Тени прошлого

Глава 12

Пришла с нагруженным подносом миссис Хескет. Поставив его на стол, она пристально посмотрела на меня.

– Вам все ясно, девочка? – спросила она.

Я кивнула:

– Да... хотя я кое-чего не понимаю...

Она направилась к бюро, что-то достала, потом подошла ко мне и дала в руки фотографию размером с почтовую открытку. На ней был запечатлен мужчина лет тридцати со строгим лицом и смеющимися глазами.

– Это было в папке, – сказала она, – но я хотела, чтобы вы сначала прочитали, что тут написано. – Она закрыла пальцем нижнюю часть лица мужчины. – Видите сходство в глазах и вообще в верхней части лица. Вы очень похожи. Это ваш отец – доктор Энтони Тюдор.

Я глядела на фотографию и не могла оторвать от нее глаз.

– Он мне нравится. К миссис Ритчи я ничего не почувствовала такого... я хотела сказать, к моей матери. Знаете, я ее видела... и ее мужа, и сэра Джона Теннанта. Мистер Райдер пригласил их на речную прогулку... Но и теперь, когда я знаю, что она моя мать, я ничего к ней не чувствую.

Миссис Хескет вздохнула.

– Люди меняются, – сказала она. – Пожалейте ее, девочка, хотя бы за то, что когда-то она была другой. Такой отец, как сэр Джон Теннант, мог бы сломать любую девчонку, а у нее хватило сил один раз пойти против него. Она поступила храбро.

– Я понимаю. Я не хотела сказать, что совсем ничего не чувствую. Она как-то странно посмотрела на меня, когда мы были на корабле. Наверно, она узнала его черты, но подумала, что это просто совпадение.

– Конечно. Ее ведь уверили, что ребенок родился мертвым. Она даже не подозревает, что вы живы. – Миссис Хескет разлила чай по чашкам. – Вам молока и сахара, дорогая? Вот. А теперь посидите и помолчите, а я пока расскажу вам, что еще есть в папке. Вы, конечно же, сами можете прочитать, но я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы, пока мы пьем чай.

Я постаралась привести в порядок свои мысли. Одно, правда, я знала наверняка. Кэтлин Маклиод как была, так навсегда останется моей матерью. Ко мне не подходила поговорка «кровь не водичка», или «свой своему поневоле брат». Я жалела Анну Теннант, которая жестоко страдала, но для меня она не имела ничего общего с холодной и высокомерной миссис Анной Ритчи. Первым делом мне захотелось побольше узнать о женщине, которая действительно стала мне матерью.

– Вы не знаете, как получилось, что Кэтлин Маклиод взялась меня кормить?

– Она всего за два дня до вашего рождения тоже родила ребенка, – участливо проговорила миссис Хескет. – Ваша приемная мать служила гувернанткой в большом доме в одном из центральных графств. Может быть, она была слишком наивна и поэтому поверила, что местный адвокат, который был всего несколькими годами ее старше, любит ее и хочет на ней жениться. Он обманул ее. Пришлось ей бросить работу и уехать в Лондон, где она собиралась родить ребенка и подыскать себе место учительницы. Однако ее ребенок как раз родился мертвым. Она была под наблюдением вашего отца и, наверно, поэтому изъявила желание вас кормить, когда его старший компаньон доктор Лэнгли попросил ее об этом.

Я отпила немножко чаю и подумала о том, какой одинокой, верно, чувствовала себя моя мать. Может быть, ее ребенок умер, потому что она была несчастна и не могла не думать о будущем своего дитя, рожденного вне брака. И все-таки она выходила и вырастила меня, потому что хотела любить кого-нибудь и быть любимой.

– Мне противно думать, что сэр Джон Теннант – мой дедушка. Он чем-нибудь помогал моей матери? Она оставила мне письмо, в котором сказано, что в случае крайней необходимости я должна найти адвокатов и с их помощью обратиться в его благотворительный фонд.

– Вам бы это ничего не дало, – вздохнула миссис Хескет. – Он ужасный человек. Он убил вашего отца, а вашей приемной матери положил тридцать фунтов стерлингов в год на ваше воспитание до тринадцати лет, после чего, как он думал, вы должны были пойти в услужение или на фабрику. К тому времени, как Кэтлин Маклиод умерла, последняя выплата уже совершилась.

Мы долго молчали. Первое потрясение я одолела и стала больше похожа на себя самое. Мне было все равно, кто мой отец и кто моя мать... Как бы то ни было, есть я, Ханна Маклиод, со всеми моими добродетелями и пороками, обретенными за девятнадцать лет жизни. Я любила и люблю мою мать, Кэтлин Маклиод, и только жалко, что я не успела ей сказать об этом. Мне не нравится сэр Джон Теннант, но я не могу ненавидеть его за то, что он убил человека, который, как я теперь узнала, был моим отцом. Слишком все это было далеко от меня. Он приводил меня в ужас, но ненависти я не ощущала. Что же до миссис Анны Ритчи, то к ней я вообще ничего не испытывала, разве лишь любопытство.

Я взглянула на отложенные в сторону документы и спросила:

– Миссис Хескет, как это все обнаружилось? Наверно, за этим стоит мистер Райдер?

– Да, Ханна, это он. – Она взяла у меня чашку, чтобы налить еще чаю. – Суть в том, что Себастьян Райдер много лет был злейшим врагом сэра Джона, хотя никогда не проявлял этого открыто, имейте в виду. Кажется, его брат покончил самоубийством много лет назад, и он винит в этом сэра Джона.

– Я знаю. Мне Мэтти сказала. Миссис Мэтьюз, домоправительница мистера Райдера.

– А, значит, вам и читать не надо. Себастьян Райдер долгие годы искал, как бы ему отомстить, поэтому вполне хладнокровно нанимал сыщиков, чтобы они искали любую порочащую информацию о семье Теннантов, надеясь извлечь из нее что-нибудь скандальное. Наверное, все отчеты вместе могли бы составить толстую книгу, но многие бумаги ничего не стоят. – Она поглядела на папку, лежавшую рядом со мной. – Там лишь крупинки золота, да и золотом они стали лишь много позже, когда появились другие отчеты. Например, в первом из них, пятнадцатилетней давности, говорится о том, что миссис Анна Хью Ритчи, в девичестве Анна Теннант, унаследовала от своей матери родинку, которой отмечены только женщины этого рода. Она изображает вроде бы маленькую золотистую бабочку.

Я поставила чашку.

– Об этом есть и в отчете. Неужели мистер Райдер все эти годы знал о дочери миссис Ритчи, о которой она сама даже не подозревала?

– О нет, дорогая. О вас он узнал совсем недавно.

Я положила руку на плечо.

– По родинке?

– Да. – Она внимательно разглядывала донышко чашки. – В прошлом году ему как-то пришлось играть в карты в своем клубе, и за одним столом с ним оказался молодой человек, который за год до этого побывал в Париже. Помимо обычных экскурсий, он побывал в кабаре, на танцевальных шоу, на богемных представлениях... и в Колледже для юных девиц мамзель Монтавон. – Миссис Хескет виновато поглядела на меня. – Он сказал, что там ему очень понравилась одна девушка, которая прекрасно говорила по-английски и вообще была весьма образована и приятна в общении. Он обнаружил у нее на плече очень привлекательную родинку, похожую на золотистую бабочку. Через год, когда он опять посетил Париж в надежде... повидаться с девушкой, оказалось, что она исчезла, и он был очень огорчен. У миссис Хескет дрогнул голос.

– Пожалуйста, не смущайтесь, – сказала я.

К моему удивлению, глаза у нее наполнились слезами.

– Ох, девочка, это так ужасно.

– Поначалу правда было ужасно. Однако если хотите жить, нельзя позволять обстоятельствам мучить вас, и мне удалось найти способ сделать свою жизнь сносной.

Она не отрывала от меня вопрошающих глаз.

– Какой... Ханна?

– Я научилась обманывать себя, миссис Хескет. Когда мне приходилось бывать с мужчиной, я заставляла себя поверить, что он мой муж, любящий муж, и мне хочется сделать ему приятное. Это не всегда удавалось, мужчины ведь всякие, но чаще удавалось.

Миссис Хескет долго молчала.

– Вы, Ханна, необычная девушка. А сейчас прочитайте сами отчет Пинкертона. Он в папке под номером пять.

Я не знала никакого Пинкертона, однако нашла отчет и принялась за чтение. Судя по дате, это писалось пять лет назад, и самому отчету предшествовала преамбула, в которой было сказано, что вскоре после возвращения Анны Теннант из Швейцарии много лет назад один из приближенных сэра Джона Теннанта по имени Элберт Морган неожиданно обзавелся деньгами и вместе с женой уехал в Америку. Моргана не любили и боялись в деревне, поэтому его отъезд породил множество слухов.

Об этом инциденте сообщалось наряду со многими другими инцидентами, отмеченными разными сыщицкими агентствами, и лишь пять лет назад, говорилось в преамбуле, мистер Райдер, просмотрев бумаги, решил, что в отъезде мистера Моргана есть что-то странное и оно должно быть изучено. В связи с этим он обратился в агентство Пинкертона, самое большое и известное агентство в Америке, чтобы они нашли мистера Моргана и попытались выяснить источник его обогащения, так же как причину отъезда из Англии.

На этом заканчивалась преамбула и начинался сам отчет, скопированный квадратным почерком мистера Бонифейса. Стиль был не его – сухой и лишенный всяких красивостей. Три месяца прошло, прежде чем Элберта Моргана нашли и обнаружили, что он уже полгода как умер. В Америке они вместе с женой поселились в Филадельфии, казались людьми вполне обеспеченными, хотя и небогатыми. Соседи не любили его за грубость и агрессивность, да и жена его не любила, так как он время от времени ее крепко бил. Детей у них не было.

Наверно, потому что ему не было необходимости работать, он начал пить примерно года за два до смерти, причем пил много, так что у него даже случались delirium tremens. В преддверии их он совершенно менялся, становился испуганным и просил жену защитить его от являвшихся ему чудовищ. Во время одного из таких приступов он сделал признание жене.

Далее агентство Пинкертона излагало это признание со слов миссис Морган. Многое мне было уже известно от миссис Хескет, например о бегстве доктора Тюдора с дочерью сэра Джона Теннанта, о его практике в Кеннингтоне, о его гибели во время нападения на него Моргана с шайкой. Он был уверен, что дочь сэра Джона Теннанта родила мертвого ребенка, а так как сэр Джон счел необходимым для своей безопасности отправить подальше слишком много знавшего человека, то он и дал ему денег.

Дочитав отчет до конца, я посмотрела на миссис Хескет, которая, крепко сжав руки на коленях, неотрывно глядела на меня.

– Жена мистера Моргана сказала сыщику, что в точности сделал ее муж?

– В сущности, нет, – ответила мне миссис Хескет. – Вы же понимаете, они заплатили ей всего десять долларов. Правда, она знала о ребенке, но тоже думала, что он родился мертвым.

Я отложила отчет в сторону.

– Значит, она ничего не теряла, рассказывая им, что знает. Муж мертв, к тому же она его не любила. Миссис Хескет, а что дальше? Разве это доказывает, что сэр Джон совершил преступление?

Она криво усмехнулась:

– Ханна, она ничего не подписала. Все, вами прочитанное, не более чем сплетня или бред спившегося человека, пересказанный его вдовой. Это правда, не сомневайтесь, но не доказательство вины. Если бы кто-нибудь посмел обратиться с этим в суд, он был бы немедленно осужден за оскорбление.

Подумав несколько минут, я спросила:

– Когда мистер Райдер узнал, что я не умерла и что меня удочерила Кэтлин Маклиод?

– О, гораздо позже. Он продолжал собирать информацию и в конце концов нанял кого-то разыскать доктора Лэнгли, старшего компаньона вашего отца, который принимал вас. Однако тот умер за год-два до этого, и его наследник уничтожил ненужный архив. Тем не менее удалось найти его домоправительницу, которая еще была жива, но была очень старой и почти совсем слепой. Однако она помнила доктора и миссис Джеймс, то есть ваших отца и мать. Еще она очень хорошо помнила женщину по имени Кэтлин Маклиод, как раз в то самое время потерявшую своего незаконного ребенка. Домоправительница под большим секретом сообщила, что ребенок, которого Кэтлин Маклиод унесла с собой и выдала за своего собственного, был на самом деле ребенком миссис Джеймс.

– А почему домоправительница так хорошо запомнила мою... запомнила Кэтлин Маклиод?

– Потому что имела к ней отношение, дорогая. Вроде бы доктор Лэнгли попросил ее помочь найти квартиру для Кэтлин Маклиод и ребенка, и она как-то там договорилась со своей приятельницей миссис Тейлор, до замужества служившей судомойкой у доктора. Сыщик разыскал ее дом по указанному домоправительницей адресу. Мистер Тейлор сидел в тюрьме за драки, но от его жены сыщик узнал, что ваша мать умерла и Тейлоры приютили вас. Однако подтвердить это ничем не удалось.

– Правильно. Мама отдала им все свои сбережения, но через несколько месяцев мистер Тейлор продал меня хозяйке дома терпимости в Лондоне, которая в свою очередь продала меня мамзель Монтавон в Париж.

Миссис Хескет прикусила губу, и в глазах у нее опять блеснули слезы.

– Я предполагала что-то в этом роде. Ох, Ханна, бедная вы моя. Миссис Тейлор сообщила сыщикам, что вы сбежали, и она понятия не имеет, где вас искать.

– Она наверняка ничего не знала, – подтвердила я, – но даже если догадывалась, она бы все равно не посмела выдать мужа.

– И все-таки кое-что у нее узнали, – продолжала миссис Хескет. – И это кое-что весьма заинтересовало мистера Райдера, поскольку у него уже были данные на этот счет. Выяснилось, что у дочери Кэтлин Маклиод, а вы ведь считались ее дочерью, на плече родинка.

Помолчав немного, я сказала:

– Так вот когда он узнал. Вот когда мистер Райдер узнал точно, что подозрение старой экономки доктора Лэнгли о том, что я на самом деле дочь миссис Джеймс, совершенно справедливо. ...И внучка сэра Джона Теннанта... тоже.

– Да, – согласилась миссис Хескет. – Он узнал правду, но этого было недостаточно. Признание вдовы преступника и подозрения почти слепой старухи мало что значили для правосудия. Ему все еще рано было радоваться. Только подумайте, Ханна, Себастьян Райдер знал, что его главный враг сэр Джон Теннант задумал и подготовил гибель человека, которого дочь сэра Джона любила и с которым бежала, и от которого потом родила ребенка. Да и это не все. Он знал, что сэр Джон сообщил дочери, будто она родила мертвого ребенка, хотя на самом деле он отдал ребенка приемной матери на самых нищенских условиях. Представляете, какую власть обретал Себастьян Райдер над своим врагом... если бы он мог все это доказать?

Миссис Хескет протянула ко мне руки.

– Но для этого он должен был найти вас, Ханна. Он должен был найти девушку с бабочкой на плече, то есть пропавшую дочь Анны Теннант. Только в этом случае сплетня могла стать фактом. Наверно, он понимал, что у него мало шансов на успех, несмотря на все его усилия, и вот судьба дарит ему встречу за карточным столом с молодым человеком, рассказывающим ему о maison close в Париже... и о девушке, у которой на плече родовой знак Теннантов – золотистая бабочка.

– И он обратился в ваше агентство, чтобы вы разыскали меня и привезли в Лондон.

Она кивнула.

– Я была тогда занята другим делом и послала к мистеру Райдеру Бонифейса. Я ведь не знала обо всем этом. – Она показала на папку. – Бонифейс, негодяй, ни словом мне ни о чем не обмолвился, и я все узнала совсем недавно. Вы мне верите?

– Ну, конечно, верю, – торопливо проговорила я, – и очень благодарна вам за все. Вы не знаете, Анна Теннант и доктор Тюдор были женаты?

– Сыщики Райдера не нашли никаких документов на сей счет, дорогая, а когда она выходила замуж за мистера Хью Ритчи, то именовалась девицей, а не вдовой. Однако сыщики в своих отчетах писали, что сэру Джону Теннанту с его возможностями ничего не стоило уничтожить запись, если она была. Мне кажется, что ваш отец был благородным человеком и по закону связал свою жизнь с жизнью вашей матери, тем не менее боюсь, этого уже никто не сможет подтвердить.

Я вдруг почувствовала страшную усталость, однако заставила себя улыбнуться.

– С тех пор, как я стала что-нибудь понимать, я всегда считала себя внебрачным ребенком, так что это не имеет значения.

Мы еще посидели, и я попыталась собраться с мыслями, чтобы сообразить, какое это может иметь для меня значение. Себастьян Райдер жаждал отомстить сэру Джону Теннанту и посвятил этому свою жизнь. Теперь ему известно, что дочь сэра Джона, миссис Хью Ритчи, была то ли женой, то ли любовницей некоего доктора Тюдора, убитого оплаченными сэром Джоном наемниками. Признание Элберта Моргана само по себе не могло быть представлено в качестве обвинения сэру Джону, так что он не оставил поисков другого оружия. Я, Ханна Маклиод, была дочерью миссис Хью Ритчи, считавшей, что я умерла. Теперь я служу в доме мистера Райдера и знаю, что стала оружием в его руках.

– Вы знаете, – спросила я миссис Хескет, – что во время прогулки по Темзе, о которой я уже упоминала, вместе с сэром Джоном Теннантом и мистером и миссис Ритчи, мистер Себастьян Райдер открыл правду о моем пребывании в Колледже для юных девиц мамзель Монтавон?

– Ваш друг, мистер Тоби Кент, рассказал мне, – ответила миссис Хескет, и в глазах у нее промелькнуло мечтательное выражение. – Он недавно приходил ко мне. Я очень рассердилась, узнав, как Себастьян Райдер вас унизил.

– Я не чувствовала себя униженной. Тоби об этом знает?

Я показала на папку.

– Нет, тогда еще я ее не нашла. Однако если я и скажу о ней кому-нибудь, то только с вашего разрешения.

– Я вам очень благодарна, миссис Хескет, но от Тоби у меня нет секретов. – Я была совсем сбита с толку. – Мне кажется, сэр Джон знает, что я его внучка. Когда меня ему представили под именем Маклиод, он очень странно на меня посмотрел. Наверно, он обратил внимание на мое сходство с отцом. А потом, по-видимому, он уже не сомневался в этом, когда мистер Райдер рассказал всем, что я несколько лет проработала в борделе. Мне кажется, сэр Джон сообразил, что за этой историей скрывается что-то такое, на что Себастьян Райдер очень хотел ему намекнуть. Ему было почти приказано явиться к нам в дом в тот же вечер, и, боюсь, мистер Райдер уже без обиняков рассказал ему все, не забыв упомянуть о бабочке на плече. – Я помолчала, обдумывая свои слова. – Но мне не совсем понятно, чего мистер Райдер добивается. Если отчет Пинкертона недоказуем в суде, он не сможет обвинить сэра Джона в убийстве моего отца. В чем же тогда заключается его месть?

Миссис Хескет поднялась с кресла, подошла к окну и принялась глядеть в маленький садик, где в трех кадках росли петунии, лобелия и герань.

– У меня нет уверенности, что мой ответ будет правильным, – сказала она в конце концов.

– Пожалуйста, миссис Хескет, вы наверняка угадали, – взмолилась я.

Она еле заметно улыбнулась:

– Я уже давно работаю, девочка, и у меня есть кое-какой опыт. Правда, что ничего нельзя доказать в суде, но представляете себе, что будет, если эту историю узнает Анна Ритчи или ее муж, восходящая звезда в политике. Только подумайте, как мистер Райдер сообщает Анне Ритчи: «Ханна Маклиод – ваша дочь, которую ваш отец отнял у вас и продал во французский бордель, когда ей исполнилось тринадцать лет». Золотистая бабочка будет доказательством его правоты для женщины, которая носила вас и у которой тоже есть такая родинка на плече. Ханна, вот в чем ключ ко всей истории. Вы – суть мести Себастьяна Райдера. Думаю, Анне Ритчи, которая хорошо знает своего отца, не потребуется других доказательств, чтобы она поверила в признание вдовы Элберта Моргана. А если поверит она, поверит весь мир.

Мне стало холодно.

– Он погубит ее жизнь и жизнь ее мужа... Мне она безразлична, наверно, так не должно быть, но так есть. Но мне совсем не хочется, чтобы она узнала правду.

Миссис Хескет отвернулась от окна и посмотрела мне прямо в глаза.

– Вы правда не хотите, чтобы она узнала? Вы правда этого не хотите?

– Ну, конечно, миссис Хескет. Никому не будет от этого хорошо – ни мне, ни ей, ни кому бы то ни было еще. Кэтлин Маклиод навсегда останется моей матерью, но Анна Ритчи не сделала мне ничего плохого, и она очень страдала, поэтому не хочу, чтобы ей вновь пришлось страдать. Ради Бога, пусть эта история останется в прошлом... – Я остановилась на полуслове, понимая, что решение буду принимать не я. Прижав руку ко лбу, я постаралась привести свои мысли в порядок. – Если Себастьян Райдер жаждет мести, почему он не рассказал все во время прогулки? Почему он посвятил в подробности только сэра Джона Теннанта?

– Это тот вопрос, который я все время задаю себе, – тихо проговорила миссис Хескет. – И опять могу только догадываться, что Себастьян Райдер слишком долго лелеял свою ненависть и, видно, хочет нанести удар побольнее. Если он все расскажет Анне Ритчи и ее мужу, то, конечно же, у них в семье наступит хаос, но ведь у него совсем другая цель, и к тому же он нанесет, так сказать, только один удар, а ему нужно больше. Наверняка он будет использовать эту тайну, чтобы заставить сэра Джона Теннанта плясать под свою дудку.

Я не совсем поняла, что она хотела сказать.

– Вы имеете в виду бизнес?

– Ну, конечно же, бизнес. Они оба промышленники. Теперь Себастьян Райдер получил возможность втянуть своего врага в какое-нибудь опасное предприятие, заставить его вкладывать деньги во что-нибудь убыточное для себя и выгодное для Себастьяна Райдера и вообще вредить ему. Думаю, он будет медленно и безжалостно уничтожать сэра Джона. А еще он может использовать его влияние на мистера Хью Ритчи. Чиновник в военном министерстве много что может сделать для такого производителя оружия, как мистер Райдер.

– Наверно, мистер Ритчи не захочет пятнать свою репутацию?

Миссис Хескет пожала плечами:

– Наверно. Не знаю. Но, во всяком случае, мистер Райдер слишком умен, чтобы добиваться простой купли министра. Он постарается как можно дольше использовать сэра Джона и его влияние на зятя. В таких делах даже маленькая власть может дать богатые плоды, а я не думаю, что мистер Ритчи в состоянии противостоять своему тестю. Сэр Джон Теннант – страшный человек.

Мало-помалу мне становилось худо оттого, что я оказалась втянутой в такой клубок ненависти и мести. Мне вовсе не хотелось иметь с этим что-нибудь общее, однако, как сказала миссис Хескет, я была сутью этого дела, потому что унаследовала от своей родной матери золотистую бабочку.

– Насколько я понимаю, мистер Райдер может доставить сэру Джону много беспокойства, но не будет же это продолжаться вечно. Чем же все закончится?

Миссис Хескет оперлась на спинку кресла и посмотрела мне в лицо.

– Наверно, мистер Райдер обдумывает сейчас самую достойную месть за своего брата, покончившего самоубийством. Он хочет, чем черт не шутит, чтобы сэр Джон Теннант тоже покончил с собой.

– О Господи, – вздохнула я. – Это ужасно. Пожалуй, я уже должна была бы изучить людей, но, кажется, я их почти совсем не знаю.

– Они оба плохие люди и поэтому всегда будут за пределами нашего понимания.

На камине заиграли часы, и я увидела, что уже четыре. Собрав бумаги, я отдала папку миссис Хескет, потому что ничего больше не хотела читать. Я и так узнала слишком много, гораздо больше, чем хотела бы знать.

– Миссис Хескет, зачем вы это рассказали? Нет, я вам очень благодарна, но ведь это не входило в ваши обязанности.

Она долго не отвечала.

– Ханна, мне уже сорок лет. Я никогда не была замужем, хотя ношу кольцо и называюсь «миссис Хескет», просто потому что это солиднее. До двадцати четырех лет мне пришлось ухаживать за больной матерью, а потом на меня никто уже не смотрел. Вы не представляете, как трудно одинокой девушке начинать свое дело, да еще имея совсем мало денег. Однако я все преодолела. У Бонифейса было агентство, в котором работал он один, но у него совсем нет делового чутья. Я купила его агентство, сделала его компаньоном, и так получилось «Агентство Хескет». Почти пятнадцать лет мы работаем вместе, и уже лет четырнадцать я его любовница. Что-то он делает очень хорошо, в чем-то он глупее младенца, но я все равно люблю его, уж не знаю почему. Наверно, потому что лучше любить его, чем никого. И я все еще надеюсь, что когда-нибудь он сделает мне предложение. Из меня выйдет хорошая преданная жена.

Замолчав, она тряхнула головой, словно отгоняя от себя какую-то мысль.

– Однако я не ответила на ваш вопрос. Вы спросили, почему я решила рассказать вам то, что случайно узнала о вашем рождении и о ваших родителях. Знаете, Ханна, я долго колебалась. Бог его знает, не лучше ли мне было промолчать. Но если бы я промолчала, я бы никогда не избавилась от чувства вины, поскольку вас помимо вашей воли вовлекли в свою войну два безжалостных человека. Уж лучше вам знать. Я в этом сомневалась.

– Да, я вас понимаю. Но ведь я вам чужая, миссис Хескет, и не думаю, что вы должны были мучиться виной. Да и какое все это имеет отношение к тому, что вы только что рассказали о себе и мистере Бонифейсе.

– А... – На ее лице мелькнуло смущение, и она принялась торопливо ставить чашки и блюдца на поднос. – Просто я... я всегда мечтала о дочери, и если бы вышла замуж в двадцать лет, у меня могла бы быть дочь вашего возраста. Ханна, мы виделись с вами всего несколько часов в тот день, когда вы приехали в Англию, но с тех пор я часто думала о вас. Вы мне нравитесь и вызываете у меня уважение. – Она подняла поднос и пристально поглядела на меня. – Если бы у меня была дочь, которая пережила бы столько же, сколько вы, я бы день и ночь молилась, чтобы люди относились к ней по-доброму. Вот почему я сделала то, что сделала.

И она ушла в кухню. Вернулась она через несколько минут прежней миссис Хескет, уверенной в себе и независимой дамой.

– Вы решили ничего не говорить мистеру и миссис Хью Ритчи. А что вы еще решили?

Сначала я не поняла.

– Вы думаете, я могла бы взять с мистера Райдера плату? Сказать ему, что я знаю о его намерении... шантажировать сэра Джона Теннанта?

– Могли бы, дорогая. Но я вам ничего не советую, потому что не знаю, что лучше.

– Мне не нравится сэр Джон Теннант, – сказала я, стараясь не показать неприязни. – Но я не хочу делать ему больно. Я хочу, чтобы все закончилось и я не была картой ни в чьей игре. – Я встала и вдруг почувствовала острое желание остаться одной со своими проблемами. – Я подумаю, миссис Хескет. Ничего не хочу предпринимать в спешке. Могу я вас попросить? Пожалуйста, когда мистер Бонифейс вернется, скажите ему, что вы нашли папку и показали ее мне.

– Ну, конечно, дорогая, – твердо сказала она. – Можете представить, как мне было больно, когда я ее обнаружила. И, поверьте мне, у него больше не будет никаких дел с мистером Райдером. Я не позволю, чтобы мое агентство работало на такого человека.

Я взяла сумку.

– Когда вы будете ругать мистера Бонифейса, не унижайте его. Мужчины этого не переносят. – Я запнулась и посмотрела на миссис Хескет. – О, простите меня, пожалуйста, я лезу не в свои дела.

Она закрыла глаза, а когда вновь открыла их, я увидела, что она плачет.

– Ничего, – попыталась она успокоить меня, хотя голос у нее дрожал. – Я знаю, вы от всего сердца. Да и трудно придумать лучше совет. Мне только очень жаль, что вы такая юная девочка и уже такая мудрая.

Я покачала головой и улыбнулась:

– Не расстраивайтесь. Прошлое умерло и больше не тревожит меня. Можно мне еще раз прийти к вам, миссис Хескет?

– О, приходите обязательно. Я буду очень рада. А сейчас вы очень спешите? Ну, ладно. Позвольте, я подам вам пальто и шляпку. Не все кэбмены останавливаются, когда видят женщин, потому что считают, что женщины мало платят им... ровно столько, сколько они заслуживают, это я вам говорю. Ничего, от меня еще ни один кэбмен не ускользал. Много лет назад я заплатила уличному мальчишке пенни, чтобы он научил меня свистеть.

Она помогла мне одеться, потом отступила на шаг, вложила в рот указательный и большой пальцы и чуть не оглушила меня громким свистом.

– Кэбмены слышат меня за восемьдесят ярдов, – с гордостью проговорила она. – Бедняга Бонифейс так не умеет и ужасно завидует.

Однако миссис Хескет не пришлось воспользоваться своим умением, потому что когда мы вышли на улицу, то сразу увидели свободный кэб. Кучер даже вроде обрадовался нам.

– Свободный кэб не нужен, мадам?

– Отвезете эту девушку на Портленд-плейс, – строго наказала она кучеру. – Дорогу она знает, так что поезжайте ближайшей и не крутите по городу. А если она будет настолько добра, что даст вам чаевые, не вертите носом, словно вам мало. Понятно?

Кэбмен мигнул и ухмыльнулся.

– Как не понять, мэм, – ответил он и бросился вниз, чтобы открыть дверь.

Я попрощалась с миссис Хескет, и едва успела усесться поудобнее, как кэб тронулся с места. Какое-то время я сидела с закрытыми глазами, стараясь ни о чем не думать. Я знала, что стоит мне начать размышлять обо всем, что я узнала, и мне худо придется, поэтому лучше подождать, пока я окажусь в своей комнате. Тогда я не спеша поразмыслю обо всех людях, замешанных в непростую историю, рассказанную мне миссис Хескет, и решу, что мне делать, если мне вообще стоит что-нибудь делать.

Немного погодя я открыла глаза и выглянула в окно, но никак не могла ни на чем сосредоточиться. Тогда я решила припомнить что-нибудь интересное, не имеющее ничего общего с тем, что я только что узнала. И мне немедленно припомнился мистер Эндрю Дойл. Я представила, как он сидит в гостиной на Портленд-плейс и со страстью повествует о несчастных крестьянах своей страны. Он говорил о них в свой последний визит к нам почти так же страстно, как говорил с мистером Ритчи во время прогулки по Темзе, но быстро оборвал себя и извинился за свою невежливость – не дело во время светского визита говорить о серьезных материях.

Когда он ушел, Джейн посмеялась над его идеализмом, но я с ней не согласилась. Мне нравилось, что он такой, и я с нетерпением ждала бы его визитов, если бы Джейн не повторяла все время, будто нюхом чует, что он влюблен в меня. Я ведь понимала, что даже такой бунтарь и романтик, как Эндрю Дойл, не будет всерьез ухаживать за девушкой с моим прошлым. И все же?.. Нет, нет, это невозможно. Вероятно, он взял бы меня в любовницы... Нет. Нехорошо так думать.

Кэб повернул за угол. Я выглянула в окно посмотреть, где мы едем, и похолодела, увидав длинный ряд конюшен. Я открыла верхнее окно и крикнула кучеру:

– Почему мы свернули с дороги?

– Большое движение по Оксфорд-стрит, мисс, – ответил он. – Так будет быстрее.

– Хорошо.

Почти сразу кэб остановился. Я подождала немного, но он не двигался с места. Впереди никого не было и никто не мешал нам ехать дальше. Я уже опять хотела было крикнуть кучеру, но тут справа отворилась дверь, и, прежде чем я успела позвать на помощь, на меня навалился огромный мужчина.

Испугавшись, я начала кричать, но он закрыл мне рот рукой и прижал мою голову к стене. Я была в ужасе и почти бессознательно подняла руку, чтобы вытащить из шляпки булавку, но он успел перехватить мою руку. Другую руку он прижал плечом, и я видела прямо перед собой, буквально в нескольких дюймах, загорелое лицо с густой бородой и низко надвинутым на лоб котелком. Я хотела укусить его, ударить, но все было напрасно.

Он был слишком силен для меня, хотя я боролась, как могла. Я задыхалась от исходившего от него гнилого запаха и чувствовала, что теряю силы. Он немного ослабил хватку, чтобы дать мне глотнуть воздуха, но у меня уже не осталось желания драться. Я попыталась повернуть голову, задержать дыхание, но мое тело мне больше не повиновалось. Все вокруг закружилось, завертелось, быстрее, быстрее, и я провалилась во тьму.

* * *

Прошло много времени, прежде чем я совсем пришла в себя, хотя временами я чувствовала, как меня везут, тащат куда-то, орут на меня. Почему-то я понимала, что не сплю, и, несмотря на свое странное состояние, ужасно боялась, хотя не имела сил ни пошевелиться, ни что-нибудь сказать.

Потом меня принесли в комнату и положили на кровать. Со мной были еще два человека, одна из них – женщина. Она раздела меня и натянула на меня длинную ночную рубашку. Мне подняли голову и что-то поднесли к губам, сказав, что надо это выпить, и я опять провалилась в темноту. Сколько я пробыла без сознания, я не знаю, но мне то ли снилось, то ли это было в самом деле, что меня, завернутую в простыни, прикатили в инвалидном кресле на железнодорожную станцию. Голову мне завязали шалью. Чьи то руки подняли меня, и я оказалась в купе с опущенными шторами. Опять со мной были два человека и опять одна из них – женщина с чем-то белым на голове, по-видимому, сестра милосердия. Вновь меня заставили что-то выпить. У меня не было сил сопротивляться, и вскоре я опять погрузилась в беспамятство.

Не знаю, сколько прошло времени, когда сознание стало постепенно возвращаться ко мне. Я слышала стук колес и звон колокольчиков. Я была в экипаже, и чьи-то сильные руки держали меня, чтобы я не упала. От одежды моего спутника крепко пахло табаком. Тут заговорил женский голос. Мужчина, по-видимому, окликнул кучера, экипаж остановили, и меня опять заставили что-то выпить, но это уж в последний раз.

Мое путешествие подходило к концу.