Тени прошлого

Глава 3

Уже несколько дней Юлия жила в маленькой рыбацкой деревушке, прилепившейся к скалам в морской бухте, как ласточкино гнездо. В деревне было всего две таверны с парой номеров для приезжих наверху. По вечерам перед тавернами собирались местные, чтобы, как встарь, пропустить стаканчик-другой вина и поговорить об улове. Наверху по склону располагалась уютная гостиница Моро, которая издали выглядела как частная вилла, белая летняя резиденция с прохладными террасами в окружении пальм. Здесь все располагало к романтике. Но романтического отдыха не получалось.

Юлия заранее заказала на время отпуска две симпатичные комнаты для себя и для Михаэля. А Михаэля все не было. Юлия изо дня в день ждала известия о его прибытии и все чаще выходила на дорогу, ведущую из Бастии на мыс Капо-Бьянко. Он хотел приехать на машине, и ей казалось, что вот-вот на горизонте появится маленькая черная точка.

Постепенно в ней нарастало беспокойство, хотя, надо признать, с долей раздражения. Не так она себе представляла отдых! Да, здесь был рай на земле, но и раем хорошо наслаждаться вдвоем, одиночество — везде одиночество.

Другие постояльцы — две супружеские четы и компания молодых людей — каждое утро с энтузиазмом отправлялись исследовать дальние и ближние окрестности, горные тропы и живописные долины, а к вечеру возвращались усталые и довольные. Юлия сидела на месте как привязанная и ждала, ждала…

Наконец она не выдержала и позвонила Михаэлю домой. К телефону никто не подошел. На следующее утро она заказала разговор по его служебному номеру. Там ей вежливо сообщили, что господин Ротенберг с понедельника находится в отпуске. Юлия так же вежливо поблагодарила и положила трубку. В ней закипела обида. С понедельника в отпуске… А сегодня уже четверг!

Где он может пропадать? И почему не прислал ни весточки?

Она устроилась с книгой в дышащем жаркими ароматами саду. Но содержание романа ускользало от нее, а строчки расплывались перед глазами.

Может быть, он не сумел вовремя зарезервировать место на судне? Ведь паромы, перевозящие автомобилистов с их машинами, ходят не каждый день. А может быть, задержался в Генуе, откуда собирался отплыть. В конце концов, Генуя — портовый город, и, как во всех портовых городах мира, там тьма развлечений и соблазнов!

Юлия почувствовала укол ревности. Он там веселится, а она… И драгоценные минуты отпуска неумолимо истаивают!

— Мадемуазель Фендер! Для вас почта! — Излучающий радость кельнер протянул ей конверт, как будто он сам с нетерпением ждал этого письма.

Юлии передалась его радость, и она облегченно вздохнула. Наконец-то! Сейчас все разъяснится, станет понятным, почему Михаэль так задержался. А может оказаться, что письмо просто опоздало и сам он уже на острове, колесит по дорогам на встречу ей!

Она вскрыла конверт, и ее радость улетучилась как дым. Она прочитала первые строки и не поверила своим глазам.

Юлия окаменела. Какая бесстыдная ложь! Она ожидала всего, но не такого!

У Юлии потемнело в глазах. Боль, какая боль! «Ради одного дня…» А она бросала все и неслась к любимому, как только была нужна ему!

Юлия выпустила письмо и уронила голову на руки. Она не могла даже плакать, хоть глаза были полны слез. Женская интуиция подсказывала ей, что за всем этим стоит другая женщина. Нет, не может быть! Михаэль так слаб и нерешителен, хотя производит впечатление сильного мужчины. Когда они познакомились полтора года назад, ей пришлось столкнуться с такими его комплексами!

«Сабина!» — осенило Юлию.

Сабина была его бывшей женой. За полгода до встречи с Юлией они развелись, но по-прежнему встречались «ради дочки». Пятилетнюю Клаудию Михаэль просто обожал, и Юлии казалось вполне естественным, что он не порывает отношения с матерью своего ребенка. К любви это не имело никакого касательства, а значит, не было и повода для ревности. Михаэль утверждал, что после неудачного брака он жаждет снова жениться, но только на женщине, абсолютно не похожей на Сабину. Не капризной и ветреной эгоистке, а умной и верной, глубокой натуре. Такой, как Юлия. И Юлию наполняло счастье. Она вся отдавалась любимому мужчине в надежде, что скоро они будут навсегда вместе.

А теперь у нее под ногами лежало доказательство ее собственной глупости. Михаэль просто не мог быть один. Как-то по возвращении из командировки у Юлии зародилось подозрение, что он снова встречается со своей бывшей женой. Но Михаэль тогда возмущенно оспорил ее инсинуации. И она ему поверила. Даже почувствовала себя виноватой! Теперь ей все предстало в ясном неприглядном свете. Михаэль никогда не любил ее. Она была для него временным пристанищем, убежищем от одиночества. А Сабина представляла собой тот сорт женщин, которых мужчина начинает интересовать, когда он для нее уже окончательно потерян.

Юлия решительно поднялась со скамейки.

На берегу она бросилась на горячий песок и подставила свое тело, еще в каплях морской воды, солнцу. Солнце окутывало и ласкало ее своими лучами. Это помогало. Она наслаждалась звенящей тишиной, только изредка нарушаемой протяжным «йа-а-а, йа-а-а» да щебетом ласточек в кроне эвкалипта. О скалы монотонно плескались волны, и из открытого моря слабо доносился гудок белого парохода.

Когда на колокольне деревенской церквушки ударили в колокола, Юлия лениво подумала, что сейчас двенадцать и из Бастии к самой северной оконечности мыса по извилистой дороге грохочет старенький омнибус, который совершает один рейс в день.

Только она представить себе не могла, что сегодня на короткой остановке у почты из него выскочит маленький босоногий мальчишка и взволнованно бросится рыскать по побережью…

Она испуганно вскочила, еще не стряхнув с себя наползавшую дрему, когда эту тишину и покой прорезал звонкий победный клич:

— Мадемуазель! Мадемуазель! Юлия! Юлия! Я нашел вас!

Мальчишка бежал к ней со всех ног, черные локоны развевались, лицо раскраснелось. У Юлии захолонуло сердце. Она бросилась ему навстречу, подхватила на руки и крепко прижала к груди:

— Даниель! Откуда ты здесь?!

Он радостно смеялся, вытряхивая обеими ладошками песок из ее волос. Его глаза могли бы сейчас поспорить с бездонностью лазурного неба и изумрудного моря. Юлия почувствовала, как ее заливает волна бесконечного счастья.

— С автобуса! — Его дыхание все еще прерывалось. — Сегодня его вел Андре, мой знакомый, и он взял меня с собой бесплатно!

— Здорово, Даниель! Я так рада! Но как ты меня нашел? — Она спустила мальчика с рук.

— Ох, это было совсем не просто! Я здесь все облазил. А вы правда мне рады? — Он глубоко заглянул ей в глаза. — Сначала мама не хотела меня отпускать — я не должен быть вам в тягость. Но я все просил и просил. И она сдалась. Но если что не так, вы скажите, и я тотчас уйду.

У Юлии встал ком в горле. Она не сразу могла ответить, просто притянула мальчишку к себе и обняла за хрупкие плечики. Он доверчиво уткнулся ей в живот.

— Ну что ты такое говоришь, Даниель! — наконец справилась с собой Юлия. — Мы же друзья.

— Да, — подняв голову, счастливо заулыбался Даниель. — И я вас очень люблю!

На границе сознания у Юлии промелькнула мысль: «Значит, со мной еще не все кончено, если Господь посылает мне такую награду и не дает погрузиться в отчаяние».

Они уселись на одеяло, и Даниель, оживленно жестикулируя, поведал ей обо всех событиях прошедших дней. Он щебетал не умолкая, как ласточка, и этот щебет был Юлии бальзам на душу. Она слушала и думала о том, как пестра и разнообразна жизнь ребенка, словно карусель на празднике. Каждый день приносит что-то новое, и он не раздумывая бросается в приключения с головой. Откуда тогда берутся эти скучные рассудочные взрослые?

Потом они вместе купались. В трусиках Даниель выглядел еще более худющим и беззащитным. Зато он плавал и нырял как рыба. Он достал для Юлии кучу восхитительных раковин и разноцветных камешков. А еще, к ее веселому ужасу, морских ежей и медуз, от которых она с визгом шарахалась, а Даниель носился за ней по берегу и дразнил.

Наконец они утомились от игр и проголодались. Даниель развернул бутерброд с кусочком рыбы, который мама дала ему в дорогу, а Юлия добавила свой паек, который она получала в гостинице, если не собиралась приходить на обед. Они пировали. Подобрав последнюю крошечку, Даниель свернулся возле Юлии калачиком, как сытый и довольный котенок. Из-под лапки, прикрывающей от яркого солнца глаза, он украдкой наблюдал, как она, обхватив руками колени, смотрит в море.

— Сегодня вы грустнее, Юлия, чем на прошлой неделе, — тихо сказал Даниель. — Почему вам больше не весело?

Юлия вздрогнула. Невероятно, насколько тонким чутьем обладал этот малыш! Но что она могла ему объяснить? Она повернулась к нему и сказала:

— Я думаю о том, что тебе надо немножко соснуть.

Он отчаянно замотал головой:

— Нет! Я не усну! И потом, когда засыпаешь, то больше не видишь, как хорошо вокруг.

Первым порывом Юлии было расцеловать этого юного философа в его серьезные глаза и скорбно сжатый рот, но она только потрепала его по непослушной шевелюре.

— И кроме того, — продолжал Даниель, — помните, я хотел вам кое-что показать, а мама не пустила нас в мою комнату? А это я прячу под матрасом… Я всегда сам заправляю свою постель!

— Не томи уже, Даниель! — Юлия сказала это с наигранной веселостью, хотя какое-то шестое чувство подсказывало ей, что все здесь очень серьезно.

Даниель открыл свой парусиновый рюкзачок. Оттуда он извлек крайне необходимые вещи: моток бечевки, складной нож и другие мальчишеские сокровища; веревочную куклу, которую, наверное, плел для малышки Терезы во время долгого путешествия. И с самого дна достал неумело, но бережно многослойно завернутый и многократно перевязанный пакет. Юлии захотелось усмехнуться, но губы не сложились в ироничную ухмылку.

— Я хорошо это упаковал, — пояснил Даниель с серьезной миной, — чтобы ничего не пропало и не испортилось. Мама сказала, что это моя самая главная драгоценность.

Разворачивая последний лист пергаментной бумаги, Даниель принял торжественный вид. Он вынул серебряный медальон и передал его Юлии. Она осторожно щелкнула замочком. Перед ней открылось лицо молодого мужчины, узкое, благородно очерченное, с тонкими чертами. Мягкий чувственный рот, гладко зачесанные темно-русые волосы.

— Это мой настоящий папа, — тихо сказал Даниель.

Юлия только кивнула. Возможно, было бы и трудно найти сходство с этим тощим десятилеткой с копной курчавых спутанных волос, должно быть, унаследованных от матери. Если бы не характерная посадка и форма головы, не широко поставленные пронзительные голубые глаза, открыто и доверчиво смотрящие на мир. Если бы не тонкие, заостренные черты лица.

— Выньте и посмотрите!

Юлия повиновалась. «Моей единственной Дезире с любовью. Фил», — прочитала она на обороте. И дата. Чуть больше одиннадцати лет назад… Юлия снова перевернула портрет и вгляделась в лицо. Нет, полицейский в нем не проглядывал. Это было лицо художника или поэта. Она аккуратно вставила фотографию назад.

— И вот еще… — Даниель протянул ей чуть пожелтевший листок, потрепанный на сгибах. — Это написал мой папа моей маме.

Юлия мгновение поколебалась. Воспитание не позволяло ей читать чужие письма. Но здесь был совсем другой случай! Ее сердце тревожно забилось, когда в правом верхнем углу она прочитала: «Филипп фон Равентли» — и все. Никаких титулов. Но поверху стоял великокняжеский герб. Дату невозможно было разобрать, казалось, ее размыли капли воды. «Слезы!» — мелькнуло в голове. Юлия прочитала: «Хольстенбах». Это же главная резиденция князей Равентли! И далее всего несколько строк:

Даниель напряженно следил за ней во время чтения, и когда Юлия закончила, его вопрошающие глаза смотрели ей прямо в душу.

— Даниель, — хриплым голосом спросила Юлия, — скажи мне правду, но только правду. Это письмо тебе действительно дала мать? Ты не нашел его где-нибудь?

Мальчик с недетским пониманием, хотя и с горечью в глазах, выдержал ее взгляд. И, будто чувствуя все обуревающие Юлию сомнения, не опуская глаз, твердо и важно произнес:

— Клянусь, что я получил это от моей мамы перед тем как… — он сглотнул, — перед ее смертью. — Затем его голос зазвучал мягче. — Я пообещал ей, что никогда не выпущу эти вещи из рук и не спущу с них глаз. Потому что они мне будут нужны потом, позже, когда я приеду к своей бабушке, принцессе. А я обязательно к ней приеду, Юлия! — не выдержав напряжения момента, крикнул малыш. — Я уже коплю деньги! — Он сник и трепетно заглянул ей в глаза. — А правда, мама и папа друг друга очень любили?

— Да, — выдавила из себя Юлия.

Перед ее взором стояло другое письмо, полученное сегодня утром. Она больше не могла сдерживаться и, упав на одеяло, зашлась в горьких рыданиях. Даниель поднял ее голову, прижал к своей исхудавшей грудке и ласково и бережно, как настоящий мужчина, начал гладить ее по волосам.