Проходит один день, второй, третий. Паша не вызывает меня на разговор, сама я тоже не проявляю инициативу. На работе мы видимся на совещаниях. Там Паша безразлично мажет по мне взглядом, не выделяя среди других сотрудников. Его равнодушие убивает меня. Я томлюсь в неизвестности и недосказанности. Без преувеличения моя жизнь зависит только от Паши. Кажется, я умру, если он меня отвергнет.
Больше я не сомневаюсь в своих чувствах. Я люблю Пашу.
Эта любовь всегда была со мной, но имела разные формы. В детстве я любила Пашу как друга, потом как своего парня, а после расставания просто как человека, который подарил мне счастливую юность. С Пашей не было дикой страсти и бешенных эмоций. С Пашей было тихое счастье, уверенность в завтрашнем дне и возможность понимать друг друга без слов. С Пашей было, о чем помолчать.
Это наивысшая степень любви и доверия — когда не нужны слова. И именно это у меня было с Пашей.
Рома появился в моей жизни яркой вспышкой. Он ослепил собой все, что у меня имелось. С Ромой тоже была любовь, но другая. Взрывная, сносящая все на своем пути. Была дикая сумасшедшая страсть, было безумие, сумасшествие. Я не жалею о семи годах с Ромой. Они нужны были, чтобы я поняла и осознала свою истинную любовь. Только жаль, что такой ценой.
Через неделю равнодушного молчания Паша наконец-то вызывает меня к себе. По дороге в его кабинет я успеваю накрутить себя настолько, что, когда захожу, чуть ли не падаю в обморок. По телу проступила испарина, ноги задеревенели. Каждый шаг даётся с мучительной тяжестью.
— Вызывали, Павел Александрович? — спрашиваю, открыв дверь.
— Да, заходи.
Мне остался последний рывок. Дойти от прохода до стула возле его стола. Это сложно, учитывая, что к деревянным ногам добавилась ватная голова. Когда я наконец-то плюхаюсь на место, из груди вырывается тяжёлый вздох. Он не остается незамеченным, но Паша и глазом не ведет.
— У меня не получится принять участие в телешоу, — произносит сухим тоном, а мне кажется, что я не так расслышала.
— Что?
— Говорю, не смогу принять участие в телешоу, — повторяет чуть громче. — В это время я встречаюсь с министром строительства. Я давно добивался встречи с ним, не могу пропустить. Так что надо отказать телепередаче.
Он вызвал меня, чтобы поговорить о работе? Не о нас?
— Х-хорошо, я свяжусь с продюсерами программы.
— Вопросы журнала я посмотрел, можно дать им интервью, только пока не знаю, когда. Слишком плотный график на ближайшие две недели.
— Они готовы ждать.
— Тогда хорошо. Будь на связи с моим секретарем, как только появится окно в расписании, поставь туда интервью.
— Будет сделано.
Возникает тишина, прерываемая только моим тяжелым дыханием и барабанящими по окну каплями дождя. Паша переводит взгляд с моего лица на бумаги на столе. Но не читает их. Просто смотрит немигающими глазами.
— Это все, Павел Александрович?
— Нет, не все, — произносит совсем другим тоном. Мягче.
Паша снова смотрит на меня, и от его взора душу пробирает. Я понимаю: вот он этот момент. Моя судьба решится сейчас.
— Что касается нас с тобой, Арина… — на секунду замолкает, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. — Думаю, это не очень хорошая идея.
Чувствую, как от лица отливает кровь, в ушах начинает звенеть. Я слегка пошатываюсь на стуле. Хватаюсь крепко за подлокотник, чтобы не потерять равновесие.
— Отомстил мне? — еле слышно выдыхаю горькую догадку.
— Нет, я тебе не мстил. Ты же хорошо меня знаешь, я не мстительный человек.
Все, я больше не хочу терпеть это унижение. Сейчас он скажет, что я хорошая девушка и обязательно кого-нибудь встречу.
— Я тебя поняла, — тихо бормочу под нос. — Пока.
Поднимаюсь со стула и разворачиваюсь к выходу. Я умею ходить и даже бегать на каблуках, но сейчас спотыкаюсь на шпильках и чуть не падаю. Успеваю вовремя ухватиться за край Пашиного стола.
— Осторожно, — подскакивает с места и берет меня под локоть.
Его прикосновение обжигает словно кипяток. Выдергиваю руку и чувствую, как она полыхает огнём.
— Арин, подожди. Я объясню.
— Не надо ничего объяснять, все и так понятно. Ты использовал меня, вот и все.
— Я не использовал тебя.
— Да? — резко вскидываю на него взгляд. — Тогда зачем отвечал на мои поцелуи? Зачем раздевал меня?
— Я хотел проверить, остались ли еще к тебе чувства.
Что? Не могу поверить, что это происходит со мной, что Паша в самом деле произносит такие слова. Да еще так равнодушно и цинично.
— И как? Проверил?
— Проверил.
— И конечно же, не остались.
— Наоборот, остались. Это так странно, Арина. Столько лет прошло.
Стою как вкопанная. Я не ослышалась? Паша сказал, что испытывает ко мне чувства?
— Тогда я ничего не понимаю. Чувства остались, но ты не хочешь отношений со мной?
— Да, именно так.
Какой-то оксюморон. Даже не знаю, как мне сейчас реагировать: радоваться от того, что Паша признаётся мне в чувствах, или плакать от того, что не хочет со мной быть.
— Почему?
— Потому что я не хочу любить тебя, Арина.
Я недоуменно хлопаю ресницами, не находясь, что ответить. Все, что говорит Паша, — нелогично.
— Я не могу приказать своему сердцу разлюбить тебя, — продолжает: — но я могу контролировать свои действия. Я могу просто не быть с тобой, хоть и люблю до сих пор.
Сознание затуманено, все, что говорит Паша, доходит до мозга очень медленно.
— Но почему? Если ты любишь… И я люблю… — тихо бормочу. — Ты не простил меня, да?
— Я простил тебя. Правда простил.
— Тогда что…? Почему…?
— Ты отрава, Арина, — глухо произносит и снова касается моей руки, ведет по ней ладонью вверх. Доходит до плеча и перемещается оттуда в волосы, запускает в них пальцы. — Ты все во мне отравляешь, разъедаешь, убиваешь. Все то доброе, что во мне было. Ты оставляешь после себя выжженное поле. Ты — лучшее и одновременно худшее, что было в моей жизни. Я не хочу тебя любить.
Я стою, словно громом пораженная. Никто никогда не говорил мне ничего подобного. Впервые с момента нашей встречи в «Стройкапитале» я вижу Пашу без маски безразличия. Его лицо искажено гримасой боли, душа истерзана. И все это с ним сотворила я, с грустью понимаю. Вот в кого я превратила хорошего, доброго, веселого парня Пашу из моего прошлого.
— Как же я мечтаю не любить тебя… — говорит как будто бы не мне, а самому себе.
— Так не люби, — шепчу.
— Я верю, что однажды этот день настанет.
— А если нет? — хмыкаю.
Мне больно не меньше, чем ему. Я ведь тоже люблю Пашу. И сказала ему сейчас об этом.
— Ничего. Я привык так жить.
— Мы могли бы попробовать сначала, дать нам второй шанс. Я осознаю, как поступила с тобой и не снимаю с себя вины. Я раскаиваюсь в своей ошибке. Ты нужен мне, Паша. Вот она я, стою перед тобой, и говорю, что люблю тебя! Люблю, Паша! Люблю тебя! — последние слова вылетают вперемешку с громким плачем. Я закрываю ладонью рот, чтобы подавить всхлип.
Он качает головой.
— Я не хочу быть с тобой, я не хочу любить тебя. Лучше смерть. Хотя… Я и так давно умер.
Паша проводит пальцами по моему лицу, стирая слезинки.
— Уходи.
Одно слово звучит, как приговор. Я понимаю: вот она окончательная точка. Дальше только разруха. Да, надо уходить… Бежать, как можно быстрее.