавший мои мысли, был хуже. Мне не удалось бежать, и я испытала на себе лечение, которое доктор Торнтон применял для успокоения больных. Это было хуже смерти, потому что смерть не могла бы быть мучительнее пытки, придуманной докторами.

Я попыталась открыть дверь, но она не поддалась. Тогда я, собрав все силы, стащила с себя рубашку, отжала ее, как смогла, кое-как повесила на сливной бачок и стала делать упражнения, которые были мне доступны в крошечном помещении, – прыгала, бежала на месте, высоко подняв руки, отжималась на одной стенке, потом поворачивалась и отжималась на другой. Мамзель Монтавон заставляла нас проделывать все это по многу раз, чтобы мы не болели и не толстели.

Много позже я поняла, что эти упражнения спасли мне жизнь, а тогда, хотя мне стало теплее, ноги у меня ужасно разболелись и вообще я почувствовала, что у меня совсем нет сил. Рубашка все еще не высохла, поэтому я решила отдохнуть минут десять, а потом опять заняться упражнениями, но полегче, только чтобы не мерзнуть. Усевшись на пол в углу туалета, я прислонилась головой к двери, закрыла глаза... и заснула.

Когда я проснулась от холода, то поняла, что проспала не меньше двух часов. У меня болело все тело. Голова стала тяжелой, я ничего не соображала, и вновь приняться за гимнастику было не в моих силах. Поднявшись с пола, я принялась кружиться на месте, чувствуя, как совсем слабею, как у меня сжимает грудь и как горит голова.

В конце концов наступило мгновение, когда я потеряла всякое представление о времени и чуть было не потеряла представление о том, где я нахожусь, но тут вынули стул из дверной ручки снаружи.

Передо мной в утренних сумерках стояла сестра Вебб.

– Выходите, мисс Смит, – сказала она.

Каждая волосинка у нее была на своем месте, и вообще она в своем сером платье с обтягивавшими могучие руки рукавами была такой же, как всегда. Я задрожала, проходя мимо нее.

Чистая и сухая ночная рубашка лежала на кровати. Я взяла ее и, не дожидаясь распоряжений, надела. Волосы у меня уже высохли, разве лишь все спутались.

– Ложитесь в постель, – сказала сестра Вебб, и я с радостью подчинилась. – Доктор Торнтон порекомендовал вам сегодня поголодать, – продолжала она. – Мы надеемся, что вы больше не будете пытаться бежать от людей, которые о вас заботятся.

Не отвечая, я повернулась на бок и сразу услышала, как она выходит и запирает за собой дверь. Я чувствовала, что заболеваю, и, вероятно, серьезно. У меня совсем не оставалось сил, но я стала думать о своей матери, Кэтлин Маклиод, и сказала себе, что ради нее ни за что не сдамся. Я уже провела четыре года в Колледже для юных девиц прежде, чем сумела выйти на волю, и теперь буду ждать в больнице-тюрьме, сколько потребуется, не теряя решимости вновь обрести свободу.

Я буду бесконечно терпелива. Я буду тиха и послушна, и все поверят, что мой дух сломлен. В свое время мне позволят бывать в гостиной. Я получше узнаю свою тюрьму. Я буду думать и думать, и когда-нибудь у меня все получится, только мне придется очень постараться. Я выиграю у них. Выиграю...

Я размышляла об этом, пока еще у меня оставались силы и болезнь не захватила меня целиком, не догадываясь, что дело моего освобождения уже перешло из моих рук в руки моих друзей.

* * *

К вечеру я уже была в горячке и несколько дней провела то в полубеспамятстве, то в ночных кошмарах. Дьявол сидел на моей груди и сжимал ее, не давая мне дышать.

Однако несколько раз за это время мое сознание становилось на редкость ясным. Дважды какая-то женщина в сером платье, но не сестра Вебб, кормила меня теплым супом, один раз я пришла в себя, когда доктор Торнтон беседовал с сестрой Вебб, меряя мне температуру. И один раз, когда я очнулась от тяжелого горячечного сна, я с поразительной ясностью поняла, что доктор Торнтон совсем не расстроится, если я умру, однако ему вовсе не хочется пачкать свои руки моей смертью.

В конце концов наступил день, когда горячка отступила, а вместе с ней исчезли и кошмары и минуты удивительных прозрений. Я испытывала страшную слабость и не могла даже пошевелить пальцем, но тем не менее была очень довольна тем, что кризис миновал и я вроде бы выжила. Очень медленно и очень терпеливо я принялась восстанавливать силы тела и ума, готовясь к долгой борьбе, которую я должна была выдержать, чтобы вновь обрести свободу.

Через три дня я уже смогла подняться с кровати и без посторонней помощи дойти до туалета. По дороге обратно, держась за стенку, я посмотрела в маленькое зеркало, прикрепленное к стене над столом, и не узнала себя. Волосы свалялись, на месте глаз черные провалы, вся кожа в красных пятнах, губы в трещинах и распухли.

Я влезла на кровать и легла на спину, тяжело дыша от непосильной нагрузки и уговаривая себя, что мой теперешний вид не имеет никакого значения. Я начала есть, и хотя еды было мало, все-таки ее было достаточно, чтобы я постепенно стала набираться сил, а больше я ничего и не хотела. Единственное, в чем я не испытывала недостатка, так это во времени.

Час назад мне принесли завтрак. Больше ничего и никого не будет до обеда. Как бы я ни выглядела, чувствовала я себя сильнее, чем вчера, и мое ослабевшее тело нуждалось в сне.

«Терпение, Ханна, терпение», – повторила я себе много раз, прежде чем закрыла глаза и погрузилась в сон.

Проснулась я примерно через час от сильного шума, какого еще ни разу не слышала в своей тюрьме с первого дня, как меня сюда поместили. Из коридора до меня доносились крики, вопли, угрозы, потом стукнул ключ в замке. Я приподнялась на локте и со страхом поглядела на дверь.

Она распахнулась. В комнату вихрем ворвался мужчина и застыл на месте, не сводя с меня глаз. Страха как не бывало, и я в первый раз в жизни дала волю слезам, потому что это был Эндрю Дойл. Несколько секунд он в упор разглядывал меня, словно не узнавая, а потом на его лице появилось выражение такой ярости, какой я еще никогда не видела.

– Пожалуйста... Пожалуйста, мистер Дойл, – прошептала я, – не оставляйте меня тут... Это тюрьма...

С его руки свисал тяжелый хлыст. Ни пальто, ни шляпы на нем не было. В коридоре все еще шумели. Я слышала злой голос сестры Вебб, но Эндрю Дойл не обращал на него внимания. Он подошел к кровати, и в глазах у него сверкала ярость, но я поняла, что он сердится не на меня. Опустившись на колени, он подоткнул под меня простыню и одеяло, потом подсунул под меня руки и встал, легко, словно ребенка, подняв меня.

– Ханна, вы в безопасности, – дрожащим голосом проговорил он. – Вы в полной, абсолютной безопасности.

Тут я услыхала яростный вопль и повернула голову. Огромный, какого я еще никогда не видела, мужчина втащил в комнату сестру Вебб. Лицо у него было словно из старого красного дерева, а руки – темно-коричневые и блестящие, как блестящие раковины. Сестра Вебб сама была женщиной не слабого десятка, в чем я имела случай убедиться, но он, словно это не доставляло ему никаких хлопот, держал ее за шею сзади и еле заметно подталкивал вперед, отчего она едва не падала. Сверкнув голубыми глазами, он добродушно проговорил:

– Эта ведьма чуть меня не укусила, сэ-э-эр. – Он посмотрел на меня, и глаза у него потухли. – Господи, это и есть юная леди? Да она, верно, легче перышка?

Сестра Вебб не переставала выкрикивать угрозы.

– Успокой ее, Джейк, – попросил Эндрю Дойл.

– С удовольствием, сэ-э-эр. – Глаза у него опять сверкнули, и он без труда подтащил сестру Вебб к умывальнику, после чего окунул ее головой в таз с водой и придержал несколько секунд. – Не думаю, чтоб Джим не справился снаружи, – задумчиво проговорил он, почесывая заросшую щеку левой рукой. – Очень убедительно говорит старина Джим.

Сестра Вебб быстро-быстро замахала руками, и на воде вокруг ее головы стали лопаться большие пузыри. Наверно, я должна была бы радоваться, но мне припомнился мой собственный ужас, когда со мной проделывали примерно то же самое, и я попросила:

– Пожалуйста, мистер Дойл... остановите его. Когда я хотела убежать... они делали со мной...

– Мы знаем, – мрачно проговорил он. – Мы знаем, дорогая. Ладно, Джейк, хватит. Пойдем.

Джейк вытащил из воды голову сестры Вебб и легким толчком повалил могучую даму на кровать, где она распростерлась, рыдая и тяжело хватая воздух ртом. Эндрю Дойл был очень заботлив, когда нес меня к выходу. В коридоре собралось около полудюжины людей, мужчин и женщин, одетых в больничную форму, и был еще один мужчина, почти такой же огромный, как Джейк. Хотя у меня очень кружилась голова от слабости и удовольствия, я все-таки поняла, что это старина Джим. Выглядел он не старше Джейка, но был угрюм в отличие от него.

Старина Джим не произнес ни слова, и если он убедительно говорил, по словам Джейка, то только кулаками, ибо из трех служителей доктора Торнтона только один еще был на ногах, но у него глаза чуть не вылезали из орбит, так Джим прижал его к стене. Другой лежал без сознания на полу, а третий сидел в углу и стонал, держась за подбородок. Две женщины в страхе жались друг к дружке. Мне вдруг пришло в голову, что Джейк и Джим, наверно, профессиональные боксеры, может быть, в прошлом, потому что они были уже не молоды и их лица и кулаки носили следы многолетних тренировок.

– Пошли, Джим, – сказал Эндрю Дойл.

Старина Джим угрюмо кивнул и двинулся к лестнице. За ним шел Эндрю Дойл и последним – Джейк. Только теперь я заметила у обоих боксеров по дубинке на поясе, но мне подумалось, что они им вряд ли нужны. Пока мы спускались, я изо всех сил старалась не расплакаться.

– Я пыталась убежать, – тихо сказала я. – Мистер Дойл, я все сделала, что могла, и я бы опять убежала, когда... Ох, Господи, какое счастье, что вы пришли.

– Мы все знаем, – сказал он, и, когда покрепче прижал меня к себе, я почувствовала, что он весь дрожит от ярости. – Мы знаем о лечении ледяной водой и о том, как вы чуть не умерли.

Мне стало интересно, кого он имел в виду, говоря «мы», и вообще, откуда он все знает, но у меня не было сил ни о чем спрашивать. Да теперь это было и не к спеху. Я знала, что несколько минут назад произошло чудо, и благодаря этому чуду меня несет на руках мой друг. Я в полной безопасности. И больше не в тюрьме.

По пути мы встретили еще несколько служителей доктора Торнтона, но они не сделали даже попытки остановить нас. Уже в холле на первом этаже я увидела, как появился сам доктор Торнтон, в спешке прибежавший откуда-то, словно ему только что сказали о происшедшем в больнице. За ним следовали двое мужчин, и он, остановившись ненадолго у основания лестницы, поднялся на четыре ступени, чтобы стать лицом к лицу со стариной Джимом, но глядел он не на него, а на Эндрю Дойла.

– Как вы смеете, сэр? – крикнул он. По его бледному лицу ручьями тек пот то ли от гнева, то ли от страха. – Немедленно освободите больную, или я пошлю за полицией!

– Пусть он останется, а остальных убери, Джим, – сказал Эндрю Дойл.

Старина Джим начал спускаться по лестнице. Проходя между двумя мужчинами, он схватил их за шеи и как ни в чем не бывало пошел дальше, таща их за собой.

– Это вы доктор Торнтон? Глава здешнего заведения? – спросил Эндрю Дойл.

– Я, сэр! И ставлю вас в известность...

Больше он ничего не сказал, потому что Эндрю Дойл поднял ногу и ударил его в грудь, отчего он покатился по ступеням и по полу, крича от боли и неожиданности. Мы тоже спустились вниз, и Эндрю Дойл повернулся к Джейку.

– Подержи ее, Джейк, – сказал он. – У меня тут есть еще дело.

Великан заботливо принял меня в свои руки, а Эндрю Дойл повернулся к старине Джиму.

– Если кто-то захочет мне помешать, – проговорил он, беря в руку хлыст, – разбей ему голову.

– Хорошо, – угрюмо ответил старина Джим и тоже взялся за дубинку.

Доктор Торнтон уже был на коленях, когда Эндрю Дойл схватил его за отвороты пиджака, поднял и прижал к стене, а потом отпустил его, и тот упал, а мистер Дойл завернул ему пиджак на голову.

– Кто вам заплатил? – жестко спросил он, и я услыхала, как хлыст со свистом опустился на спину доктору Торнтону. Он завизжал от боли и попытался было отползти в сторону, но Эндрю Дойл прижал его ногой к стене и вновь занес хлыст... И еще раз, и еще раз, каждый раз повторяя один и тот же вопрос: – Кто вам заплатил? Кто вам заплатил?

Я увидела, как на спине доктора Торнтона разорвалась рубашка, и спрятала лицо на могучей груди Джейка.

– Не мучайтесь, мисс, – ласково пророкотал он мне на ухо. – Немножко порки ему не повредит.

– Теннант! – неожиданно завопил Торнтон, и хлыст в последний раз опустился на его спину. – Сэр Джон Теннант! Теннант! Теннант!

Левым глазом я видела, как Эндрю Дойл отступил, и услыхала, что он пробормотал пару слов по-испански, правда, я их не поняла, а потом заговорил по-английски, но с американским акцентом:

– Все, Торнтон, больше мне от вас ничего не надо. Только имя. А теперь, если посмеете, сообщайте в полицию, негодяй. Меня зовут Эндрю Дойл, и я сам пойду в полицию. Джейк, все в порядке.

Он вновь, улыбаясь, взял меня на руки, и через несколько секунд страшные двери остались позади.

Во дворе нас ждал экипаж с кучером. Ворота были открыты. Старина Джим прыгнул на место рядом с кучером, а Джейк открыл дверцу, и я вскрикнула от неожиданности, потому что увидала миссис Хескет, которая с волнением и радостью смотрела на меня, помогая Эндрю Дойлу устроить меня поудобнее. Экипаж тронулся с места, и я чуть было не заплакала от счастья, но удержалась.

– Спасибо, спасибо, спасибо... – шептала я.

– Ханна, бедняжка Ханна, что они с вами сделали? – Она нежно гладила меня по щеке, и голос у нее срывался. – Господи, эта глупая девчонка в деревне рассказала нам о том, как вас лечили ледяной водой и как вы чуть не умерли от воспаления легких, но я не думала, что... что...

Голос изменил ей, а я почувствовала себя совсем слабой от счастья.

– Мне уже гораздо лучше, миссис Хескет. Теперь я свободна и скоро стану как прежде, обещаю вам. Я ведь очень сильная.

– Правда, девочка, – подтвердила она. – Господь знает, кого наделяет силой.

Я прижалась к ней щекой.

– Мне трудно поверить, что это не сон. А о ком вы говорили? Кто эта глупая девчонка?

– Одна из тех, что живет в деревне и ходит убираться в больницу, – сказала миссис Хескет. – Стелла. Она мыла вашу комнату.

– Она сказала вам? А я думала, они все до смерти запуганы доктором Торнтоном и сестрой Вебб.

– Ну, конечно же, они их боятся, – подтвердил Эндрю Дойл, рассмеявшись, и я увидела, что он уже такой, как всегда. – Но к тому времени, как миссис Хескет кончила с ней говорить, бедняжка куда больше боялась гнева Божьего и мощи Правосудия, которые должны были обрушиться на нее, не скажи она правду.

Я знала, как миссис Хескет умеет управляться с людьми, поэтому совершенно не удивилась. Представив себе эту сцену, я хихикнула и опять чуть не расплакалась, наверно, от слабости.

– Не надо много разговаривать, дорогая, – попросила меня миссис Хескет. – Отдыхайте. Через час будет поезд на Лондон, и у нас заказаны билеты первого класса. Тогда спрашивайте, что пожелаете, если почувствуете себя в силах, и мы расскажем вам все. – Она поглядела на Джейка. – Надеюсь, вы, мальчики, не наделали там дел?

Джейк укоризненно улыбнулся голубыми глазами.

– Дел? Ну, как же мы могли, ведь вы нас знаете, миссис Хескет. Мы со стариной Джимом вели себя, как овечки. Мы были нежнее, чем на службе в церкви. Спросите джентльмена.

– Миссис Хескет, все получилось как нельзя лучше, – подтвердил Эндрю Дойл и, довольно вздохнув, вытянул ноги, все еще не сводя с меня глаз. – Они делали только то, что я просил, и я очень благодарен вам за такой надежный эскорт.

Я схватила руку миссис Хескет и сжала ее, сколько у меня хватило сил.

– Я тоже вам благодарна, – взволнованно прошептала я.

* * *

Следующие несколько часов я была, как во сне, после стольких недель тюремного заточения, и мне приходилось время от времени напоминать себе, что я не сплю. Я лежала на диване на одной стороне купе, миссис Хескет и Эндрю Дойл сидели напротив меня, и мы болтали. Джейк и старина Джим расположились в другом купе.

– Сначала мы все подумали, что вы убежали, – сказал Эндрю Дойл, – потому что не нашли чемодана с вещами. Но через неделю одна из горничных отыскала его, видимо, ее подкупили, чтобы она собрала чемодан и куда-нибудь выкинула его, а она побоялась разоблачения.

– Значит, мистер Райдер поверил, что я сбежала?

– Поверил и ужасно разозлился. Он даже послал письмо в агентство Хескет с приказанием разыскать вас и получил от миссис Хескет ответ, в котором она ставила его в известность, что ее агентство больше не будет на него работать. Я нанес ему визит через несколько дней, и он мне все рассказал. Он был вне себя от ярости. Ему даже в голову не пришло, что вас могли похитить.

– Все было бы не так, если бы он не считал себя умнее сэра Джона, – вмешалась миссис Хескет. Она подалась вперед и коснулась моей руки, – простите меня, Ханна, но мне пришлось рассказать мистеру Дойлу все, что я знаю о вас и ваших родителях, настоящих родителях.

Я покачала головой:

– Ничего, миссис Хескет. Какое это имеет значение, когда я на свободе? А еще кто-нибудь знает?

– Дорогая, мы с мистером Дойлом собирались рассказать мистеру Тоби Кенту и послали ему в Париж телеграмму, как только мы подумали, что вас похитили, но прошло уже несколько недель, а от него ни слуху ни духу.

– Я сама все расскажу Тоби, когда мы с ним увидимся. Мне только не хочется, чтобы что-то узнала моя мать, миссис Ритчи.

Эндрю Дойл пожал плечами:

– Себастьян Райдер тоже знает, так что один Бог ведает, как все будет.

– Ладно... Ничего. – Я говорила медленно, часто переводя дыхание от слабости. – Только, мистер Дойл, я не хочу быть орудием мести. Силой меня можно заставить показать бабочку, а силу он не сможет применить и ничего не докажет. – Я подождала, пока поезд проскочил без остановки какую-то маленькую станцию. – А почему вы заподозрили, что я не сама уехала?

Миссис Хескет скривилась:

– Вообще-то первой я должна была заподозрить неладное, и мне стыдно, что первой оказалась Джейн Райдер.

– Мисс Джейн?

Я не поверила своим ушам. Эндрю Дойл кивнул:

– Она мне столько наговорила, когда я приехал с визитом. Сказала, что не в духе Ханны Маклиод бежать в подобных обстоятельствах. То же самое она сказала отцу, но он рассердился на нее и обозвал глупой девчонкой.

– Джейн?.. – изумилась я.

Холодная деловая Джейн оказалась достаточно сообразительна и проницательна, чтобы не поверить бросающимся в глаза фактам.

– Пока я был у них, – продолжал Эндрю Дойл, – она сначала спорила, а потом будто что-то вспомнила, бросилась в вашу комнату. Она подошла прямо к гардеробу посмотреть, что вы якобы взяли и что оставили, и там в одном ящике нашла...

Он снял с верхней полки небольшой чемодан, рядом с которым лежал еще один такой же. Тут только я сообразила, что для того, чтобы попасть утром в больницу, мистер Дойл и все остальные провели ночь где-то рядом.

Он открыл чемодан и достал из него старую шкатулку, в которой я хранила свои сокровища – свое свидетельство о рождении, которое, как я теперь знала, было фальшивым, свидетельство о рождении моей матери, обручальное кольцо и письмо, которое она мне написала перед смертью, а также молитвенник, пустой кошелек и кольцо из мексиканского серебра с инициалами Р.Д.

– Наверно, вы хотели бы убедиться, что все на месте, – сказал Эндрю Дойл и поднял крышку, чтобы я могла заглянуть внутрь. – Мы тоже убедились, что подозрения Джейн не беспочвенны, потому что мы оба были уверены в том, что вы не бросили бы этих вещей, если бы в самом деле сбежали. Простите меня, Ханна, за то, что я прочитал бумаги, но нам нужна была хоть какая-то зацепка. – Он помедлил. – Мне кажется, письмо вашей матери, Кэтлин Маклиод, – самый трогательный и замечательный документ, который я когда-либо видел. – Он улыбнулся. – Разве что мне не понравились последние слова, в которых она советует вам не доверять мужчинам. Мы понимаем, как ей было горько, но кое-кому, Ханна, все-таки можно доверять.

– Я знаю, мистер Дойл, – сказала я и постаралась улыбнуться в ответ. – Я научилась неплохо разбираться в людях. – Я взглянула на шкатулку и кивнула, радуясь, что из нее ничего не пропало. – Да, все на месте. Спасибо. – Я посмотрела на миссис Хескет. – Можно мне вас кое о чем попросить?

– Ну, конечно же, детка.

– Если у вас есть с собой расческа, пожалуйста, помогите мне сесть и причешите меня. А то я не могла сделать это с... с водной процедуры и ужасно себя чувствую.

Она вскочила, щелкнув языком от огорчения:

– Господи, как же я сама не догадалась? Да и вы тоже хороши, мистер Дойл! Неужели вы не понимаете, как должна себя чувствовать молоденькая девушка, когда у нее на голове воронье гнездо? А вы еще сидите и смотрите на нее все время. Стыдно вам, мистер Дойл.

Он усмехнулся и снял ее чемодан тоже.

– Мне кажется, Ханна Маклиод в любом виде очаровательна. Вы не поверите, – обратился он ко мне, – миссис Хескет все время меня за что-нибудь ругает.

– Нет, поверю, мистер Дойл. – У меня опять чуть не полились слезы из-за того, что я могла вот так сидеть и разговаривать и шутить, как раньше. – Миссис Хескет совершенно искренне верит, что мужчина должен знать свое место.

Он рассмеялся, потом подошел, сел на краешек дивана лицом ко мне и ласково взял меня за плечи, а миссис Хескет принялась тем временем приводить в порядок мои волосы. Так я сидела между ними, а они рассказывали мне, что было дальше.

Уилларды вернулись в Европу, где у Бенджамина Уилларда еще были дела, а потом они сразу собирались отплыть в Соединенные Штаты. Эндрю Дойл бросился разыскивать Тоби Кента, но он уехал, и Эндрю Дойл вспомнил, что тот в свое время разыскал меня через агентство Хескет, так что он отправился на Чэнсери-лейн и познакомился с миссис Хескет. Когда же он поведал ей о своих страхах и она увидела мою шкатулку, то немедленно усмотрела в совершившемся руку сэра Джона Теннанта. Вот тогда она рассказала ему о моих настоящих родителях, и он понял, что моему дедушке, сэру Джону Теннанту, очень нужно было меня устранить. Они написали письмо Тоби Кенту на его парижский адрес, однако ответа не получили.

Они, правда, побаивались, что меня уже нет в живых, и все же не могли поверить, будто сэр Джон решился меня убить. Он был хитрее, как им казалось, и миссис Хескет предположила, что он упрятал меня в какой-нибудь приют подальше от Лондона, где владел землями и был могущественнее властей, чтобы держать меня под присмотром, сколько ему угодно.

– Поначалу нам никак не удавалось найти никакой финансовой ниточки между сэром Джоном и подобными учреждениями, но потом, немножко подумав, я поручила Бонифейсу вести все дела в конторе, а сама сняла на месяц небольшой домик в деревне Линдонбрук, то есть в деревне сэра Джона Теннанта.

Я широко открытыми глазами смотрела на Эндрю Дойла.

– Бонифейс уже побывал там раньше в ходе своих расследований, – объяснил он, – а миссис Хескет там не показывалась, так что она сняла дом под чужим именем и подкупила почтальона его милости.

– Почтальона? – повторила я. – Подкупила?

– Я подкупила мальчишку, который носил почту из замка. Он такой хороший, простой мальчик, и я убедила его, что умею колдовать и могу наложить на него самое страшное заклятье, так что мне не страшно, расскажет он обо мне своему хозяину или нет.

– А что... что вы заставили его сделать?

– Ничего. Он заходил ко мне каждое утро и пил чай по дороге на почту. Письма он оставлял в кухне, а чай пил в маленькой гостиной и никогда не задерживался дольше, чем на пять минут. Этого было больше, чем достаточно, чтобы просмотреть письма сэра Джона Теннанта.

Иногда, как она сказала, их могло быть не больше двух, а иногда шесть. В основном это была деловая переписка, не вызывавшая никаких подозрений. Чайник уже кипел, на огне в кухне и за несколько секунд какое-нибудь не понравившееся письмо оказывалось вскрытым.

– За несколько секунд, – сказал Эндрю Дойл, – можно все сделать и не оставить следов. Я очень расширил свои познания под руководством миссис Хескет.

Она совершенно правильно рассудила, что если я жива, то нахожусь в каком-нибудь частном заведении в Англии или за границей, куда необходимо регулярно посылать чеки. Наконец-то, когда шла уже шестая неделя, мальчик принес нужное письмо, адресованное доктору Реджинальду Торнтону в больницу для душевнобольных в Йоркшире. Внутри был чек на пятнадцать фунтов десять шиллингов для доктора Реджинальда Торнтона и больше ничего.

– Это случилось три дня назад, – продолжал Эндрю Дойл. – Ничего особенного мы об этой больнице не нашли, разве что сэр Джон Теннант уже много лет оплачивает там место. – Он сжал зубы. – Наверно, он уже не раз использовал его или предполагал его использовать. Разве можно знать что-нибудь наверно, когда речь идет об этом человеке?

Миссис Хескет вздохнула за моей спиной:

– Ваш мистер Дойл и один помчался бы в Йоркшир, но мне показалось разумным прихватить с собой двух телохранителей, и мы все вместе приехали вчера в деревню Дорнингтон. Через несколько часов мы уже знали, кто работает в больнице из деревенских девушек, к тому же у нас был один из рисунков Тоби Кента, и нам сказали, что вас держат в больнице под именем мисс Смит, а девушка, которая убирает вашу комнату, – Стелла, дочь сапожника.

– Сегодня утром она не вышла на работу, – продолжил Эндрю Дойл. – Миссис Хескет уговорила ее не ходить, потому что мы не хотели, чтобы она предупредила Торнтона о наших расспросах. Остальное вам известно.

Я кивнула, чувствуя, что еще немного, и засну, потому что первое волнение и возбуждение схлынули с меня. Миссис Хескет отложила расческу и стала заплетать мне косу.

– Сейчас я не придумаю ничего лучше, дорогая, – сказала она. – Дня через два вы их вымоете, когда почувствуете себя посильнее.

– Спасибо, миссис Хескет, вы очень-добры. – Тут мне в голову пришла неожиданная мысль. – Как вы думаете?.. Нельзя ли мне снять комнату подешевле, где я могла бы отдохнуть? Я хочу сказать, что не могу возвращаться к мистеру Райдеру... да и, если я не позволю ему меня использовать, он меня все равно не станет держать.

Вы знаете, я очень благодарна мисс Джейн, и я ей напишу, но туда я не пойду. Наверно, маленькую комнатку снять можно. У меня есть немножко денег, недели на две хватит...

Эндрю Дойл ласково встряхнул меня:

– Ханна, перестаньте болтать чепуху. Вы поселитесь в доме, где за вами будут ухаживать, возле Грин-парка. Миссис Хескет будет навещать вас, когда сможет, и я тоже, пока не уеду в Мексику.

– Но, мистер Дойл, кто будет платить за это? – спросила я, немедленно огорчившись, и в голове у меня помутилось, что неудивительно после всего пережитого. – Кто оплатил коттедж, который снимала миссис Хескет, и двух боксеров, и все остальное?

Он улыбнулся:

– Ваш обожатель.

– Обожатель? Но у меня нет... О нет, вы не должны так говорить.

Голос у меня дрогнул.

– Ладно, я не буду, – сказал он, – но и вы больше не спрашивайте, кто платит за то, за это.

У меня не было сил спорить с ним. Миссис Хескет кончила заплетать косу и помогла мне лечь.

– Хорошо, мистер Дойл, – согласилась я, пытаясь изобразить улыбку. – Я не буду спрашивать. Я так благодарна вам обоим. Спасибо и еще раз спасибо.

Все остальное я помню как во сне. Большую часть путешествия я спала, а остальное время дремала. Потом я смутно вспоминаю кресло, экипаж, Эндрю Дойла, державшего меня в своих объятиях.

Потом дом. Прохладная комната. Бородатое лицо со стетоскопом на шее. Голоса. Миссис Хескет отвечает на вопросы. Другое лицо, ясное и милое, в сестринской повязке. И я как провалилась в долгий спокойный сон.