Тени прошлого

Глава 9

На другой день, выкинув из головы все глупые опасения, я с удовольствием вместе с Джейн и Джеральдом отправилась в Музей естественной истории в Южном Кенсингтоне. Как я и ожидала, за завтраком Джеральд заново рассказал всю историю, которую перед этим услышал от Эндрю, причем с таким пафосом, что я не знала, куда деваться от смущения.

На Мэтти она тоже произвела сильное впечатление. Зато как всегда резкая и прямолинейная Джейн, заявив, что не представляла, какая я «храбрая», предложила заняться чем-нибудь еще, за что я была ей несказанно благодарна. Чуть позже во время урока она, нахмурившись, спросила:

– Вы знаете, что папа не берет меня на прогулку, о которой говорил вчера?

Я очень удивилась:

– Нет, мисс Джейн. А почему?

– Не знаю. Наверное, боится скандала. Он ведь считает сэра Джона Теннанта своим заклятым врагом, хотя вряд ли сэр Джон об этом знает. Как бы то ни было, папа требует, чтобы я осталась дома, и даже слушать ничего не желает.

Мне не очень хотелось, чтобы она втянула меня в обсуждение этого вопроса, поэтому я торопливо проговорила:

– Cela ne mе regarde pas, Mаm selle Jane. Veuilleg parler en français, s il vous plait...

Больше ничего сказано не было ни тогда, ни потом, и даже Джеральд ни разу не заикнулся о прогулке, наверно, потому что сестра передала ему, как я дала ей понять, что это не моего ума дело.

После посещения музея мы уселись в кэб и поехали по набережной Челси до Вестминстера, а потом уже свернули на Портленд-плейс. Улочки Челси напомнили мне о Тоби Кенте, и мне стало интересно, живет ли он еще тут или уехал в Париж. У меня сохранился его адрес, и я решила немедленно написать ему, как только мы приедем домой.

А на другой день я получила письмо, первое письмо с тех пор, как я поселилась в Англии, и тотчас узнала небрежный и в то же время понятный почерк Тоби Кента. Письмо было коротким.

Юная Маклиод! Здравствуйте. Пожалуйста, попозируйте мне еще раз! Лучше всего днем. В это время в моей студии хороший свет.

Ton vicille ami,

бывший матрос Тоби Кент

Хетти принесла письмо мне в комнату вместе с утренним чаем, и я, прочитав его, рассмеялась. После завтрака я отправилась в кабинет мистера Райдера и спросила, не уделит ли он мне несколько минут. Он оторвался от бумаг, которые читал, и сказал:

– Да. Слушаю вас, Ханна.

– Могу я взять выходной на этой неделе или на следующей, сэр?

– А почему бы нет?

– Я хотела быть уверенной, что не понадоблюсь вам.

– Хорошо. Что-нибудь случилось?

– Меня пригласил мой друг. Он живет в Челси. Мистер Райдер откинулся на спинку кресла:

– У вас есть друзья в Челси?

– Джентльмен по имени Тоби Кент, сэр. Он художник, и мы знакомы еще с Монмартра.

– Художник? Откуда он знает, где вы живете?

– Сэр, Уилларды и мистер Эндрю Дойл знакомы с ним. Наверно, они ему сказали адрес.

Себастьян Райдер задумчиво кивнул:

– Я тоже слышал о Кенте. Недавно он весьма прославился в Париже. Пара фотографий с его картин была в журнале месяц назад. Как я понимаю, вы позировали ему для «Девушки с бабочкой?»

Я в изумлении уставилась на него.

– Д... да, сэр, – пролепетала я. – Не думала, что вы знаете. Надеюсь, сэр, вы не сердитесь?

– Я догадался. А почему, черт подери, я должен сердиться? Мне самому нравятся некоторые картины этого молодого человека. В клубе мне сказали, что у него большое будущее.

– Сэр, я не знала, что это вам интересно.

– Мне неинтересно. Мне интересны вложения. – Себастьян Райдер оглядел меня веселым взглядом. – Значит, вы хотите встретиться с этим молодым человеком? Я только думаю насчет приличий...

– О нет, сэр. На Монмартре мы жили на одном этаже, и мистер Кент всегда относился ко мне с большим уважением. Вы думаете, я могу бросить тень на вашу семью, если пойду к нему одна? Но я попрошу Мэтти...

– О Господи, нет, – нетерпеливо проговорил он. – Плевать мне на приличия. Когда вы хотите взять выходной?

– Я точно не решила, куда мы завтра отправимся с мисс Джейн и мастером Джеральдом, так что я сегодня напишу мистеру Кенту, и он получит письмо с вечерней почтой, и, если вы не возражаете, я хотела бы уйти завтра.

– Да. Хорошо. Если он будет выставлять свои картины, скажите мне, в какой галерее.

– Да, сэр. Спасибо.

Я ушла к себе и написала ответ Тоби Кенту, потом надела шляпку и перчатки и вышла из дому, чтобы отправить его до урока с Джеральдом. На другой день я сразу после завтрака отправилась в Челси. Поскольку я уже начала понемногу откладывать деньги, то решила не тратиться на кэб, а на омнибусе добралась до площади Пикадилли, а там пошла пешком, время от времени с удовольствием заглядывая в сады возле набережной Челси.

День был теплый, и, подойдя поближе к дому Тоби, я увидела его на улице на скамейке в рубашке с короткими рукавами и с буханкой хлеба в руках, от которой он отламывал по кусочку и бросал голубям. При виде меня он поднялся, бросил последний ломоть на землю и улыбнулся.

– День добрый, красавица. Я получил ваше письмо, а вот и вы собственной персоной.

– Здравствуйте. Тоби. Как приятно было получить от вас письмо.

Он отступил на шаг и, уперев руки в бока, внимательно оглядел меня.

– Это платье скрывает ваши плечи, – хмуро проговорил он.

– Ну да. Не могу же я ходить по улицам декольтированная. И потом, вы не написали, в каком виде хотите меня запечатлеть.

Он хмыкнул:

– Я подумывал о портрете, а у вас прелестные плечи и шея.

– Не можете же вы все время писать девушек с бабочками.

– Нет, наверно, – проговорил он, не отрывая от меня задумчивого взгляда. – Платье у вас вполне ничего. Ладно, придется мне удовлетвориться лицом. Оно у вас тоже не так уж плохо.

Я рассмеялась:

– Ничего себе ирландский комплимент!

– Ладно, пошли. Неблагодарные создания эти голуби, скажу я вам. – Мы перешли через дорогу. – Как вам живется у Райдера? Все хорошо? Вчера я виделся с Эндрю Дойлом, и он мне сказал, что по виду вроде все в порядке. Вот моя дверь. Теперь наверх. Лестниц здесь не меньше, чем на Монмартре.

У Тоби оказалась очень симпатичная мастерская с верхним светом и окном на Темзу Правда, у меня было немного времени оглядеться, потому что Тоби подготовился к моему приходу и сразу усадил меня в кресло с прямой спинкой.

– Снимайте шляпу, Ханна, и садитесь, будьте хорошей девочкой. Нет, нет. Смотрите прямо на меня. Так лучше. Нет, у вас из прически выбилась прядь, надо ее поправить.

– Неудивительно, ведь вы мне не дали ни минутки привести себя в порядок. У вас есть зеркало, или вы сами будете меня причесывать?

– Ладно. – Он легонько коснулся моей головы. – Вот так. Прекрасно. Вам удобно?

– Удобно. Так куда мне смотреть?

– На меня. И, пожалуйста, помолчите. Поговорим чуть позже. Я вам скажу когда.

– Слушаю, сэр.

Он усмехнулся:

– Вы – единственная натурщица, которая никогда на меня не злится, юная Маклиод, да благословит вас Бог.

Он принялся смешивать краски, и вскоре работа захватила его. Тяжело дыша и что-то бормоча себе под нос, он то воинственно бросался на холст, то совсем исчезал за ним, а то вдруг выныривал и подолгу не отрывал от меня глаз. Через двадцать минут он вздохнул, положил кисть и палитру на стол, взял холст в руки и бросил его в угол, а потом вполне спокойно и дружелюбно спросил:

– Как вы думаете, красавица, вы не могли бы сварить ваш чудесный кофе?

– Я постараюсь, Тоби. Кофе в кухне?

– Я вам покажу. Девушки обычно спрашивают, что случилось и почему я не рисую, и, Бог знает, что еще, – сказал он, провожая меня в маленькую, но очень уютную кухню. – А с вами так спокойно, благослови вас Господь. Я ни разу, представьте себе, не пил приличного кофе с тех пор, как приехал в Англию. Эти кондитеры ни черта не умеют. Вот так же во Франции нигде не выпьешь хорошего чаю.

Я открыла дверцу кладовки.

– Тоби, все дело не в кондитерах, а в воде. Мы с нашей кухаркой чего только не перепробовали, а потом решили, что дело все-таки в воде. Французская вода хороша для кофе, а английская – для чая. Знаете, у вас тут есть немножко чая. Может быть, я поставлю кипятить чайник?

– Такая молодая и такая мудрая, – сказал Тоби. – Делайте чай, только не разговаривайте. Я хочу понаблюдать за вами.

Меня совершенно не смущало то, что он уселся в кресло и стал напряженно вглядываться в каждое мое движение, пока я заваривала чай, однако мне стоило большого усилия не рассмеяться, глядя на него. Едва он сделал пару глотков, как вскочил и требовательно попросил:

– Пойдемте, Ханна. Побыстрее.

И мы оба бросились в мастерскую. Не успела я сесть, как он поставил новый холст на мольберт и схватил кисть и палитру. Вновь он что-то бормотал и тяжело дышал, словно борясь с холстом, а минут через двадцать рассмеялся, продолжая быстро работать, так что я поняла, что напряжение покинуло его и он с удовольствием накладывает мазок за мазком.

– Как вам понравились Уилларды и Эндрю Дойл? – спросил он.

– Мне можно разговаривать?

– Конечно, можно. Только не тогда, когда я на вас смотрю.

– Ладно. Они все очень милые, но я чувствовала себя немножко неловко. Они вели себя так, словно я великая героиня и в самом деле спасла мистеру Дойлу жизнь.

– Наверно, так и есть.

– Глупости. Просто он очень романтичен, правда? Я думаю, он хороший человек. Клара мне рассказала, что он очень много делает для бедных мексиканцев.

– Господи, это я все знаю. В Париже он целый вечер рассказывал мне, как жестоко обращаются в Мексике с крестьянами. Вы заметили, что он в вас влюблен?

Я вскочила с кресла:

– Что?

– Спокойно. Этот парень в вас влюблен.

– Мистер Дойл?

– Кто же еще?

– Тоби, вы шутите.

Он появился из-за холста и уставился на меня отсутствующим взглядом.

– Нет. Так оно и есть, я вам точно говорю. Отчасти это потому, что вы его спасли, отчасти потому, что вы – бедная крестьянка, и к тому же прехорошенькая.

– О Господи.

– При чем тут Господи? Он богат, и я почти не сомневаюсь, что он попросит вас стать его женой. Из вас выйдет очаровательная дама, которой будет вполне по силам отвратить его от опасных помыслов.

Я улыбнулась:

– Нет, вы все-таки шутите.

– Может быть, но я в этом не уверен. Вы же сами сказали, что Эндрю – весьма романтическая натура.

– Неужели он настолько влюблен, – недовольно спросила я, – что собирается ухаживать за мной?

Тоби повернулся ко мне спиной, чтобы посмотреть на свое творение.

– А если и так, что в этом плохого?

– Это будет ужасно. Вы же знаете, что я ни за кого не могу выйти замуж, даже если бы очень этого хотела.

– Тогда будем надеяться, что он не сделает вам предложение. Расскажите, как вам живется у Райдеров.

– Хорошо. Сейчас соображу. Мистер Райдер бесцеремонен, но я не обращаю на него внимания, он вообще такой. Зато я неплохо лажу с Мэтти и детьми. Джеральд тоже влюблен, но я перестала обращать на него внимание. В общем-то, у меня очень приятная жизнь. Немного работы и много свободы.

– Прекрасно. – Тоби оторвался от картины и взглянул на меня. – Все еще никаких намеков, почему Райдеру во что бы то ни стало надо было заполучить девушку с бабочкой?

– Никаких. Ой... Только вчера я узнала, что он видел фотографии ваших картин в журнале и понял, кого вы рисовали. Сказал, что догадался. Наверно, мистер Бонифейс сказал ему, что мы с вами жили по соседству. Он знает о вашей славе и вроде бы хочет приобрести одну из ваших картин.

– Он ведь не коллекционер?

– Нет. Но ему кажется, что это будет неплохим вложением денег.

– Пошел он тогда к дьяволу, – весело проговорил Тоби. – Он еще больше обыватель, чем вы, Ханна. А теперь слушайте. Он говорил с Бонифейсом о «девушке с бабочкой» до того, как я написал ту картину, значит, он знает о золотой бабочке на вашем плече, красавица. Вы его спросили о чем-нибудь?

– Ради Бога, Тоби, не могу я задавать своему хозяину такие вопросы. Кстати, мне все равно, откуда и что он знает, пока он себя прилично ведет со мной.

– Значит, совсем ничего необычного? Совсем ничего?

– Нет. – И я вспомнила, как нехорошо мне было прошлой ночью. – Есть два совпадения, которые не имеют никакого отношения к мистеру Райдеру.

– Ну же?

Я рассказала ему о прогулке по реке, задуманной мистером Райдером, на которую он пригласил Уиллардов и Эндрю Дойла, и еще троих гостей.

– Один из них – сэр Джон Теннант. Не знаю, помните ли вы то письмо, которое мне написала мама и которое я как-то раз вам показывала. Там она упоминает о Благотворительном обществе Теннанта. Не буду особенно распространяться, потому что Мэтти мне рассказала вроде бы по секрету, только скажу, что мистер Райдер питает неодолимую ненависть к сэру Джону.

Прошло несколько минут, прежде чем Тоби спросил:

– А другое совпадение?

Я рассказала ему о Кларином подозрении, будто в Мексике Эндрю Дойл встречался с вождем повстанцев Рамоном Дельгадо, и о том, что этот самый человек приходил к нам в Колледж для юных девиц год или два назад.

– Это все? – спросил Тоби.

Он торопливо работал кистью и лишь изредка посматривал в мою сторону.

– Да. Не думаю, чтобы это было важно, но вы все время спрашиваете, что необычного, что необычного, вот я вам и рассказываю.

– Вряд ли это совпадения, – сухо проговорил Тоби. – Немногие мексиканцы посещают Париж, и если вы повстречали двух, которые знакомы между собой, я имею в виду Эндрю Дойла и Рамона Дельгадо, это вовсе не удивительно. Что же до второго так называемого совпадения, то если сэр Джон Теннант не имеет никакого отношения к Благотворительному обществу, тогда это действительно совпадение, а если имеет, то это не совпадение, а тайна. Вы хотите ее раскрыть? Я немного подумала и сказала:

– Нет. Не вижу надобности. Только переворошу прошлое. А мне не хочется.

Тоби шагнул в сторону и насмешливо сверкнул на меня глазами.

– А вы не переменились, юная Маклиод, – сказал он.

– Мистер Кент, я теперь лучше одеваюсь, чем раньше.

– Это да. Пойдемте как-нибудь пообедаем вместе в самом шикарном ресторане.

– Ох нет, Тоби. Это Англия, и я служу в очень почтенном доме. Знаете, я не думала, что мистер Райдер меня отпустит к вам.

Тоби усмехнулся и запустил руку в волосы, оставляя на лбу масляные полосы.

– Я тоже из почтенной семьи, – сказал он. – И довольно часто посещал во время уик-ендов почтенные дома в Англии и Ирландии. Знаете, что я вам скажу, вы не представляете, что там творится по ночам между отпрысками самых почтенных семейств.

– Правда?

– Уверяю вас. Это страна лицемеров и ханжей.

– В Серебряном Лесу все не так, и я не могу принять ваше приглашение пообедать вместе, хотя я вам очень благодарна.

– Посидите спокойно минутку. – Он еще раз посмотрел на меня и нахмурился. – Вы сможете еще раз ко мне прийти?

– Наверно. Чтобы попозировать?

– Ох, Ханна, не будьте жестокой. – Он обиженно замолчал и развел руки в стороны. – Неужели вы думаете, что вы нужны мне только как натурщица? Не думайте так. Нет. Я подумал, что вы могли бы приготовить что-нибудь вкусненькое на ленч, а то мне надоело есть не дома, а сам я готовлю хуже некуда.

Я рассмеялась:

– Вы тоже не переменились, Тоби. Все такой же. А как ваша нога?

– Почти хорошо. Еще немного, и я буду бегать по лестницам.

– Очень рада. А вы еще видели миссис Хескет?

Хохотнув, он покачал головой:

– Нет, не видел. Подумал, что лучше мне не уступать искушению. Знаете, Ханна, я подумал, что они с Бонифейсом странная пара, но, пожив немного в Челси, я больше так не думаю. Давайте я вам расскажу, кто живет подо мной...

Еще час мы поболтали, как делали это в Париже, когда выдавалось свободное время. А потом Тоби сказал, что я могу встать, потому что он сделал все, что хотел, и у него ужасно пересохло в горле, и попросил меня заварить чай и принести ему чашку, чтобы он мог еще поработать, но только я должна была дать слово не смотреть на картину.

Еще полчаса я сидела возле окна и смотрела на Темзу, а потом он сказал:

– Все. Я еще не закончил, но все равно посмотрите. Что скажете?

Это было мое лицо с моими глазами, в глубине которых таился смех. Кое-где краска была положена очень густо, и, конечно же, речи не могло идти о фотографическом сходстве, хотя я себя сразу узнала, наверно потому, что привыкла по-другому, чем раньше, смотреть на картины. Еще я поняла, что хотя Тоби работал в спешке и на первый взгляд неаккуратно, каждый мазок был им продуман, чтобы в точности передать свет.

– Ну же, – поторопил меня Тоби. – Скажите, что вы здесь не похожи.

– Похожа, – удивленно возразила я. – Очень даже похожа.

– А! Кое-чему вы научились, Ханна Маклиод!

– Я не думала, что улыбаюсь.

– А вы и не улыбались. Просто это всегда есть в ваших глазах, и мне наконец-то удалось это уловить, клянусь честью.

Я поняла, что он доволен собой.

– Как хорошо, что у вас все получилось, – сказала я и, обернувшись, разразилась смехом, потому что весь лоб и щеки у Тоби были разрисованы как никогда. – Лучше пойдите и умойтесь. – Я взглянула на часы. – Я сказала Мэтти, что вернусь до шести, так что мне скоро уходить. Да нет же, не вытирайте лицо тряпкой, дурачок, будет еще хуже.

Он отшвырнул тряпку.

– Вы – ужасно симпатичная девица, юная Маклиод, – сказал он и скрылся в кухне. Я стояла около двери и смотрела, как он плещет на себя водой, а потом прячет лицо в полотенце. – Я отвезу вас в кэбе, – глухо проговорил он. – Так что нам хватит времени выпить чаю.

– Тоби, в кэбе ужасно дорого. Я знаю, потому что вожу в них детей. Шесть пенсов за милю. Выйдет не меньше полукроны, чтобы отвезти меня и вернуться обратно.

– Да у меня полно денег, – сказал он, показывая, наконец, лицо. – Я рисую картины, и люди их покупают. В Париже уже все проданы.

– Тогда спасибо. Я поставлю чайник?

– Я не это имел в виду. Я имел в виду четырехчасовой чай с горячими булочками и кексом в английской кондитерской.

– О, с удовольствием.

– Ну, что ж, мне нужны всего две минуты.

Он ушел в спальню, а я вернулась к картине и стала с интересом ее разглядывать. Минуты через две он действительно появился с кое-как расчесанными волосами, на ходу повязывая галстук.

– Как вы ее назовете? – спросила я.

– Не знаю. Ведь это простой портрет, и тут не требуется какого-то особенного названия. Назову его «Ханна».

– Наверно, с вашей стороны не очень разумно писать портреты, – сказала я, закалывая шляпку. – Кому надо покупать портрет незнакомки?

– Да еще современного художника? – Он вдруг улыбнулся насмешливо. – А я продам его Эндрю Дойлу. Он-то вас знает и будет просто счастлив заполучить его. Да, кстати, а почему я должен его продавать? Может быть, я вообще счищу вас с холста и напишу на нем что-нибудь другое.

Не отрывая глаз от портрета, я натянула перчатки и сказала:

– Очень жаль. О, не потому что это я, а потому что, я уверена, вы довольны своей работой.

– Ну, не буду счищать. Готовы? А то мне до смерти хочется булочек.

Мы сели в кэб и доехали до кондитерской на Чэринг-Кросс, где приятно провели полчаса, разговаривая обо всем и ни о чем. Я пропустила ленч и была ужасно голодна, так что, сидя за столиком у окна и поглядывая на мир снаружи, мы от души уплетали булочки и кекс.

Без десяти шесть в другом кэбе мы подъехали к дому на Портленд-плейс. Тоби проводил меня до двери и подождал, пока Альберт открыл дверь, потом попрощался со мной, сняв шляпу, и направился к ожидавшему его экипажу.

За обедом Джеральд был мрачен, несомненно, из-за моего свидания с Тоби Кентом. Мистер Райдер задал мне несколько вопросов, когда я сказала, что он писал с меня портрет, весьма этим заинтересовался.

– На продажу? – спросил он.

Вспомнив, что сказал Тоби, когда услышал о желании мистера Райдера вложить деньги в его картины, я пошла на попятный.

– Сэр, мне показалось, что он писал меня просто, чтобы попрактиковаться. Кажется, он собирался счистить портрет с холста.

Конечно, я умолчала, что Тоби говорил это в шутку.

– У него будут еще картины, – сказал мистер Райдер, и на этом разговор оборвался.

Через несколько дней, когда мы возвращались с экскурсии в Тауэр, Джейн спросила:

– Вы знаете, что папа пригласил вашего друга Тоби Кента на прогулку по реке на следующей неделе?

Я очень удивилась:

– Господи! Нет, Тоби принял приглашение?

– Знаете, приглашение было не письменным. Папа сам пошел к нему. Смешно, да? Думаю, он хотел посмотреть на его новые картины. Кстати, ваш портрет все еще у него. Он его не счистил. Папе показалось, что он слишком грубо написан. Вообще мистер Кент ему не понравился, и не только потому, что ничего не продал. Он сказал, что у мистера Кента неучтивые манеры. Он был немногословен.

Я изо всех сил напряглась, чтобы не рассмеяться, представив себе учтивого Тоби Кента.

– Папа думает, что только он может быть немногословным, – вмешался Джеральд. – Он называет это «не тратить напрасно слов».

– Правда, – согласилась с ним Джейн и повернулась ко мне: – Наверно, вам на Монмартре очень интересно жить. Мистер Кент был вашим любовником?

Джеральд покраснел и воскликнул:

– Джейн!

Я сама онемела от неожиданности, а когда пришла в себя, с возмущением ответила:

– Ну, конечно же нет! Мисс Джейн, что вы говорите!

– У нас все девочки в школе об этом говорят, – как ни в чем не бывало заявила она. – Кроме самых заносчивых. Да и мальчики у Джеральда в школе тоже наверняка только об этом и болтали.

– Джейн, прекрати! – возмутился Джеральд.

– Ну и глупо! Я уверена, что многое из того, что мне говорили, совершенная чепуха, и мне очень жаль, что не у кого спросить об этом. Ханна, я не хотела вас обидеть, когда спросила, не был ли мистер Кент вашим любовником, но ведь в Париже совсем другая жизнь, не такая, как у нас. Вот я и подумала, что если был, то я смогу вас расспросить об этих вещах, ну, конечно, не сейчас, при Джеральде, а потом как-нибудь.

Джеральд в отчаянии спрятал лицо в ладонях. Странно, но несмотря на свои собственные слова мне понравилась откровенность Джейн, хотя не ко мне ей надо было бы обращаться с вопросами. Глядя в окно, я сказала:

– Мы с мистером Кентом были соседями и не более того. Надеюсь, что вы в самом деле не хотели меня обидеть, и давайте больше об этом не говорить.

Через пару минут она покаянно попросила:

– Ханна, простите меня.

– Спасибо, мисс Джейн. Знаете, мне в голову пришла хорошая мысль. Давайте как-нибудь пойдем в Национальную галерею, посмотрим на картины и попытаемся понять, чем отличаются друг от друга разные школы. Может быть, я попрошу мистера Кента пойти с нами и рассказать...

Джеральд с облегчением вздохнул, Джейн очень обрадовалась, а кэб, словно ничего не случилось, продолжал громыхать железными колесами по булыжной мостовой.

* * *

День, который был назначен для прогулки по реке, тот день, когда Себастьян Райдер впервые приподнял завесу над причинами, побудившими его привезти меня в Англию, был на редкость сухим и теплым. Мы все собрались на корабле, который он нанял на весь день, на одном из тех пассажирских кораблей, что курсируют обыкновенно между Гринвичем и Хэмптон-корт.

На палубе перед салоном поставили кресла и натянули тент для защиты от солнца. Здесь мы ждали гостей, которые приезжали в экипаже и спускались по ступеням с Вестминстерского моста. Уилларды и Эндрю Дойл приехали первыми. Я держалась в сторонке, пока они обменивались приветствиями с Себастьяном Райдером и Джеральдом, тем не менее они вели себя со мной так, словно я была членом семьи.

Через минут пять подъехал еще один элегантный экипаж, из которого вышли три человека и не спеша направились вниз по ступеням и потом вверх на палубу, где их встретил Себастьян Райдер и познакомил с остальными. Мистер Хью Ритчи был представительным мужчиной средних лет, очень живой и довольно самоуверенный. Его жена Анна Ритчи выглядела на несколько лет моложе супруга, и у нее были очень красивые глаза. Держалась она, как мне показалось поначалу, несколько высокомерно, но потом я поняла, что это только маска, за которой она скрывала свою нервозность и которая мгновенно слетела с нее, стоило американцам заговорить с ней с присущим им дружелюбием. Ее отцу, сэру Джону Теннанту, было сильно за шестьдесят, и он ничем не напоминал свою дочь. У этого крупного, сутуловатого господина с тяжелыми чертами лица, редкими волосами с проседью и такими тяжелыми веками, что глаза казались полузакрытыми, из-за короткой шеи голова словно вырастала прямо из плеч, и он был очень похож на черепаху.

Когда все перезнакомились между собой, Себастьян Райдер повернулся ко мне и сказал:

– А это Ханна Маклиод. Она учит моих детей французскому языку.

Я присела перед миссис Ритчи:

– Доброе утро, мадам. Она наклонила голову:

– Доброе утро.

Она уже отвела от меня взгляд, как вдруг повернулась ко мне и стала пристально всматриваться в мое лицо, словно припоминая, где она могла меня видеть.

– Маклиод? Вы не француженка?

– Нет, мадам, я родилась в Лондоне, но моя мама была француженкой, и я тоже несколько лет жила во Франции.

– Понятно. – Она все не сводила с меня глаз, и я заметила в них затаенную печаль.

Ее муж кивнул мне и, бросив на ходу: «Доброе утро», – быстро направился к мистеру Уилларду.

Сэр Джон Теннант не спускал с меня тяжелого взгляда из-под полуопущенных век, положив обе руки на серебряный набалдашник трости. В его водянистых глазах ничего нельзя было прочитать, кроме появившегося в них непонятного беспокойства. Я знала, что Себастьян Райдер стоит в двух шагах от меня. Змеиный взгляд скользнул к нему, потом вернулся ко мне.

– Маклиод? – переспросил он глухим бесцветным голосом. – Вы так сказали, Райдер?

Я посмотрела на моего хозяина и обратила внимание на торжествующий огонек, засветившийся в его глазах.

– Ханна Маклиод, – любезно повторил он. – Все правильно, сэр Джон.

Мне показалось, будто между ними двумя пробежало что-то темное и грозное, но я не поняла, ни что это, ни какое это имеет отношение ко мне. Сэр Джон медленно наклонил свою большую голову.

– Понятно, – прорычал он. – Доброе утро, мисс Маклиод.

Я ответила и присела в легком реверансе. Один только Эндрю Дойл заметил, что произошло что-то необычное, потому что все остальные были заняты беседой. Едва сэр Джон отвернулся, он подошел ко мне, и, хотя я заметила на его лице удивление, он сказал только:

– Ханна, как хорошо, что вы тоже едете с нами. – Потом он посмотрел на берег, к которому только что подкатил двухколесный экипаж. – Если не ошибаюсь, это наш общий друг Тоби Кент. Как вы думаете, вам не удастся уговорить его продать мне ваш портрет, который он написал на прошлой неделе?

Его просьба и выразительный взгляд напомнили мне о словах Тоби Кента, и я поняла, что его интерес ко мне и вправду не совсем обычный.

– Боюсь, мистер Дойл, – виновато проговорила я, – у меня нет влияния на Тоби Кента, и сомневаюсь, чтобы у кого-нибудь оно было.

Тоби легко сбежал по ступенькам. На нем был летний серый костюм, и я еще никогда не видела его таким элегантным.

– Всех поздравляю с великолепным утром, – крикнул он с набережной, сняв шляпу и размахивая тростью, отчего я поняла, что он решил сегодня быть ирландцем.

Его представили незнакомым гостям, потом он поздоровался с Уиллардами и Дойлом и подошел ко мне. Взяв мою руку, он почтительно поцеловал ее:

– Ваш покорный слуга, мисс Ханна.

Он сделал это, дабы дать всем понять, что не считает меня ниже кого-либо в избранном обществе, однако мне это показалось слишком нарочитым, поэтому я просто ответила:

– Доброе утро, Тоби.

И совсем тихо, чтобы никто не слышал, сказала ему по-французски, чтобы он вел себя прилично.

Он рассмеялся, огляделся и направился к миссис Уиллард, с ходу начав оживленно рассказывать ей о молодом американце из Северной Каролины, с которым он несколько лет служил вместе в Иностранном легионе. Мистер Райдер окликнул капитана, и не прошло двух минут, как мы уже плыли в сторону Вестминстерского аббатства.

Следующие полтора часа мы из-за отлива медленно плыли вдоль берега, наслаждаясь красивыми видами. Посмотреть было на что. Кроме капитана и его команды, Себастьян Райдер нанял экскурсовода, который буквально все знал о местах, мимо которых мы проплывали.

Слуги разносили напитки, и, когда экскурсовод умолкал, гости развлекали себя сами. Я разговаривала сначала с Кларой, потом с ее матерью, потом с отцом, потом с Эндрю Дойлом и чувствовала бы себя как нельзя лучше, если бы не тяжелый взгляд сэра Джона Теннанта, всюду следовавший за мной.

Я стояла рядом с Кларой, и мы пили холодный лимонад, когда через всю палубу ко мне подошел Тоби и спросил, кивая в сторону сэра Джона:

– Почему этот старик не отрывает от вас глаз, красавица? Так может себя вести художник, но уж никак не судостроитель.

– Я тоже не понимаю, – тихо сказала Клара. – Я-то думала, что он будет приставать к папе из-за своих дел, а его, кажется, больше интересуете вы, Ханна. Вы с ним встречались раньше?

– Никогда. Может быть, нам просто кажется.

– Или он любуется смешной шляпкой, которую вы сегодня нацепили, юная Маклиод, – заявил Тоби.

– Прелестная шляпка! – сердито сказала Клара.

– Мисс Клара, он шутит, – успокоила я ее. – А если даже нет, я давно привыкла к его замечаниям. Он ужасный человек.

– Еще не хватало, чтобы злословили обо мне в моем присутствии, – встрепенулся Тоби. – Возьму-ка я и одарю своим очарованием миссис Ритчи.

С мистером Хью Ритчи мы обменялись несколькими вежливыми словами за все утро, с сэром Джоном я не говорила вовсе, зато когда мы приблизились к Кью, где нам надо было сойти на берег, я увидела рядом миссис Ритчи.

– Как так вышло, что вам пришлось долго жить во Франции, Ханна? – спросила она.

Я подумала, что она видела, сколь расположены ко мне Уилларды, и тоже решила выказать вежливый интерес к моей персоне. Эндрю стоял по другую сторону, потому что мы с ним как раз разговаривали, когда она подошла.

– Мне тоже хотелось спросить вас об этом, – заявил он. – По правде говоря, я уже спрашивал Тоби, но для ирландца он слишком тактичен. Он сказал, что сам не спрашивал вас, потому что это не его дело. – Мистер Дойл улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами на загорелом лице. – Вот уж поставил меня на место, так поставил.

Таким образом он очень вежливо поставил миссис Ритчи на ее место, как я поняла, но мне не хотелось никаких недомолвок, поэтому я в очередной раз рассказала сказочку, придуманную мной для посетителей «Раковины», будто бы мой отец утонул в море, вскоре умерла мама и меня взяли ее родственники во Франции, которые сами были очень бедны, так что мне пришлось зарабатывать себе на жизнь, едва я повзрослела. Я не вдавалась в подробности, но когда я кончила говорить, миссис Ритчи спросила:

– Значит, ваш отец был моряком?

– Да, мадам.

– У вас правильная речь, и вы довольно образованы.

– Моя мама была учительницей, мадам.

– Понятно. – Она долго вглядывалась в мое лицо, как когда меня ей представили, а потом нетерпеливо махнула головой, словно отгоняя далекие и несуразные воспоминания. Помолчав, она прошептала: – Мы уже совсем рядом, – и отошла прочь.

Два часа мы провели на берегу в садах Кью, и я от души наслаждалась каждой проведенной там минутой. Мистер Дойл взял меня под свое покровительство, Тоби был с Кларой, и экскурсовод, которого нанял Себастьян Райдер, водил нас по великолепному уголку природы. Мне все было интересно, потому что до приезда в Серебряный Лес я почти не видела, как растут на воле цветы и деревья. Пожилых господ интересовали в основном практические вопросы, например изыскания, позволившие вырастить каучуковое дерево из Малайи и хинное дерево из Индии. Тоби волновала, как всегда, проблема света и тени, будь то огромное дерево на фоне неба или крошечный цветок на фоне зеленых кустов, к тому же он нашел в Кларе внимательную слушательницу. Миссис Уиллард разделяла мой интерес к цветам, миссис Ритчи немножко скучала, а Джеральд изо всех сил старался не показать, как ему плохо, хотя он очень ревновал меня к Эндрю Дойлу.

Те, кто мучился жаждой, заглянули в ресторанчик на пути, а в два часа мы вернулись на корабль перекусить и плыть дальше в Вестминстер. Слуги поставили столы, накрыли их белой скатертью, уставили сверкающими хрустальными бокалами, разложили сияющее серебро. На боковом столике чего только не было. Салаты, холодное мясо и птица, дюжина бутылок с шампанским и кувшины с лимонадом.

Все веселились от души, правда, под конец я услыхала, как Эндрю Дойл, сидевший рядом со мной, чуть ли не сердито заявил через весь стол мистеру Хью Ритчи:

– Нет, сэр. Старшее поколение мексиканцев еще не забыло войну сороковых годов, и тем не менее наши страны связывают крепкие узы. Американцы много денег вложили в наши земли, и у нас теперь есть железные дороги, шахты, порты, заводы. Мой отец был среди тех, кто начинал все это, и меня совсем не смущает, что я полумексиканец, полуамериканец. Труднее быть просто мексиканцем.

– Мистер Дойл, мне кажется, я вас не понимаю, – ответил ему мистер Ритчи.

– Просто я хотел сказать, что мексиканцу тяжело сносить репрессии мексиканского правительства, а беднякам – богачей.

– Ах, вот оно что. В министерстве иностранных дел у меня была возможность познакомиться с докладами по поводу Мексики. Мне кажется, с тех пор, как Порфирио Диаз стал президентом, у вас произошли коренные изменения. Но даже до него, если память мне не изменяет, правительство Лердо объявило свободу вероисповедания. Оно также издало законы против подневольного труда и объявило нерушимой свободу труда, образования и вероисповедания.

Эндрю раздраженно кивнул головой.

– Теоретически, сэр, все как нельзя лучше, – вежливо произнес он. – В точности, как лозунг «свобода, порядок и прогресс». Однако теперь свобода вполне официально забыта ради прогресса. Последний лозунг Диаза: «Pan о palo». Другими словами, делайте, как вам велят, и будете сыты. Иначе тюрьма или смерть. Вы знаете, когда индейцы стали докучать, их призвали в армию и отправили как дешевую рабочую силу на сизальные плантации в Юкатан?

Мистер Ритчи отпил шампанского и медленно проговорил:

– В стране должна быть стабильность, если мы хотим добиться промышленного и социального прогресса.

– Там слишком стабильно, – мрачно произнес Эндрю. – Только два человека из ста владеют землей, и в большинстве это малюсенькие ранчо, которые не могут прокормить даже одну семью. Но у нас есть также богатые владельцы огромных гасиенд. Я знаю одно владение, в котором больше миллиона акров земли, это в Дюранго, а в Закатеас есть еще одно, вдвое больше, а в Коахуила – как две Англии. Одна-единственная семья владеет землями в Хидальго, где построено восемьдесят миль железных дорог. Некоторые семьи владеют несколькими такими гасиендами.

Сидевшая неподалеку миссис Уиллард взмолилась:

– Эндрю, дорогой, не садись на своего конька, пожалуйста.

Мистер Дойл откинулся на спинку кресла и виновато махнул рукой:

– Прошу прощения, тетя Мелани. Я хотел только ответить на вопрос, а меня понесло...

Она ему улыбнулась и продолжала беседовать с сидевшим рядом с ней Тоби Кентом.

– Лучше нам закрыть эту тему, – доброжелательно проговорил мистер Ритчи. – Однако постарайтесь понять, что радикальные изменения требуют времени. Долгого времени.

– Некоторым людям не хватает и целой жизни, – мрачно ответил Эндрю и тотчас с улыбкой повернулся ко мне: – Нет, больше я ничего не скажу. Кстати, может быть, вы желаете узнать, как эта юная леди спасла мне жизнь в Париже?

Хью Ритчи наморщил лоб:

– Звучит драматично.

– Так оно и есть, – подтвердил Эндрю Дойл и с сожалением посмотрел на меня. – Увы, это еще одна запретная тема, сэр.

В эту минуту Клара, сидевшая рядом с мистером Ритчи, повернулась к нему, чтобы занять его беседой, а Эндрю Дойл обратил свое внимание на меня и принялся расспрашивать, где ему стоит побывать в Лондоне, естественно, помимо общеизвестных мест.

Все снова были заняты разговором, разве только я заметила, что сэр Джон Теннант больше молчал и пил шампанское, почти не притрагиваясь к еде. У него был вид человека, ушедшего в свои мысли, хотя время от времени я ловила на себе его взгляды, которые он незаметно для остальных обращал на меня.

Ленч был съеден, слуги ушли вниз, и так как дамам уйти было некуда, они позволили джентльменам закурить. Я пила один лимонад и сожалела, что Джеральд не делал того же, потому что он схватил сигару и задымил, пугая меня болезненными последствиями.

Корабль потихоньку продвигался вперед под теплым солнышком. Дул легкий ветерок. Я сидела и смотрела на Джеральда, мечтая, чтобы он положил сигару в пепельницу, как вдруг с дальнего конца стола громким голосом, привлекая к себе всеобщее внимание, заговорил Себастьян Райдер.

– Мистер Ритчи, вы знаете Париж? – спросил он. Все взгляды обратились на мистера Ритчи, который немного отодвинулся от стола и сидел, одну руку перекинув через спинку кресла, а в другой держа сигару.

– Неважно, сэр, – лениво ответил он. – Мы с женой провели там несколько дней года три-четыре назад, но мне пришлось много времени пробыть в нашем посольстве.

– Насколько я понимаю, это самый чарующий город в мире, – сказал мистер Райдер. – Нашим гостям там очень понравилось, насколько я понял из их рассказов. Мистер Кент просто жил там долгое время, и все-таки никто не знает его лучше Ханны, поскольку она много лет провела в Колледже для юных девиц мадмуазель Монтавон. Вы не слышали о нем?

Я почти засыпала, так на меня подействовали прогулка, ленч и теплое солнышко, но от последних слов Себастьяна Райдера сна как не бывало. Я даже вздрогнула в предвидении того, что должно было случиться дальше. Тоби сидел далеко от меня, но тут он стремительно повернулся, и я увидела в его глазах свое собственное недоумение.

– Мне, собственно, не пришлось специально заниматься системой образования, – сказал мистер Ритчи. – И я ничего не слышал о школе Монтавон. В ней есть что-то особенное?

Я потеряла последнюю надежду на спасение и решила терпеливо снести все, что уготовила мне судьба. В голове у меня помутилось, и я никак не могла сообразить, зачем Себастьяну Райдеру делать то, что он собирается сделать. Ясно мне было только одно: Джейн он оставил дома из-за меня.

– О да, – задумчиво проговорил он. – Колледж для юных девиц мадмуазель Монтавон совсем особенное заведение. В Париже никого не удивишь таким названием. Это, так сказать, приличный вариант для обозначения того, что мы называем домом терпимости. И тамошние так называемые школьницы – это девушки особой профессии.

Все, кроме Тоби Кента и самого Себастьяна Райдера, застыли на месте. Тоби холодными зелеными глазами медленно обвел присутствующих, а мистер Райдер тем временем продолжал:

– Заведение Монтавон официально признано, таковы уж французские нравы, и, насколько мне известно, самого высокого пошиба. По-французски это называется maison close. Не знаю, правильно ли я произношу. Ханна, вы мне не подскажете?

Я поглядела ему прямо в лицо и сказала:

– Maison close.

Он кивнул и потянулся за шампанским. Тоби Кент откинулся назад и уставился на тент. Все остальные медленно повернулись ко мне. На всех лицах, кроме лица сэра Джона Теннанта, я читала изумление и сомнение, он же своим видом выражал озабоченность, которая естественна для человека, понимающего что к чему. Эндрю Дойл и Джеральд были в ужасе.

Я поднялась с кресла и спросила мистера Райдера:

– Сэр, вы желаете, чтобы я ушла?

Он нахмурился:

– Если бы я этого желал, я бы вам сказал.

Клара опустила голову и спрятала лицо в ладонях. Миссис Уиллард вопросительно смотрела на своего мужа, миссис Ритчи – на своего. Джеральд трясущимися пальцами смял сигару в пепельнице. Он был бледен как полотно. Первым заговорил мистер Уиллард, с трудом выдавливая из себя слова.

– Сэр, я удивлен, – сказал он, обращаясь к мистеру Райдеру, – что вы заговорили об этом предмете в присутствии моей жены, моей дочери и миссис Ритчи.

Себастьян Райдер изобразил недоумение:

– Сэр, я вовсе не хотел никого обидеть. Ханна Маклиод каждый день сидит за моим столом.

Тут вскочил Хью Ритчи, на щеках которого разгорелись два алых пятна, тогда как все дамы были белее снега.

– А что это еще, как не оскорбление? – дрожащим голосом произнес он. – Да как вы посмели посадить мою жену за один стол с... – Он помедлил, подбирая слово и глядя на Клару: – С девкой из борделя?

Себастьян Райдер изобразил обиду.

– О, не надо, Ритчи. Ханна оставила заведение за два года до того, как я пригласил ее в Англию. Она очень изменилась. Неужели вы будете порицать меня за этот жест милосердия?

– Вы можете поступать, как вам угодно, сэр, но вы не имеете права навязывать свою точку зрения другим. – Мистер Ритчи огляделся. – Поскольку мы не можем уйти, то мы с женой побудем пока в салоне.

Миссис Ритчи, сверкая глазами, поджала губы, выражая полное согласие со своим мужем. Она посмотрела на отца, ожидая от него такой же реакции, однако сэр Джон продолжал сидеть, как сидел, разглядывая что-то невидимое прямо перед собой. Она нахмурилась, встала, взяла мужа под руку, и они вместе покинули палубу. Джеральд с такой силой отпихнул кресло, что оно упало. Его лицо из белого стало багровым, и он плакал от ярости, глядя на меня.

– Как вы могли? – крикнул он. – Я вас ненавижу! С самого начала я сидела с высоко поднятой головой и теперь, не говоря ни слова, пряча ото всех обиду и смятение, смотрела, как Джеральд бросился бегом прочь. Когда я повернулась, Эндрю Дойл и мистер Уиллард уже встали из-за стола. Эндрю не отрывал от меня испуганных глаз.

– Это правда, Ханна? – в ужасе прошептал он. – Это правда?

– Да, мистер Дойл. Я четыре года жила и работала в maison close.

– О Господи! – прошептал он и закрыл глаза.

Себастьян Райдер сидел с невозмутимым видом, медленно поворачивал бокал с шампанским то в одну, то в другую сторону. Поглядев на него, я сказала:

– Судя по тому, что мне говорил мистер Бонифейс, вы знали о моем прошлом, но я никак не могла предположить ничего подобного.

Он посмотрел на меня без всякого интереса.

– Право выбора принадлежало мне.

– Сэр, – обратился к нему мистер Уиллард, – вы оскорбили мою жену и дочь, и если бы мы сами не искали знакомства с мисс Маклиод, я бы счел ваше поведение непростительным. Мы – люди широких взглядов, но есть же предел всякой терпимости. – Он повернулся к дамам. – Мелани, Клара, нам ничего не остается, как удалиться.

Миссис Уиллард печально поглядела на меня и, недоуменно покачав головой, встала. Клара тоже встала, отняв руки от лица, и я увидела у нее на щеках слезы.

– Вам было... Вам еще не было тринадцати! – прошептала она.

И я услышала крик Джеральда:

– Ханна, как вы могли? Я не понимаю!

Мистер Уиллард взял под руку жену и дочь и вопросительно посмотрел на племянника.

– Эндрю?

Эндрю Дойл открыл глаза и, не глядя на меня, тихо ответил:

– Дядя Бен, я остаюсь. Ничто не может изменить того, что она спасла мне жизнь.

Мистер Уиллард кивнул.

– Как хочешь, – спокойно произнес он и повел жену и дочь к двери.

Сэр Джон Теннант поднялся с места, раздавил в пепельнице сигару и злобно посмотрел сначала на меня, потом на Себастьяна Райдера.

– Нам надо кое-что обсудить, Райдер, – сказал он. – Когда?

Тот ответил ему холодным взглядом.

– Вечером? У меня в доме?

– Прекрасно. В котором часу?

– В половине десятого.

Сэр Джон кивнул.

– Я приду, – прорычал он и двинулся следом за остальными гостями.

– Их осталось трое, – произнес Тоби Кент незнакомым мне голосом.

Правда, не считая меня, на палубе остались только три человека. Эндрю Дойл, повернувшись к нам спиной, держался за поручни. Себастьян Райдер тянулся за сигарой. Тоби, поглядев на него, ударил кулаком по столу, отчего тоненько зазвенели бокалы.

– Вы мне противны, Райдер, – с ненавистью проговорил он. – Жаль, что вам много лет. Нет, плевать мне на ваш возраст. Я бы сейчас с удовольствием с вами разделался.

Я знала, что это не пустые слова, и Себастьян Райдер тоже это понял, потому что на его обыкновенно невозмутимом лице я увидела страх.

– Нет, Тоби, – резко проговорила я. – Вы меня слышите? Нет!

Тоби вздохнул и встал. Веснушки стали еще ярче на его побледневшем лице.

– Эндрю, – попросил он, – вы меня очень обяжете, если пойдете в салон. Я немедленно последую за вами, но сначала мне надо сказать несколько слов.

Эндрю Дойл, поколебавшись пару секунд, кивнул и направился к двери. Тоби наклонился поднять палку. Потом он обошел стол, постоял недолго против меня, раздвинул губы в улыбке, которая мало напоминала улыбку, и крепко, хотя и ласково, взял меня за руку.

– Пошли, Ханна, – сказал он.

Я отпрянула.

– Тоби, вы знаете, я никогда ничего не объясняю и никогда не прошу прощения. Все это не имеет для меня значения.

– Там поглядим, – тихо проговорил он. – Вы во всем виноваты. – Он поглядел уничижительно на Себастьяна Райдера. – Так что, мой милый дружок, не надо спорить. У меня не то настроение.

Дверь в салон была закрыта. Тоби одним ударом распахнул ее и вошел внутрь, таща меня за собой и привлекая к себе изумленные взгляды еще не пришедших в себя гостей Райдера. В центре салона стоял стол. Все, кроме Эндрю Дойла, сидели возле окон, расположенных со всех четырех сторон.

Еще никто не успел произнести ни слова, как Тоби изо всех сил стукнул тростью по столу, отчего дамы и господа вскочили. И Тоби обвел их долгим взглядом.

– А теперь, люди добрые, – голосом, дрожавшим от ярости, проговорил он, – у нас будет небольшой урок истории. Трусы и лицемеры могут уходить. Те же, кто готов смотреть правде в глаза, пусть остаются.

Он замолчал и, заставив меня опуститься в рядом стоявшее кресло, повернулся кругом, полыхнув рыжими волосами.

– В наше время дуэли отменены, – мрачно произнес он, в упор глядя на Хью Ритчи, – но на континенте о них не забыли, так что если кто хочет уйти, но обижен званием труса и лицемера, я с радостью дам удовлетворение.