Тетрадь в косую линейку

Глава 4

***

Вся моя спокойная и безмятежная жизнь закончилась в один день.

Как сейчас помню, был очень солнечный вечер, время около пяти вечера, когда у меня зазвонил мобильный и высветился Димин номер. Он в тот день был на смене, и я очень удивилась звонку. Мы вообще практически не перезванивались, чаще переписывались, да и то не регулярно.

– Слушаю, Дим, – ответила я.

И услышала в ответ:

– Это не Дима. Если хотите застать его живым, приезжайте в больницу Склифосовского. Он очень хочет Вас видеть.

Солнце за окном стало моментально чёрным, рабочая круговерть тут же отступила на второй план. Схватив свою сумочку с документами, я на негнущихся ногах вышла из своего кабинета, зашла к своему заместителю и, открыв без стука дверь, цепляясь за косяк, хрипло выдохнула:

– Лёшенька, мне надо уехать. Очень срочно. Потом всё объясню. Сейчас подстрахуй, пожалуйста. Документы на согласование у меня в компьютере на открытом экране. Доведи до конца. Хорошо?

– Алина Викторовна, Вам нехорошо? – тот поспешно высочил с места.

– Лёшенька, всё хорошо. Просто уехать надо. Потом всё объясню. Вот ключ от кабинета, дверь открыта, потом, когда будешь уходить, запри, – я впихнула в руки своего зама ключ с брелком и, не слушая его сентенции, что на мне лица нет и надо, наверное, «скорую» вызвать, поспешила на выход.

У выхода я поняла, что сесть за руль смогу вряд ли, и вызвала такси. Таксист по моему лицу и названному адресу понял, что с разговорами ко мне лезть не надо, и на просьбу «побыстрее, пожалуйста», молча втопил газ. Выходя из машины, я пихнула ему в руки купюру и хрипло проговорила: «Сдачи не надо. Спасибо».

– Пусть всё хорошо будет, – сказал он.

Я кивнула и пошла к входу в приёмный покой.

Всё, что было дальше, походило на страшный сон. Сначала меня не хотели пускать, потом пустили внутрь больницы, но не пускали в реанимацию. А потом, наконец, я поймала хирурга, который принимал Диму, и как выяснилось, именно он позвонил мне. Сначала он мне сказал, что шансов у Димки один на миллион выкарабкаться. Поскольку с такими огнестрельными ранениями обычно не выживают, но если какое-то приспособление, в нервах я забыла какое, использовать, шансы возрастут. У них его нет, но можно заказать, правда, это дорого и может быть всё равно бесполезно. Я сказала: «заказывайте, я всё оплачу». Он назвал сумму и номер карты. Я вознесла хвалу всем возможным богам, что имела на счёту такую сумму, и без раздумий, перевела на указанную мне карту. Он сказал, что пошёл обо всем договариваться, операция будет как только привезут эту штуку. После чего провёл меня в реанимацию к Диме.

Дима лежал бледный, с закрытыми глазами, на высокой то ли кровати, то ли столе, опутанный проводами и какими-то трубками. Я несмело подошла и взяла его за руку.

Он вздрогнул, открыл глаза и видимо не сразу узнал меня в халате, шапочке и маске, но потом по взгляду, наверное, понял, что это я, и через силу улыбнулся.

Я сильнее сжала его руку и, наклонившись к нему ближе, прошептала:

– Димочка, ты должен выкарабкаться, пожалуйста, ради меня. Я согласна стать твоей женой, лишь выживи, пожалуйста. Хорошо?

В романтическом фильме он бы, наверное, обязательно мне ответил. А тут, лишь головой дернул и отключился.

Аппаратура тут же тревожно запиликала, и меня выставили из реанимации, а потом и вовсе попросили выйти из больницы в приёмный покой. Мол пациента готовят к срочной операции, мне всё сообщат, как только будет хоть что-то известно.

Сначала я сидела там, потом вышла и бесцельно бродила вокруг забора больницы, потом вообще пошла бродить по близлежащим улицам.

Куда я шла, я не знала. Просто шла, потому что сидеть в приемном покое и чего-то ждать было выше моих сил. Я сделала всё, что в моих силах, теперь лишь ждать. И тут я увидела храм. Двери его были открыты, и я почувствовала, что это место силы, если Вы понимаете о чём я. Я медленно поднялась по ступеням.

– Куда с непокрытой головой? – окликнула меня строгая продавщица церковной лавки.

Я подошла, пристально посмотрела на неё и едва слышно спросила:

– У Вас платки есть?

– Нет, – качнула она головой, причём уже с явным сожалением. Мой вид, похоже, вызвал сочувствие.

Я положила перед ней крупную купюру:

– Примите пожертвование и помогите мне, если это возможно.

Она молча полезла куда-то сбоку от своего стола со свечками, достала свернутый шарфик, протянула мне и проговорила:

– Будешь уходить, верни.

– Спасибо. Обязательно, – кивнула я.

– Свечки возьми. Какие хочешь? – спросила она.

– Нет наличных денег. Последняя купюра была. Извините. – надевая на голову шарф и отходя от прилавка, сказала я.

– Любые бери, из пожертвования вычту. Бери, бери. Тебе надо, – остановила она меня.

Я вернулась, посмотрела на свечи, потом указала на самую толстую:

– Эту можно?

– Можно. И ещё можно. Любые бери.

– Спасибо, мне лишь одну, – проговорила я и прошла внутрь храма.

Там я зажгла свечу и в задумчивости постояла у одной из икон, потом почувствовала как меня потянуло в другую сторону, прошла чуть левее и замерла, ощутив, как накатило чувство потока. Я прикрыла глаза и, сжимая свечу в руках, внутренне взмолилась не забирать отсюда Димку. Нужны ведь здесь такие светлые люди. Бесхитростные, честные, желающие жить на благо других.

«Он нужен здесь, нужен», – безмолвно твердила я, посылая свою вибрацию во Вселенную.

Ответ пришёл достаточно быстро. Я увидела его столь чётко, что сердце испуганно сжалось, поскольку одновременно я увидела две картинки из которых мне предстояло выбрать: я везу Димку в инвалидном кресле, и я оплакиваю его гроб.

Выбрала я моментально. Даже не задумываясь, вернее прекрасно осознавая все ожидающие меня сложности, я согласно потянула на себя картинку с инвалидным креслом с такой силой, что вторая быстро пропала и растворилась в небытие.

После этого я открыла глаза, подошла к ближайшей иконе, установила перед ней горящую свечу и направилась к выходу. По дороге с благодарностью отдала шарф служительнице, и та, пристально глядя на меня, не удержалась от вопроса:

– Никак ответ получила?

– Да, – согласно кивнула я и, не дожидаясь дальнейших расспросов, поспешно вышла.

Оплатив картой такси, я доехала до дома. Дома меня ждал Кот. Прижавшись ко мне, как только я вошла, он больше от меня не отходил. А я бесцельно бродила из угла в угол и уговаривала сама себя, что сделать я больше ничего не могу, что у хирурга есть мой телефон. Мы обменялись телефонами. И если хоть чем-то я ещё смогу быть полезной, мне сообщат.

Врачу я звонить сама не рисковала, зачем отрывать от дел. От моего звонка не изменится ничего.

Ближе к утру хирург позвонил мне, и уставшим голосом сказал, что первый этап операции прошёл хорошо, состояние пациента стабильно тяжелое, он в искусственной коме, но состояние уже не критическое. Моё присутствие не нужно. Он будет держать меня в курсе.

– Доктор, как же я Вам благодарна, – выдохнула я, – если я что-то, ещё что-то хоть как-то могу… Вы только скажите…

– Пока рано об этом. Ничего не нужно пока. Да и меня особо благодарить не за что. Мы все делаем свою работу. Ваш муж свою. Я свою.

– А Вы не знаете, что произошло? – осторожно спросила я, не сумев справиться с нахлынувшим любопытством.

– А Вам не сказали? – удивился он. – Ваш супруг задержал грабителей, напавших на банковское отделение и захвативших заложников.

– Кто-то ещё пострадал?

– Насколько я знаю, нет. Но это не точно, Вам проще у него на работе уточнить.

– Да, спасибо. Конечно. Буду ждать новостей.

– На связи, – проговорил он и отключился.

***

Следующий месяц спрессовался в один плотный комок моих судорожных попыток стабилизировать состоянии Димы и при этом всё успеть.

Мне катастрофически не хватало времени и ещё денег. Платить надо было за всё. За выездную регистрацию брака без очереди, за отдельную палату, за сиделку, дежурившую у него в палате, а ещё Димке требовались дорогостоящие препараты. Поэтому я взяла кредит, а потом по дешёвке продала свою шикарную машину своему заместителю Алексею, который давно на неё глаз положил. Правда не совсем красиво это получилось, не ожидала я от него, что узнав в каком я сложном положении, и мне срочно посреди ночи, деньги потребовались на препарат привезённый из-за границы, который если не купить немедленно, потом быстро не достать, предложит мне машину за двадцать процентов от реальной стоимости продать, не соглашаясь дать взаймы хотя бы на сутки. Я плюнула и продала, в надежде, что это он посчитает компенсацией за то, что на работе часть работы перекинула на него, не успевая всё отслеживать, как раньше. Только зря я на это понадеялась. А ещё я явно зря уговорила Димку не связываться с судебными разбирательствами по поводу того, что он отошёл от своих должностных инструкций, кинувшись вместо охранников банка, которые попрятались, на защиту девчонок-кассирш и двух бабулек, и подписать соглашение, что к банку он не имеет никаких претензий, а они соответственно к нему. Хотя какие могу быть претензии, кроме их нежелания ему лечение оплачивать, я не понимаю. Банкоматы-то, из которых они шли вынимать деньги, тому же банку принадлежат, что и отделение и деньги они ещё не вынули. Ладно, не до разбирательств сейчас. Хотя компенсация от банка явно бы лишней не была. Но что сделано, то сделано.

***

Как итог, в начале следующего месяца меня вызвал генеральный. А он у нас не только директор, но и владелец, мужик крутой и без сантиментов. По слухам воевал в горячих точках и владеет не только нашей конторой, однако остальной бизнес предпочитает «не светить». Появляется редко, я с ним пересекалась лишь на больших планёрках и попасть к нему «на ковёр» не ожидала абсолютно.

Я вошла в его кабинет, поздоровалась.

Виктор Владимирович сидел в кресле, курил. Высокий, мускулистый, с подернутыми сединой висками и крупными чертами лица, он с сигаретой в руках выглядел импозантно. Мне он напомнил героя из старых фильмов, пока пропаганда курения на экранах ещё не была запрещена.

Небрежным жестом указал на кресло напротив его стола и протянул какой-то документ:

– Вот, ознакомьтесь.

Я взяла бумаги, села, начала читать и строчки поплыли у меня перед глазами. Мой Лёшка, которого я научила всему, взяв желторотым студентом, которого я отстояла при глобальном сокращении, отказавшись от повышения собственной зарплаты, и зарплату которому выбила почти вровень со своей, написал на меня докладную. С минутами и секундами, на трёх листах: когда, я отсутствовала и что он за меня за последний месяц делал. Причём подача была такой, что это как бы иллюстрация, с намёком, что это обычная для меня практика. В конце просил принять меры.

Дочитав, я отложила бумаги и повернулась к генеральному.

– Что скажите? – холодно спросил он.

Я нервно повела плечами и, кусая губы, проговорила:

– Тут всё правда, Виктор Владимирович. Всё так и есть. В прошлом месяце мой муж угодил в реанимацию, и я была вынуждена пожертвовать рабочими интересами, ради его. Я понимаю, что это недопустимо, но так сложились обстоятельства. Вы в праве меня уволить, но я просила бы Вас не делать этого. Мне сейчас очень нужны деньги, поэтому я соглашусь на любой перевод, и даже меньшую зарплату, лишь бы хоть какая-то работа у меня была.

– Что, абсолютно на любой перевод? – усмехнулся он, не переставая курить.

Я подняла на него прямой взгляд и кивнула:

– Даже уборщицей быть соглашусь.

– Уборщицей? – усмехнувшись, переспросил он, его явно развеселила эта перспектива.

– Если Вы посчитаете, что в моём положении, я гожусь только на это, я соглашусь, – не отводя от него взгляда, проговорила я.

– А что, три часа утром, и весь день свободна. Поди плохо? И мужу сможешь помочь. С ним кстати что? – генеральный, отбросив уважительный тон, начал явно прикалываться.

– Огнестрел, задета центральная нервная система. Скорее всего останется инвалидом. Но для меня главное, что выжил, – стараясь не показывать вида, что его ирония меня задела, проговорила я, в моём положении, мне было не до обид.

– И ты останешься с ним? Ты знаешь, что такое всю жизнь ухаживать за инвалидом?

– Догадываюсь. Останусь. Поэтому и расписалась с ним сразу после операции, чтобы знал, что останусь. До этого мы так жили. Ему ещё двадцати пяти нет. Мальчишка совсем. Куда я его одного брошу? У него кроме меня никого. Сестра, правда, есть, но у неё своя семья. И она даже не в курсе. Так что без вариантов с ним буду.

– Как это произошло? Он полицейский?

– Нет, раньше был полицейским, но уволился. Пошёл охранником-инкассатором работать. Когда оказался свидетелем нападения на отделение банка, сработал навык. Грабителей задержал, заложников уберёг, а сам вот так. Правда, сейчас он уже и не инкассатор, мы соглашение подписали, чтобы разбирательство не проводили, что не по инструкции он действовал. Так что теперь он безработный. И я не могу допустить, что тоже без работы останусь.

– Понимаешь, уборщице я не могу платить твою ставку, – затушив сигарету, проговорил он.

– Я соглашусь на любую. В моём положении мне не до поиска работы.

– На половину согласишься?

– Да. Спасибо, – кивнула я.

Он достал бланк, заполнил несколько граф, протянул мне.

Я взяла, прочитала соглашение о переводе на другую работу с изменением должности и зарплаты, подписала и, взяв бумагу в руки, встала:

– Мне самой в отдел кадров отнести или Вам отдать?

– Мне отдай, – проговорил он и взяв бумагу из моих рук, неожиданно резким движением её порвал.

– Не поняла, – я с недоумением уставилась на него, пытаясь сообразить, то ли передумал на такую ставку уборщицей брать, ведь и вправду многовато для уборщицы, то ли это проверка какая-то.

– Сядь! – резко сказал он абсолютно изменившимся тоном. Потом дождавшись, чтобы я вновь опустилась в кресло, строго начал выговаривать: – Ты почему не сказала сейчас, что перерабатывала всё это время и что объёмы твоего подразделения перекрывали в несколько раз остальные? Вот, – он достал из стола и бросил на неё внушительного вида распечатку времени прихода и ухода по пропускам. – Ты даже за последний год переработала знаешь сколько?

– У меня ненормированный рабочий день, – тихо проговорила я.

– Он у всех ненормированный здесь! Однако лишь ты столько здесь сидела и не чай при этом пила. Этот твой зам, как его, – генеральный посмотрел на докладную, – Цыплаков, он что-то здесь столько не сидел.

– У него жена, дети. Я сама отпускала его.

– А что это он тебя не отпустил, когда у тебя муж больной появился?

– Не знаю.

– У тебя с ним конфликт?

– Нет, не было. Я ему даже машину две недели назад выгодно продала. Должен был доволен быть.

– Какую и за сколько?

Я назвала.

– Сдурела что ли? У тебя свободных денег нет, а ты пассив за бесценок сливаешь.

– Так выхода не было у меня другого. Срочно ночью деньги потребовались. Лекарство из-за рубежа привезли, и продавец ждать отказывался.

– Почему ко мне не обратилась?

– Вы смеётесь? Кто я такая? Да и контактов у меня Ваших нет.

– Теперь будут, – резко ответил он, потом достал ещё один бланк, молча написал что-то и бросил передо мной на стол: – подписывай!

Я начала читать, и дыхание у меня сбилось, я нервно сглотнула, потом посмотрела на него:

– Это ещё одна проверка, Виктор Владимирович?

– Нет, это реальное предложение. Вернее не предложение, а безальтернативная данность. Не подпишешь, выгоню с волчьим билетом. Тебе не до выкрутасов, так что подписывай.

– У меня другое образование, я не организатор, – в смятении пробормотала я.

– Я вижу. Ты один за другим недопустимые ляпы допускаешь даже в своей жизни. И от компенсационных выплат мужу отказалась, и машину за бесценок продала. Но я быстро научу приоритеты правильно устанавливать.

И тут на меня что-то нашло, чему я даже название не подберу, я вновь подняла на него прямой взгляд и напористо выдохнула:

– Я не поняла, босс, какого чёрта, Вы, понимая, что из меня хреновый финансист и организатор, хотите сделать меня своим замом? И вообще, куда Вы Юрия Павловича денете? Я не согласна его подсиживать.

– Стиль общения мне нравится. Пойдёт. Подписывай и можешь так обращаться. Юру перекидываю в Питер, филиал там открываю. А здесь мне нужен тот, кто не подставит. Ты лучшая кандидатура, причём хорошо управляемая. Вот куда ты денешься при таком муже? Никуда. Пока Юра в Питер не перебрался, месяц-полтора готов дать сначала отпуск, потом свободный график. В свободное время будешь подъезжать, входить в курс дела, дела принимать. А вот как уедет, будь любезна приступить к исполнению.

– Я неудобная. Очень неудобная, босс. И управлять мною сложно, даже имея такие козыри в кармане, – помотала я головой.

– Ты оклад видела?

– Да. Сказочный оклад. В моём положении это что-то. Поверить боюсь. Но вот совестью я торговать не умею. Скорее уборщицей пойду, чем принципами поступлюсь.

– Какими ты принципами поступаться не хочешь? – в тоне генерального послышалось раздражение. – Я разве хоть что-то просил сделать, что твоим принципам противоречит?

– Вот такие докладные, я писать не буду. Ни на кого, – я брезгливо указала пальцем на бумагу Лёши.

– Ты намекаешь, что это я его попросил это написать? – он недобро нахмурился.

– Мне не понятно, как это бумага попала к Вам.

– Юра позвонил, сказала что не знает, как реагировать. Не было у нас никогда такого. Так что это не мои принципы, это ты, дорогуша, сама такого зама выпестовала.

Чем дольше мы разговаривали с генеральным, тем легче и спокойнее мне было с ним общаться. Я даже ни разу не соврала ему ни в чём. И аура мне его нравилась, очень нравилась. Поймав себя на этой мысли, я неожиданно для себя честно призналась:

– Виктор Владимирович, меня элементарно напугала Ваша фраза о моей управляемости, пока Вы её не сказали, я не могла поверить в своё счастье, внутренне думала: неужели сейчас смогу и кредит отдать и квартиру продавать не придётся. А Лёшка, вернее господин Цыплаков, мне очень неприятный сюрприз преподнёс. Не было в нём раньше такого. Ещё полгода назад не было. А потом он на курсы по психологическому росту пошёл, я не препятствовала, отпускала. Думала, молодой, ему полезно будет, а ему там, видимо, мозги хорошо промыли.

– Хочешь, чтобы уволил?

– Нет, – подчеркивая отрицание, я помотала головой. – Ни в коем случае. Он хороший спец. Неплохо разбирается в тонкостях уже. Знает всю подноготную, я научила, секретов не было. Поэтому если уйдёт к конкурентам, будет не очень хорошо. А уж если базы прихватит, то совсем плохо. Так что не вариант. Это я бы ушла и пакостничать не стала. А он, судя по последним поступкам, способен.

– Понял. Он, кстати, знает какой у тебя оклад?

– Я не говорила. Если в отделе кадров информацией не поделились, то не должен.

– В отделе кадров я уверен. Галка скорее язык себе откусит, чем информацию сольёт. Получается, он не в курсе, что ты отказалась от последнего повышения, чтобы коллектив сохранить, и разница в окладах у тебя с ним с гулькин нос?

– Никто не в курсе. Я не посвящаю в такие подробности сотрудников. И если честно, не подозревала, что Вы в курсе.

– Юра сейчас на тебя всю информацию дал, да и я вспомнил, что тогда он докладывал, что ты упёрлась и не даёшь никого сократить. И это я ему сказал, чтобы предложил тебе своим окладом пожертвовать. Уверен был, что сразу найдёшь, кого уволить. Но ты девочка упрямая.

– Девочка? – я иронично хмыкнула.

– Для меня девочка. У меня дочке уже двадцать три.

– Двадцать три… Мне двадцать три было сто лет назад, Виктор Владимирович, но приятно, очень приятно, – я расплылась в улыбке.

– Намекаешь, что это ты мне в бабушки годишься? Ведь сто да двадцать три, это очень почтенный возраст, – рассмеялся он в ответ. А потом резко посерьезнел и проговорил: – Значит так, подписывай быстро и давай сюда договор.

– Хорошо, – я размашисто подмахнула бумаги, после чего протянула ему со словами: – Надеюсь, я не разочарую Вас, и Вы не выставите меня за порог.

Молча забрав бумаги, он открыл ящик стола, положил их туда, затем окинул меня внимательным взглядом и неожиданно спросил: – Слушай, у тебя тушь водостойкая?

– Нет. А почему Вы спрашиваете? – удивлённо осведомилась я, не понимая цели вопроса.

Ничего не отвечая, генеральный встал из-за стола, достал из стенного шкафа упаковку одноразовых носовых платков, вынул один, оставшуюся пачку бросил на стол передо мной, а оставшийся у него в руке платок полил водой из графина, после чего подошёл ко мне и напористо спросил:

– Сама разводы на глазах нарисуешь или мне доверишь?

– Не поняла.

– Мне надо, чтобы ты выглядела заплаканно и жалко. Хочу посмотреть реакцию твоего зама и принять окончательное решение в зависимости от неё. Можешь подыграть?

– Расплывшаяся тушь не самый убедительный признак заплаканной женщины. Да и не плакала я уже не знаю сколько времени. Вряд ли я вызову его жалость размазанной по глазам тушью.

– Твоё предложение?

– Скажите гадость какую-нибудь. Попробую расстроиться и поплакать по-настоящему. При этом энергетика другая идёт. Это как свидетельство о полной капитуляции на ментальном уровне считывается.

– Ты бестолковый и безграмотный руководитель, – стоя напротив меня с мокрым платком в руке, произнёс он.

– Нет, не цепляет, босс. У Вас в тоне агрессии нет. Потом Вы знаете, что очень эффективно я руководила, пока полноценно работала. Сейчас просто обстоятельства так сложились, что я подставилась не по своей воле.

– Ты вырастила предателя. Своими собственными руками вырастила. Будь ты жёстче, ему бы в голову не пришло против тебя идти, понимая, что в ответ сожрёшь и с дерьмом смешаешь.

– Да, с ним ошиблась. Признаю, – я нервно сглотнула, – но ведь не все такие, как он. Есть те, кто не добивает споткнувшегося, а подставляет плечо. Таких не много, но они есть. Вы сам такой.

– Я совсем не такой, – грозно произнёс он и, неожиданно для меня, больно с размаха хлестнул ладонью по щеке.

Вскрикнув от неожиданности и прижав руку к щеке, я непонимающе уставилась на него, а потом, к горлу у меня подкатил комок и я, не сдерживаясь, разрыдалась. Всё накопленное в душе напряжение, весь спрессованный за прошлый месяц негатив прорвался, и я, закрыв лицо руками, плакала навзрыд.

Генеральный не утешал и не останавливал.

Когда я, проревевшись, подняла на него мокрые от слез глаза, вложил мне в руку открытую пачку платков и холодно проговорил: – Приведите себя в порядок, Алина Викторовна.

По его тону я поняла, что игра началась и, начав утирать слёзы и отсмаркиваться, тихо проговорила:

– Извините, Виктор Владимирович. Я постараюсь больше не плакать.

Он ногой пододвинул ко мне сетчатую корзинку для бумаг, причём так, чтобы её хорошо было видно от входной двери, и я бросила в неё все использованные платочки, а последний зажала в руке.

В это время генеральный, вернувшись на своё место, нажал кнопку селектора и проговорил:

– Света, Цыплакова мне найди, срочно.

– Поняла, Виктор Владимирович. Сейчас найду, – проговорила Света и отключилась.

Буквально через пару минут, видимо Лёша где-то поблизости крутился, ожидая результатов беседы со мной, селектор ожил и Светиным голосом доложил:

– Цыплаков в приемной, Виктор Владимирович.

– Пусть зайдёт, – ответил генеральный.

Тот вошёл, поздоровался, закрыл за собой дверь и замер у порога.

– Ближе подойдите, поговорить хочу, – проговорил генеральный, зажигая сигарету, после чего вальяжно развалился в кресле.

– Да, конечно, – Лёша подошёл ближе и остановился рядом со мной.

Подле меня стояло ещё одно кресло, но без приглашения сесть он не осмелился.

– Вот у Алины Викторовны, – пуская дым к потолку, выдохнул генеральный, – есть к Вам вопрос. Можете задать, Алина Викторовна.

– Почему Вы, Алексей Робертович, не сказали мне, что у Вас есть претензии к моему рабочему графику и Вашему объёму работ? – комкая в пальцах платок, срывающимся голосом проговорила я.

– Это не в моей компетенции делать такие замечания руководству, Алина Викторовна. У Вас есть своё. Пусть они решают правильно это или нет, что Вы так работаете, – совершенно спокойным голосом ответил он.

– Тогда у меня больше нет вопросов, – хрипло проговорила я и, всхлипнув, судорожно прижала платок к носу.

– А у меня есть, – задумчиво выдохнул вместе с очередной струей дыма генеральный. – Я так понимаю, судя по докладной записке, что Вы, молодой человек, считаете недопустимым для руководителя отсутствовать на рабочем месте в рабочее время и перекладывать работу руководителя на своего заместителя, и будь Вы на месте Алины Викторовны, то выполняли бы всё в полном объёме самостоятельно и в рабочее время всегда находились бы на рабочем месте. Я правильно понимаю?

– Абсолютно верно, Виктор Владимирович.

– Прекрасно. Тогда с завтрашнего дня Вы переводитесь на её должность, а должность заместителя я упраздняю. Ну и не обессудьте, Ваш рабочий график и выполняемый лично Вами объём работ ставлю на личный контроль. Вас такой расклад устраивает?

– Конечно. У меня нет возражений, я постараюсь оправдать Ваше доверие.

– Постарайтесь. В противном случае очень об этом пожалеете. Идите. Завтра зайдёте в отдел кадров, подпишите изменение к трудовому договору.

– Конечно, конечно, спасибо, – закивал Лёша и задом вышел из кабинета.

Когда дверь за ним закрылась, генеральный перевёл взгляд на меня и проговорил:

– Спасибо и извини, что ударил. Такого больше не повторится, обещаю.

– Меня впервые ударили, – я судорожно всхлипнула, – а уж мужчина и по лицу, вообще даже не представляла, что такое может произойти…

– Не обижайся, зато ты выплакалась, сбросила стресс, а я разглядел этого мерзавца во всей красе. Ой, не сладко ему придётся, обещаю. Извини ещё раз. Сейчас готов на любую компенсацию. Материальная помощь в размере нового оклада подойдёт?

– У меня не то положение, чтобы обиду Вам демонстрировать, но мне очень обидно, Виктор Владимирович. Вот жутко униженной себя чувствую.

– Два оклада, – с усмешкой проговорил он.

– Я не торгуюсь! Мне и один не нужен! Я пытаюсь справиться с душевной болью и обидой.

– Алинка, ты столь необычная. Диву даюсь. Сама ведь предложила тебя обидеть, а когда обидел, в амбиции впала. Всё прекращай. Три оклада, и инцидент забыли. Ещё раз напомнишь, пожалеешь.

– Хорошо, забыли. Но три оклада не нужны, вообще нисколько не нужно. Так забыла, босс.

– Тебе, может, и не нужны, а мужу твоему пригодятся, и не спорь. Не люблю, когда по ерунде спорят. Всё. Вот, запиши мои контакты, и мне сейчас позвони, в память внесу. А то я редко на незнакомые номера отвечаю, – он достал из кармана телефон и пластиковую визитку, которую протянул мне.

Там был лишь вычурный орнамент, номер мобильного телефона и всё, никаких других контактных данных. Я взяла, достала свой мобильный, позвонила, дождалась, чтобы в руках у генерального завибрировал телефон и сбросила вызов.

– В своём телефоне мой номер запомни, как Роман Евгеньевич, – проговорил он.

– Зачем?

– Если мне кто-то позвонит с твоего номера или какого-то другого и назовёт так, буду знать, что твоим телефоном кто-то несанкционированно воспользовался.

– Понятно. Хорошо, – я прям при нём, внесла эти данные в адресную книгу телефона.

– Ещё один номер запиши, и пометь как Вадик. Его так и зовут. Ему позвонишь, скажешь, что звонишь от Кузьмича. Он организует консультацию врача реабилитолога и бригаду, чтобы по рекомендациям доктора тебе в квартире обустроили всё так, чтобы и мужу твоему удобно было, и тебе не особо напряжно с ним. Денег возьмут по прейскуранту, но тебе должно хватить. Прям завтра с утра ему позвони, он будет в курсе, – проговорил он и начал диктовать номер из своего телефона.

– Почему от Кузьмича? – записав номер, поинтересовалась я.

– Считай, это пароль.

– Хорошо. А ещё вопрос можно?

– Задавай, – кивнул генеральный.

Но задать его я не успела, ожил селектор.

– Виктор Владимирович, к Вам тут один сотрудник пришёл, Сверчков Борис Андреевич, говорит, что ему очень-очень срочно Вас необходимо увидеть по поводу Алины Викторовны, прям вот очень срочно, – скороговоркой на одном дыхании доложил голос секретарши.

Судя по лицу генерального вначале он был готов рявкнуть что-то нелицеприятное для всех, а потом, услышав моё имя, призадумался и перевёл взгляд на меня.

– Кто это? Знаешь его? – не нажимая селектор, спросил он.

– Молодой начальник моего, вернее уже не моего, отдела компьютерного сопровождения, бывший высококлассный программист-системщик, волею судьбы пару лет назад попал ко мне, и я полгода назад начальником отдела его сделала. Хороший парень, работящий и очень перспективный.

– Понятно. Ладно, послушаем, с чем пришёл, – он нажал кнопку селектора: – Света, пусть войдёт, если так срочно.

– Здравствуйте, Виктор Владимирович! Можно? – в кабинет генерального заглянул Боря.

– Входи и закрой за собой дверь, – проговорил тот.

Борис вошёл, плотно закрыл дверь, потом без приглашения подошёл к столу и напористо выдохнул:

– Вы должны знать, Виктор Владимирович, что Алина Викторовна очень ценный сотрудник. Она всегда сидит допоздна, всё сама делает и всех всему учит. У нашего подразделения лучшие показатели. Она сейчас просто в тяжёлую ситуацию попала, у неё в семье что-то случилось, но ведь у всех бывают тяжёлые времена. Это временно! Да и не сказалось это никак на итогах. Её нельзя увольнять! На ней всё подразделение держится. Она во всех тонкостях разбирается, и к ней можно с любой проблемой прийти. Алексей Робертович так не сможет. Он и не объясняет никогда никому ничего. Лишь отговорки, и «сам разбирайся, тебе за это деньги платят».

– Не самый плохой стиль руководства, тебе действительно платят деньги в том числе и за то, чтобы сам разбирался.

– Для того, чтобы разобраться и сделать программное сопровождение, надо иметь грамотное техническое задание со всеми нюансами работы. Алина Викторовна такое составить может на раз, а у Алексея Робертовича с этим явные проблемы, он чётко сформулировать ничего не может. Не хотите оставлять Алину Викторовну, можете меня вместе с ней уволить. Прям сейчас могу сам по собственному желанию написать. Не вижу смысла работать в организации, где сотрудников, положивших всю жизнь на её благо, не ценят и выгоняют.

– С чего взял, что выгоняю? – нахмурился генеральный.

– Алексей Робертович пришёл, сказал, что он теперь полновластный руководитель, даже зама у него не будет, а Алина Викторовна рыдает в Вашем кабинете, потому что ни работать, ни руководить не умеет и больше здесь работать не будет.

– Смелое заявление, – усмехнулся генеральный, – но не соответствующее действительности. Алина Викторовна в отпуск уходит, у неё семейные проблемы, именно поэтому и плакала она, рассказывая о них. Сейчас она с ними разберётся и сможет вернуться. Поэтому обвинение в том, что радеющих за свою работу сотрудников я не ценю, на мой взгляд, абсолютно необоснованно. И смысла в увольнении «за компанию» я не вижу. Никто Алину Викторовну не увольняет. Ещё претензии ко мне есть?

– Если так, то извините меня, пожалуйста, Виктор Владимирович, – Борис смущённо потупился, – просто очень заступиться за начальницу захотелось. Обидно стало, она всегда ко всем со всей душой, хоть и без особых сантиментов и сдержанно всегда очень, но вот с любой проблемой всегда прийти к ней было можно. А Алексей Робертович так о ней… мне прям нехорошо сделалось. Ещё раз извините.

– Заявление передумал писать?

– Месяц или два Алину Викторовну подожду, а если больше, то вряд ли мы с Алексеем Робертовичем сработаемся. Он не тот руководитель, под руководством которого я бы мечтал работать.

– Если я пообещаю тебе, что тебя под её непосредственное руководство верну, сможешь до её прихода продержаться и в дополнение базы данных по подразделению несъёмными сделать, и никому об этом языком не трепать?

– Могу. А могу сделать так, что при копировании будут появляться фатальные ошибки, но не сразу… На мой взгляд, это круче будет. А можно ещё и вирус внести, активирующийся при копировании и добавлении в новую базу. Тогда это вообще «бомба» будет, – сразу понял о чём речь Борис.

– Можешь так, главное, чтобы это делал лишь ты, и никто не знал. По итогу премию получишь. Ну и с новым начальником постарайся не конфликтовать ближайшее время. Нам надо подразделение на время её отсутствия, – главный кивком указал на меня, – на плаву продержать и базу обезопасить. В случае чего звони ей, поможет, объяснит, подскажет. Понял?

– Понял. Всё сделаю. А остальным можно сказать, что Алину Викторовну не увольняют? Любят её у нас.

– Пока не надо. Она сама всё потом объяснит. Всем скажи, наорал я на тебя, что не в своё дело лезешь, и выставил из кабинета. А Алина при этом сказала, что своим увольнением ты ей не поможешь, и ты решил вернуться к работе. Всё. Иди.

– Понял. Всё сделаю. Спасибо, Виктор Владимирович, – проговорил Боря и вышел из кабинета.

– Вот, вот это совсем другой коленкор, вот такие сотрудники быть и должны, – генеральный, проводив его взглядом, с улыбкой посмотрел на меня.

– Вы не поверите, босс, но ещё год назад, мой заместитель казался мне таким же.

– Не пугай меня, Алинка. Ты хочешь намекнуть, что базовые установки могут кардинально поменяться? Или можно сделать акцент на слове казался?

– Год назад, у моего заместителя, – мне категорически теперь не хотелось называть Лёшу по имени, – что-то пошло наперекосяк в устоях. Я поэтому и не протестовала против этих психологических курсов личностного роста, надеялась, помогут ему уверенность обрести, силу внутреннюю почувствовать, а они наоборот, всё усугубили… и да, свободу воли никто не отменял, каждый индивидуум волен поменять всё, что угодно, в своих установках. Другой вопрос, осознаёт ли он, какова будет цена. Ему повезёт, если Вы его прижмёте и заставите ещё раз всё пересмотреть. В противном случае, для него всё закончится плохо.

– Тебе его жаль? – генеральный с непониманием уставился на меня.

– Скорее сожаление, что по собственной глупости человек все свои позитивные наработки уничтожил. Их восстановление путь сложный, а для некоторых и вовсе нереальный. Хотя у него сила воли большая, именно поэтому и смог так резко все устои поменять, может одумается и успеет что-то исправить…

– Ненавижу предателей, и второй шанс не даю, – генеральный брезгливо скривился. – Вот сейчас мне твой мальчик базы обезопасит, и от этой гниды мокрого места не оставлю.

– А первый, когда у него был? – непонимающе поинтересовалась я.

– Я был вынужден ударить тебя, чтобы ему его дать. Неужели не поняла? Вот прояви он раскаяние, или хотя бы сочувствие к тебе, дал бы возможность всё исправить. Но эта гнида лишь порадовался. И сделал это он явно зря.

– Да, его слова, которые в подразделении сказал, меня как-то совсем разочаровали. Это как же он меня ненавидеть должен, чтобы так обо мне сказать. И главное: «за что?», я искренне недоумеваю. Хотя, возможно, он убедил себя, что довести информацию до руководителя организации, это никакое не предательство, а напротив, предавала Вас я, покидая в рабочие часы офис и не отпрашиваясь у Юрия Павловича. Это ведь тоже предательством трактовать можно. А он дал Вам шанс от такой предательницы, в виде меня, избавиться.

– Слушай, Алин, когда я служил, мы все во время караула и покурить бегали и по нужде, прикрывая друг друга, но вот стукануть на это командиру батальона, никому в голову не приходило.

– А если бы это кому-то жизни стоило?

– Мы не идиоты были и знали, когда будет стоить, а когда нет. Твои отлучки тоже никому не вредили. Ты не во время авралов уходила, да и зам твой сам тоже не образец добродетели, я распечатки ведь и на него посмотрел, сказал же тебе.

– Босс, вот сижу сейчас и думаю, что по-хорошему мне надо было с Юрием Павловичем поговорить. Я, от всего свалившегося на меня, явно ступила. Да и казалось мне, что отпрашиваться на пару часов, то утром, то днем, то вечером это дергать его по ерунде. Рабочий процесс-то налажен, накладок нет, да и на телефоне я постоянно.

– У тебя синдром жертвы? Тебя подставили на ровном месте, а ты ищешь оправдание стукачу?

– Разобраться для себя хочу. Объективно. Почему это произошло.

– Объективно уже я разобрался и сказал тебе: ты в замах пригрела гниду. Одна ситуация с продажей твоей машины чего стоит. Эта тварь знал, для чего тебе деньги среди ночи?

– Да. Я просила взаймы дать до утра, мол, потом ещё один кредит возьму и верну, а он не согласился.

– И ты ищешь ему оправдания?

– Это элементарный эгоизм, босс, я столько в него вложила, что признаться самой себе, что это было зря, мне ужасно тяжело.

– Не зря вложила. Благодаря ему, я лучше узнал тебя. Считай, это была плата, и он выполнял роль, для которой был нужен. Вернее ещё чуточку повыполняет, а потом безжалостно спишу.

В это время у него зазвонил мобильный он ответил: «Перезвоню» и нажал отбой. Потом вновь обратился ко мне:

– Значит так, идёшь сейчас к себе, собираешь те вещи, что нужны тебе дома, потом сдаёшь ключ от кабинета Свете. Все твои вещи завтра упакуют и в другой кабинет перенесут. Коллективу можешь сообщить, что ушла в длительный отпуск в связи с семейными проблемами. Потом отправляешься домой. И месяц можешь о работе не вспоминать, если не свяжусь я, Юра или этот твой компьютерщик. Через месяц с Юрой согласуешь, как будешь дела принимать. Всё. Да, и не забудь Вадику позвонить завтра. Свободна. Увидимся через месяц.

– Спасибо, Виктор Владимирович, – я поднялась с кресла.

– Босс, мне понравилось, как ты меня так зовёшь, – поправил он.

– Спасибо, босс, – я улыбнулась, – Вы даже не представляете, как я Вам благодарна.

– Улыбку с лица убери и иди. Не надо, чтобы кто-то догадался, что ты нисколько не расстроена.

Я кивнула, сделала серьёзное лицо и вышла.

Забрала из своего кабинета свою сумку, заперла его, пошла сдала ключ Свете, потом в нерешительности постояла в коридоре, собираясь с мыслями, после чего прошла к кабинету зама, постучала, дождалась разрешения войти, открыла дверь и с порога проговорила:

– Алексей Робертович, я зашла попрощаться, ухожу, вернее уже ушла в отпуск по семейным обстоятельствам. Когда вернусь и куда, не знаю, но может, увидимся ещё. Успехов Вам.

– Ключик от кабинета мне оставьте, Алина Викторовна, – тут же проговорил он.

– Не могу, я его уже сдала секретарю генерального, у неё спрашивайте, – развела я руками, после чего, сделав шаг назад, быстро закрыла дверь.

– Подождите, Алина Викторовна, – он выскочил за мной в коридор, – Вы не можете так уйти. Вы должны мне передать проработки по возможным договорам с сублицензентами и заготовку под квартальный отчёт. Я знаю, что Вы её всегда заранее готовите.

– Я уже в отпуске, Алексей Робертович, поэтому всё сами-сами. Удачи.

– Это подло и низко, так пытаться отыграться за свои же косяки! – гневно выдохнул он.

И вот тут меня накрыло понимание, что он переступил последнюю черту.

Я сделала шаг к нему и тихим шёпотом выдохнула:

– Каждый платит по своим счетам, Лёш, настало время тебе научиться расплачиваться самостоятельно за сделанный выбор. Я его оплачивать не стану. Удачи!

– Вы обязаны две недели отработать!

– Я в отпуске, а не увольняюсь по собственному желанию. Не нравится, все претензии генеральному.

– Ну что ж, Бог Вам судья, Алина Викторовна. Не думал я, что Вы на такие подлянки способны.

– Он нам всем судья, Алексей Робертович. И Ваше право любую оценку мне дать, теперь предварительно хорошенько подумав.

– Земля круглая.

– Это бесспорно, главное сами не забывайте об этом. И давайте завершим наш неконструктивный диалог, я спешу.

Я развернулась и решительно зашагала по коридору на выход. В голове бушевал ураган мыслей: Неужели этот балбес действительно думал, что я в состоянии такого цейтнота буду готовить заранее отчёт и озадачиваться проработкой всего лишь возможных договоров? Привык, что я ему всё на блюдечке с каёмочкой подаю: возьми структуру документа, пригодится, на выборку по статистике, вот я провела анализ, лишь оформи. Теперь будет думать, что я всё поудаляла. Ну и пусть думает. Кстати, неужели мне завтра на работу не надо и я могу сразу к Димке поехать? И вообще весь месяц на работу не ездить. Вот ведь подфартило. Действительно говорят: «не было бы счастья, да несчастье помогло». А генеральный классный мужик. Работать с таким большая удача.