Тест на измену

Глава 17. Жесткий начальник

Я голову сломала, гадая, почему Рома передумал мне изменять и потерял интерес к Вере. Может, узнал меня по фотографиям? Или в конце концов распознал обивку нашего дивана?

Нет и нет. На мой маникюр и педикюр Рома перестал обращать внимания еще лет шесть назад. Помню, я тогда обижалась. Могла спрятать ладони под стол и спросить: «Какого цвета у меня ногти?». Рома сразу напрягался, терялся, пытался быстро вспомнить. Естественно, у него не получалось, и он называл самый распространённый цвет — красный. А я специально красила ногти каким угодно цветом, но только не красным.

Со временем я перестала на это обижаться. Просто приняла, что Рома не обращает внимания на такие вещи, как маникюр, педикюр, стрижка, коррекция бровей. Так что муж вполне мог не распознать и мою грудь. Тем более что я прикрыла ее рукой. А диван у нас просто серый. Мало ли серых диванов.

Вот только неприятное гнетущее чувство никуда не делось, несмотря вроде бы на хорошую новость о том, что Рома меня любит и не хочет изменять. Всю ночь меня что-то гложит, съедает, не дает покоя. Я смотрю на Рому и понимаю, что моя жизнь больше не будет прежней. У меня было точно такое же чувство, когда я с ним познакомилась. Тогда я расстроила свадьбу с Пашей, разругалась с родителями и практически ушла из дома. Теперь я испытываю то же самое.

Понедельник не задается с самого утра, когда у лифта на первом этаже компании я сталкиваюсь с Пашей. И вроде бы ничего страшного, но встреча с бывшим — как соль на рану.

— Привет, Арина, — здоровается первый.

— Здравствуйте, Павел Александрович.

Меня до ужаса бесит обращаться к нему по имени-отчеству и на «вы». Меня раздражают его спокойствие, холодность, безразличие. Я помню Пашу другим: добрым, открытым, улыбчивым. Теперь же он как пуленепробиваемая броня. По его физиономии не прочитать эмоций. Даже глаза не выдают никаких чувств, а ведь они — зеркало души.

Как назло, больше никто не заходит с нами в лифт. Я тянусь нажать кнопку своего пятого этажа. Одновременно это делает и Паша. Наши пальцы встречаются. Меня словно электрическим разрядом прошибает. Резко одергиваю руку, прячу ладонь за спину. Кончики пальцев горят огнём. На сотую долю секунды лицо Паши выражает замешательство, но затем снова становится непроницаемым.

Вот зачем он полез нажимать мне мой пятый этаж? Из вежливости? А вдруг я не на свой этаж еду, а на другой по каким-нибудь делам?

Это был наш первый тактильный контакт с момента расставания, вдруг всплывает мысль в голове. А последний — семь лет назад за два дня до рок-концерта, на котором я познакомилась с Ромой. Мы с Пашей провели ночь вдвоём у него дома. Утром я уходила, и мы минут пять целовались в прихожей. Не могли оторваться друг от друга. Как будто чувствовали, что это будет наш последний поцелуй.

— Ты еще не ушла, а я уже соскучился, — промурлыкал мне на ухо.

Я хоть и не могла сказать Паше то же самое, поскольку редко по нему скучала, но вот такая его любовь и забота были мне очень приятны. Так что я счастливо заулыбалась.

В день концерта, на который мы должны были пойти с Пашей вдвоём, у него поднялась температура. Паша стал настаивать, чтобы я все равно сходила, ведь это моя любимая группа. Я не хотела идти без своего жениха, а он меня уговорил. Я пошла на концерт одна и встретила там Рому, с которым вспыхнули любовь и страсть с первого взгляда.

Паша болел неделю, мы это время не виделись. Зато я виделась с Ромой. Ну а когда Паша выздоровел, я сразу поехала к нему и честно призналась, что полюбила другого.

— Спасибо, — благодарю Павла Александровича за то, что нажал кнопку моего пятого этажа. Сам он сидит на восьмом.

Ничего не отвечает. Смотрит ровно перед собой на металлические двери. А я, наоборот, опускаю глаза в пол. В металлических дверцах лифта видно наше отражение. Мне немного странно глядеть на нас рядом стоящих. Ну и еще мне до ужаса неловко из-за свадебного платья. Остается только надеяться, что Паша не узнал его по подолу. Семь лет прошло, да и не помнят мужчины такие мелочи, как женские наряды. Рома вон мой педикюр запомнить не может, а я каждый день перед ним босиком хожу. Так что вряд ли Паша помнит то платье.

Как только лифт открывается на пятом этаже, я пулей вылетаю. Эти несчастные секунды, на протяжении которых железная кабинка плелась вверх, показались мне целой вечностью.

Я наивно полагаю, что больше не пересекусь с Пашей, но обстоятельства вынуждают меня идти к Севастьянову в этот же день. Еще одна газета изъявила желание взять у него интервью.

— Можно зайти к Павлу Александровичу? — спрашиваю секретаршу в его приемной.

— Да, он сейчас не занят.

Стиснув челюсти, стучу в дверь.

— Войдите, — раздается его громкий голос.

Паша не ожидал увидеть меня. На мгновение в его глазах сверкает удивление.

— Что-то случилось? — спрашивает, когда я подхожу к его столу и сажусь на свободный стул напротив. Видимо, он ждет меня в своем кабинете только в самых экстренных случаях.

— Ничего плохого. Еще одна газета хочет взять у вас интервью, Павел Александрович. Я думаю, в данный момент она нам подходит больше первой.

— Какая вторая газета?

— «Новости».

Брезгливо морщится.

— Она желтая. Арина, ты сама должна фильтровать такие вещи, не дергая меня.

Это даже не намёк на мою некомпетентность, а обвинение прямым текстом. Меня это задевает.

— Да, желтовата. Но у нее тираж пять миллионов, аудитория сайта пятнадцать миллионов. А у газеты «Вести», которую вы читаете и которой хотите дать интервью, тираж всего двести тысяч, а аудитория сайта только три миллиона.

— Зато это уважаемая деловая газета, которую читают все наши конкуренты.

— А газету «Новости» читают обычные люди, обыватели. И именно они покупают квартиры в новостройках. Вы, Павел Александрович, интервью с какой целью хотите дать: чтобы покрасоваться перед конкурентами или чтобы привлечь к нашим новостройкам новых покупателей?

Мой вопрос озадачил Пашу. Уже не смотрит на меня снисходительно, как на некомпетентную дурочку. Задумался.

— Просто нам надо определиться, с кем мы хотим разговаривать, — продолжаю, пока он молчит. — Если мы хотим говорить с крупными бизнесменами, чиновниками и олигархами, тогда надо давать интервью газете «Вести», которую вы читаете и уважаете. А если мы хотим говорить с обычными людьми, с потенциальными покупателями наших квартир, то тогда надо давать интервью газете «Новости».

— А обеим этим газетам нельзя дать интервью? В разное время, естественно.

— Нет, к сожалению. Это неэтично, журналисты обидятся, а мы только начали выстраивать с ними доверительную работу. Ну либо придется делать совсем большой перерыв между двумя интервью.

— Насколько большой перерыв?

— Пара месяцев.

— Хорошо, давай так. Сначала интервью газете «Новости» для наших потенциальных клиентов, а через два месяца газете «Вести» для наших конкурентов. Как раз, надеюсь, за два месяца будет чем перед ними похвастаться.

Мои аргументы возымели эффект! Паша прислушался. Даже не пытаюсь скрыть довольную улыбку. А в том, что Паша уже через пару месяцев сможет утереть конкурентам нос, я даже не сомневаюсь. Он устроил глобальную чистку в компании, уволил всех предыдущих заместителей гендиректора и почти всех руководителей департаментов. Мой испытательный срок в два месяца — это счастье, потому что абсолютному большинству сотрудников повезло гораздо меньше, чем мне.

Раньше я и подумать не могла, что Паша может быть настолько жестким начальником. Его интересует только бизнес и ничего кроме бизнеса. Хорошо работаешь — молодец. Плохо работаешь — пошел вон. Вот его кадровая политика. Никакой жалости, никакого сочувствия. «Мы не социальная организация, а частная компания, ориентированная на получение прибыли. А вы генерировать прибыль неспособны» — так он, по слухам, сказал перед увольнением пятерым своим заместителям, которые достались ему в наследство от предыдущего гендира.

И то, что Паша сейчас глядит на меня с малюсенькой долей похвалы в глазах, — это, пожалуй, один из лучших комплиментов в моей жизни. И вдруг появляется желание работать еще больше и еще лучше, чтобы продемонстрировать Паше, на что я способна, чтобы он был мною доволен. Я могу повысить узнаваемость бренда нашей компании среди потенциальных клиентов, я могу добиться первого места в индексе цитируемости в СМИ, я могу… Да я столько всего могу, если Паша не будет мне запрещать, как предыдущий гендир!

— Спасибо, Арина, — говорит мягко и по-доброму. И совсем чуть-чуть уголками губ улыбается.

— Тогда журналисту газеты «Вести» я говорю, что переносим интервью на два месяца, а журналиста газеты «Новости» прошу прислать вопросы в ближайшее время.

— Да.

Паша пробегается по мне глазами. Кожа мигом начинает гореть, как будто руками трогает. Взгляд останавливается на моем безымянном пальце, на котором сверкает золотое обручальное кольцо. Его едва заметная улыбка меркнет, лицо снова становится строгим и серьезным.

— Можешь идти, — холодно чеканит, возвращаясь к документам, которые читал до моего прихода.

Легкость и доброжелательность между нами улетучились. Одновременно у меня на душе вырос тяжёлый груз вины перед Пашей.

Молча встаю и покидаю его кабинет. Я знаю, что Севастьянов даже не смотрит мне в спину. В приемной останавливаюсь возле его секретарши, раздумывая, задать ли вопрос. Она отрывает взор от компьютера и переводит на меня. Ладно, спрошу.

— Павел Александрович едет на открытие ЖК в Ростовской области?

— Да, едет.

Понятно. Значит, у нас будет совместная командировка. Как я и предполагала.