Тихий шепот

Глава 10

В полдень, когда я выхожу из здания школы, Михаил уже ждет меня у своего огромного внедорожника. Он опирается на капот, скрестив руки перед грудью, и выглядит злым и сексуальным в своем черном костюме и очках-авиаторах. Его непринужденная поза говорит о том, что ему нет дела до всего на свете, но меня это не обманывает. Он знает обо всем, что происходит вокруг него. Я заметила, как он изучает обстановку каждый раз, когда куда-то прибывает, взвешивая все возможные угрозы поблизости. Как будто он все время ждет, что кто-то выскочит из кустов и начнет стрелять.

— Как прошел урок? — спрашивает он, когда я подхожу.

Я не собираюсь говорить с ним об успешном уроке или о том, что они попросили меня прийти еще раз на следующей неделе. Михаил кое-что должен мне с прошлой ночи, и я планирую это забрать. Я останавливаюсь перед ним, откидываю голову и смотрю на него суженными глазами.

— Что-то не так, Бьянка?

Я киваю. Несомненно. Я подманиваю его пальцем, прося его наклониться. Михаил опускает голову. Мне бы хотелось, чтобы на нем не было солнцезащитных очков, потому что даже без них его трудно прочесть. Я перевожу взгляд на его губы, все еще находящиеся в паре сантиметров от моих, и вижу, как они слегка изгибаются. Он берет меня за подбородок и в следующее мгновение прижимается своим ртом к моему.

В голодном, требовательном поцелуе нет ничего нежного. Он всегда так хорошо контролирует себя, но те несколько раз, когда его выдержка изменяла ему, заставили меня задуматься, что скрывается под его маской. Я не могу дождаться того момента, когда его контроль полностью рухнет.

Он отпускает мой подбородок, но не отстраняется.

— А сейчас? Все еще что-то не так?

Я ухмыляюсь и качаю головой. Он учится. Я кладу руку ему на лицо, но как только прикасаюсь пальцами к его правой щеке, он резко поднимает голову и отступает.

— Нам пора ехать, если мы хотим избежать пробок, — говорит он и открывает для меня пассажирскую дверь.

Мы уже на полпути к квартире, когда Михаил достает телефон и кому-то звонит. Он снова говорит по-русски, и единственные слова, которые я улавливаю, это «Ford Explorer». Человек на другом конце что-то говорит, а затем Михаил обрывает звонок.

— Мы сделаем небольшой крюк, — говорит он.

Мы едем в ровном темпе, едем около двадцати минут. Вскоре мы оставляем позади шум и суету городского движения, и зданий впереди шоссе становится все меньше. Мы едем куда-то за город. Неожиданно Михаил нажимает на педаль газа. Я хватаюсь за ручку двери и держусь так, как будто от этого зависит моя жизнь. Спидометр на приборной панели начинает быстро подниматься, достигая почти ста миль в час. Михаил смотрит в зеркало заднего вида и резко поворачивает направо, выезжая на узкую грунтовую дорогу. Я смотрю назад на черный Ford Explorer, который делает тот же поворот и набирает скорость за нами. Михаил продолжает ехать, сохраняя дистанцию еще двадцать минут, затем сворачивает на другую грунтовую дорогу, ведущую к виднеющемуся вдали заводу. Его телефон звонит один раз, затем останавливается.

— Возьми мой телефон, — говорит он. — Отправь сообщение Денису. Это номер, по которому я только что звонил.

Я беру телефон, нахожу звонок в журнале и открываю окно сообщения.

— Напиши... Мне нужен один из них живым.

Я напрягаюсь, на секунду замираю над клавиатурой, затем набираю сообщение и отправляю его.

— Теперь слушай меня внимательно, — говорит он, снова бросая взгляд на зеркало заднего вида. — Я припаркуюсь перед заводом. Ты запираешься, ложишься на пол и не выходишь из машины. Что бы ни случилось. Понятно?

Я киваю и пытаюсь сдержать панику, нарастающую во мне.

— Если все пойдет наперекосяк, ты заводишь машину и уезжаешь. Поедешь в центр города, припаркуешься где-нибудь в людном месте и будешь ждать. Кто-нибудь приедет за тобой как можно скорее. В машине есть GPS-навигатор.

И оставить его в глуши? Он что, спятил? Как он вернется?

— Solnyshko ты поняла, что я сказал?

Я не собираюсь его бросать, но сейчас не лучший момент сказать это, поэтому киваю.

— Хорошо.

Машина с визгом останавливается перед входом на фабрику. Михаил снимает солнцезащитные очки, лезет под сиденье и достает пистолет.

— Запрись.

Он выскакивает и захлопывает за собой дверь, а потом убегает.

Я забегаю в заброшенный завод, взвожу пистолет и встаю у разбитого окна, из которого открывается прямой вид на дорогу и въездные ворота. Автомобиль, который следовал за нами, проезжает через ворота мгновение спустя и останавливается примерно в пяти метрах от моей машины. В течение нескольких минут никто не выходит. Вероятно, они обсуждают, что делать. В конце концов, открывается задняя дверь, и оттуда выходит мужчина с пистолетом наготове. Он целится в заднее стекло моей машины и стреляет. Ничего не происходит, и он пытается еще три раза.

Это бронированная машина, кретин.

Я бросаю быстрый взгляд в сторону ворот. Где, мать его, Денис? Если я начну стрелять, они могут удрать отсюда, и мы их потеряем.

Открывается еще одна задняя дверь, и оттуда выходит лысый мужчина лет сорока с дробовиком. Черт. Не уверен, сколько выстрелов выдержит стекло, а рисковать жизнью Бьянки я не собираюсь. Прицеливаюсь в лысую голову парня, которая видна над дверью машины, и стреляю. Его голова дергается назад, и он падает на землю в тот же момент, когда я убиваю второго парня. Несколько секунд тишины, затем открываются две передние двери. Я успеваю увернуться, прежде чем водитель и еще один парень открывают огонь в мою сторону.

На меня сыплется стекло из окна. Один из крупных осколков вонзается мне в спину, в районе плеча. Я тянусь назад и вытаскиваю его, порезав при этом руку.

Оживает двигатель, и на секунду мне кажется, что Денис наконец-то приехал. Но звук слишком близко. Через секунду раздается звук удара, и стрельба прекращается. Я смотрю в окно и не верю. Моя изысканная маленькая женушка только что протаранила машину преследователей.

Я выбегаю из здания и бегу к стрелявшим, которые лежат на земле. Должно быть, их двери были открыты, когда Бьянка врезалась в них. Похоже, водитель более или менее цел и невредим, он уже тянется за своим пистолетом, который лежит на земле в нескольких футах от него. Я стреляю ему в голову, прежде чем он до него доберется, подбираю пистолет и обхожу машину. Последний парень скрючился на земле, его рвет. Судя по количеству крови на его затылке, он сильно ушибся. Я отпихиваю от него пистолет, когда слышу звук приближающейся машины. Пять секунд спустя Денис паркуется позади меня и выскакивает наружу.

— Босс я смотрю, вы уже все уладили. — Он улыбается как идиот.

— Где ты, блядь, был?

— Я свернул не туда. Извините, босс.

Я ругаюсь и указываю на три других тела.

— Проверь их. Потом вызови уборщиков. — Я поворачиваюсь к парню, которого рвет. — Упакуй гавнюка и отвезите на восточный склад. Я допрошу его завтра. Если понадобится, вызови врача. Он нужен мне живым.

Я поворачиваюсь и направляюсь к своей машине.

Первое, что говорит мой муж, когда открывает дверь после того, как я только что спасла ему жизнь?

— Ты разбила мне задние фонари.

Я приподнимаю брови, фыркаю и пересаживаюсь на пассажирское сиденье. Михаил садится, и когда тянется к ключу зажигания, я замечаю кровь на его правой руке. Я резко вдыхаю и кладу свою руку поверх его. Он отпускает ключи и позволяет мне осмотреть его ладонь. На ране кровь вперемешку с грязью. Я не вижу, откуда у него идет кровь, и не хочу усугубить ситуацию, пытаясь смахнуть грязь. Я беру подол своей футболки, отрываю кусок материала и аккуратно обматываю им его руку. Когда поднимаю глаза, то вижу, что он наблюдает за мной. Я показываю на себя, потом на руль.

— Бьянка это всего лишь царапина. Я могу вести машину, — говорит он и заводит машину.

Михаил всю дорогу до дома разговаривает с кем-то по громкой связи. Я не уверена, с кем именно, но голос знакомый, возможно, с паханом. Я понятия не имею, о чем говорят, потому что весь разговор шел на русском, поэтому я откидываюсь на сиденье и закрываю глаза.

В меня стреляли. Снова. Даже месяца не прошло. Неужели теперь это станет для меня нормой? Быть замужем за парнем из братвы, похоже, гораздо опаснее для жизни, чем я ожидала. Так почему же, черт возьми, я не испытываю особого потрясения? Из-под ресниц я смотрю на мужа. В манере Михаила говорить по-русски есть что-то невероятно сексуальное, он разговаривает более спокойно. Я не знаю, связано ли это с тем, что он говорит на своем родном языке, или с тем, что он близок с Петровым. Будет ли он когда-нибудь так же расслаблен со мной?

Михаил паркует машину в подземном гараже, и когда он наклоняется, чтобы открыть свою дверь, я замечаю красное пятно на бежевом кожаном сиденье. Он ранен. Почему он ничего не сказал, черт возьми? Я слежу за ним глазами и замечаю мокрое пятно на его рубашке, возле левой лопатки. Что, черт возьми, с ним такое? Я вскакиваю со своего места, захлопываю дверь машины и смотрю на него.

— Опять злишься на меня?

Я указываю на его плечо и всплёскиваю руками. Конечно, я злюсь!

— Ничего страшного, Бьянка. Расслабься.

Расслабиться? Он истекает кровью и хочет, чтобы я расслабилась? Я поворачиваюсь и иду к лифту.

Зайдя в квартиру, я прямиком мчусь на кухню, открываю нижний ящик, где в прошлый раз хранилась аптечка, и начинаю доставать все необходимое. Михаил наблюдает за мной из дверного проема, пока я раскладываю вещи на кухонном столе, затем мою руки. Закончив с этим, я поворачиваюсь к нему и жду.

Михаил стоит как вкопанный на том же месте, глядя на меня, и я клянусь, если он сию же минуту не подойдет ко мне, я притащу его сюда сама. Наконец, он двигается и идет к раковине. Сняв мою импровизированную повязку и смыв кровь, он кладет руку на стойку передо мной, ладонью вверх.

Три его пальца порезаны, вероятно, стеклом, но порезы неглубокие. Я очищаю их, наношу антибиотический крем и наклеиваю пластырь на каждый. Закрываю коробку, указываю на его плечо, показывая пальцем, чтобы он повернулся.

— Нет. Я сам.

А как он собирается сам обрабатывать рану на спине? Я качаю головой в сторону и показываю ему: «Плечо.»

Он игнорирует меня и тянется за антисептическим спреем. О, ради Бога, он такой чертовски упрямый. Я кладу свою руку поверх его руки и прижимаю другую руку к его груди. Медленно, кончиком пальца я провожу по буквам на его груди.

П-О-Ж-А-Л-У-Й-С-Т-А

Он смотрит на мой палец, потом встречается со мной взглядом, и на лице у него появляется такое выражение... Я не могу сказать точно, но кажется, что это уязвимость.

— Хорошо, — говорит он и, взяв меня за талию садит на столешницу.

Несколько мгновений он просто стоит на месте — руками держится за край столешницы по обе стороны от меня, он поддался немного вперед телом, и решительно сжал челюсть. Наши лица находятся так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже, а глубокий синий цвет его глаз внимательно наблюдает за мной.

— Зрелище не из приятных, Бьянка, — говорит Михаил ровным голосом, и с отстраненным лицом. — Если ты не в силах это вынести, просто скажи.

У меня нет проблем с кровью. Он это уже знает. Он чего-то не договаривает. Михаил поворачивается ко мне спиной и начинает расстегивать рубашку. Чувство ужаса нарастает. Я помню его руку с того единственного раза, когда ее видела. Он всегда носит вещи с длинными рукавами, а той ночью, когда я провела руками по его спине, я почувствовала на его коже бугорки. Хотя было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Его нерешительность связана вовсе не с раной. Он не хочет, чтобы я видела его спину.

Михаил заканчивает расстегивать рубашку, снимает ее и бросает на пол. Я смотрю на его спину, слезы наворачиваются на глаза, не смотря на все мое самообладание, я не могу их сдержать. Длинные, слегка выступающие, но поблекшие от возраста рубцы пересекают его спину словно от плети. Старые раны. Их так... так много. Осталось несколько участков нетронутой кожи, но в остальном вся его спина представляет собой гобелен из рубцовой ткани.

Я на секунду закрываю глаза и смахиваю слезы рукой. Снова смотрю на него, Михаил все еще стоит в той же позе, спиной ко мне, смотрит прямо перед собой и дает мне возможность собраться с мыслями. Я делаю глубокий вдох, достаю компресс и антисептический спрей и уделяю внимание порезу на его левой лопатке. Он не очень глубокий, возможно, швы накладывать не придется. Я несколько раз протираю порез стерильной марлей, смазываю его кремом с антибиотиком, затем накладываю фиксирую порез с помощью стежками-бабочками. После этого накладываю слой марли и закрепляю ее несколькими полосками медицинской ленты. Я делаю еще один вдох, чтобы подготовиться к предстоящей боли, и кладу руку на его плечо.

— Повернись, Михаил. — Мой голос такой тихий, едва слышный шепот, но кажется, что я кричу, потому что горло болит так, будто кто-то скребет наждачной бумагой по моим голосовым связкам.

Михаил поворачивается ко мне так быстро и внезапно, что я вздрагиваю. Он смотрит на меня так, будто у меня выросла еще одна голова. Я перевожу взгляд на его грудь. Следов плети нет, но есть ожоги на боку и животе, а также множество шрамов от ножевых порезов, как на его руках. Боже, как он вообще жив?

Я смотрю на его замкнутое лицо, поднимаю руки и зарываю их в его волосы. Не отрывая взгляда от его глаз, я просовываю один палец под нитку его повязки и жду. Он не говорит ни слова, стиснул зубы и кивает. Я в ответ и снимаю повязку.

У него по-прежнему оба глаза, но если левый глаз ясный и темно-синий, то радужная оболочка правого гораздо бледнее и туманнее. На коже вокруг него и на веке есть несколько сильных рубцов, как будто кто-то пытался удалить ему глаз.

— Правый глаз видит лишь на пять процентов, — говорит он отстраненным голосом, — но он мешает видеть левому, из-за чего зрение расплывается. Я постоянно ношу повязку, кроме сна, тренировок и душа.

О, Михаил. ...что с тобой случилось? Хотелось бы знать, расскажет ли он мне когда-нибудь, что с ним случилось. Поскольку я сижу высоко, мы почти лицом к лицу, поэтому я беру в ладони его лицо ощущая жесткие бугры на его коже и наклоняюсь вперед, чтобы наши носы соприкоснулись.

— Господи, Бьянка. — Он закрывает глаза и прикасается своим лбом к моему. — Как ты можешь смотреть на меня?

Я протягиваю руку, чтобы убрать прядь его волос, упавшую на лоб, и провожу тыльной стороной ладони по его правой щеке. Боль, которую он испытал при этом, должна была быть невыносимой. Самый длинный из шрамов рассекает его правую бровь на две части, и я провожу пальцем по нему, затем по носу, пока не дохожу до рта.

— Я думаю... — Мое горло кричит от боли, но я все равно продолжаю. — Ты... сексуальный.

Обхватываю его лицо ладонями и целую в губы. Потом еще и еще. Я одержима его губами. Мне кажется, я могла бы часами просто его целовать.

— Ты сумасшедшая, solnyshko.

Нет, не сумасшедшая. Просто влюблена в него.

Мне плевать на шрамы и его глаза. Для меня он самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала. Медленно, я скольжу руками по его груди и прессу, пока не добираюсь до пояса его брюк и начинаю их расстегивать. Михаил издает звук, напоминающий рычание, подхватывает меня и несет в спальню.

— Снимай одежду, — говорит он, укладывая меня на кровать.

Я в рекордно короткие сроки освобождаюсь от футболки и джинсов, вожусь с застежкой лифчика, пока он зацепляет пальцами за пояс трусиков и спускает их вниз по моим ногам.

— Ты, — он целует мою лодыжку, — такая чертовски красивая. — Еще один поцелуй, на бедре.

Я смотрю, как он наклоняется, зарывается лицом между моих ног и лижет мою киску.

— Я не слишком привлекательный, — еще одно лизание, — но я сделаю так, что ты Бьянка никогда не подумаешь ни о каком другом мужчине.

Он вводит в меня один палец и начинает сосать клитор. Для меня слишком много, но в то же время хочу еще. Он вводит еще один палец, и, о... Боже, кажется, я сейчас кончу. Он растягивает мои стеночки, языком обводит клитор, и я выгибаюсь дугой на кровати, когда волна удовольствия накатывает на меня. Михаил отстраняется от моей киски, и вскоре я чувствую головку его члена у своего входа, но он не входит в меня сразу. Вместо этого нависает надо мной, сжимает мою шею, и он смотрит на меня разными по цвету глазами.

— Моя! — грозно воскликнул он и начал медленно проникать в меня членом, так медленно, что мне показалось, что я сойду с ума. — Если я увижу, что хоть один мужчина прикоснулся к тебе Бьянка, я убью его. — Он подхватывает ладонями под ягодицы и погружается в меня до основания, а затем отступает.

Я делаю резкий вдох, и мои глаза закатываются. Михаил закидывает мои ноги к себе на плечи, чтобы глубже войти в меня. Он снова попадает в эту точку, и я чувствую, что приближаюсь к апогею. Когда он приподнимает мои бедра с кровати и входит в меня, дрожь начинает сотрясать мое тело. За веками вспыхивают белые звезды, пока я переживаю свой оргазм, а Михаил продолжает входить в меня, уничтожая меня самым лучшим способом.