Тетрадь в косую линейку

Глава 17

***

Под утро, как и предрекал босс, мне стало плохо. Я несколько раз вставала, пила минералку, ходила умываться, потом ложилась вновь.

Когда проснулась уже окончательно, то посмотрела на телефон: два часа дня. Надо вставать. Голова была как чугунная. Хотелось выпить кофе, но звонить боссу не хотелось.

Я неспешно умылась, затем оделась, стараясь при этом как можно меньше двигать головой, ибо любое движение отзывалось в ней неприятными ощущениями. После чего вышла на крыльцо гостевого дома и, облокотившись о перила, замерла. День был вновь ясным и солнечным. Я даже жмурилась немного от обилия солнечного света.

На близлежащей территории никого видно не было, а потом вдалеке открылись ворота, и на парковку въехал темно-синий кроссовер. Из задних дверей выскочили знакомые мне мальчишки, а потом с водительского места вышла пожилая, но очень спортивного вида женщина.

Мальчишки наперегонки побежали сначала к дому, потом один догнав другого, резко метнулся вбок, тот тут же помчался за ним, и началось что-то типа игры в салочки или догонялки, и от дома они стали отдаляться. Женщина, видимо их гувернантка, не делая им никаких замечаний, стала доставать из машины какие-то вещи.

Мальчишки тем временем заметили меня и с радостными воплями: «О, тётя Алина снова приехала!» устремились ко мне.

Я нацепила на лицо вымученную улыбку и проговорила:

– Здравствуйте, мальчики. Рада вас видеть.

– Здравствуйте, тётя Алина! – хором заорали они, подбежав к крыльцу, где я стояла. – А Вы к нам надолго? А на обед останетесь? Вы с нами обедать будете? А мы сегодня норматив по плаванию сдали! Евгения Михайловна сказала, что закажет торт по этому поводу. Вы будете с нами есть торт? Мы «Наполеон» попросили. Вы любите «Наполеон»?

– «Наполеон»? – растерянно переспросила я, судорожно ища способ как-то срочно сбежать от них подальше.

– Да! «Наполеон»! Евгения Михайловна нашла пекарню, где пекут их очень-очень вкусно. Вы обязательно должны попробовать. Вам обязательно понравится, – наперебой начали пояснять мне они.

В это время сзади к ним подошла гувернантка, держа в руках два достаточно больших рюкзака и, обезличенно поздоровавшись со мной, поинтересовалась у мальчиков, что они делают.

– Мы приглашаем тётю Алину на «Наполеон». Мы хотим с ней отметить сдачу норматива. Она должна попробовать этот вкуснющий торт. Он честно вкусный, тёть Алин! Соглашайтесь! Вы ведь любите вкусные торты?

– А вы узнали у папы, он не будет против такого приглашения? – задала вопрос гувернантка, и вся прыть с мальчиков моментально слетела.

Они озадаченно замерли, потом один из них повернулся к ней:

– Евгения Михайловна, а Вы бы не могли позвонить ему и спросить?

– Я могу попробовать, но не факт, что у него есть возможность мне ответить, – проговорила она, после чего поставила рюкзаки на дорожку и достала телефон.

– Виктор Владимирович, – через секунду проговорила она в динамик, – тут мальчики хотят пригласить к столу и угостить заказанным мною для них «Наполеоном» некую тётю Алину. Вы не будете возражать?

– Сейчас подойду и разберусь, – тут же прозвучал громкий резкий ответ, и босс отключился.

Гувернантка проговорила:

– Вы всё слышали, мальчики, – после чего, убрав телефон, подняла рюкзаки и замерла в выжидательной позе.

Босс практически в то же мгновение показался в дверях главного дома и быстрым шагом направился к нам.

Подойдя ближе, громко проговорил, обращаясь ко мне:

– Извините, Алина Викторовна, похоже, мои пацаны помешали Вам отдыхать. Сейчас я их заберу, – потом, обернувшись к ним, начал их недовольно отчитывать: – Ну сколько можно меня позорить? И кстати, это что за безобразие, что ваши рюкзаки женщина носит? Чтоб я больше такого никогда не видел! А ну быстро забрали их у Евгении Михайловны и домой!

– Они не сделали ничего дурного, Виктор Владимирович, не сердитесь на них, пожалуйста, – постаралась я вступиться за мальчишек, пристыжено забирающих свои вещи из рук гувернантки.

– Заставить женщину носить их вещи, это ничего дурного, полагаете Вы? – озадаченно проговорил босс.

– Они не подумали о своих вещах, они забыли о них, поскольку вначале играли, а потом увидели меня, они дети. Не надо на них сердиться.

– В следующий раз о них подумают, и не такие они уж и дети, в войну в этом возрасте у станков стояли, – жёстко ответил босс и повернулся к сыновьям: – Мне повторить надо?

– Нет, пап, извини, – проговорили мальчики и под присмотром гувернантки отправились к дому.

– Жёстко Вы с ними, босс, – как только они скрылись из вида, проговорила я.

– Всё ещё злишься на меня?

– Нет.

– Тогда откуда «Вы»?

– От верблюда. Голова болит, вот откуда.

– Пить надо меньше и не будет болеть. Таблеточку хочешь от головной боли?

– Кофе хочу.

– Пошли, напою, – он сделал приглашающий жест в сторону главного дома.

– Можешь здесь меня напоить?

– Легко. Ты в одиночестве его пить предпочтешь или моё присутствие допустимо?

– Могу и в твоём присутствии выпить.

– Тогда предлагаю тебе десять минуточек погулять. За домом фонтан работает, можешь посмотреть. А я тут пока всё организую. Лады?

– Хорошо. Пойду пройдусь к фонтану.

Я спустилась с крыльца и прогулочным шагом отправилась обследовать окружающее пространство.

За домом оказался красивый цветник, и круглый фонтан со множеством разноуровневых струй и замысловатой фигурной композицией в виде дерева и русалки. Чуть дальше был большой крытый бассейн с прозрачными раздвижными дверями по периметру. А ещё дальше спортивная площадка со всякими лесенками, турниками, кольцами и парочкой высоких качелей. Видимо, чтобы мальчики могли качаться одновременно.

Именно качели меня заинтересовали. В детстве я обожала качаться на качелях. Вот именно таких как здесь: высоких, без спинки, всего лишь с сиденьем и без каких либо ограничителей, чтобы в принципе даже «солнце» вокруг оси прокрутить можно было.

Хотя я любила качаться очень высоко, вот именно «солнце» или полный оборот я сделать никогда не осмеливалась, и с завистью смотрела на мальчишек во дворе, которые, не боясь, его крутили, некоторые даже по несколько раз подряд. Это был особый шик. Так раскачаться, чтобы несколько раз перевернуться.

Качели здесь были подвешены столь высоко, что, если бы я решила на них сесть, то пришлось бы немного подтянуться на руках. В моём состоянии это было мне явно не по силам. И я с сожалением отошла от качелей и пошла вдоль заборчика. Там сбоку от площадки был забор из сетки и вдоль него высокие кусты.

Неожиданно я увидела бегущую прямо на меня огромную собаку. Размером с телёнка, наверное.

От страха я присела на корточки, прижала руки к вискам и завизжала так, что собака от неожиданности остановилась, в недоумении уставилась на меня, а потом и вовсе села. А я продолжала визжать.

На мой визг сбежалась целая куча народа, и все в растерянности замерли, не понимая, что произошло и что надо делать.

Наконец прибежал босс, рявкнул:

– Какой идиот выпустил Джесси?! Запер ведь её! Лично запер! Уведите её в вольер! Немедленно уведите!

Потом присел передо мной на корточки так, чтобы собаку я больше не видела и осторожно сжал мои руки, отводя их от висков и повторяя:

– Всё! Всё! Её увели. Она ушла. Успокойся, пожалуйста, – потом, повернув голову, рявкнул: – Здесь не цирк!

После чего вновь развернулся ко мне и вкрадчивым голосом продолжил увещевать, что уже никаких собак тут нет.

Я замолчала, потом медленно, поддерживаемая боссом, встала. При этом меня тряс нервный озноб, и я никак не могла успокоиться.

– Тётя Алина боится собак? Пап, извини, это мы выпустили Джесси. Мы не знали.

Держа меня за плечи, босс повернулся к проговорившим это стоящим неподалёку мальчикам и ледяным тоном отчеканил:

– Я сказал идти в дом. Время обеда. Почему вместо него вы пошли играть с Джесси?

– Это я виновата, Виктор Владимирович, – в разговор вступила невесть откуда взявшаяся гувернантка, – мальчики на соревнованиях по плаванию мяч выиграли, я разрешила перед обедом отнести его Джесси, они просили, обещали не играть с ней, лишь отнести мяч и быстро вернуться. Проверить как её заперли и заперли ли её вообще, я не догадалась.

– Вместо обеда два часа оба посреди комнаты по стойке смирно под присмотром Евгении Михайловны с пятнадцатиминутным перерывом. И никаких тортов ближайший месяц! Понятно?!

– Да, пап. Понятно.

– Тогда марш выполнять!

Мальчики и гувернантка быстро ушли.

На мой взгляд наказание было необоснованно строгим, но возразить я не могла. Озноб никак не прекращался и сказать хоть что-то было выше моих сил.

– Отошла немного? – спросил меня босс.

Я с трудом кивнула.

– Врача вызвать?

Я замотала головой. Кстати, на фоне стресса голова у меня прошла и больше не болела. Но зато теперь я нервно дрожала и не могла вымолвить ни слова.

– Ладно, пошли буду отпаивать новой порцией коньяка. И похмелье снимет и стресс. Хотел предложить в кофе чуть капнуть, но вижу парой капель здесь не обойтись. Пошли.

Он отвёл меня в гостевой дом, где уже был накрыт шикарный стол.

Мы сидели за столом, и я вновь пила коньяк. Ну и босс, конечно, тоже, чтобы компанию поддержать.

В мозгу лениво шевельнулась мысль, что если дело так и дальше пойдёт, то я рискую стать алкоголичкой. Третий день подряд пить это что-то.

– Ну как, отпустило немного? – поинтересовался босс после очередной рюмки.

– Вроде.

– Рассказать можешь, как первый раз на тебя собака напала? Может, поговорим, и страх немного отступит? Ведь, насколько я понял, Джесси к тебе даже не подошла.

– Мне достаточно увидеть собаку. И не имеет значения добрая она или злая, я боюсь и всё.

– Ты в парках на прогулках собак не встречаешь?

– Если честно, должно совпасть несколько факторов. Собака должна быть большая, она должна быть одна, без поводка, без ошейника и без намордника, и бежать мне навстречу. И в этой ситуации меня охватывает паника, и я больше не соображаю, что делаю. К собаке на поводке и с хозяином я более менее равнодушна, но сама не подойду. Хотя могу, конечно, пересилив себя, но удовольствия никакого. Маленькие собаки мне просто не нравятся. Но в общем-то я с любыми собаками стараюсь близко не пересекаться.

– На тебя в детстве набросилась большая одинокая собака?

– Босс, я не хочу вспоминать. Я сейчас начну и снова орать буду. Оно тебе надо?

– Ещё один раз поорёшь и больше не будешь. Оно того стоит. Рассказывай давай.

– А ладно, сам напросился, – алкоголь снял барьеры, и я решила излить душу. – В деревне это было. Мне было меньше шести. Родители летом выезжали со мной в деревню. Я одна любила уходить на речку и долго бродить по берегу. Места спокойные, чужих не было, все отпускали так детей гулять. Однажды ушла далеко, а тут туча набежала грозовая, и дождь начал накрапывать, ну и я рванула в близлежащий лесок под дерево. Стою, а дождь сильнее вроде не идёт, и я решила уже не речкой, а опушкой к деревне пройти. Вот тут на меня и выскочила та самая собака и сбила с ног, опрокинула и вроде как сожрать уже хотела. Но не сожрала, – резко прервала я рассказ и решительно выдохнула: – Всё.

– Что с собакой-то случилось?

– Убежала.

– Алин, ты врёшь.

– Да, вру. И что? Не хочу рассказывать, что было дальше.

– Она сгорела?

Вот до чего умный мужик мой босс. Я скривилась.

– Да, в неё влетела шаровая молния, когда она была меж моих рук, я пыталась защититься, и выставила вперёд руки, и она превратилась в обугленный труп, босс. Причём не сразу… Но я вообще не пострадала. Пострадала лишь моя психика. Очень сильно. Я пришла и пару дней молчала. Родители ничего добиться не смогли кроме слов: «молния, очень близко, страшно». После этого я стала бояться темноты, отказывалась спать без света, мне без конца мерещилась та горящая собака. Ну и собак я бояться стала. Хотя, скорее всего это волк был. Ни у кого из деревенских такой собаки не было. Но для меня тогда она была собакой, и я начала визжать, как только их видела, любых. Потом потихоньку справилась. Теперь могу держать себя в руках, сегодняшний случай не в счёт, тут просто совпало всё… но по доброй воле в дом с собакой не приду. Я её сразу зажаренной вижу. Понимаешь?

– Значит, ты испугалась зажарить Джесси? Так?

– Её зажаренной я не видела. Я видела ту, бегущую тогда на меня собаку. Понимаешь, ту… и хотела её остановить.

– Тебе это удалось. Она остановилась и не подошла к тебе. Теперь пошли, погладишь её.

– Нет! Даже под дулом пистолета не пойду.

– Пойдёшь, пойдёшь. Надо преодолевать свои страхи. Сейчас ты знаешь, что сумела её остановить. Теперь надо с ней подружиться.

– Я пьяная. Собаки пьяных не любят.

– Джесси по барабану пьяный или трезвый. Оближет любого, она любит всех. Особенно меня. Хотя нет. Меня побаивается и слушается. Она в общем-то неплохо выдрессирована, но не на охрану. Она любимая игрушка моих мальчишек. Чего парни с ней только не делают, всё терпит. Лишь делать ей больно не даю. Если вдруг, даже по случайности кто-то сделал, будет наказан. Причём если сам признается, вполовину менее строго.

– То есть если бы они сейчас не признались, что выпустили Джесси, четыре часа заставил бы стоять?

– Возможно с большими перерывами, или в течении нескольких дней по часу утром и вечером, а в дополнение вообще бы всех развлекаловок лишил. Они знают, я могу. Поэтому предпочитают сразу правду говорить. И не спорить.

– Ты выдрессировал даже детей.

– Как умею, так и воспитываю. По другому не умею. Хотя лукавлю. Дочь воспитывал вначале, конечно же, не так, но результат меня не слишком порадовал. Теперь отношение поменял. И правила сейчас примерно те же, что и с мальчиками. Моё слово – закон, обсуждению не подлежит, и я не повторяю. А если не нравится, никого не держу. Ладно, что о том. Пошли к Джесси.

– А если не пойду?

– На руках отнесу и с ней в вольере запру, а сам уйду. Хочешь?

– Ты тиран и диктатор!

– Я босс. Это круче. Пошли.

– Ты про Дубровского в школе читал? Помнишь, как там Троекуров в комнате с медведем дворню запирал? Так вот сейчас я себя ощущаю такой дворней.

– Я же рядом стоять буду, если сама пойдёшь. Пошли, не упрямься. Обещаю, дверь открою и войдём лишь с твоего согласия.

– Ладно, – я, пошатываясь, встала.

Он приобнял меня и повёл в вольер к собаке.

Вольер оказался огромным. Это вдоль него я шла. Огороженный сеткой большой участок, обсаженный кустами, в торце была прочная металлическая решетчатая дверь. Собака сидела напротив неё и смотрела на нас грустными глазами.

Ещё даже не отрыв щеколду двери, босс скомандовал собаке:

– Джесси, умри.

Собака тут же повалилась на спину и, задрав все четыре лапы кверху, прикрыла глаза.

– Очень страшно? Можно дверь открыть? – придерживая меня за талию спросил босс.

– Пока совсем не страшно. Открывай, – разрешила я.

– Прекрасно. Открываю, – он отодвинул щеколду и открыл дверь.

Собака приоткрыла один глаз и радостно забила по земле хвостом.

– Умри, Джесси, умри, – цыкнул на неё бос, и она вновь замерла в недвижимости.

Мы вошли внутрь. Дверь босс закрывать не стал, и она осталась открытой. Внутри вольер впечатлил меня ещё больше чем снаружи. С большим тёплым домиком, в котором при желании могли поместиться мы вдвоём с боссом. Ещё был навес и даже личный бассейн, не очень большой конечно, метра два на четыре, но бассейн же. Везде валялись игрушки, большие погрызенные палки, кости, мячики, сбоку была подвешена резиновая камера.

Пока я разглядывала собачьи владения, босс наклонился и начал чесать собаке живот. Та радостно забила хвостом.

– Умри, Джесси! – вновь повторил он приказ, и собака замерла, немного поскуливая от радостного возбуждения.

– Это мальчишки её этой команде научили. Им прикольным казалось, что она падает и так валится на спину. Я думал, на редкость бестолковая команда, а смотри-ка, как пригодилась. Давай, погладь её. Или опять зажаренную тушку видишь?

– Нет, не вижу, – помотала я головой, присаживаясь рядом с ним на корточки и осторожно касаясь шерсти собаки.

– Вот и хорошо. Зачем нам зажаренные собаки? Мы же не корейцы там какие-нибудь, чтобы собак есть. Мы их не едим. Они нам живыми нравятся. Правда, Джессинька? – услышав свою кличку, собака скосила на нас взгляд и опять замолотила хвостом, однако осталась лежать в прежней позе, а босс тем временем продолжил разглагольствования: – Живые собачки ведь лучше? Точно лучше. Только не двигайся, не двигайся, моя хорошая, не пугай нашу гостью. Ты и так её уже напугала. Что говоришь? Не хотела? А нечего было нестись навстречу, как сумасшедшей. Надо было вежливо подойти, ручку обнюхать, реверанс сделать. Мол, здрасьте, очень рада Вас видеть. А ты понеслась обниматься сразу. Никакого такта у тебя, вертихвостка мохнатая. Извиняешься? А как ты извиняешься, вертихвостка? Ну-ка извинись перед нашей гостьей.

После этих слов собака, не вставая, немного изогнулась и ухитрилась лизнуть мою руку.

Вскрикнув, я отдернула её.

И босс тут же гаркнул: – Замри, Джесси!

И собака испуганно застыла в недвижимости.

– Страшно? – босс посмотрел на меня.

– От неожиданности. Нет, не страшно.

– Отмереть ей можно?

Я кивнула.

– Джесси, умничка, отомри. Хорошая моя девочка. Только не вставай. Лежи так, лежи. Ты умничка.

Я впервые видела, чтобы с собакой так разговаривали. Нет, я конечно тоже частенько с котом разговариваю, но это кот, а тут собака. Оказалось, с собаками можно разговаривать не хуже.

Потом с моего разрешения босс разрешил ей перевернуться. И я гладила лежащую собаку по спине, а потом за ушами.

Затем по команде она села. Когда я немного попривыкла, босс велел ей встать и мы походили по кругу. В какой-то момент Джесси, повернувшись, вновь лизнула мне руку, и я сумела не отдернуть её.

Действительно, более добродушную собаку было трудно себе вообразить. И постепенно образ мохнатой вертихвостки, как ласково её называл босс, начал вытеснять у меня из восприятия тот ужасный образ, который я столь долго хранила в своей памяти.

Через некоторое время я уже с удовольствием кидала ей то мяч, то палку, которые она мне с готовностью и радостью приносила обратно.

– Пап, войти можно? – раздалось в какой-то момент.

Я обернулась. В проёме двери вольера несмело застыли мальчики.

Приказав собаке лечь, босс повернулся к ним и хмуро осведомился:

– Отстояли?

– Да, пап. Потом съели суп с хлебом, Евгения Михайловна велела. Сейчас она отпустила нас на час погулять, потом уроки делать будем.

– Тогда можно, но Джесси сейчас не трогайте, пока мы с Алиной Викторовной не уйдём. Потом можете, как хотите, с Джесси играть, но лишь при запертой двери. И будете уходить, вольер опять запрёте. Понятно?

– Да, пап. А тётя Алина перестала собак бояться?

– Как видите. Джесси ей показывает, что не все собаки такие злые, как та, которая набросилась на неё в детстве. Но никаких резких движений Джесси делать пока не должна. Иначе вся наша с ней работа коту под хвост отправится, уяснили?

– Да, пап.

– Заходите.

Мальчишки зашли и начали мне рассказывать каким ещё трюкам обучена Джесси и предлагать мне скомандовать ей что-то.

С их подсказки я поводила её по буму, такая узкая палка вроде брёвна, которая шла вдоль всего вольера. Я и не подозревала, что такая громадная собака так хорошо может держать равновесие. Она даже разворачиваться на нём умела.

Потом мальчики вытащили из ящика у двери большой обруч, встали вдвоём посреди вольера, подняли его с двух сторон примерно на уровне груди, и предложили мне скомандовать Джесси прыгнуть.

Я скомандовала, и Джесси мохнатой стрелой пролетела сквозь него, а потом оглядываясь на хозяина, мол смотри, как я медленно теперь иду, подошла ко мне и ткнулась носом в руку, ожидая похвалы. И в этот самый момент я вдруг почувствовала, что начала понимать её точно так же, как и своего кота. Я рассмеялась и начала трепать её обеими руками по голове, потом по спине, приговаривая:

– Джесси, какая же ты умная и замечательная собака. Ты чудо!

А она в ответ стала радостно вертеться, махать хвостом и лизать мне руки.

Потом я повернулась к боссу и проговорила:

– По-моему, я полностью излечилась, благодаря Джесси. Она заслуживает какой-нибудь премии.

– Завтра куплю. И передам от Вас, Алина Викторовна. А сейчас, может, мы отдадим собаку во владение моим сыновьям и продолжим обсуждение грядущего проекта?

– Да, конечно, Виктор Владимирович. Мальчики, всего доброго. Мы вас покинем.

– До свидания, теть Алин. Вы не бойтесь, мы вольер запрём, Джесси бегать больше не будет.

– Спасибо вам, – я улыбнулась им, подумав, что очень славных мальчишек босс воспитывает.

Мы вернулись с боссом в гостевой домик, и он меня спросил, не звонила ли я Димке.

– Не-а, – протянула я, покачав головой. – Не звонила и не хочу. Я не хочу сейчас с ним разговаривать и придумывать, что соврать тоже не хочу… А что ты ему сказал вчера?

– Правду сказал. Что ты в нервах, чтобы успокоиться, поехала дарить всем подарки в больницу, где его оперировали. А там встретила хирурга, который его лечил, и он тебя напоил до беспамятства, и мне пришлось тебя отвести в закрытую клинику, потому что ты была совсем никакая. Хочет, может позвонить своему доктору, и информацию проверить. Не сказал лишь, что от клиники ты отказалась, и мне тебя пришлось забрать к себе. Вот это не сказал.

– Откуда про подарки знаешь? Мальчики слили?

– Нет. Я не стал их больше ни о чём спрашивать. И вообще этот инцидент обсуждать. Потом вместе, вдвоём с ними поговорим. Получилось проще. Когда тебя пеленговать стал, то сразу приказал и выписки со счета мне все твои подготовить за этот день. И весь маршрут машины по привязанному трекеру. Сопоставить факты труда не составило.

– Ты имеешь контроль над моим банковским счётом?

– Не контроль, сведения получить могу. Только сведения. Есть выходы. И не спрашивай какие. Есть.

– Прям под колпаком себя ощущаю.

– Мы все под ним, Алинка. Запросить сведения практически на любого можно. Поэтому расслабься. Лучше мужу позвони. Не могу же я тебя больше суток в клинике держать.

– А почему нет? Слушай, а разреши мне тут ещё одну ночь переночевать?

В это время у босса зазвонил телефон, он взглянул на экран:

– Ну вот, твой муж, лёгок на помине. Точно не хочешь домой ехать?

Я замотала головой, и он, кивнув, что мол понял, нажал ответить и включил громкую связь.

– Слушаю, Дмитрий.

– Виктор Владимирович, здравствуйте. Извините, что беспокою. Но не могли бы Вы мне подсказать, Алина ещё в клинике или уже нет.

– Она что не отзвонилась тебе?

– Нет. Я так понимаю, она меня в чёрный список отправила, и я сам позвонить ей не могу. Могу попробовать, конечно, с чужого номера, но не думаю, что это правильно будет.

– Я её ещё утром оттуда забрал, и на сутки в Питер попросил слетать, проблемы там у нас. Завтра утром вернуться должна. Я просил её с тобой связаться, сказал, что все её условия ты выполнил, потом дополнительно сообщил, что квартиру наши спецы проверили. Закладок нет. Она сказала, что поняла. Раз не перезвонила, значит, ещё злится. Но тут помочь ничем не могу, это не в моей компетенции семейные конфликты разруливать.

– Я всё понял. Спасибо, Виктор Владимирович. Тогда буду ждать её завтра утром.

– Не стопроцентно прям с утра, ей может быть в офис придётся подъехать сначала. Так что как получится там.

– Да, да, конечно. Мне было главное знать, что с ней всё в порядке. Сам виноват, но не подумал, что она так визит сестры воспринять может. Ещё раз извините.

Димка отключился, а я показала боссу большой палец, что мол разговор провёл на высшем уровне.

– Вот чего злишься на него? Или я тебе не сказал, что закладок не было? Да, точно. Забыл сказать. Извини. Не нашли ничего.

– Я знала, что ничего нет. И злюсь не поэтому.

– А почему? Ну не смог он с тобой связаться и предупредить. Не смог. Я так понял, она ему вообще как снег на голову свалилась.

– Поэтому и злюсь. У неё проблемы. Серьезные проблемы. Сейчас она хочет их решить, перебросив на Димку. Я хочу исключить этот сценарий. Это не наши с ним проблемы. Это её личные косяки, и она должна их сама отработать.

– А она сможет сама?

– Без понятия. Мне это не интересно.

– Хочешь, помогу?

– Нет! Именно ей не хочу! Не в коня корм абсолютно. Поэтому забудь!

– Алин, а ты уверена, что твой Димка сможет вот так же как ты посчитать, что его не касаются проблемы родной сёстры?

– Не сможет, разведусь. Пока я с ним, решать её проблемы он не будет!

– Алин, он мужик всё-таки, а не твоя собственность.

– Вот пусть этот мужик и выберет по-мужски, со мной он останется или займётся проблемами сестры.

– Ты знаешь, что я в такой ситуации выбрал.

– Босс, не ровняй! Это раз. Во-вторых, вот с чего ты взял, что его вмешательство может ей на пользу пойти? Если он начнёт ей помогать, это лишь утопит её ещё глубже! Она не хочет напрягаться! Её проблемы это способ заставить её сделать это! Ясно?!

– Скажи это Димке.

– Да не услышит он меня. Не услышит! В такой ситуации, когда я пытаюсь что-то говорить, меня не слышат. Как ты с чемоданом. Не слышат и всё. Никто, ни разу! Я лишь проблемы получаю, а результат даже не нулевой, а отрицательный. Для меня всегда очень отрицательный! Хотя вру. Аркадий, вот он единственный услышал, и то не сразу… его лишь то, как меня откачивали, сподвигло призадуматься, может, я всё-таки права была…

– Это у вас примирение было?

– Вроде того. Я не выдержала нашего отчуждения, поехала извиняться. Подумала, чёрт с ней, с этой моей правдой, это не его правда, кому она вообще нужна, какого чёрта я ему её сказала? Поеду, скажу, что двинулась малость башкой, вот и наговорила глупостей. И тут выяснила, что он переступил через себя и сделал всё так, как сказала. И ещё и благодарен мне. Представляешь? Думала, сойду с ума от счастья. Расслабилась, напилась. Что было дальше, ты знаешь.

– Алин, Димка настолько тебя любит, что наверняка услышит. Поговори.

– Босс, вот какого чёрта ты пытаешься сохранить мой брак?

– Не хотел говорить, но скажу… Когда твоему Димке звонил рассказать, что в клинику тебя отправил, парень в открытую со мной разрыдался, мол жизни он без тебя не мыслит, что угодно сделает, лишь бы тебя вернуть. Сказал, что с чем угодно готов мириться, лишь бы ты не уходила. Ему не нужны ни квартира, ни деньги. Ему нужна ты. И без тебя жить он не будет. Я ему сказал, что если он будет тебя шантажировать самоубийством, ты точно уйдёшь и не только на могилку не придёшь поплакать, а вообще постараешься забыть, что знала, поскольку слабаков ты презираешь. Ты ценишь лишь самодостаточных мужественных мужчин. Единственный способ тебя удержать – не показывать слабости и мириться с твоим непростым характером. Тогда у него есть шанс. Так что сделает он всё, как ты хочешь. Лишь поговори откровенно и объясни.

– Босс, вот за что люблю тебя, так это за то, что ты всегда по совести поступать стараешься. Только сейчас зря ты это сделал. Я не хотела тоже говорить, сложно очень в таком признаться, но похоже сегодня день проработки моих проблем. Налей мне рюмочку. Вот выпью сейчас ещё и расскажу тебе то, что, наверное, тебе лучше знать… До краёв, до краёв наливай.

Босс налил мне полную рюмку. Я залпом осушила, потом посмотрела ему в глаза и решительно проговорила:

– Значит так, я не просто так Димку пыталась сепарировать. Он теперь стал полноценным нормальным мужчиной, и ему нужна женщина, настоящая нормальная женщина, способная к сексу и рождению детей. Я не могу ни того, ни другого. И не смогу никогда. Я согласилась с ним расписаться лишь по одной причине. Он был инвалидом, и это ему не требовалось. Сейчас ситуация изменилась, но он как последний дебил цепляется за меня. Он всё знает о моих проблемах, но упорно твердит, что готов при мне жить монахом, лишь бы я не уходила. Это глупость несусветная! Понимаешь?! Он вырос из наших отношений. Вырос! А цепляется мне за подол как неразумный ребёнок. А теперь ещё эта тварь появилась… И я печёнкой чувствую, что если оставлю Димку с ней, она утопит их обоих. И это какая-то чёртова западня, из которой я выхода пока не вижу… Мне надо как-то очень аккуратно сыграть, чтобы и от неё его дистанцировать и к себе не привязать ещё больше, потому что ему нужна нормальная женщина, нормальная!

Босс некоторое время молча смотрел на меня, потом тихо проговорил:

– Давай по порядку. Появившаяся сестра, прям тварь-тварь?

– Рыба-прилипала, паразит по своей сути, но ни разу не поймала удачную жертву. Ей дан шанс – больной ребёнок. Посвятит себя ему, сама, именно она, всё у неё начнёт налаживаться. Но она категорически делать это не хочет. Сейчас у неё идея-фикс: брат хорошо устроился, надо прилипнуть к нему и не напрягаться. Но если ей это позволить, проблемы покатятся, как снежный ком. В результате утопит всех.

– Понял. Теперь о тебе. Что за проблема у тебя? Я могу найти врачей.

– Себе их ищи! Всё. Этот вопрос закрыт.

– Подожди, сегодня с утра ты боялась собак. Сейчас ты перестала их бояться. Здесь может быть всё так же. В чём твоя неполноценность? Да от одного твоего вида можно возбудиться и кончить. А дети, дети необязательны, можно счастливо жить и без детей.

– Никто ни от какого моего вида возбуждаться не будет! Всё! Вопрос закрыт.

– Ты хочешь сказать, что всё это время живешь с мужем как брат с сестрой?

– Да.

– Но вы же жили до его инвалидности. Как вы жили?

– Как соседи мы жили, я дала ему возможность после увольнения из полиции остаться здесь и искать работу. Просто помогла хорошему человеку. А потом, когда ранили его, я поняла, что единственная возможность его вытянуть, это замужество, он хотел быть моим мужем. Нас расписали прямо в реанимации, Аркадий поспособствовал. Вот так и стала его женой. Мама в шоке была. Я потом её уже постфактум уведомила. Но сейчас, кстати, с Димкой у неё отношения лучше, чем со мной. Он очень светлый мальчик, и поэтому портить жизнь я ему не хочу. Он должен быть счастлив.

– И ради практически чужого человека ты была готова уборщицей работать?

– Коней на переправе не меняют. Я ввязалась в это, значит, несу ответственность. Я взяла её на себя сама. А вот чужие ноши, как угодно обусловленные моралью, типа сестра-брат и невестки сват, это увольте.

– Алин, скажи мне, вот как отцу скажи, невозможность сексуальных отношений это физиологическая проблема у тебя или психологическая?

– Не лезь, босс. Я с отцом даже помыслить не могла такие проблемы обсуждать. Я их и с матерью-то не обсуждала. У меня прям пуританская семья была, не в смысле веры, а по строгости нравов и сознательному ограничению в потребностях, стремлению обходиться минимумом. Мама до сих пор себя искусственно ограничивает, не позволяя себе ничего лишнего. И не объяснишь ей, что в этом нет ничего хорошего. Так что не в пользу моей откровенности твой довод.

– Ты себя подобно им ограничиваешь в плотских так сказать утехах?

– Я не ограничиваю! Это проблема, нерешаемая проблема, босс. Всё. Прими к сведению и забудь.

– Тебя кто-то изнасиловал, а ты не могла этим поделиться с родителями?

Он вбросил наугад, но попал точно в цель, и я, не сдержавшись, поскольку была пьяная, моментально гаркнула:

– Заткнись! Заткнись сейчас же!

– Попал, – резюмировал босс.

– Тварь ты! – я схватила со стола стакан и запустила в него.

Он на автомате уклонился, стакан, пролетев мимо него, врезался в окно и с дребезгом мелкими осколками осыпался вниз. Я нервно сжалась, ожидая, что и стекло окна расколется, но оно устояло.

– Здесь пуленепробиваемые стёкла. Так что можешь швырять дальше, – с усмешкой проговорил босс.

– Тварь! – повторила я.

– Троекуров собственной персоной. Сначала к медведю в образе собаки потащил, теперь исповедоваться заставляю. Алин, заканчивай истерить, у всех есть скелеты в шкафу. Твой тебе явно мешает. Давай утилизируем его вдвоём. Я помогу. Честно. И клянусь, что никогда не припомню.

– Что ты хочешь утилизировать? Что?! То что я ненавижу голых мужиков, и что меня только изнасиловать можно, расплатившись за это душой?

– На яхте тебя тоже изнасиловали? – опять вбросил он пришедшую ему на ум версию.

– Да! Да! Теперь и это знаешь. Доволен? – зло выдохнула я. – Теперь доволен?!

– Расклад стал более понятен, – достаточно спокойно проговорил он, потом помолчал немного и негромко спросил: – В голову не приходило попробовать, чтобы любящий тебя мужчина, не раздеваясь, попытался тебя возбудить? Вдруг тебе просто приятно будет?

– Нет, не приходило. И вообще я боюсь… Ты не представляешь, что за этим стоит. Я боюсь испугаться в какой-то момент и… и уничтожить его… Нет! Даже пробовать не буду. И никогда никого не попрошу. И не разрешу. Нет!

– Как это было в первый раз? Расскажи. Возможно, ключик к проблеме найдём.

– Нет.

– Тебе сколько лет было?

– Отстань.

– Цифра. И я отстану.

– Шесть с половиной.

– Что?!

– Ты хотел цифру. Ты её получил. На этом всё!

– Через год после того как собака напала?

– Примерно.

– Он в лесу тебя поймал?

– Ни в каком не лесу! – помотала я головой. – Мы в гостях были. Огромный кирпичный дом. Он профессор, руководитель и друг отца… полный дом гостей. И дети ещё были, намного более симпатичные, но он почему-то выбрал меня… хотя знаю… Всё я знаю… Нет, нет, не могу я ничего говорить. Отстань! Отстань!!!

– Что с ним стало?

– Ты знаешь.

– Понятно, – босс зачем-то полез в свой телефон, долго что-то там листал, набирал. Потом подошёл ко мне и показал мне портрет: – он?

Я ничего не ответила, но непроизвольно скривилась.

– Понятно, – очередной раз повторил босс, потом полистал ещё телефон и задал следующий вопрос: – С ним вместе погибла жена. Она тоже была причастна?

Я кивнула.

– Она увела тебя куда-то что-то показать?

– Увела в библиотеку. Я книги очень любила. С четырёх лет читала и много.

– А потом?

– Потом предложила выпить компот и облила им, обвинив в этом меня, мол я такая неаккуратная, теперь всё сушить надо, раздела, причём сняв абсолютно всё. Протестовала я слабо. Она прикрикнула на меня, и я сдалась. Я была очень замкнутой и при этом послушной и покладистой девочкой. И ещё неразговорчивой. Наверное за это меня и выбрали. А потом пришёл раздетый он. Начал говорить мне пошлости, ощупывать, я начала плакать, попробовала вырваться, и вот тогда… ладно, это лишнее. Одним словом пихал он в меня пальцы, порвал мне там всё, я плакала, пыталась вырваться. Но что может сделать ребёнок взрослому? Потом он эрегированный член мне в рот запихивать стал. Меня начало тошнить. Это его остановило, и он ушёл. Потом пришла его жена, начала опять на меня ругаться, что тошнит меня, потом умыла, одела в высушенное после компота платье и вернула родителям, рассказав какая я неуклюжая, дикая, разлила компот, убежала и плакала от этого, вообще я со странностями девочка. Но она всё постаралась исправить. И вот отдаёт меня в целости и сохранности. Лишь высохшее пятно компота на платье. Родители извинились за моё поведение, и мы уехали домой. А на следующий день его жена позвонила моей маме и спросила, куда я могла там у них спрятать какую-то книгу. Зачем она это сделала, до сих пор ума не приложу. Неужели надеялась второй раз такое же провернуть? Не знаю. Но по итогу моя мама не нашла ничего лучше, как потащить меня снова к ним, чтобы мне на месте показали, какая там книга у них пропала, где стояла. Возможно, я вспомню. Я боялась жутко, плакала, но моя мама была непреклонна. Мои слёзы она посчитала доказательством, что я боюсь признаться, куда я там что-то перепрятала. Хорошо хоть в краже какой-нибудь мелочи вроде украшения, которое с собой унести можно, меня не обвинили. Переложить книгу, не столь ужасное преступление. Когда мы туда подъехали, дом пылал. Толпились люди, пожарные пытались выбить железную дверь. Не знаю, что меня потянуло обойти пылающий дом с другой стороны. Но я оказалась единственной зрительницей, как двое людей бьются в забранное решёткой какое-то там сверхпрочное панорамное окно, которое по большому блату установил хозяин дома. Стояла и молча наблюдала, как корчатся и бьются в огромное стекло объятые пламенем две фигуры, очень отчётливо видя меня, стоящую напротив и слушающую их истошные крики, которые навсегда врезались в мою память. А потом друг за другом они сползли вниз и исчезли в бушующем пламени. Я не знаю, почему кроме меня туда никто не пришёл и этих криков не слышал. Мама прибежала позже, отругала меня, что я ушла, что тут могли отлететь тлеющие куски, взорваться что-то. А я молчала. Вот. Всё. Теперь ты знаешь всё. Доволен?

– Легче стало?

– Нет. Наоборот всё всколыхнулось и мерзопакостным комом где-то тут сидит, – я приложила руку к груди, указывая место.

Неожиданно он встал подошёл ко мне, потянув, поднял со стула, сел сам и усадил меня к себе на колени. После чего обнял и начал на ухо шептать: «Раз, два, три, ни у кого ничего не боли».

Через какое-то время я расслабилась, и негромко спросила его:

– Где ты так классно научился раскручивать людей на откровенность?

– Я с психологами много работал, когда из горячей точки вернулся. Проблем море было. Многих перебрал, вначале вроде тебя по верхушкам отделаться хотел. Типа, есть проблема: не могу спать, мучают кошмары. Сделайте что-нибудь сами, ну там пассы руками вокруг головы или снотворное выпишите. А вот в душу мне лезть не смейте. А потом нашёл одного профессора, который заставил меня все мои внутренние кошмары проговорить. Не сразу, но стало легче. Они потеряли яркость. Остроту. Стали восприниматься как опыт. Необходимый опыт. Ну было и было. Он мне тогда сказал, что всё происходящее с нами, необходимо нам. Я поверил. А сейчас сидел, слушал тебя, и в голове лишь одна мысль, для чего такое маленькой девчонке? На секунду дочь на твоём месте представил и подумал, что лично хотел бы мучительно убить этих мразей. Выбрали самую беззащитную и развлеклись… Подонки.

– Они мучительно погибли, но если честно, я тогда этому совсем не обрадовалась. Вот как с той собакой. Я бояться начала и жить мне не хотелось. Мне было очень страшно жить. Очень. Я не жила в детстве. Я выживала при адекватных, любящих меня родителях, не тронувших меня и пальцем. Без голода, войны и болезней. Я была абсолютно неприспособленным к жизни ребёнком, которому не нравилось жить. Если бы Золотце мой не появился, то и не знаю, как бы справилась. Вот он и книги. Это помогло перерасти все детские комплексы и стать такой, какая есть.

– Золотце, это кот?

– Да, рыжий кот. Я его любила, – поняв, что окончательно сболтнула лишнего, я уцепилась за его подсказку.

– А у меня никогда котов не было, лишь собаки.

– Я читала, что котов любят те, кто умеет подстраиваться, а собак те, кто привык командовать.

– Ты подстраиваешься к коту?

– Это происходит само собой. Я понимаю его, он меня. Мы договариваемся. Я не заставляю его ничего делать. Он делает лишь то, что хочет. Могу попросить. Поскольку он любит меня, он старается мои просьбы не игнорировать, но бывает.

– С собакой проще.

– Тебе – да, мне – нет. Мы разные. Слушай, а я могу тебя попросить, разрешить мне на качелях покачаться у тебя на территории спортивной площадки, или это глупо выглядеть будет? В детстве это было моим любимым развлечением. Смотреть на течение реки и качаться на качелях.

– Почему глупо? Пошли. Покачаешься.

– Ой, нет. Хоть и темно уже, но там наверняка освещение, вдруг из окон увидит кто-то. Стыд и позор. Нет. Я передумала. Извини. Я уже дама в возрасте мне садовые качели нужны или кресло-качалка.

– Алинка, тридцать с хвостиком это разве возраст? Пошли. Не дрейфь. А то на руках отнесу. Пошли.

Мы вышли на крыльцо. На улице было тепло. Везде вдоль дорожек весело горели фонари.

Минут через пять мы подошли к качелям, и он, подсадив меня на них, отошёл в сторону, подтолкнув меня немного, чтобы придать ускорение.

Сначала я качалась несильно, а потом начала сильней и сильней, и взлетала всё выше и выше. А потом раскачалась так, что почувствовала, ещё один взмах ногами и корпусом, и я сделаю это чёртово «солнце», о котором так мечтала в детстве. На мне был удобный брючный костюм и алкоголь абсолютно снял страх. Мне было, как и любому пьяному «море по колено».

Босс понял, что я хочу сделать и заорал:

– Алина, не смей!

Но я, вцепившись в качели, со смехом сделала это, и сумела удержаться. Когда качели уменьшили амплитуду, босс остановил их рукой, стащил меня с них и, сжав за плечи, эмоционально выдохнул:

– Кретинка пьяная!

– Ага, – со смехом кивнула я, – зато я мечту детства исполнила. Как же я боялась и одновременно хотела это сделать в детстве. Но из-за своей природной трусости никак не могла решиться.

– А если бы ты свалилась, и шею себе свернула?

– Наверное или умерла бы, или уже бы Димке пришлось за мной ухаживать, – хмыкнула я, после чего добавила: – Не ругайся, босс. Всё же хорошо закончилось. И вообще ты сам виноват. На детские качели ограничители ставить надо. Тогда и ругаться не придётся, что кто-то решил исполнить свою детскую мечту.

– Мои парни спортивные, они могут позволить себе такой трюк сделать и не по разу. А ты пьяная слабоумная кретинка! Всё! К качелям больше на пушечный выстрел не подпущу.

– А в беседку можем пойти?

– Можем, если минералку пить будешь. Буду отпаивать тебя, а то ты пьяная непредсказуема абсолютно.

– Минералку буду пить лишь на одном условии. Ты расскажешь мне, как служил и про свои кошмары. Иначе нечестно. Я перед тобой все свои скелеты выгрузила, а о тебе вообще ничего не знаю.

– Хорошо, – согласился он.

Принёс в беседку бутылки минералки, стаканы и плед. И мы опять до рассвета сидели, и я слушала его рассказы.

Под утро он отвёл меня в гостевой домик и попрощался.