Тетрадь в косую линейку

Запись двадцать первая. Босс делает мне предложение, от которого отказаться я не смогла.

Когда я направилась к выходу из кабинета генерального директора, с твердым намерением здесь больше никогда не появляться, он схватил меня за плечи, развернул к себе и взглядом упёрся мне в глаза.

Мы минут десять не сводили друг с друга глаз, потом он разжал руки и, отступив вбок, негромко произнёс:

– Вот первый раз такую женщину вижу. Ты, Алинка, похоже, готова сейчас прям тут на амбразуру грудью лечь. Только ни к чему это. Не воюю я с тобой. Давай, сядь, поговорим спокойно. Я вижу, ты уперлась, и дело не только во вчерашнем. Тебя, похоже, всё достало, и я стал последней каплей. Извини. Не хотел обидеть. Давай, откровенно озвучивай, что в отношениях поменять хочешь, до уровня, который приемлемым посчитаешь. Может, договоримся.

– Откровенно? Это очень опрометчивая просьба, босс, поскольку если откровенно, то достал ты меня так, что договариваться не хочу. Ненавижу людей, которые считают, что если у них есть деньги, то они вправе больше не считаться ни с кем и ни по какому поводу, – устало выдохнула я.

– Вот я ни с кем не считался, когда должность тебе после доноса дал и потом Вадика послал, чтобы помог. Вот ни капли не считался. Как быстро всё хорошее забывается.

– Значит так, босс, тыкать своими хорошими делами – последнее дело. Как думаешь, мой Димка кому тыкать должен, что жизнь кассиршам и бабулькам сохранил? Им? А герои войн, кому счёт предъявить должны? Тебе или другим олигархам, которым дали возможность деньги тут делать, а не грядки на чужбине полоть? Ты сам-то по всем долгам расплатился, чтобы мне о моих напоминать? Наша жизнь, устроена так, что добрые дела здесь редко в прямой зачёт идут, у них другое предназначение. Поэтому не порть себе карму, пытаясь мне долгов понавесить. Я не ведусь на подобное и толку не будет никакого, лишь себе навредишь.

– Уела. Ладно, мисс остроумие и отвага, претензии сняты, долги списаны, давай продолжай. Может, базу для консенсуса всё же найдём.

– Странно слышать. Вот зачем тебе консенсус со мной, босс? Кто я такая?

– Честно?

– Желательно.

– Давным-давно таких, как ты, не встречал. То, что не побоялась сейчас ругаться со мной и на ты перешла, в моих глазах тебе лишь ценности добавило. Ты в лицо умеешь говорить правду.

И тут я, не сдержавшись, начала смеяться, а отсмеявшись, покачала головой:

– Я столько вру. Я постоянно вру, всем. Ты один из немногих, если не сказать единственный с кем меня сейчас прорвало, и я начала говорить то, что думаю. Наверное, потому что в глубине души очень устала от этого постоянного вранья и хочу завершить этот цикл. Димку вытащила, дальше сам справится. Мама к счастью здорова. И меня здесь не держит ничего. Работа ещё до этого держала. Интересно было. Но ты превратил в марионетку, а быть ею выше моих сил. Я не продаюсь ни за деньги, ни за благополучие. Вот вышвырнешь сейчас и поеду куда-нибудь волонтёром, где сдохнуть быстро можно. А если сам поспособствуешь быстро умереть, поблагодарю.

– Ты не любишь мужа? – генеральный подошёл вплотную и вновь заглянул в глаза.

– Люблю, – устало выдохнула я.

– Так об этом не говорят, – покачал он головой.

– Босс, я люблю именно так, я не умею любить по-другому. И то, что меня возбуждённо не трясёт при упоминании о нём, не повод попытаться склонить меня к адюльтеру. Я перестану окончательно уважать и себя, и Вас, если сейчас попробуете это сделать.

– Ты опять на Вы перешла. Это как трактовать надо?

– Поняла, что отсутствие дистанции чревато.

– Ладно, я тебя услышал. Теперь послушай меня. Первое – мы команда. И из этой команды сбежать я тебе не дам. Ни на этом свете не дам, ни на тот не пущу. Это первое. Второе – марионеткой больше не будешь, самостоятельности дам больше, но и спрос с тебя двойной будет, не справишься, все как было верну, – он сделал небольшую паузу, я заинтересованно молчала, и он продолжил: – Ну и третье, и наверное, в этой нашей с тобой тупиковой на данный момент ситуации, основное. Давай, ты меня будешь отцом считать. Ты ведь Викторовна у нас. И я тезка твоему отцу и по возрасту не намного его и младше. Я видел в твоём личном деле он совсем молодым родил тебя и рано умер. Поэтому предлагаю, что его функции возьму на себя. И отношение именно из этой иерархии строить будем. Я опекаю, забочусь, порой контролирую, могу на эмоциях и приобнять, но дальше этого дело не пойдёт. Обещаю. Ну и на эмоциях поругаться могу. Тебе в свою очередь тоже готов спускать и капризы, и эмоции, и претензии. Можешь хлопать дверями, и посылать, чёрт с этим, стерплю. Лишь за грань не переходи и публично не позорь.

Видя, что я готова гневно возразить, предостерегающе поднял руку:

– Я ещё не закончил.

– Вся внимание, – едва сдерживаясь, проронила я.

– Тогда четвёртое, так сказать заключительное. Ты нужна мне. Очень нужна. У меня сейчас не лучший период. Всё сложно. И без твоей помощи мне не выстоять. Если уйдёшь, преследовать, конечно, не буду. Это так, ради понта сказал. Но подпишешь всему моему делу и возможно мне, приговор. Готова на это. Вперёд. Теперь готов выслушать тебя.

Вместо ответа я начала вновь смеяться. Потом села в кресло и откинувшись на спинку проговорила:

– Браво! Вот просто браво! Ты крутейший психолог, босс. Вбрасывал и смотрел. А потом в последний момент догадался и нашёл беспроигрышный вариант. Профессионализм зашкаливает. Я потрясена. Вот честно.

– Так уйдёшь?

– Если ответишь откровенно, то нет.

– Спрашивай.

– Зачем я тебе?

– Откровенно, говоришь тебе надо ответить… – задумчиво проговорил он. – Если откровенно, то не знаю. Просто чувствую. У меня так и раньше было. Вот чувствовал, что надо идти этой дорогой, и мы обходили минное поле. Чувствовал, что не надо что-то делать, и трижды покушения на меня не удавались. Вот и сейчас чувствую, что отпускать тебя нельзя. Просто чувствую. Что это – не знаю, может интуиция, а может, ангел у меня хороший.

– Выиграл, – я демонстративно подняла руки: – Сдаюсь! Формат общения давай обговорим ещё раз. Ты явно перегнул с этим: папа-дочка, я понимаю, пробовал на моей потере сыграть. У меня и правда с отцом очень доверительные отношения были, и я тоскую без них, но это не повод явной фальшивкой эту дыру пробовать заткнуть. Поэтому давай без этого. С твоей стороны готова терпеть нелицеприятные высказывания, но без хамства и явных команд, мне это претит. Со своей стороны постараюсь подстроиться под устраивающий тебя или Вас формат.

– И почему сразу фальшивкой? Я ведь искренне старался заботиться о тебе. Ты испугалась, что за этим стоит попытка склонить тебя к адюльтеру. Поэтому предлагаю тот формат, при котором её быть не может.

– Ты намекаешь, что вчера я ошиблась?

– Нет, не ошиблась. Это я сегодня понял, что ошибся вчера. И предлагаю отношения в которых и тебе, и мне будет комфортно. Отныне постараюсь в тебе видеть дочку, гордую, немного своевольную, но несмотря ни на что желающую помочь и поддержать.

– Видеть в тебе заботливого отца это что-то, босс. Я в шоке.

– Надеюсь, приятном шоке. Ну так что? Договорились?

– А тебе в голову не пришло, что ты этим настоящих детей предаёшь?

– У меня кроме старшей дочери двое приёмных мальчишек. Поэтому нет, не пришло, ни тогда, когда их брал, ни сейчас не пришло, – достаточно жёстко ответил он.

– Не знала, обидеть не хотела, вопрос задала исключительно для того, чтобы понять в каком окажусь положении, если соглашусь с таким раскладом, – я нервно сжала руки перед собой. Потом, немного подумав, подняла на него взгляд и проговорила: – Моя мать, если бы сейчас узнала об этом, сказала бы мне, что этим я предала отца, и вся моя любовь к нему была не более чем показуха. Я не плакала на похоронах и никогда не говорила о том, что мне тяжело без него. А сейчас готова посчитать отцом того, кто дал мне денег. Продажная я предательница.

Генеральный попытался что-то сказать, но я просительно подняла руку, и он ничего не сказал, и я продолжила:

– А вот отец наверняка сказал бы другое. Я уверена, что сказал бы, – на глаза у меня навернулись слёзы, и я, подняв наверх голову, сглотнула несколько раз, пытаясь их сдержать.

Генеральный молча подошёл, одним движением за плечо выдернул меня из кресла и крепко обнял, поглаживая при этом по спине. Потом тихо шепнул на ухо:

– Мои мальчишки дети погибшего друга. Считай, тебя мне тоже так передали, без слов, клятв и обещаний. Но я не обижу. Клянусь.

– А где их мать? – осторожно высвобождаясь, спросила я.

– Тяжелая история, не спрашивай.

– Я не имею права знать? – сразу насупилась я.

– Имеешь. Но давай не сегодня. Не готов, – достаточно резким тоном ответил он.

– Хорошо, – я осторожным движением кончиками пальцев коснулась волос на его виске и, заглядывая в глаза, тихо и просительно проговорила: – пожалуйста, не обижайся на меня.

Он перехватил мою руку, сильно сжал ладонь. Немного помолчал, потом хрипло спросил:

– Ты так извинялась перед отцом?

Я молча кивнула, и тут же вскрикнула от боли, так усилился его захват.

– Извини, извини, не рассчитал, – он тут же разжал пальцы и прижал к своим губам мою пострадавшую руку. Потом начал её поглаживать, приговаривая: «у кошки боли, у собачки боли, у Алинки всё пройди и жирком заплыви».

– А давай ни у кого ничего болеть не будет и у меня заплывать жиром тоже? Можно? – не смогла я сдержать улыбки.

– Это присказка такая. Я так дочку жалел, – обиженно произнёс он.

– А давай так: раз, два, три, ни у кого ничего не боли! Я в детстве яростно протестовала против маминой, такой как у тебя, присказки, её, наверное, все знают. И папа мне придумал свою.

– Договорились, – лицо генерального неожиданно осветила улыбка, – итак: раз, два, три, ни у кого ничего не боли! Помогло?

– Ещё как! Суперское заклинание! Всё прошло и не болит, – я игриво повертела кистью руки.

– Я рад, что его освоил. Ладно. Иди. На сегодня свободна.

– Я не могу быть на сегодня свободна. У меня летучка через два, нет уже через час. А потом приедут представители конкурентов с предложением о совместном выходе на тендер.

– Чёрт, забыл о них. Слушай, ты хотела самостоятельности. Вот самостоятельно и разрули всё с ними.

– С каким итогом?

– А с каким хочешь. Там и тендер не особо значимый, и эти деятели вряд ли что-то интересное предложить смогут. Но если предложат, то почему нет? Развлекись, моя девочка, и реши всё сама. По итогу доложишь.

– Круто, босс. Я тебя люблю, – радостно выдохнула я и, споткнувшись о его непонимающий взгляд, поспешно добавила: – со всей признательностью дочернего сердца.

– Вот чертовка! – хмыкнул он. – Ладно, иди.